ИРОНИЯ КАК ЭТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ

 

 

В основе смеха вообще и иронии в частности лежат нравственная оценка, приговор и моральная санкция за отклонение от этической нормы. С другой стороны, в смехе и иронии выражается духовное превосходство субъекта над объектом. В иронии оно доставляет удовольствие иронику тем, что позволяет ощущать себя умнее тех, кто живет одноплановыми, одномерными смыслами, возвышает его в собственных глазах и в глазах свидетелей иронии, соучастников иронической ситуации. Это подчеркивал, например, П. И. Шпагин: «Ирония ‑ возвышение через насмешку, свидетельство авторского превосходства над объектом оценки, внутреннего (нередко чисто субъективного) освобождения от своей зависимости от него»1. Гегель, говоря о сущности комического, замечал, что в смехе человек испытывает блаженство субъективности, которая в своей уверенности в себе может переносить как разрушение своих целей, так и их осуществление2. Или, как писал Р. Янке: «Удовольствие субъекта иронии состоит в том, что он радуется своему искусству надевания такой маски на действительные отношения вещей, что глупцы не замечают, что это только маска»3. В то же время Л. Саккетти подчеркивал, что если в смехе обнаруживается презрительное самодовольство, то он становится безнравственным и оскорбительным4. Это с полным правом относится и к иронии. Так, Паси замечает: «Когда человек ищет недостатки у других и смеется над ними, как это делает ироник, предполагается, что сам он считает себя лишенным этих недостатков и стоящим выше их»5. Стендаль поэтому справедливо утверждал, что иронику не следует себя переоценивать, ибо подобное превосходство его над другими ничтожно и так легко разрушается малейшим размышлением6. Здесь хорошо подмечено, что чувство превосходства над объектом эстетического отношения возникает неосознанно, по здравому размышлению любой умный человек поймет недостаточную обоснованность и субъективность данного превосходства.

Нормативно-регулирующая функция иронии способствует оптимизации жизнедеятельности человека через иронико-ценност-ное самоопределение, которое помогает предотвратить чрезмерную переоценку своих возможностей, а также оптимизировать межличностное общение7.

Ирония активизирует самоопределение человека через соотнесение субъекта иронии с другими субъектами, с окружающим миром и критическую оценку этого соотношения. При соотнесении с объектом, обладающим более низким ценностным потенциалом, субъект иронии утверждает свою ценность, самоутверждается, при соотнесении с превосходящим по потенциалу объектом иронизирующий субъект получает образец ‑ цель для самосовершенствования. Об этом говорил австрийский поэт Р. М. Рильке:

 

Он ждет, чтоб высшее начало

Его все чаще побеждало,

Чтобы расти ему в ответ.

 

Нравственный аспект иронии включает, кроме того, проблему ответственности ироника за свою оценку. Во-первых, субъект иронии убежден в справедливости и общезначимости своего представления об «идеале», с позиций которого он оценивает объект, и, значит, должен отвечать за свою оценку, однако он кодирует, шифрует, прячет свою оценку, скрывает за внешним значением, хотя и намекает на внутреннее, скрытое, противоположное отношение, то есть как бы пытается уйти от ответственности. С этим связано приведенное выше высказывание Берте: «иро- ния ‑ отвага слабых».

В «Пире» Платона Алкивиад обращает внимание на нравственно-воспитательное воздействие сократовской иронии. Показывая нелепость неправильной жизни, Сократ приводил к пониманию, что «нельзя больше жить так, как я живу»8.

Нравственный аспект имеет также мера ироничности, или сила выражения иронической критики. В самом деле, субъект иронии психологически возвышается над другими: выражая показную скромность, униженность, на деле он уверен в себе, в своем превосходстве над теми, перед кем он выражает показное смирение. Вместе с тем он рискует впасть в гордыню, самомнение и хвастовство, то есть самому стать потенциальным объектом иронии со стороны других людей.

По мнению Аристотеля, ироничные люди «ведут речь не ради выгоды, а чтоб избежать напыщенности; они особенно охотно умаляют все славное, как, например, делал Сократ... Те, которые умеренно пользуются иронией и в вещах не слишком плоских и очевидных, являются приятными»9. Ирония, направленная против ложного пафоса, должна быть умеренной, но в то же время остроумной.

