Рассказ о неизвестном герое
Ищут пожарные, Среднего роста, Многие парни Кто же, Ехал Вдруг он увидел - Много столпилось
Даром минуты одной Третий этаж,
Надо еще Вот ухватился Видели люди, Шаг. Остановка. С дымом мешается
Миг - и рассыпались Люди в брезенте - Пламя - Нет,-
Вдруг из ворот Дочка заплакала, Ищут пожарные, Среднего роста,
Многие парни Сергей Михалков Чистописание Писать красиво не легко: Сначала "да", потом уж "ёт". Опять испорчена тетрадь - "Корова молоко дает", Вздохнем сначала глубоко, "Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко". Одной секунды не прошло, Еще одну страничку вон! Да! Стать ученым не легко! Дядя Стёпа С вашим ростом в самолёте Для таких, как вы, людей - Я готов служить народу, - Вот прошли зима и лето. И однажды мимо моста Кто, товарищи, знаком В складку форменные брюки, Вот моряк подходит к дому, Дядя Стёпа обернулся, Ночь не спал. Устал с дороги. Про войну и про бомбёжку, И теперь горды ребята - Он домой идёт с Арбата. А что у вас? Мамы разные нужны,
Мой щенок Я сегодня сбилась с ног - В это утро Он увидел одеяло - Он в кладовку заглянул - Он порвал стихи у папы, Может быть, его украли, Может, он в лесу дремучем Два часа я горевала, Вдруг Что случилось, Весь укутанный, Корней Чуковский Путаница Замяукали котята: А за ними и утята: Свинки замяукали: Кошечки захрюкали: Уточки заквакали: Курочки закрякали: Воробышек прискакал Прибежал медведь Только заинька "Кому велено чирикать - Но весёлые зверята - Мыши кошку изловили, А лисички Море пламенем горит, Долго, долго крокодил Прибегали два курчонка, Приплывали два ерша, Прибегали лягушата, Тушат, тушат - не потушат, Тут бабочка прилетала, Вот обрадовались звери! Гуси начали опять Кошки замурлыкали: Птицы зачирикали: Лошади заржали: Мухи зажужжали: Лягушата квакают: А утята крякают: Поросята хрюкают: Мурочку баюкают
Мойдодыр Одеяло Убежало, Улетела простыня, И подушка, Как лягушка, Ускакала от меня. Я за свечку, Свечка — в печку! Я за книжку, Та — бежать И вприпрыжку Под кровать! Я хочу напиться чаю, К самовару подбегаю, А пузатый от меня, Убежал, как от огня. Что такое, Что случилось? Отчего же Всё кругом Завертелось, Закружилось И помчалось колесом? Утюги за сапогами, Сапоги за пирогами, Пироги за утюгами, Кочерга за кушаком — Всё вертится, И кружится, И несётся кувырком. Вдруг из маминой из спальни, Кривоногий и хромой, Выбегает умывальник И качает головой: «Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, Неумытый поросёнок! Ты чернее трубочиста, Полюбуйся на себя: У тебя на шее вакса, У тебя под носом клякса, У тебя такие руки, Что сбежали даже брюки, Даже брюки, даже брюки Убежали от тебя. Рано утром на рассвете Умываются котята, И мышата, и утята, И жучки, и паучки. Ты один не умывался И грязнулею остался, И сбежали от грязнули И чулки и башмаки. Я — Великий Умывальник, Знаменитый Мойдодыр, Умывальников Начальник И мочалок Командир! Если топну я ногою, Позову моих солдат, В эту комнату толпою Умывальники влетят, И залают, и завоют, И ногами застучат, И тебе головомойку, Неумытому, дадут — Прямо в Мойку, Прямо в Мойку С головою окунут!» Он ударил в медный таз И вскричал: «Кара-барас!» И сейчас же щетки, щетки Затрещали, как трещотки, И давай меня тереть, Приговаривать: «Моем, моем трубочиста Чисто, чисто, чисто, чисто! Будет, будет трубочист