Как Томка научился плавать

Мы пошли гулять и взяли с собой Томку. Сунули его в портфель, чтобы он не устал.

Пришли к озеру, сели на берег и стали кидать камушки в воду -- кто дальше бросит. А портфель с Томкой на траву положили. Вот он вылез из портфеля, увидал, как камушек плюхнулся в воду, и побежал.

Бежит Томка по песочку, косолапый, неуклюжий, ноги у него в песке так и заплетаются. Дошел до воды, сунул лапы в воду и на нас оглядывается.
- Иди, Томка, иди -- не бойся, не потонешь!

Полез Томка в воду. Сначала по животик зашел, потом по шею, а потом и весь окунулся. Только хвост-обрубочек торчит наружу.

Повозился, повозился да вдруг как выскочит -- и давай кашлять, чихать, отфыркиваться. Видно, он дышать в воде вздумал -- вода и попала ему в нос да в рот. Не достал камушка.

Тут мы взяли мячик и кинули его в озеро. Томка любил играть с мячиком, -- это была его любимая игрушка.

Шлепнулся мяч в воду, покрутился и остановился. Лежит на воде, как на гладком полу. Узнал Томка свою любимую игрушку и не стерпел -- побежал в воду.

Бежит, повизгивает. Но теперь носом в воду не суется. Шел, шел да так и поплыл. Доплыл до мячика, цап его в зубы -- и обратно к нам.

Вот так и научился плавать.

Томка испугался

Когда Томка был совсем еще небольшим щенком, я взял его с собой на охоту. Пускай приучается.

Вот ходим мы с ним. Томка за бабочками, за стрекозами гоняется. Кузнечиков ловит. На птиц лает. Только никого поймать не может. Все улетают. Бегал он, бегал -- так уморился, что сунулся в кочку носом и заснул. Маленький еще. А будить мне его жалко.

Прошло с полчаса. Прилетел шмель. Бунчит, летает над самым Томкиным ухом. Проснулся Томка. Покрутился спросонья, поглядел: кто это такой спать мешает? Шмеля он не заметил, а увидал корову и побежал к ней.

А корова паслась далеко-далеко и, должно быть, показалась Томке совсем маленькой, не больше воробушка.

Бежит Томка корову загрызать, хвост кверху поднял -- никогда он еще коров не видал. Подбежал поближе, а корова уж не с воробушка -- с кошку ростом кажется. Тут Томка немного потише побежал, а корова уж не с кошку, а с козу выросла. Страшно стало Томке. Он близко не подошел и нюхает: что за зверь такой?

В это время шевельнулась корова - ее, наверно, кто-то укусил. И побежал от нее Томка!

С тех пор он и близко к коровам не подходит.

Томкины сны

Когда Томка спит, он лает во сне, повизгивает, а иной раз и лапками шевелит, будто он бежит куда-то.

Спрашивают у меня ребята:
- Почему это Томка лает? Ведь он же спит!
- Он сны видит, -- отвечаю.
- А какие?
- Да, наверно, какие-нибудь свои, собачьи сны, -- про охоту, про зверей, про птиц. Человеку таких снов не увидеть.
- Вот интересно-то! -- говорят ребята.

Обступили они Томку, глядят, как он спит. А Томка спал, спал и залаял тоненьким голоском. Я и спрашиваю у ребят:
- Чего же это он во сне видит? Вам понятно?
- Понятно, -- говорят ребята. -- Это он зайчонка увидел небольшого.

Томка поспал еще немного и лапками пошевелил.
- Вот, -- говорят ребята, -- это Томка побежал.
- За кем побежал?
- Да не за кем, а от козы. Он ее увидел, а она бодается.

Тут Томка зарычал, залаял.
- Проснись! -- закричали ребята. -- Проснись, Томка! Ведь он тебя сейчас съест!
- Кто, -- спрашиваю, -- съест?
- Медведь! Томка с ним подраться хочет. Медведь-то вон какой страшный! Томке с ним не справиться.

Как Томка не показался глупым

Томка не любит, когда над ним смеются, -- обидится, отвернется. А потом он научился делать вид, что не над ним смеются, а над кем-то другим.

Как-то заметил Томка курочку с цыплятами. Идет поближе -- хочет понюхать. А курочка как закричит, как прыгнет на Томку -- и поехала на нем. Едет, клюет Томку и кричит. Так и слышно, как она выговаривает: "Ах ты, такой-сякой, невоспитанный! Вот я тебя! Вот я тебя! Не смей к цыплятам подходить!"

Томка обиделся, но не захотел показаться смешным и сразу сделал вид, что никто его не клюет, никто на него не кричит.

И тогда курочка соскочила с него и вернулась к цыплятам.

Никита-доктор

Говорит Никита Томке:
- Ну, Томка, сейчас я буду тебя лечить.