Стоики, в противоположность Аристотелю, утверждали, что только дурные люди могут употреблять иронию, а серьезный человек не будет ею пользоваться10. Одинаково вредно в этом смысле как чрезмерное преувеличение своей ценности, так и излишнее преуменьшение своих способностей и возможностей.

Таким образом, ирония как феномен межличностных отношений является выразителем определенного нравственного потенциала, но этот потенциал обладает двойственностью, амбивалентностью. Интровертная ирония направлена на себя, поэтому способна снимать очуждение и располагать людей к иронику. Экстравертная ирония отталкивает людей от ироника, ибо в такой иронии может быть выражено чувство превосходства ироника над окружающими. Если они не считают такое чувство с его стороны допустимым и правомерным, то очуждают его, отталкивают от себя.

Необходимо также отметить существование так называемой «нравственно неодобряемой иронии». Сюда следует отнести циничную иронию и родственные ей виды.

В словаре В. И. Даля помимо других определений иронии есть и такое ‑ «глум»11. В древнерусском языке глум имел широкое поле значений ‑ шутка, забава, насмешка, издевательство12, в современном русском языке оно употребляется лишь в полной форме ‑ «глумление» и сохранило лишь узкое значение ‑ издевательство с оттенком цинизма, надругательства над святынями. В «глуме» есть провоцирование окружающих на обострение нравственных отношений.

Этим словом довольно точно определяется один из существенных элементов иронии, проявляющийся в некоторых ее разновидностях. Часто он лишь подспудно ощущается, проскальзывает в интонациях иронической речи, но нередко выходит наружу, сопровождая издевательски-саркастическую иронию. Также «глум» может быть связан с феноменом юродства, который сложился в русской культуре средних веков.

Существует представление, что юродивые ‑ это психически больные. Конечно, среди них попадались душевнобольные, но не они составляли существо феномена юродства, ибо это был своеобразный религиозный подвиг. С другой стороны, юродивых не следует смешивать с шутами, которые были у европейских монархов. Задача шута ‑ развлечь, рассмешить любыми способами, в том числе и правдой. Функции юродивого совсем другие, он никого не стремится рассмешить, хотя и пользуется формами смеховой культуры. У юродивого обличение сильных мира сего и нравственный укор богатству и чревоугодию ‑ правдивостью и аскетизмом, демонстрацией нищеты и оголенности. Нагота ‑ символ искренности и правдивости, преданности высшей религиозной правде. Как замечает Д. С. Лихачев, «психологически смех снимает с человека обязанность вести себя по существующим в данном обществе нормам ‑ хотя бы на время. Смех дает человеку ощущение своей «сторонности», незаинтересованности в случившемся и происходящем»13. Или, по словам В. Зеньковского, «юродивые презирают все земные удобства, поступают часто вопреки здравому рассудку ‑ во имя высшей правды»14. Точные замечания высказаны о юродивом Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским, которые сопоставляют юродивого с «мертвецом»: «Возможность трактовки живого мертвеца и как носителя святыни, и противоположным образом создавала потенцию соединения в одном лице озорника и святого (= юродивого). При этом возможно было сочетание, при котором «озорник» выступал как выражение, а «святой» ‑ содержание данного социального знака (юродивый во Христе) или же инверсия того же ‑ «святой» выступает как выражение, а «озорник» как содержание (бесноватый). Из этого вытекает, что различие между юродивым во Христе и бесноватым недоступно внешнему наблюдателю»15.

Были в поведении русских юродивых некоторые черты, которые вызывали у непосвященных недоумение. Если они стремятся к святости, то почему допускают вольности («озорство») и глумление над иконами и мощами святых в церкви? Все дело в том, что юродивый служит примером буквального подражания Христу, как это делал Франциск Ассизский в Италии, как бы играет роль Христа, что дает ему право испытывать, проверять духовные святыни на прочность и очищать мир и церковь от ложных, фальшивых ценностей. Подлинные ценности такое испытание выдержат, мнимые ‑ рассыплются в прах.

