М. Н. РИМСКОМУ-КОРСАКОВУ

5 мая 1923 г.

[Нью-Йорк]

Дорогой Михаил Николаевич.

Ваше письмо от 19 февраля давно пришло ко мне в Нью-Йорк, где и ждало моего возвращения. Вернулся я в начале апреля, проболел две недели и приступил к делу ¹ несколько дней тому назад. Впрочем никакой особенной деятельности мне не пришлось проявлять, так как милые американцы, после обращения Пирожникова в оперу Метрополитен, сами начали действовать.

Я узнал от режиссера оперы, Эдварда Циглера, что ими собрано 600 долларов, которые Вам уже посланы. От правления Филармонического общества в Нью-Йорке узнал, что они собрали 2340 д[олларов], которые ими переданы также Циглеру. От оркестра в филармонии узнал, что ими собрана некоторая сумма (размеры ее не упомянуты), которая препровождена ими все тому же лицу.

На мой вопрос, когда эти деньги будут переведены Вам, Циглер мне ответил, что последние две суммы боится Вам выслать, не получивши от Вас ответа о доставке первой суммы в 600 долларов. Я, конечно, понимаю, насколько такая задержка Вам неприятна, но оправдываю также осторожность Циглера. В настоящее время пути отправки денег в Россию еще не проверены, и переводить такую относительно значительную сумму, не имея от Вас подтверждения, действительно рискованно. Напишите же ему скорей ответ.

В заключение хочу Вам от себя сказать, как высоко здесь ценится творчество Николая Андреевича, как его здесь почитают. Такие вещи, как «Золотой петушок», «Шехеразада», «Светлый праздник», «Испанское каприччио», играются всеми обществами ежегодно, вызывая неизменно те же восторги. На меня же лично, в особенности три первые произведения, действуют болезненно. От сентиментальности ли, м[ожет] б[ыть] мне присущей, от моего ли уже пожилого возраста, или от потери Родины, с которой музыка Николая Андреевича так связана (только Россия могла создать такого художника), исполнение этих вещей вызывает у меня постоянные слезы.

Примите мой душевный привет и мой низкий поклон— Вам — детям и внукам незабвенного Николая Андреевича. Если Вам что-либо когда понадобится, обращайтесь, пожалуйста, ко мне.

С. Рахманинов

Д. РИБНЕР

13 июня 1923 г.

[Локуcт Пойнт]

Дорогая мисс Рибнер,

Я получил Ваше письмо и в соответствии с ним послал мисс Томсон телеграмму. Теперь буду ждать от Вас известия о «точной дате», которое, надеюсь, придет очень скоро.

Когда Вы получите это письмо, я буду в Нью-Йорке, в больнице, где мне будут удалять бесконечное число зубов. Я Вам ничего не скажу ни о дате, ни о месте, так как буду очень неинтересным, очень сердитым и очень несчастным.

Буду в Нью-Йорке до понедельника.

Сердечный привет всем.

Искренне Ваш С. Р.

Д. РИБНЕР

19 июля 1923 г.

[Локуст Пойнт]

Дорогая мисс Рибнер,

Мое здоровье все еще не совсем в порядке. После многочисленных посещений дантиста на моей верхней губе образовался нарыв. По-видимому, гипс, которым пользовался врач, был недостаточно стерилен. Половина лица у меня распухла и покрыта лейкопластырем. Таким образом, моя надежда на то, что я с каждым днем буду хорошеть, до сих пор не оправдалась, и я не могу навестить Вас.

С сердечным приветом Вам и мистеру Стинсону.

Искренне Ваш С. Р.

Д. РИБНЕР

21 августа 1923 г.

[Локуст Пойнт]

Дорогая мисс Рибнер,

Какие вы все добрые! От всех вас я получил письма и каждый раз, читая их, бываю тронут. Очень высоко ценю Ваши добрые чувства ко мне. Все сказанное мною совсем не «мармелад», а точно то, что чувствую, и на самом деле очень хочу поблагодарить Вас.

Мое здоровье улучшается, но я очень медленно хорошею, тем не менее теперь мог бы показаться Вам, не опасаясь слишком сильно разочаровать Вас. Но одно обстоятельство заставляет меня очень тревожиться: все это время я был не в состоянии работать. До начала моего концертного сезона осталось всего два с половиной месяца, а я еще не составил свою программу! Потеряв красоту, я опасаюсь потерять также мое доброе имя.

Целую вас всех, искренне ваш Сергей Рахманинов

М. А. СЛОНОВУ

22 августа 1923 г.

[Нью-Йорк]

Милый друг Михаил Акимович,

Письмо твое, без даты, получил¹. Получил также несколько писем до этого. Очень прошу извинить меня, что не отвечал на них. Мне, право, очень совестно. Причин моего молчания довольно много; некоторые упомяну: я много работаю, сильно устаю. Вернее, уже давно устал, но никак не соберусь отдохнуть, да, по правде сказать, плохо представляю себе, как этот отдых устроить. Затем чувствую себя слабым, старым. Ответить на все письма, получаемые мною от друзей, знакомых и родственников из России, все равно не представляется возможным, а деловая корреспонденция, здешняя, идет своим чередом, и я еле с ней одной справляюсь. Делаю это пространное объяснение, чтобы представить доводы к смягчению моей вины, которую все же признаю.

Что касается твоей просьбы и желания приехать сюда с сыном, то, на мой взгляд, эта идея мало удачная и

трудно исполнимая. Здесь вряд ли тебе представится возможность работать. Как и во всем мире сейчас, здесь дорого ценится физический труд, а интеллигенты, пополняемые огромным количеством приехавших иностранцев, еле-еле перебиваются, да и то в лучшем случае. Кроме того, и разрешение на въезд по новому закону, ограничивающему как раз это переполнение, получить теперь трудно. И это все не фразы, много у меня живых примеров этому. Если у тебя есть хотя бы сносная возможность существовать в России, советую сюда не стремиться. На этом грустном заявлении и разреши окончить письмо.

Мой сердечный привет тебе.

Твой С. Р.

Р. S. Благодарю за присылку романсов.