Надел Никита на себя халат из простыни, очки нацепил на нос и взял докторскую трубочку для выслушивания -- дудку-игрушку. Потом вышел за дверь и постучался -- это доктор пришел. Потом утерся полотенцем -- это доктор вымыл руки.

Поклонился щенку Томке и говорит:
- Здравствуйте, молодой человек! Вы хвораете, я вижу. Что же у вас болит?

А Томка, конечно, ничего не отвечает, только хвостиком виляет -- не умеет говорить.
- Ложитесь, молодой человек, -- говорит доктор Никита, -- я вас выслушаю.

Доктор повернул Томку кверху пузом, приставил к животу дудочку и слушает. А Томка хвать его за ухо!
- Ты что кусаешься! -- закричал Никита. -- Ведь я же доктор!

Рассердился доктор. Ухватил Томку за лапу и сунул под мышку градусник-карандаш. А Томка не хочет измерять температуру. Барахтается. Тогда доктор говорит больному:
- Теперь вы откройте рот и скажите: а-а-а. И высуньте язык.

Хотел язык посмотреть. А Томка визжит и язык не высовывает.
- Я пропишу вам лекарство, -- говорит доктор Никита, -- и научу чистить зубы. Я вижу, что вы, молодой человек, неряха, не любите зубы чистить. Взял Никита свою зубную щетку и стал чистить у Томки зубы.

А Томка как схватит щетку зубами! Вырвался у доктора из рук, утащил щетку и разгрыз ее на мелкие кусочки.
- Ты глупый, Томка! -- кричит Никита. -- Ведь совсем не так играют!

Так и не научился Томка играть в больного.

Георгий Скребицкий

Кот Иваныч

Жил у нас в доме огромный толстый кот — Иваныч: ленивый, неповоротливый. Целые дни он ел или спал. Бывало, залезет на тёплую лежанку, свернётся клубком и уснёт. Во сне лапы раскинет, сам вытянется, а хвост вниз свесит. Из-за этого хвоста Иванычу часто доставалось от нашего дворового щенка Бобки.

Он был очень озорной щенок. Как только дверь в дом откроют — шмыгнёт в комнаты прямо к Иванычу. Схватит его зубами за хвост, стащит на пол и везёт, как мешок. Пол гладкий, скользкий, Иваныч по нему словно по льду покатится. Спросонья сразу и не разберёт, в чём дело. Потом опомнится, вскочит, даст Бобке лапой по морде, а сам опять спать на лежанку отправится.

Иваныч любил улечься так, чтобы ему было и тепло и мягко. То к маме на подушку уляжется, то под одеяло заберётся. А однажды вот что натворил. Замесила мама тесто в кадушке и поставила на печку. Чтобы оно лучше поднялось, сверху ещё тёплым платком прикрыла. Прошло часа два. Мама пошла посмотреть — хорошо ли тесто поднимается. Глядит, а в кадушке, свернувшись калачиком, как на перине, Иваныч спит. Всё тесто примял и сам весь измазался. Так мы без пирогов и остались. А Иваныча вымыть пришлось.

Налила мама в таз тёплой воды, посадила туда кота и начала мыть. Мама моет, а он и не сердится — мурлычет, песни поёт. Вымыли его, вытерли и опять на печку спать положили.

Вообще Иваныч был очень ленивый кот, даже мышей не ловил. Иногда мышь скребётся где-нибудь рядом, а он внимания на неё не обращает.

Как-то зовёт меня мама в кухню:

— Погляди-ка, что твой кот делает!

Гляжу — Иваныч растянулся на полу и греется на солнышке, а рядом с ним целый выводок мышат гуляет: совсем крошечные, бегают по полу, собирают хлебные крохи, а Иваныч будто пасёт их — поглядывает да глаза от солнца жмурит. Мама даже руками развела:

— Что же это такое делается!

А я и говорю:

— Как — что? Разве не видишь? Иваныч мышей караулит. Наверное, мышка-мать попросила за ребятами присмотреть, а то мало ли что без неё может случиться.

Но иногда Иваныч любил ради развлечения и поохотиться. Через двор от нашего дома был хлебный амбар, в нём водилось много крыс. Проведал об этом Иваныч и отправился как-то после обеда на охоту.

Сидим мы у окна, вдруг видим — по двору бежит Иваныч, а во рту огромная крыса. Вскочил он в окно — прямо к маме в комнату. Разлёгся посреди пола, выпустил крысу, сам на маму смотрит: «Вот, мол, каков я охотник!»

"Пушок".

В доме у нас жил ёжик, он был ручной.Когда его гладили, он прижимал к спине колючки и делался совсем мягким. За это мы его прозвали Пушком.

Если Пушок бывал голоден, он гонялся за мной, как собака. При этом еж пыхтел, фыркал и кусал меня за ноги, требуя еды.