Ирония имеет большие возможности для критики устаревших явлений там, где смех уже невозможен. Смех «рубит сплеча», ирония действует осторожнее и гибче. Она позволяет критиковать многие поступки и явления, не нарушая сложившейся морально-психологической атмосферы и даже оптимизируя ее, так как предохраняет людей от психических травм, ненужных стрессов. Это, конечно, не означает, что методы открытой и принципиальной критики как формы ценностного отношения должны быть исключены из практики. Когда необходимо, они являются незаменимыми средствами воспитания людей.

А вот другой пример: на вратах фашистских концлагерей было написано ‑ «Arbeit macht frei» («Работа делает свободными») или «Edem das Seine» («Каждому свое»). Здесь уже циничная ирония.

Это сопоставимо с ироническим рисунком современного карикатуриста, на котором ангел изгоняет партийных функционеров из коммунистического рая.

 

 

Ирония выражает неудовлетворенность субъекта устаревшей системой ценностей, при отсутствии возможности прямого практического преобразования их она является средством непрямого побуждения к этим преобразованиям. Ирония представляет, наглядно показывает, разоблачает несостоятельность претензий на положительную ценность отживших явлений, развенчивает их мнимое величие, несоответствие новым сложившимся условиям, тем самым обосновывая справедливость и правомочность суда над ними и низвержения в Лету.

Ирония эффективна в борьбе против всего косного, изжившего себя. Пока явление не исчерпало меру развития своих возможностей в данной форме, ирония приводит к разрешению незначительных противоречий, помогает избавиться от иллюзий, догматизма и косности. Почему Христос никогда не смеялся? Есть разные ответы на этот вопрос. С. С. Аверинцев предлагает следующий: смех ‑ это «освобождение», «свободный в освобождении не нуждается, освобождается тот, кто еще не свободен... В точке абсолютной свободы смех невозможен, ибо излишен»16. Совершенный Христос не нуждался в смехе как средстве очищения. Но человек не совершенен, он должен быть открыт к совершенствованию. Как подчеркивал М. М. Бахтин, «подлинная открытая серьезность не боится ни пародии, ни иронии, ни других форм редуцированного смеха, ибо она ощущает свою причастность незавершимому целому мира». И далее: «Настоящий смех, амбивалентный и универсальный, не отрицает серьезности, а очищает и восполняет ее. Очищает от догматизма, односторонности, окостенелости»17. Об этом же есть удачные слова у Гегеля: «Если же нечто существующее не в состоянии в своем положительном определении вместе с тем перейти в свое отрицательное и удержать одно в другом, если оно не способно иметь в самом себе противоречие, то это нечто не есть живое единство, не есть основание, но в противоречии идет к гибели»18. В. И. Ленин, цитируя эти слова, не мог догадываться об их ироническом смысле в связи с его собственной судьбой. Но ирония истории неумолима. «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». Но последнего нет, ибо над нами будут смеяться и иронизировать наши потомки.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

 

В заключение следует еще раз подчеркнуть высокую ценность иронии как феномена культуры, а особенно как эстетической, художественной, нравственной и риторической ценности.

Ирония ‑ инструмент переоценки ценностей и культуротвор-чества, инструмент обновления ценностной картины мира, помогающий избавляться от отжившего и устаревшего, которое еще цепляется за жизнь. При этом она действует не хирургическими методами, отсекая объект «отрицания», но как бы «при-жиганием», фокусируя на него общественное внимание, «обжи-гая» и очищая от «заскорузлости» и грязи.

Нужно отметить диалогичность иронического сознания и многомерность его структуры, которые помогают осмыслить иррациональность. Ирония, сводя два плана в парадоксальном противоречии, представляет вещи в неожиданном, новом свете, создает эффект остранения, повышает общественный интерес к объекту оценки, определяет ценностную ориентацию, способствует превращению противоречия в творческий поиск «идеала». Она призвана выразить неодобрение и ненавязчивое, пассивное требование совершенствования мира, оптимизации общественных отношений, включая отношение иронизирующего субъекта к самому себе.

Понимая всю приблизительность и ограниченность кратких дефиниций, автор определяет иронию как эстетическую и нравственную категорию, служащую для обозначения эмоционально-ценностного отношения, которое, будучи видом комического, характеризуется трехплановой структурой при относительной равноправности этих планов, амбивалентностью, возможностью двунаправленности и особым характером выражения.