Чист, чист, чист, чист!» Тут и мыло подскочило И вцепилось в волоса, И юлило, и мылило, И кусало, как оса. А от бешеной мочалки Я помчался, как от палки, А она за мной, за мной По Садовой, по Сенной. Я к Таврическому саду, Перепрыгнул чрез ограду, А она за мною мчится И кусает, как волчица. Вдруг навстречу мой хороший, Мой любимый Крокодил. Он с Тотошей и Кокошей По аллее проходил. И мочалку, словно галку, Словно галку, проглотил. А потом как зарычит На меня, Как ногами застучит На меня: «Уходи-ка ты домой, Говорит, Да лицо своё умой, Говорит, А не то, как налечу, Говорит, Растопчу и проглочу!» Говорит. Как пустился я по улице бежать, Прибежал я к умывальнику опять. Мылом, мылом Мылом, мылом Умывался без конца, Смыл и ваксу И чернила С неумытого лица. И сейчас же брюки, брюки Так и прыгнули мне в руки. А за ними пирожок: «Ну-ка, съешь меня, дружок!» А за ним и бутерброд: Подбежал — и прямо в рот! Вот и книжка воротилась, Воротилася тетрадь, И грамматика пустилась С арифметикой плясать. Тут Великий Умывальник, Знаменитый Мойдодыр, Умывальников Начальник И мочалок Командир, Подбежал ко мне, танцуя, И, целуя, говорил: «Вот теперь тебя люблю я, Вот теперь тебя хвалю я! Наконец-то ты, грязнуля, Мойдодыру угодил!» Надо, надо умываться По утрам и вечерам, А нечистым Трубочистам — Стыд и срам! Стыд и срам! Да здравствует мыло душистое, И полотенце пушистое, И зубной порошок, И густой гребешок! Давайте же мыться, плескаться, Купаться, нырять, кувыркаться В ушате, в корыте, в лохани, В реке, в ручейке, в океане, — И в ванне, и в бане, Всегда и везде — Вечная слава воде! Федорино горе Скачет сито по полям, А корыто по лугам. За лопатою метла Вдоль по улице пошла. Топоры-то, топоры Так и сыплются с горы. Испугалася коза, Растопырила глаза: «Что такое? Почему? Ничего я не пойму». Но, как чёрная железная нога, Побежала, поскакала кочерга. И помчалися по улице ножи: «Эй, держи, держи, держи, держи, держи!» И кастрюля на бегу Закричала утюгу: «Я бегу, бегу, бегу, Удержаться не могу!» Вот и чайник за кофейником бежит, Тараторит, тараторит, дребезжит... Утюги бегут покрякивают, Через лужи, через лужи перескакивают. А за ними блюдца, блюдца - Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! Вдоль по улице несутся - Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! На стаканы - дзынь!- натыкаются, И стаканы - дзынь!- разбиваются. И бежит, бренчит, стучит сковорода: «Вы куда? куда? куда? куда? куда?» А за нею вилки, Рюмки да бутылки, Чашки да ложки Скачут по дорожке. Из окошка вывалился стол И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл... А на нём, а на нём, Как на лошади верхом, Самоварище сидит И товарищам кричит: «Уходите, бегите, спасайтеся!» И в железную трубу: «Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!» А за ними вдоль забора Скачет бабушка Федора: «Ой-ой-ой! Ой-ой-ой! Воротитеся домой!» Но ответило корыто: «На Федору я сердито!» И сказала кочерга: «Я Федоре не слуга!» А фарфоровые блюдца Над Федорою смеются: «Никогда мы, никогда Не воротимся сюда!» Тут Федорины коты Расфуфырили хвосты, Побежали во всю прыть. Чтоб посуду воротить: «Эй вы, глупые тарелки, Что вы скачете, как белки? Вам ли бегать за воротами С воробьями желторотыми? Вы в канаву упадёте, Вы утонете в болоте. Не ходите, погодите, Воротитеся домой!» Но тарелки