Летом я брал Пушка с собой гулять в сад. Он бегал по дорожкам, ловил лягушат, жуков, улиток и с аппетитом их съедал.

Когда наступила зима, я Перестал брать Пушка на прогулки, держал его дома. Кормили мы теперь Пушка молоком, супом, мочёным хлебом. Наестся, бывало, ежик, заберётся за печку, свернётся клубочком и спит. А вечером вылезет и начнёт по комнатам бегать. Всю ночь бегает, лапками топает, всем спать мешает. Так он у нас в доме больше половины зимы прожил и ни разу на улице не побывал.

Но вот собрался я как-то на санках с горы кататься, а товарищей во дворе нет. Я и решил взять с собою Пушка. Достал ящичек, настелил туда сена и посадил ежа, а чтобы ему теплей было, сверху тоже сеном закрыл. Ящик поставил в санки и побежал к пруду, где мы всегда катались с горы.

Я бежал во весь дух, воображая себя конём, и вёз в санках Пушка.

Было очень хорошо: светило солнце, мороз щипал уши, нос. Зато ветер совсем утих, так что дым из деревенских труб не клубился, а прямыми столбами упирался в небо.

Я смотрел на эти столбы, и мне казалось, что это вовсе не дым, а с неба спускаются толстые синие верёвки и внизу к ним привязаны за трубы маленькие игрушечные домики.

Накатался я досыта с горы, повёз санки с ежом домой.

Везу. Вдруг навстречу ребята: бегут в деревню смотреть убитого волка. Его только что туда охотники привезли. Я поскорее поставил санки в сарай и тоже за ребятами в деревню помчался. Там мы пробыли до самого вечера. Глядели, как с волка снимали шкуру, как её расправляли на деревянной рогатине.

О Пушке я вспомнил только на другой день. Очень испугался, не убежал ли он куда. Сразу бросился в сарай, к санкам. Гляжу-лежит мой Пушок, свернувшись, в ящичке и не двигается. Сколько я его ни тряс, ни тормошил, он даже не пошевелился. За ночь, видно, совсем замёрз и умер.

Побежал я к ребятам, рассказал о своём несчастье. Погоревали все вместе, да делать нечего, и решили похоронить Пушка в саду, закопать в снег в том самом ящике, в котором он умер.

Целую неделю мы все горевали о бедном Пушке. А потом мне подарили живого сыча: его поймали у нас в сарае. Он был дикий. Мы стали его приручать и забыли о Пушке.

Но вот наступила весна, да какая тёплая! Один раз утром отправился я в сад. Там весной особенно хорошо: зяблики поют, солнце светит, кругом лужи огромные, как озёра. Пробираюсь осторожно по дорожке, чтобы не начерпать грязи в калоши. Вдруг впереди, в куче прошлогодних листьев, что-то завозилось. Я остановился. Кто это - зверёк? Какой? Из-под тёмных листьев показалась знакомая мордочка, и чёрные глазки глянули прямо на меня.

Не помня себя я бросился к зверьку. Через секунду я уже держал в руках Пушка, а он обнюхивал мои пальцы, фыркал и тыкал мне в ладонь холодным носиком, требуя еды.

Тут же на земле валялся оттаявший ящичек с сеном, в котором Пушок благополучно проспал всю зиму. Я поднял ящичек, посадил туда ежа и с торжеством принёс домой.

 

Заботливая мамаша

Как-то раз пастухи поймали лисёнка и принесли его нам. Мы посадили зверька в пустой амбар.

Лисёнок был ещё маленький, весь серый, мордочка тёмная, а хвост на конце беленький. Зверёк забился в дальний угол амбара и испуганно озирался по сторонам. От страха он даже не кусался, когда мы его гладили, а только прижимал уши и весь дрожал.

Мама налила ему в мисочку молока и поставила тут же рядом. Но напуганный зверёк молоко пить не стал.

Тогда папа сказал, что лисёнка надо оставить в покое — пусть оглядится, освоится на новом месте.

Мне очень не хотелось уходить, но папа запер дверь, и мы ушли домой. Был уже вечер, скоро все легли спать.

Ночью я проснулся. Слышу, где-то совсем рядом тявкает и скулит щенок. Откуда же, думаю, он взялся? Выглянул в окно. На дворе уже светало. Из окна был виден амбар, где находился лисёнок. Оказывается, это он так по - щенячьи скулил.

Прямо за амбаром начинался лес.

Вдруг я увидел, что из кустов выскочила лисица, остановилась, прислушалась и крадучись подбежала к амбару. Сразу тявканье в нём прекратилось, и вместо него послышался радостный визг.

Я потихоньку разбудил маму и папу, и мы все вместе стали глядеть в окно.

