АЛЕКСАНДРА ВВЕДЕНСКОГО

Ленинградская литературно-философская группа «Объедине­ние реального искусства» вошла в историю авангарда под сокра­щенным названием ОБЭРИУ. Эта аббревиатура, по мнению авторов, должна восприниматься читателем как знак бессмыслицы и нелепицы.

Задача творчества ОБЭРИУ – создать «ре­ализм необычайного» (реализм абсурда).

Суть направления: Отказ от традиционных форм и методов искусства, утверждение новых форм на основе гротеска, алогизма, поэтики абсурда, принципа «наивного письма».

ОБЭРИУ ломали причинно-следственные связи повествования, разрушались жанровые рамки. Провозглашалось читать/писать что хотим, когда хотим и как хотим – ОБЭРИУты обогнали свое время.

Лирический герой в поэзии ОБЭРИУ надевал 2 маски – или иностранец,илиребенок (кто-то, кто не знает правил существующего мира). Итак, ОБЭРИУты изначально создавали «взрослую» литературу, однако исходной точкой своего творчества провозглашали детское видение мира: «Ребенок мудр, потому что он не знает условных, привнесенных в жизнь порядков, он первый сказал, что король гол, и тем самым открыл всем глаза».

Их привлекало искусство неофициальное, близ­кое к традициям скоморохов, народного театра (традиции балагана, вертепа). Это позволяло «видеть мир голыми глазами», т. е. видеть явления, которые не заметны, похороненные под слоем привычки (посмотреть на цыпленка как на мертвого ребенка, ведь цыпленок – детеныш курицы). Так, через абсурд достигался «чистый взгляд» на вещи.

1930-й год – группа была распущена: ОБЭРИУтам посоветовали заниматься строительством будущего общества. И они стали детскими поэтами в журналах «Еж» и «Чиж» (издатель – С.Я. Маршак). До сегодняшнего дня поэзия ОБЭРИУ считается лучшей в отечественной детской литературе. Но «верхам» не нравилось искусство ОБЭРИУтов, с 1936 года «Еж» и «Чиж» подвергаются критике; ОБЭРИУты исчезают.

Яркие представители, вошедшие в детскую литературу – Даниил Хармс, Александр Введенский (были арестованы по политическому делу, умерли в заключении).

Таким образом, приход поэтов группы ОБЭРИУ в детскую литературу не был случайным. Помимо житейской необходимости (творчество ОБЭРИУ было слишком новаторским для своего времени и не принималось ни в литературных кругах, ни широким кругом читателей, в связи с чем эксперименты в детской литературе, лояльно воспринимаемые обществом, стали основной литературной деятельностью ОБЭРИУтов), причина лежала в сближении их исканий с алогизмом детской жизни, которая вся — сдвиг и неточность.

Значение творчества. Хармс и Введенский являются мировыми основоположниками литера­туры абсурда. Данное обстоятельство доказывает, что детская ли­тература может быть полигоном для самых смелых эксперимен­тов, что она может опережать генеральное движе­ние литературы для взрослых. Несмотря на короткую историю группы (строгие рамки – 1927–1930), ОБЭРИУты успели революционизировать язык детской поэзии, поэзия для детей ОБЭРИУтов вынесла из поэзии для взрослых языковую игру, алогизм, поэтику абсурда, эксцент­рику, интеллектуализм, игнорирование этических тем.

Обэриуты по-своему решили весьма трудную в детской лите­ратуре проблему иронии (известно, что из всех видов комиче­ского дети позднее всего воспринимают именно иронию): в час­тности, Хармс позволил себе смеяться над нравственно-дидактическими штампами детской литературы, над педагогикой в кар­тинках.