вьются-вьются, А Федоре не даются: «Лучше в поле пропадём, А к Федоре не пойдём!» Мимо курица бежала И посуду увидала: «Куд-куда! Куд-куда! Вы откуда и куда?!» И ответила посуда: «Было нам у бабы худо, Не любила нас она, Била, била нас она, Запылила, закоптила, Загубила нас она!» «Ко-ко-ко! Ко-ко-ко! Жить вам было нелегко!» «Да, промолвил медный таз, Погляди-ка ты на нас: Мы поломаны, побиты, Мы помоями облиты. Загляни-ка ты в кадушку - И увидишь там лягушку. Загляни-ка ты в ушат - Тараканы там кишат, Оттого-то мы от бабы Убежали, как от жабы, И гуляем по полям, По болотам, по лугам, А к неряхе - замарахе Не воротимся!» И они побежали лесочком, Поскакали по пням и по кочкам. А бедная баба одна, И плачет, и плачет она. Села бы баба за стол, Да стол за ворота ушёл. Сварила бы баба щи, Да кастрюлю, поди, поищи! И чашки ушли, и стаканы, Остались одни тараканы. Ой, горе Федоре, Горе! А посуда вперёд и вперёд По полям, по болотам идёт. И чайник шепнул утюгу: «Я дальше идти не могу». И заплакали блюдца: «Не лучше ль вернуться?» И зарыдало корыто: «Увы, я разбито, разбито!» Но блюдо сказало: «Гляди, Кто это там позади?» И видят: за ними из тёмного бора Идёт-ковыляет Федора. Но чудо случилося с ней: Стала Федора добрей. Тихо за ними идёт И тихую песню поёт: «Ой, вы, бедные сиротки мои, Утюги и сковородки мои! Вы подите-ка, немытые, домой, Я водою вас умою ключевой. Я почищу вас песочком, Окачу вас кипяточком, И вы будете опять, Словно солнышко, сиять, А поганых тараканов я повыведу, Прусаков и пауков я повымету!» И сказала скалка: «Мне Федору жалко». И сказала чашка: «Ах, она бедняжка!» И сказали блюдца: «Надо бы вернуться!» И сказали утюги: «Мы Федоре не враги!» Долго, долго целовала И ласкала их она, Поливала, умывала. Полоскала их она. «Уж не буду, уж не буду Я посуду обижать. Буду, буду я посуду И любить и уважать!» Засмеялися кастрюли, Самовару подмигнули: «Ну, Федора, так и быть, Рады мы тебя простить!» Полетели, Зазвенели Да к Федоре прямо в печь! Стали жарить, стали печь,- Будут, будут у Федоры и блины и пироги! А метла-то, а метла - весела - Заплясала, заиграла, замела, Ни пылинки у Федоры не оставила. И обрадовались блюдца: Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! И танцуют и смеются - Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! А на белой табуреточке Да на вышитой салфеточке Самовар стоит, Словно жар горит, И пыхтит, и на бабу поглядывает: «Я Федорушку прощаю, Сладким чаем угощаю. Кушай, кушай, Федора Егоровна!» Тараканище Ехали медведи На велосипеде. А за ними кот Задом наперёд. А за ним комарики На воздушном шарике. А за ними раки На хромой собаке. Волки на кобыле. Львы в автомобиле. Зайчики В трамвайчике. Жаба на метле... Едут и смеются, Пряники жуют. Вдруг из подворотни Страшный великан, Рыжий и усатый Та-ра-кан! Таракан, Таракан, Тараканище! Он рычит, и кричит, И усами шевелит: «Погодите, не спешите, Я вас мигом проглочу! Проглочу, проглочу, не помилую» Звери задрожали, В обморок упали. Волки от испуга Скушали друг друга. Бедный крокодил Жабу проглотил. А слониха, вся дрожа, Так и села на ежа. Только раки-забияки Не боятся бою-драки; Хоть и пятятся назад, Но усами шевелят И кричат великану усатому: «Не кричи и не рычи, Мы и сами усачи, Можем мы и сами Шевелить усами!» И назад ещё дальше попятились. И сказал Гиппопотам