Лисица бегала вокруг амбара, пробовала подрыть землю под ним. Но там был крепкий каменный фундамент, и лиса ничего не могла сделать. Вскоре она убежала в кусты, а лисёнок опять начал громко и жалобно скулить.

Я хотел караулить лисицу всю ночь, но папа сказал, что она больше не придёт, и велел ложиться спать.

Проснулся я поздно и, одевшись, прежде всего поспешил навестить лисёнка. Что такое?.. На пороге возле самой двери лежал мёртвый зайчонок. Я скорее побежал к папе и привёл его с собой.

— Вот так штука! — сказал папа, увидя зайчонка. — Это, значит, мать-лиса ещё раз приходила к лисёнку и принесла ему еду. Попасть внутрь она не смогла, так и оставила снаружи. Ну и заботливая мамаша!

Весь день я вертелся около амбара, заглядывал в щёлки и два раза ходил с мамой кормить лисёнка. А вечером я никак не мог заснуть, всё вскакивал с постели и смотрел в окно — не пришла ли лисица.

Наконец мама рассердилась и завесила окно тёмной занавеской.

Зато утром я поднялся чем свет и сразу побежал к амбару. На этот раз на пороге лежал уже не зайчонок, а задушенная соседская курица. Видно, лиса ночью опять приходила проведать лисёнка. Добычу в лесу ей поймать для него не удалось, вот она и залезла к соседям в курятник, задушила курицу и принесла своему детёнышу.

За курицу папе пришлось заплатить, к тому же здорово досталось от соседей.

— Убирайте лисёнка куда хотите, — кричали они, — а то с ним лиса всю птицу у нас переведёт!

Делать было нечего, пришлось папе посадить лисёнка в мешок и отнести назад в лес, к лисьим норам.

С тех пор лиса в деревню больше не приходила.

 

Николай Сладков

Сорочьи тараторки

ЯНВАРЬ

Январь — месяц больших молчаливых снегов. Прилетают они всегда вдруг. Вдруг ночью зашепчутся, зашепчутся деревья — что-то творится в лесу. К утру станет видно: пришла настоящая зима! Лес утонул в дремучих сугробах. Под холодным сводом неба, покорно склонив тяжёлые головы, застыли скорбные белые деревья.

Вместе со снегом налетели и набежали в лес диковинные невиданные существа. Они расселись по пням и сучкам, вскарабкались на ёлки и сосны — странные белые фигурки, неподвижные, незнакомые, но на что-то очень похожие...

Тут вылез из сугроба лесной человечек в огромной белой папахе. Там на пеньке сидит не то белочка, не то зайчик. Сложил он белые лапки на белое пузечко, молчит и смотрит на белый лес. На камне у речки белая Алёнушка: склонила голову на плечо, подпёрла белой ладошкой белую щёчку. Обласкало солнце пригорюнившуюся Алёнушку, и с мохнатых хвойных ресниц её закапали слёзы.

А вот зверёк-оборотень. Сделай шаг в сторону, посмотри чуть со стороны — и обернётся зверёк простым сучком, запорошённым снегом. Вот птица не птица, зверь не зверь: пальцем тронь — рассыплется в прах.

Белые медведи и белые совы. Зайцы, куропатки, белочки. Сидят, лежат и висят.

Полон лес диковинных птиц и зверей. Хочешь увидеть их — поторопись. А то дунет ветер — поминай как звали!

ЛИСА И ЗАЯЦ

— Почему это, Заинька, у тебя такие длинные ушки? Почему это, серенький, у тебя такие быстрые ножки?

— А всё потому, Лисонька, что уж очень у тебя шажки тихие да уж очень острые зубки!

ЯСТРЕБ И ОЛЯПКА

— Ну, Оляпка, попалась: сейчас я тебя сцапаю!

— А я, Ястреб, от тебя в полынью нырну.

— А я тебя у полыньи подкараулю!

— А я во вторую полынью выскочу.

— А я у второй подкараулю!

— А я тогда в первую выскочу.

— А я... И долго ты так от полыньи к полынье будешь мотаться?

— Да пока тебе за мной гоняться не надоест!

ОКУНЬ И НАЛИМ

— Чудеса подо льдом! Все рыбы сонные, апатичные — один ты, Налим, бодренький да игривый. Что с тобой такое, а?

— A то, что для всех рыб зимою—зима, а для меня, Налима, зимою - лето! Вы, окуни, дремлете, а мы, налимы, свадьбы играем, радуемся-веселимся!

— Айда, братцы-окуни, к Налиму на свадьбу! Сон свой разгоним, повеселимся, налимьей икоркой закусим...