В сфере комического ирония, занимая особое место, решает специфические задачи. Юмор и сатира выступают против ложных, очевидных явлений, они понятны всем. Ирония обращает внимание на неявные, скрытые недостатки, угадывая их в зародыше, требует интеллектуальных и эмоциональных усилий для адекватного восприятия, достаточно высокого образовательного и культурного уровня.

В структуре общественного сознания ирония выполняет функции нормативно-регулирующие, она выступает средством (формой и содержательным субстратом) ценностной рефлексии, которая осуществляет оценку, анализ ценностного состояния и перспектив общественного развития, а также корректировку этого процесса. Эта корректировка осуществляется не прямо, а опосредованно, через постепенный подрыв устоев официальных ценностей и распространение соответствующих деструктивных ценностных установок и ориентаций, создание в общественном сознании настроений и мнений, благоприятствующих назревающим переменам. Тем самым проявляется мощный иррациональный потенциал иронии.

Ирония, вырастая в отдельные периоды истории до масштабов общекультурного явления, может выражать отношение общества к состоянию и перспективам общественного развития. Так, фольклорное сознание выражало в иронии бытовых и в меньшей степени волшебных сказок, в «иронических удачниках» (триксте-рах) оптимизм, надежду и уверенность в конечной победе идеалов общественной гармонии.

Ирония приобретает концептуальную форму и мировоззренческое значение в общественном сознании того общества и в те периоды истории, когда утрачивается вера в ценностные перспективы, в возможность реализации общественного идеала. Тогда художественная культура данного общества отражает этот исторический пессимизм и поиски путей преодоления духовного кризиса; одним из важнейших орудий подобной переоценки и переориентации является ирония, приобретающая значение культурологической категории.

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

Аристотель. Риторика // Античные риторики. М., 1978. С. 15-164.

Аристотель. Никомахова этика. Большая этика // Соч.: В 4 т. М., 1984. Т 4.

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.

Белобровцева И. З. Мимика и жест у Достоевского // Достоевский: Исследования и материалы. Л., 1978. Вып. 3. С. 195-204.

Бергсон А. Смех // Творческая эволюция. Материя и память. Минск, 1999. С.1278-1404.

Бергсон А. Механизация духа // Журнал журналов. 1915. № 3. С. 3-4.

Берковский Н. Я. Немецкий романтизм // Немецкая романтическая повесть: В 2 т. М.; Л., 1935. Т. 1. С. V-XXXVI.

Берковский Н. Я. Эстетические позиции немецкого романтизма // Литературные теории немецкого романтизма. Л., 1934. С. 5-118.

Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. Л., 1973.

Блок А. А. Ирония // Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 5. С. 345-349.

Борев Ю. Б. Основные эстетические категории. М., 1960.

Борев Ю. Б. Комическое, или о том, как смех казнит несовершенство мира, очищает и обновляет человека и утверждает радость бытия. М., 1970.

Варшавский И. Л. Гедонистическая функция комического // Искусство и действительность: Методологические проблемы эстетического анализа. М., 1979. С. 81-87.

Вермель С. Ирония и театральность // Любовь к трем апельсинам. Журнал доктора Дапертутто. 1914. № 2. С. 44-46.

Виролайнен М. Н. Ирония в повести Пушкина «Пиковая дама» // Проблемы пушкиноведения. Л., 1975.

Габитова Р. М. Философия немецкого романтизма (Фр. Шлегель, Новалис). М., 1979.

Гайдукова Т. Т. Принцип иронии в философии Кьеркегора // Вопросы философии. 1970. № 9. С. 109-120.

Гайденко П. П. Трагедия эстетизма: Опыт характеристики миросозерцания Серена Кьеркегора. М., 1970.

Гайм Р. Романтическая школа. М., 1891.

Галлэ А. Ирония // Новый журнал иностранной литературы, искусства и науки. 1898. Т. 3. № 7. С. 64-70.

Гуменная Г. Л. Заметки об авторской иронии в «Евгении Онегине» // Болдинские чтения. Горький, 1977. С. 46-55.