Крокодилам и китам: «Кто злодея не боится И с чудовищем сразится, Я тому богатырю Двух лягушек подарю И еловую шишку пожалую!» — «Не боимся мы его, Великана твоего: Мы зубами, Мы клыками, Мы копытами его!» И весёлою гурьбой Звери кинулися в бой. Но, увидев усача (Ай-яй-яй!), Звери дали стрекача (Ай-яй-яй!). По лесам, по полям разбежалися: Тараканьих усов испугалися. И вскричал Гиппопотам: «Что за стыд, что за срам! Эй, быки и носороги, Выходите из берлоги И врага На рога Поднимите-ка!» Но быки и носороги Отвечают из берлоги: «Мы врага бы На рога бы, Только шкура дорога, И рога нынче тоже не дёшевы». И сидят и дрожат под кусточками, За болотными прячутся кочками. Крокодилы в крапиву забилися, И в канаве слоны схоронилися. Только и слышно, как зубы стучат, Только и видно, как уши дрожат, А лихие обезьяны Подхватили чемоданы И скорее со всех ног Наутёк. И акула Увильнула, Только хвостиком махнула. А за нею каракатица — Так и пятится, Так и катится. Вот и стал Таракан победителем, И лесов и полей повелителем. Покорилися звери усатому (Чтоб ему провалиться, проклятому!). А он между ними похаживает, Золочёное брюхо поглаживает: «Принесите-ка мне, звери, ваших детушек, Я сегодня их за ужином скушаю!» Бедные, бедные звери! Воют, рыдают, ревут! В каждой берлоге И в каждой пещере Злого обжору клянут. Да и какая же мать Согласится отдать Своего дорогого ребёнка — Медвежонка, волчонка, слонёнка,— Чтобы несытое чучело Бедную крошку замучило! Плачут они, убиваются, С малышами навеки прощаются. Но однажды поутру Прискакала кенгуру, Увидала усача, Закричала сгоряча: «Разве это великан? (Ха-ха ха!) Это просто таракан) (Ха-ха-ха!) Таракан, таракан, таракашечка, Жидконогая козявочка - букашечка. И не стыдно вам? Не обидно вам? Вы — зубастые, Вы — клыкастые, А малявочке поклонилися, А козявочке покорилися!» Испугались бегемоты, Зашептали: «Что ты, что ты! Уходи-ка ты отсюда! Как бы не было нам худа!» Только вдруг из-за кусточка, Из-за синего лесочка, Из далёких из полей Прилетает Воробей. Прыг да прыг Да чик-чирик, Чики-рики-чик-чирик! Взял и клюнул Таракана — Вот и нету великана. Поделом великану досталося, И усов от него не осталося. То-то рада, то-то рада Вся звериная семья, Прославляют, поздравляют Удалого Воробья! Ослы ему славу по нотам поют, Козлы бородою дорогу метут, Бараны, бараны Стучат в барабаны! Сычи-трубачи Трубят! Грачи с каланчи Кричат! Летучие мыши На крыше Платочками машут И пляшут. А слониха, а слониха Так отплясывает лихо, Что румяная луна В небе задрожала И на бедного слона Кубарем упала. Вот была потом забота — За луной нырять в болото И гвоздями к небесам приколачивать! Виталий Бианки Лесные домишки Высоко над рекой, над крутым обрывом, носились молодые ласточки-береговушки. Гонялись друг за другом с визгом и писком: играли в пятнашки. Была в их стае одна маленькая Береговушка, такая проворная: никак ее догнать нельзя было - от всех увертывается. Погонится за ней пятнашка, а она - туда, сюда, вниз, вверх, в сторону бросится да как пустится лететь - только крылышки мелькают. Вдруг - откуда ни возьмись - Чеглок-Сокол мчится. Острые изогнутые крылья так и свистят. Ласточки переполошились: все - врассыпную, кто куда, - мигом разлетелась вся стая. А проворная Береговушка от него без оглядки за реку, да над лесом, да через озеро! Очень уж