ПТИЧЬИ СТОЛОВЫЕ

А мы строим птичьи столовые. Самые разные. Кто — целые сказочные домики пряничные. Кто — столики самобранные. Строим на земле шалашики из елового лапника. В них забегают овсянки и воробьи и залетают снегири и синицы. А некоторые ухитрились сделать птичьи кафе-автоматы. Насыпали в бутылку зерно, перевернули её над полочкой, укрепили. И теперь не надо три раза в день засыпать на полочку корм, птицы сами себя обслуживают.

Но самая, пожалуй, необычная птичья столовая — водяная! О ней особо рассказать стоит.

СТОЛОВАЯ-ПРОРУБЬ

Бывают такие быстрые речки, что в них зимой не везде замерзает вода. У такой полыньи, у живой воды, любят зимовать птички оляпки. Целыми днями летают они у полыньи, садятся на обледенелые камни, весело приседают, кланяются и даже поют. Да так звонко, весело и старательно, что даже из клюва парок вырывается! И хоть мороз, а они купаются, плавают и ныряют. Но все это только до той поры, пока сильный мороз не скует полынью. На дно не нырнуть, водяных жуков и личинок не достать. Тут уж не до песен. Сидят на камнях скучные и голодные. Вот тут-то и надо взять длинный шест и разбить лед в полынье. Это нетрудно: лед еще тонкий, глубина под ним по колено, а бить можно прямо с берега. И оляпки тогда не улетят на другую речку, а останутся тут жить: жуков ловить, вас веселить.

ВЫДРА И ВОРОН

— Скажи, Ворон, мудрая птица, зачем люди костер в лесу жгут?

—Не ожидал я, Выдра, от тебя такого вопроса. Промокли в ручье, замерзли, вот и костер разожгли. У огня греются.

—Странно... А я зимой всегда в воде греюсь. В воде ведь морозов никогда не бывает!

ЖАЛОБЫ НА СУГРОБЕ

Тра-та-та-та! Что я видела, что я слышала! Ребята птицам прекрасную столовую — большую, бесплатную, с самообслуживанием! — устроили, а они, неблагодарные, на соседнем сугробе на них жалобы пишут! Привередничают и капризничают.

Чечётки лапками на снегу наследили:

«Семечки и конопля в столовой недавленые. Клюв свихнёшь, пока их раскусишь! У нас от такой пищи мозоли на языке!»

Большая синица носом выстукала:

«Сало салу рознь! Могли бы вывешивать и несолёное, у нас от солёного животы болят!»

Пухляк коготком нацарапал:

«Безобразие! Прилетел перекусить, а столовую снегом засыпало! До вечера коноплю раскапывал. Хоть бы навес сделали, что ли!»

Овсянка напрыгала:

«Осталась голодная, обед ветром сдуло! Кто сделал кормушку без бортиков? Ветер у него в голове!»

Снегирь хвостом начертил:

«Где семена сорняков? Где рябина, калина и бузина? Где арбузные и дынные семена?»

Тра-та-та-та! Ой, что-то будет, ой, кто-то рассердится!

СЕРДИТЫЕ ГОЛОСА

Скрипела-гадала в лесу старая ёлка: «Жаловаться — не жаловаться, жаловаться — не жаловаться, жаловаться... Ну, раз вышло «жаловаться» — пожалуюсь!

Росли вокруг меня десять дочерей — ёлочек-красавиц! Росли, меня, старуху, радовали. Все как одна: яркие, зелёные, стройные! Им бы жить да жить! Но под Новый год пришёл дед с топором и — всех под корешок! Расшумелась я, а он мне и говорит:

— Молчи, ворчунья старая! Дочкам твоим честь великая, будут с ребятами Новый год встречать. Разукрасят их лентами да ожерельями, оденут в серебро да золото, конфетами и пряниками одарят, хороводы вокруг них водить станут. Радоваться надо, а не скрипеть, темнота ты лесная!

Порадовалась я тогда, а сейчас вижу: отводили ребята вокруг ёлочек хороводы, украшения сняли, да и выбросили их на помойку. Были ёлки — стали палки.

Жалко мне дочерей, да и ребят жалко: что это за Новый год, если без ёлки? А как быть, не придумаю. Ох ты, головушка моя тёмная, дремучая...

Жаловаться — не жаловаться, жаловаться — не жаловаться? Скрип-скрип, скрип-скрип...»

* * *

Полвека прожила я на свете и всё думала, что я берёза. Но прошлой весной подошёл ко мне турист и на боку у меня вырезал — «ВАНЯ». Летом дачник подошёл и вырезал — «ЛЕНЯ». Осенью грибник присел отдохнуть. Посидел в тени, отдохнул и вырезал на коре — «МИША». А зимой подкатил лыжник, прочитал на мне все имена, воткнул палки в снег, вытащил огромный ножище и вывел — «ЭДУАРД». Так что же я наконец: берёза или Эдуард? И почему все, кому не лень, тычут в меня ножами?