Дземидок Б. О комическом. М., 1974.

Дмитриев А. С. Проблемы йенского романтизма. М., 1975.

Еремеев А. Ф. Лекции по марксистско-ленинской эстетике. Ч. IV. Природа эстетических модификаций. Свердловск, 1975.

Каган М. С. Эстетика как философская наука. СПб., 1997.

Квятковский А. Поэтический словарь. М., 1966.

Колобаева Л. А. Ирония в лирике И. Анненского // Филоло-гические науки. 1977. № 6. С. 21-29.

Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. М., 1993.

Лекции по истории эстетики / Под ред. М. С. Кагана. Л., 1973-1980. Кн. 1-4.

Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980.

Лихачев Д. С., Панченко А. М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л., 1976.

Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию // Полн. собр. соч. М.; Л., 1952. Т. 7. С. 89-378.

Лосев А. Ф., Шестаков В. П. История эстетических категорий. М., 1965.

Лосев А. Ф. Ирония античная и романтическая // Эстетика и искусство. М., 1966. С. 54-84.

Лосев А. Ф. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон. М., 1969.

Лук А. Н. Юмор, остроумие, творчество. М., 1977.

Максимов Д. Е. Об иронии и юморе у Маяковского // Научный бюллетень Ленинградского университета. 1947. № 18. С. 30-33.

Манн Ю. О гротеске в литературе. М., 1966.

Морозов А. Пародия как литературный жанр // Русская литература. 1960. № 1. С. 47-77.

Морозов М. М. Язык и стиль Шекспира // Морозов М. М. Шекспир, Бернс, Шоу... М., 1967. С. 156-199.

Пави П. Словарь театра. М., 1991. С. 127-128.

Паси И. Ирония как эстетическая категория // Марксистско-ленинская эстетика в борьбе за прогрессивное искусство. М., 1980. С. 60-83.

Пивоев В. М. Ироническое отношение как коммуникация // Современные научные методы и категории эстетического исследования. Петрозаводск, 1979. С. 95-101.

Пивоев В. М. Ценностное самоопределение человека и ирония // Проблема человека: гуманистический и социальный аспекты. Петрозаводск, 1979. С. 78-86.

Пивоев В. М. Ирония как отношение // Тезисы докладов молодых ученых и специалистов на респ. научно-теорет. конференции по общественным наукам. Петрозаводск, 1980. С. 40-42.

Пивоев В. М. Некоторые вопросы формирования коллектива студенческой группы // Общественно-политическая практика как составная часть коммунистического воспитания студентов. Петрозаводск, 1980. С. 35-36.

Пивоев В. М., Сузи В. Н. Пародия и ирония // Там же. С. 42-44.

Пивоев В. М. Иронико-ценностная рефлексия и самовоспитание // Искусство и эстетическое воспитание молодежи. Петрозаводск, 1981. С. 18-21.

Пивоев В. М. Эстетическое и нравственное в педагогической иронии // КПСС, воспитание нового человека и советское учительство. Петрозаводск, 1981.С. 67-70.

Пивоев В. М. Ирония как эстетическая категория: Автореф. дис. ...канд. филос. наук. Л., 1981.

Пивоев В. М. Ирония как эстетическая категория // Философские науки. 1982. № 4. С. 54-61.

Пивоев В. М. Ирония в философской полемике В. И. Ленина // Актуальные проблемы общественных наук. Петрозаводск, 1982. С. 48-50.

Пивоев В. М. Пародия и комическое (к вопросу о жанровой специфике пародии) // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1983. С. 121-130.

Пивоев В. М. Культурология: Введение в историю и философию культуры: В 2 ч. Петрозаводск, 1997. Ч. 2. С. 113-116.

Пивоев В. М. Романтическая картина мира: истоки, сущность, судьба // Ситуации культурных переломов. Петрозаводск, 1998. С. 25-30.

Пивоев В. М. Философия. Ч. 1. История философии. Петрозаводск, 1998. С. 203-212.

Пинский Л. Е. Юмор // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1975. Т. 8. С. 1013-1014.

Платон. Пир. Гиппий Больший // Соч.: В 3 т. Т. 2. М., 1970.

Потебня А. А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905.