страшная пятнашка Чеглок-Сокол. Летела, летела Береговушка - из сил выбилась. Обернулась назад - никого сзади нет. Кругом оглянулась, - а место совсем незнакомое. Посмотрела вниз - внизу река течет. Только не своя - чужая какая-то. Испугалась Береговушка. Дорогу домой она не помнила: где ж ей было запомнить, когда она неслась без памяти от страха? А уж вечер был - ночь скоро. Как тут быть? Жутко стало маленькой Береговушке. Полетела она вниз, села на берегу и горько заплакала. Вдруг видит: бежит мимо нее по песку желтая птичка с черным галстуком на шее. Береговушка обрадовалась, спрашивает у желтой птички: - Скажите, пожалуйста, как мне домой попасть? - А ты чья? - спрашивает желтая птичка. - Не знаю,- отвечает Береговушка. - Трудно же будет тебе свой дом разыскать! - говорит желтая птичка. - Скоро солнце закатится, темно станет. Оставайся-ка лучше у меня ночевать. Меня зовут Зуек. А дом у меня вот тут - рядом. Зуек пробежал несколько шагов и показал клювом на песок. Потом закланялся, закачался на тоненьких ножках и говорит: - Вот он, мой дом. Заходи! Взглянула Береговушка - кругом песок да галька, а дома никакого нет. - Неужели не видишь? - удивился Зуек. - Вот сюда гляди, где между камешками яйца лежат. Насилу-насилу разглядела Береговушка: четыре яйца в бурых крапинках лежат рядышком прямо на песке среди гальки. - Ну, что же ты? - спрашивает Зуек.- Разве тебе не нравится мой дом? Береговушка не знает, что и сказать: скажешь, что дома у него нет, еще хозяин обидится. Вот она ему и говорит: - Не привыкла я на чистом воздухе спать, на голом песке, без подстилочки. - Жаль, что не привыкла! - говорит Зуек. - Тогда лети-ка вон в тот еловый лесок. Спроси там голубя, по имени Витютень. Дом у него с полом. У него и ночуй. - Вот спасибо! - обрадовалась Береговушка. И полетела в еловый лесок. Там она скоро отыскала лесного голубя Витютня и попросилась к нему ночевать. - Ночуй, если тебе моя хата нравится, - говорит Витютень. А какая у Витютня хата? Один пол, да и тот, как решето,- весь в дырьях. Просто прутики на ветви накиданы как попало. На прутиках белые голубиные яйца лежат. Снизу их видно: просвечивают сквозь дырявый пол. Удивилась Береговушка. - У вашего дома, - говорит она Витютню, - один пол, даже стен нет. Как же в нем спать? - Что же, - говорит Витютень, - если тебе нужен дом со стенами, лети, разыщи Иволгу. У нее тебе понравится. И Витютень сказал Береговушке адрес Иволги: в роще, на самой красивой березе. Полетела Береговушка в рощу. А в роще березы одна другой красивее. Искала, искала Иволгин дом и вот, наконец, увидела: висит на березовой ветке крошечный легкий домик. Такой уютный домик, и похож на розу, сделанную из тонких листков серой бумаги. "Какой же у Иволги домик маленький! - подумала Береговушка. - Даже мне в нем не поместиться". Только она хотела постучаться, - вдруг из серого домика вылетели осы. Закружились, зажужжали - сейчас ужалят! Испугалась Береговушка и скорей улетела прочь. Мчится среди зеленой листвы. Вот что-то золотое и черное блеснуло у нее перед глазами. Подлетела ближе, видит: на ветке сидит золотая птица с черными крыльями. Как муравьишка домой Залез Муравей на берёзу. Долез до вершины, посмотрел вниз, а там, на земле, его родной муравейник чуть виден. Муравьишка сел на листок и думает: «Отдохну немножко — и вниз». У