 

ФЕВРАЛЬ

Февраль — пора низкого солнца и длинных теней. Мороз и иней! Берёзы стоят пушистые и розовые. Лиственные берёзы стали хвойными, все в белых сверкающих иголочках. Каждый прутик, каждая былинка нарядны и праздничны. Всюду лебяжий пух: топнешь лыжей — и вихрь снежинок взлетает выше головы!

Тишина. И только потрескивает, постукивает что-то в лесу — не то мороз, а может, и дятел.

Плывёт за окном белая дремлющая земля. Но вот минула ночь — и за окном уже новые места.

Свистит метель — от земли до неба весёлая кутерьма! Испуганные берёзки вытянули по ветру тонкие руки-ветви, а чёрные строгие ели хмуро покачивают головами и осуждающе хлопают себя по бокам косматыми лапами.

А ветер свистит, и снег метёт, дышать не даёт, слепит глаза, сталкивает с дороги, заносит следы. И солнце сквозь снежную муть — как багровый летящий шар.

Ещё минула ночь — и за окном уже новый вид.

Снег стал сырой и пористый. Деревья чёрные и мокрые. Дует тёплый ветер, дали туманны и скучны. Солнца не видно, небо серое, низкое, тяжёлое. На чёрных ветвях набухли капли. В лужах толкутся голуби и воробьи. Голоса людей разносятся громко и резко. Машины разбрызгивают грязный снег.

С каждым новым днём новые события и новые открытия. С каждым новым днём всё больше за окном света. Всё длинней вырастают на крышах сосульки. Всё короче тени. Маленькая синичка не испугалась зимы и пропела свою первую весеннюю песенку. Воробьи становятся всё беспокойнее и задиристей. Воркуют — даже по ночам — голуби. На улицах продают южные цветы мимозы.

ВОРОБЕЙ И СИНИЦА

— Угадай, Синица, какое у людей самое страшное оружие?

— Ружьё?

— Э-э, не угадала!

— Пушка?

— Опять не угадала!

— Какое же тогда, Воробей?

— Рогатка. Из пушки-то по воробьям не стреляют, а из рогатки — только успевай отскакивай! Я-то уж знаю, я-то стреляный воробей!

СОРОКА И ВОЛК

— Эй, Волк, чего ты хмурый такой?

— От голода.

— И рёбра торчат — выпирают.

— От голода.

— А воешь отчего?

— От голода.

— Вот и говори с тобой! Заладил, как сорока: от голода, от голода, от голода! Чего это ты нынче такой неразговорчивый?

— От голода. . .

КОРОЛЁК И ПУХЛЯК

— Ну, брат Королёк, и растолстел же ты за зиму! Сразу и не узнаешь — эвон какой верзила. Что в длину, что в ширину. Тяжелей меня небось стал?

— Тяжелей тебя, Пухляк, разве станешь... Вон ты дылда какой, сучки под ногами ломаются, ветки до земли гнутся. Сколько веса-то уже набрал?

— Я-то? Да десять граммов тяну, а ты?

— А я семь...

ПОЧЕМУ ГОД КРУГЛЫЙ

Солнце.

Все говорят: круглый год, круглый год! А почему год круглый? Да потому, что Земля вокруг меня мчится по кругу. Как полный круг сделает — так и год.

Дуб.

И совсем не потому! Год потому круглый, что за год на всех деревьях годовое кольцо нарастает. Как год — так новое ко. А кольцо — тот же круг!

Ёлка.

Нет, друзья, нет и нет. Всем вам известно, что мы круглый год зелёные. А как же могли бы быть зелёными круглый год, если бы сам-то год был не круглый?..

ЗАЯЦ И ПОЛЁВКА

— Мороз и вьюга, снег и холод. Травку зелёную понюхать захочешь, листочков сочных погрызть — терпи до весны. А где ещё та весна — за горами да за морями...

— Не за морями, Заяц, весна, не за горами, а у тебя под ногами! Прокопай снег до земли — там и брусничка зелёная, и манжетка, и земляничка, и одуванчик. И нанюхаешься, и наешься.

СЕРДИТЫЕ ГОЛОСА

Безобразие какое — прямо на голову наступают! Нет чтобы стороной обойти! Шею набок сворачивают! Эй, нельзя ли поосторожней!

Хватай его за лыжи, цепляй его за ноги!

Жалуемся на лыжников! Снег все молодые посадки по шейку засыпал, сверху одни макушки торчат. А лыжникам всё нипочём: топчут нас, ломают и портят! Во всех парках и садах. Да и в лесу. Для них шуточки, а мы на всю жизнь калеки. Просим внимания и защиты!

МОЛОДЫЕ ДУБКИ, ЛИПКИ, КЛЁНЫ И ЁЛОЧКИ

Оголодали, продрогли, измучились!