Потебня А. А. Мысль и язык // Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 35-220.

Пропп В. Я. О комизме и смехе. М., 1976.

Сафронова Е. С. Дзэнский смех как отражение архаического земледельческого праздника // Символика культов и ритуалов народов зарубежной Азии. М., 1980. С. 68-78.

Славов И. Ирония, нигилизм и модернизм // Борьба идей в эстетике. М., 1974. С. 304-337.

Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. М., 1925.

Хабин В. Н. Эпос и ирония в романе «Жизнь Клима Самгина» // Вестник Московского университета. Серия 10. Филология. 1968. № 3. С. 17-29.

Харитонов М. С. Понятие иронии в эстетике Т. Манна // Вопросы философии. 1972. № 5. С. 166-170.

Шестаков В. П. Ирония // Философская энциклопедия: В 5 т. М., 1970. Т. 2. С. 317-318.

Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М., 1983.

Шпагин П. И. Ирония // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1966. Т. 3. С. 179-182.

Alleman B. Ironie und Dichtung. Pföllingen, 1956.

Brown R. H. A poetic for sociology: Toward a logic of discovery for the human sciences. Cambridge, 1977.

Behler E. Der Ursprung des Begriff der tragischen Ironie // Arcadia. 1970. Bd. 5. Heft 2.

Booth W. The Rhetoric of Irony. Chicago, 1974.

Dikkers S. J. Ironie als vorm communicatie. Den Haag, 1961.

Jancke R. Das Wesen der Ironie. Leipzig, 1926.

Kierkegaard S. Über den Begriff der Ironie mit ständiger Rücksicht auf Sokrates. München; Berlin, 1929.

Linguistique et Semiologie. 1976. № 2 («L’ironie»).

Паси И. Cмешното. София, 1972.

Poetique. Paris, 1978. № 36. («L’ironie»).

Славов И. Иронията в структурата на модернизма. София, 1979.

Rozik E. Theatrical irony // Theatre Reseach International. 1986. Vol. II. № 2.

Sharpe R. B. Irony in the Drama: An Essey on Impersonation, Shock and Catarsis. Chapel Hill, 1959.

States B. O. Irony and Drama. Ithaca, 1971.

Veres A. Ironie als Wertstruktur // Acta Litteraria Academiae Scientiarum Hungaricae. 1977. № 19. S. 365-382.

Zumthor P. Le masque et la lumiere: La poetique des grands rhetoriquers. Paris, 1978.

 

 

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

С. 8. Портрет Сократа.

С. 18. Портрет Ф. Вольтера.

С. 20. Портрет Ф. Шлегеля.

С. 22. Портрет С. Кьеркегора.

С. 23. Портрет Ф. Ницше.

С. 25. Портрет Г. Гегеля.

С. 26. Карикатура на К. Маркса.

С. 38. Портрет М. Бахтина.

С. 84. Офорт Ф. Гойи «Какой Златоуст!»

С. 96. Рисунок юмориста «Изгнание партийных чиновников из рая».

 

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	3
Глава 1. Ирония как ценность культуры . . . . . . . . . . . . . . .	7
Ирония Сократа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	8
Ирония в культуре средневековья и Возрождения . . . .	12
Романтическая ирония . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	19
Ирония Кьеркегора . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	21
Ирония Ницше . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	22
«Ирония истории» в марксизме . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	24
Ирония и модернизм . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	29
Глава 2. Ирония как эстетическая ценность . . . . . . . . . . . .	33
Определение иронии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	33
Ирония как форма комического . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	35
Формирование иронического ценностного отношения .	42
Ирония как ценностная рефлексия . . . . . . . . . . . . . . . . .	47
Отрицание в иронии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	50
Типы иронии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	54
Глава 3. Семиосфера иронии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	60
Выражение иронии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	60
Сферы функционирования иронии . . . . . . . . . . . . . . . . .	71
Иронии в риторике . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	81
Восприятие и переживание иронии . . . . . . . . . . . . . . . . .	84
Глава 4. Ирония как этическая ценность . . . . . . . . . . . . . . .	91
Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	98
Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	100
Список иллюстраций . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .	105

 

 

Научное издание

 

 

Пивоев Василий Михайлович