Муравьёв ведь строго: только солнышко на закат — все домой бегут. Сядет солнце, — муравьи все ходы и выходы закроют — и спать. А кто опоздал, тот хоть на улице ночуй. Солнце уже к лесу спускалось. Муравей сидит на листке и думает: «Ничего, поспею: вниз ведь скорей». А листок был плохой: жёлтый, сухой. Дунул ветер и сорвал его с ветки. Несётся листок через лес, через реку, через деревню. Летит Муравьишка на листке, качается — чуть жив от страха. Занёс ветер листок на луг за деревней, да там и бросил. Листок упал на камень. Муравьишка себе ноги отшиб. Лежит и думает: «Пропала моя головушка. Не добраться мне теперь до дому. Место кругом ровное. Был бы здоров — сразу бы добежал, да вот беда: ноги болят. Обидно, хоть землю кусай». Смотрит Муравей: рядом Гусеница-Землемер лежит. Червяк-червяком, только спереди — ножки и сзади — ножки. Муравьишка говорит Землемеру: — Землемер, Землемер, снеси меня домой! У меня ножки болят. — А кусаться не будешь? — Кусаться не буду. — Ну садись, подвезу. Муравьишка вскарабкался на спину к Землемеру. Тот изогнулся дугой, задние ноги к передним приставил, хвост — к голове. Потом вдруг встал во весь рост, да так и лёг на землю палкой. Отмерил на земле, сколько в нём росту, и опять в дугу скрючился. Так и пошёл, так и пошёл землю мерить. Муравьишка то к земле летит, то к небу, то вниз головой, то вверх. — Не могу больше! — кричит. — Стой! А то укушу! Остановился Землемер, вытянулся по земле. Муравьишка слез, еле отдышался. Огляделся, видит: луг впереди, на лугу трава скошенная лежит. А по лугу Паук-Сенокосец шагает: ноги, как ходули, между ног голова качается. — Паук, а Паук, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Ну что ж, садись, подвезу. Пришлось Муравьишке по паучьей ноге вверх лезть до коленки, а с коленки вниз спускаться Пауку на спину: коленки у Сенокосца торчат выше спины. Начал Паук свои ходули переставлять — одна нога тут, другая там; все восемь ног, будто спицы, в глазах у Муравьишки замелькали. А идёт Паук не быстро, брюхом по земле чиркает. Надоела Муравьишке такая езда. Чуть было не укусил он Паука. Да тут, на счастье, вышли они на гладкую дорожку. Остановился Паук. — Слезай, — говорит. — Вот Жужелица бежит, она резвей меня. Слез Муравьишка. — Жужелка, Жужелка, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Садись, прокачу. Только успел Муравьишка вскарабкаться Жужелице на спину, она как пустится бежать! Ноги у неё ровные, как у коня. Бежит шестиногий конь, бежит, не трясёт, будто по воздуху летит. Вмиг домчались до картофельного поля. — А теперь слезай, — говорит Жужелица. — Не с моими ногами по картофельным грядам прыгать. Другого коня бери. Пришлось слезть. Картофельная ботва для Муравьишки — лес густой. Тут и со здоровыми ногами — целый день бежать. А солнце уж низко. Вдруг слышит Муравьишка, пищит кто-то: — А ну, Муравей, полезай ко мне на спину, поскачем. Обернулся Муравьишка — стоит рядом Жучок-Блошачок, чуть от земли видно. — Да ты маленький! Тебе меня не поднять. — А ты-то большой! Лезь, говорю. Кое-как уместился Муравей на спине у Блошака. Только-только ножки поставил. — Влез? — Ну влез. — А влез, так держись. Блошачок подобрал под себя толстые задние ножки, — а они у него, как пружинки складные, — да щёлк! — и распрямил их. Глядь, уж он на грядке сидит. Щёлк! — на