Жалуемся на своих сердобольных и жалостливых хозяев! Знаете, что они выдумали? Они выпустили нас на свободу! И думают, что сделали доброе дело. А что нам на этой свободе сейчас есть и пить? Где от мороза прятаться? Ведь мы птицы летние, да ещё и в клетках изнежились. Уж подождали бы до тёплого мая! Не выпускали бы нас раньше времени на погибель.

МАРТ

Зима кончается, весна начинается. Но зима не сдаётся без боя. Кто кого!

За весну вступается день: становится всё длинней, теплей, светлей. Дневное солнце рушит снеговые крепости, всюду звенит капель, везде проступает живая вода.

Но у зимы есть союзник — ночь. Ночью мороз опять заковывает воду в ледяную броню и бронёй-настом покрывает подтаявшие снега.

Утром хоть глаз зажмурь: вверху сверкает солнце, внизу сверкают снега! На синем небе — «кошачьи хвосты» белых облаков, на белой земле — синие тени деревьев.

У домов галдят воробьи и воркуют голуби.

В лесу звенят синицы и громко барабанят дятлы.

На иве у раскисшей дороги поёт овсянка, всем проезжающим выговаривает: «Смени сани, возьми во-з-з-з!»

А тем, кто поутру несёт скотине сено, слышится в песенке овсянки другой совет: «Неси, неси, не тру-с-с-си!»

И верно: сена за зиму поубавилось, беречь надо. Да и сани пора на телегу менять.

Оживают в марте леса. Загустели кроны — это набухли на ветвях почки. Ветви у берёз, тальников стали бронзовыми. Такой цвет называют мартовским загаром.

У птиц началось движение. Зимние гости — снегири, чечётки, свиристели, щуры — потихоньку улетают на север. А с юга уже летят грачи, скворцы, жаворонки.

Для скворцов везде вывешивают скворечники.

В марте «щука хвостом лёд разбивает». В марте «курица из лужицы напьётся».

Истосковались по живой воде зимующие птицы: всю зиму глотали снег. Пьют из луж сороки, вороны, галки. Купаются воробьи — отмывают зимнюю грязь. На берёзах бормочут тетерева. Растёт шум в полях и лесах.

Весенний шум.

СОРОКА И ЗАЯЦ

— Слушай, заяц, все говорят, что осина страсть горькая. А ты, смотрю, грызёшь её и даже не жмуришься!

— А я, Сорока, осинку на третье блюдо употребляю. Когда на первое только воздух свежий, на второе — прыжки по снегу, так и горькая осина на третье слаще мёда покажется!

ПТИЦЫ ВЕСНУ ПРИНЕСЛИ

Грачи прилетели — проталины принесли. Трясогузки-ледоломки лёд на реке раскололи. Зяблики появились — зелёная травка заворсилась.

Дальше — больше. Пеночки прилетели — цветы запестрели. Кукушка вернулась — листья на берёзах проклюнулись. Соловьи показались — черёмуха зацвела.

Весна так и делается: каждый понемножку.

ВОРОБЬИНЫЙ ТЕРМОМЕТР

Птицы у меня не бездельничают. Воробьи у меня, например, температуру показывают. Как термометры. Утром только взглянул в окно на кормушку — и уже знаю, тепло на улице или холодно, надевать рукавицы и шарф или не надевать.

Если воробьи гладенькие и поджарые, значит тепло на улице, а если пухлые и взъерошенные, словно надутые шарики, значит мороз трескучий, береги уши и нос! И хоть бы когда подвели меня воробьишки.

БАРСУК И МЕДВЕДЬ

— Что, медведь, спишь ещё?

— Сплю, барсук, сплю. Так-то, брат, разогнался — пятый месяц без просыпу. Все бока отлежал!

— А может, медведь, нам вставать пора?

— Не пора. Спи ещё.

— А не проспим мы с тобой весну-то с разгону?

— Не бойся! Она, брат, разбудит.

— А что она — постучит нам, песенку споёт или, может, пятки нам пощекочет? Я, Миша, страх как на подъём-то тяжёл!

— Ого-го! Небось вскочишь! Она тебе, Боря, ведро воды как даст под бока — небось не залежишься! Спи уж, пока сухой.

СОРОКА И ВОРОБЕЙ

— Чего это ты, Воробей, раззадавался? Чего это ты расчирикался? Все хорошие певцы помалкивают ещё, а тебя прорвало — орёшь и подскакиваешь!

— Эх, Сорока, мне-то с моим голосом только и петь, пока другие молчат! На безрыбье и рак рыба, на бесптичье и воробей соловей! Чик-чирик!

СЕРДИТЫЕ ГОЛОСА

Обрадовались мы, кусты ивы, мартовскому солнцу и зацвели. Зацвели на свою голову...