Он якобы «серьезно» воспроизвел модель нравоучитель­ного детского рассказика: «Бабушка уронила иголку. Как отыс­кать ее в куче песка? Бабушка очень огорчилась. Но Маша уже бежала из дома с магнитом в руке. Она быстро провела магнитом раз-другой по песку. — Возьми свою иголку, бабушка! — сказала Маша» («Умная Маша и ее бабушка»). Папа с ружьем, бегущий за хорьком с ужасным намерением в стихотворении «О том, как папа застрелил мне хорька»(1929). Маша, исполненная ума и добродетели, бегущая с магнитом в руке, — оба героя в равной степени абсурдны сами по себе, несмотря на логичность их по­ступков. Да и сами истории рассказаны столь значительным то­ном, что не могут не вызвать веселья. Хармс, обратившись к дет­ской литературе, вероятно, почувствовал ее пародийную приро­ду—в ничтожном поводе для написания значительного текста

Реальность открывалась обэриутам как царство аб­сурда.

В стихах Хармса крутится забавный абсурдный мир, где все наоборот:

кашу не ели,

а пили,

шли задом наперёд,

а непонятное нечто

«чирикало любезно,

но зато немного скучно,

и как будто бы назад».

Спутаны связи слов, разлажен механизм речи, сюжет транс­формирован, мораль исчезла, — казалось бы, поэт глумится над самим Словом. Однако эстетическое значение стихов — в мощ­ном напоре праздничного настроения, в карнавальной отмене условностей. Фольк­лорный детский перевертыш в исполнении обэриута выступает в качестве манифеста нового отношения к Слову и действитель­ности.

Стихи обэриутов, в особенности детские, представляют собой разные игры. В журналах «Чиж» и «Ёж» появлялись их рисунки, шарады, загадки, игра выплескивалась за пределы вербального мышления и требовала включения визуально-абстрактного мыш­ления детей. Например, одна из игр заключается в том, что мир интуитивно «рассыпается» в подвижных нелепицах и логически «собирается» в неподвижное целое, и наоборот — как в детской игре «Замри! — Отомри!»:

Живая речь, в особенности поэтическая, издавна привычна к фантазиям и вымыслу.

Излюбленный их мотив — путаница(например, «Чудаки»Юрия Владимирова). Поводом для этого стихотворения послужил розыгрыш, устроенный Хармсом. Перед его поездкой в Москву Владимиров дал ему две пятерки с просьбой купить крюч­ки, леску и книги. Вернувшись, Хармс отдал деньги обратно, объяснив, что забыл, какая пятерка на что предназначалась. «Месть моя будет ужасна!» — рассмеялся Владимиров и вскоре написал одно из лучших своих стихотворений.

Чуковский, Маршак, Барто, Михалков стали мастерами дет­ской поэзии во многом благодаря учебе у детей, обэриуты же пошли дальше всех, вовсе отвергнув классические жанры лирики, зато признав все жанры народной детской поэзии: считалки, за­гадки, небылицы, перевертыши, игровые припевки. Чаще других размеров использовался «детский» хорей с его акцентированны­ми ударениями, сжатой пружиной ритма. Слова, синтаксические конструкции повторяются, варьируются, как в игре, восходящей к фольклорному обряду. Часто стихотворения обэриутов напоми­нают запись балаганного представления, комические диалоги не­лепых персонажей. Слова будто случайно попадают в строку, не­ожиданно рифмуются. При этом привычный, стертый их смысл смывается и обнажаются нерастворимые ядра слов. В этой бес­смыслице начинает устанавливаться новая логика, возникают не­ожиданные ассоциативные связи. Как, например, начало взрослого «Ответа богов» Введенского мало чем отличается от образцов детского стихотворчества:

жили были в Ангаре

три девицы на горе

звали первую светло

а вторую помело

третьей прозвище Татьяна

так как дочка капитана

жили были а потом

я из них построил дом.

Обэриуты нашли новые способы диалога с читателем, «заимст­вованные» из детских правил общения: веселый подвох, розыг­рыш, провокация. Особенно много таких примеров у Хармса (на­пример, «Храбрый ёж», «Ты был в зоологическом саду?», «При­ключения ежа», «Семь кошек», «Бульдог и таксик» и др.). В 20—30-х годах поэты нередко соревновались с маленькими детьми — сочинителями стихов. Однажды Александр Введенский прочитал свои стихи поэту-футуристу Алексею Кручёных, а тот в от­вет — стихотворение пятилетней девочки; когда общество разош­лось, Введенский сказал приятелю: «А ведь ее стихи были луч­ше...»

Даниил Хармс

(Даниил Иванович Ювачев).