другой. Щёлк! — на третьей. Так весь огород и отщёлкал до самого забора. Муравьишка спрашивает: — А через забор можешь? — Через забор не могу: высок очень. Ты Кузнечика попроси: он может. — Кузнечик, Кузнечик, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Садись на загривок. Сел Муравьишка Кузнечику на загривок. Кузнечик сложил свои длинные задние ноги пополам, потом разом выпрямил их и подскочил высоко в воздух, как Блошачок. Но тут с треском развернулись у него за спиной крылья, перенесли Кузнечика через забор и тихонько опустили на землю. — Стоп! — сказал Кузнечик. — Приехали. Муравьишка глядит вперёд, а там река: год по ней плыви — не переплывёшь. А солнце ещё ниже. Кузнечик говорит: — Через реку и мне не перескочить: очень уж широкая. Стой-ка, я Водомерку кликну: будет тебе перевозчик. Затрещал по-своему, глядь — бежит по воде лодочка на ножках. Подбежала. Нет, не лодочка, а Водомерка-Клоп. — Водомер, Водомер, снеси меня домой! У меня ножки болят. — Ладно, садись, перевезу. Сел Муравьишка. Водомер подпрыгнул и зашагал по воде, как посуху. А солнце уж совсем низко. — Миленький, шибче! — просит Муравьишка. — Меня домой не пустят. — Можно и пошибче, — говорит Водомер. Да как припустит! Оттолкнётся, оттолкнётся ножками и катит-скользит по воде, как по льду. Живо на том берегу очутился. — А по земле не можешь? — спрашивает Муравьишка. — По земле мне трудно, ноги не скользят… Да и гляди-ка: впереди-то лес. Ищи себе другого коня. Посмотрел Муравьишка вперёд и видит: стоит над рекой лес высокий, до самого неба. И солнце за ним уже скрылось. Нет, не попасть Муравьишке домой! — Гляди, — говорит Водомер, — вот тебе и конь ползёт. Видит Муравьишка: ползёт мимо Майский Хрущ — тяжёлый жук, неуклюжий жук. Разве на таком коне далеко ускачешь? Всё-таки послушался Водомера. — Хрущ, Хрущ, снеси меня домой. У меня ножки болят. — А ты где живёшь? — В муравейнике за лесом. — Далёконько… Ну что с тобой делать? Садись, довезу. Полез Муравьишка по жёсткому жучьему боку. — Сел, что ли? — Сел. — А куда сел? — На спину. — Эх, глупый! Полезай на голову. Влез Муравьишка Жуку на голову. И хорошо, что не остался на спине: разломил Жук спину надвое, два жёстких крыла приподнял. Крылья у Жука точно два перевёрнутых корыта, а из-под них другие крылышки лезут, разворачиваются: тоненькие, прозрачные, шире и длиннее верхних. Стал Жук пыхтеть, надуваться: «Уф, уф, уф!» Будто мотор заводит. — Дяденька, — просит Муравьишка, — поскорей! Миленький, поживей! Не отвечает Жук, только пыхтит: «Уф, уф, уф!» Вдруг затрепетали тонкие крылышки, заработали. «Жжж! Тут-тук-тук!..» — поднялся Хрущ на воздух. Как пробку, выкинуло его ветром вверх — выше леса. Муравьишка сверху видит: солнышко уже краем землю зацепило. Как помчал Хрущ — у Муравьишки даже дух захватило. «Жжж! Тук-тук-тук!» — несётся Жук, буравит воздух, как п<
Популярное: Генезис конфликтологии как науки в древней Греции: Для уяснения предыстории конфликтологии существенное значение имеет обращение к античной... Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы... Как построить свою речь (словесное оформление):
При подготовке публичного выступления перед оратором возникает вопрос, как лучше словесно оформить свою... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (243)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |