Что «есть» фрустрация?

Одним из классических критических замечаний, сделанных SR-теорией, было то, что теория поля не придерживается физического определения условий. Термин «ожидание», например, был табу в такой же мере, что и термины типа «степень принятия» или «чувство принадлежности». Даже сегодня некоторые ветераны SR-теории, по-видимому, придерживаются убеждения, что научная психология означает определение на языке физики (С. Hull: The problem of intervening variables in molar behavior theory, Psychol. Rev., 1943, 50, 273–291.). Изучение фрустрации и агрессии, с другой стороны, казалось явным отступлением от этой позиции. Большинство терминов, таких, как фрустрация или кооперация, определяются на психологическом языке. Другими словами, направленность от чисто физических определений к психологическим определениям (которая была легко различимой с тех самых пор, когда понятие «цели» было признано законным), кажется, превалирует и ведет к счастливому союзу с точками зрения, выражаемыми в теории поля.

По-видимому, нет различия в отношении склонности к количественному подходу к фрустрации. Разумеется, нет различия в отношении проблем надежности или сходных методологических вопросов формального характера. Нет различия во мнениях в отношении необходимости операционального определения психологических понятий, нет и различия во мнениях в отношении желательности строгих теорий и выводов.

Важное различие следует, по-видимому, искать в следующем направлении: в SR-теории «фрустрация» рассматривается как «понятие», как «элемент конструкции». Делается попытка определить это понятие операционально и перейти от него к количественной теории, например, о связи между фрустрацией и агрессией. Когда психолог, который следует курсу теории поля, говорит офрустрации, научении, надежде, дружбе, агрессии, он сознает тот факт, что использует «популярные термины». Эти термины очень полезны, даже необходимы, вначале. Тем не менее они не считаются в рамках теории поля психологическими понятиями в смысле научных «элементов конструкции». Причина этого в том, что термин, подобный «фрустрации», (а) нуждается в концептуальном определении через согласование с математическими понятиями, (б) имеет неопределенное отношение ко множеству различных ситуаций, а не к одному поддающемуся концептуальному определению типу ситуации (Некоторые исследователи используют термин «фрустрация» в качестве названия для инцидента, который прерывает целенаправленную деятельность. В этом случае термин «фрустрация» относится не к структуре «ситуации», а к «событию», то есть к чему-то, по имеет такое же концептуальное направление (см. ниже), что и «поведение». Заключение о том, что следует выделить и аналитически определить несколько типов фрустрации, прежде чем можно будет сформулировать конкретные законы, тоже было бы верно в этом случае. Как правило, невозможно последовательно связывать такие фонотипически определяемые события содним и тем же понятием, не зависящим от ситуации, в которой происходит событие. Это одна из основных методологических аксиом и основная причина для разработки «конструктов» в науке.).

Если это верно, было бы бессмысленно с научной точки зрения пытаться, например, связать на законном основании интенсивность фрустрации с любым специфическим эффектом (таким, как агрессия); поскольку необходимо было бы знать тип фрустрации и детальную обстановку, чтобы сделать какие-либо определенные выводы. В самом деле, эксперименты показывают, что так же верно говорить «фрустрация приводит к усилению дружелюбия и неагрессивности» (М. Е. Wright: Constructiveness of play as affected by group organization and frustration, Characr. and Pers., 1942, 11, 40–49. ), как говорить «фрустрация приводит к агрессии». Верно будет сказать, что фрустрации ведет к увеличению, так же как к уменьшению, продуктивности, что она приводит к новым усилиям, так же как к пассивности (R. Barker, Т. Dembo, К. Lewin: Frustration and regression, Univ. Iowa Stud. Child Welf., 1941, 18, № 1.).

Интересно заметить, что более свежие публикации Йельской группы все больше признают необходимость разграничения различных ситуаций и что они тоже становятся более аналитическими. Тем не менее попытку сохранить «фрустрацию» как одну поддающуюся определению психологическую реальность и связать ее на законном основании с определенными эффектами, такими, как агрессия, по-видимому, все еще не оставили. Случаи неагрессивности рассматриваются как результат «дополнительных факторов», которые вызывают, в отдельном случае феномены, только внешне отличающиеся от того, что ожидается по общему закону.

Подход теории поля в этом пункте более радикальный. Ее более высокие требования к понятиям можно сформулировать следующим образом: психология должна в такой же мере интересоваться вопросом о том, что «есть» фрустрация с точки зрения психологии, как и действием фрустрации. Фактически теория поля считает невозможным исследовать законы фрустрации, надежды, дружбы или автократии, не исследуя в то же время, что «есть» фрустрация, надежда, дружба или автократия с точки зрения психологии.

Я вполне осознаю, что вопросом о «природе» объектов или событий сильно злоупотребляли и задавали его бессмысленным с точки зрения науки метафизическим образом. Когда психология отошла от своих ранних «философских» рассуждений, она запретила, очень понятно и правильно, вопросы о том, что есть психологический феномен, подобный интеллекту. Единственным дозволенным ответом было «операциональное определение», как, например: «Интеллект есть то, что измеряется с помощью тестов интеллекта».

К сожалению, таким образом с водой выплеснули и ребенка. За вопросом о «природе» вещей стоит один смысл, который настолько же существенно важен для психологии, насколько он важен для науки вообще. Если химик обнаружит некоторое вещество, он, возможно, сможет операционально определить его, указав, где его можно найти, и упомянув его цвет и вес. При изучении этого вещества первым вопросом химика будет: «Что есть это вещество с точки зрения химии?» Он может обнаружить, что это элемент или соединение, или он может обнаружить, что химическое строение этого материала различается от куска к куску (равносильно тому, как психологическая природа фрустрации различается от случая к случаю). В этом случае вещество, несмотря на то что оно четко определено операционально, не представляет «один тип», с точки зрения химика. Критерием для этой единичности является возможность представления его с помощью одной химической формулы, через одну комбинацию «элементов концептуальной конструкции» (как ионы, атомы). То, чем объект является, теперь определяется возможностью охарактеризовать его с помощью одной комбинации концептуальных конструктов.

История химии и физики демонстрирует медленный поворот оттаких популярных разграничений, как «огонь, вода и земля», которые связаны с легко наблюдаемыми, «очевидными», но «поверхностными качествами, — к классификациям, основанным на методе коонцептуальной конструкции. Этот метод часто считает недействительным доказательство «общего внешнего вида»; он называет различным то, что кажется одинаковым, и называет одинаковым то, что кажется различным. Химик следует этому методу, потому что его интересуют химические свойства вещества, а не его внешний вид. Поэтому он не будет делать попытки искать общие законы или общие эффекты, если он знает, что — с точки зрения концептуальной конструкции — имеющееся вещество является случайным конгломератом типов.

Несомненно, «эмпирические законы описательного типа» могут быть установлены (на основе одних только операциональных определений) в психологии «научения» и «фрустрации», так же как и в физике «воды, огня и земли».

Множество ценных данных может быть и было собрано с помощью научных средств, доступных на этом уровне. В любом месте, где психология проникает в новую область, фундамент должен быть заложен с помощью этих средств. Уточнение понятий не следует считать единственным аспектом прогресса в психологии. Однако огромное значение имеет то, что психология тоже может по-своему перейти от уровня «воды и огня» к более передовому уровню понятий. Ибо никакая часть психологии или ее приложений не может выйти за рамки очень конкретных ограничений, если она не может достигнуть уровня, на котором «психологическую природу» события характеризует концептуальная конструкция, его представляющая.