Кто пройдёт — букет наломает. Кто проедет — целые веники надерёт. Стоим обломанные, ободранные, сами себе противные. А зацветали — думали: сами радоваться будем и других радовать. Весной ведь на наши «барашки» летят за пыльцой мухи, и пчёлы, и шмели, и бабочки. Даже муравьи приползают. Птицы прилетают для охоты. Гул, бывало, над нами стоял — шум, суета, веселье!

А сейчас — ни себе, ни другим. Ветер, ветер — разнеси по земле наши печали!

* * *

Предупреждаем!

Строят сейчас ребята для нас дома — скворечники и дуплянки. За это им наше птичье спасибо! Но по горькому опыту знаем мы, что бывают у них и брак, и недоделки.

То леток сделают широкий, что любая ворона или сорока голову просунет, а то и кошка пролезет. То из фанеры дом склеят — от дождей и солнца он весь покоробится. То крыша у дуплянки протекает, то у скворечника в щели дует. А то доски берут сырые, даже плесень на стенках растёт. А бывает, такой срубят скворечнище — ну чисто собачья конура!

Время ещё есть: исправьте все недостатки. Не вывешивайте негодные птицам домики. Нам ведь в них жить, детей выводить!

АПРЕЛЬ

Апрель — месяц первых цветов и последнего снега, пора вешнего солнца и вешней воды.

Ночью заморозит, днём распустит. То солнце, то дождь, а то вдруг и снег!

Под снегом журчит вода, через болото не пройти, в лесу вода, на полях вода, дождь моросит — апрель-водолей!

В апреле весна всё переделывает на свой лад. Каждый день новости. Каждый день новые звуки, новые краски, новые запахи.

Над проталинками запели жаворонки. Сколько проталин, столько и жаворонков. Чёрные золотоносые скворцы трепещут крылышками у скворечен и поют, поют без конца! В их песне слышится и свист куличка, и крик иволги, а то, бывает, и тихое кукареканье петуха или блеяние ягнёнка.

Чёрные блестящие грачи шумно возятся у своих гнёзд и каркают басом.

Трясогузочка-ледоломка семенит ножками по бережку и покачивает длинным хвостом. Говорят, что она хвостом лёд на реке ломает.

Прилетели дикие утки, гуси, прилетели лесные кулики вальдшнепы и болотные кулики кроншнепы. Прилетели крикливые чибисы. И их кряканье, гогот, хорканье, свист и писк слились в общий весенний хор.

У дятлов своей песни нет, дятлы громко стучат клювами по сушине — треск на весь лес! Это называется «дятлы играют на барабане».

Громкими голосами птицы гонят из лесов и полей зимнюю тишину.

Тёплые струйки ветра приносят новые запахи — запахи нагретой земли, первых клейких листочков, первых цветов.

Первые пчёлы вылетают на первые цветы. Первые бабочки — крапивницы и лимонницы — порхают на солнце. Жужжат на припёке мухи.

В апреле в лесу — как на земле неизведанной. Что ни шаг, то открытие. На обсохших бугорках вдруг увидишь... грибы! Это самые ранние наши грибы — строчки и сморчки.

Из надломленной берёзки капает сок. Сок можно собрать в кулёк из берёсты и выпить. На вкус он сладковат. Это хорошо знает большой пёстрый дятел. Весной он пробивает клювом в берёзовой коре дырочки и пьёт сок. Разные насекомые — тоже сладкоежки! — приползают и прилетают к дятлу в гости на сладкий сок.

Вышел из берлоги медведь. Вылезли из нор барсуки. Сейчас они голодные и худые. В глухом лесу, на грязи или на сугробе, встречаются их когтистые следы.

Со всех сторон слышится бормотание косачей.

Грязны и трудны пути-дороги. Но зато какие незабываемые встречи бывают на них!

Сколько всего увидишь, услышишь, узнаешь! Сколько всему порадуешься!

С ПЕРВЫМ АПРЕЛЯ!

Володя вбежал в класс и закричал:

— На дворе глухая зима, не светит ярко солнце, не набухли на деревьях почки, не барабанит в лесу дятел, не прилетели птицы!

Все грустно повесили носы.

Тогда Володька запрыгал и закричал ещё громче:

— Всех обманул! С первым апреля!

На большой перемене все сбежались на школьный двор.

Ярко светило солнце. Везде лужи. На деревьях набухли почки. У скворечен пели и щёлкали клювами скворцы. На грачевнике белоносые чёрные грачи орали басом. А с голубого неба лились жавороночьи трели. Самих жаворонков не было видно: летели на север одни их песенки.

Жаворонки прилетели! Здравствуй, весна!

С первым апреля!

СОРОКА И ЕНОТ

— Енот, а Енот, а ты ягоды есть любишь?

— Люблю!

— А птенцов и яйца любишь?

— Люблю!

— А лягушек и ящериц любишь?

— Люблю!

— А жуков и сороконожек любишь?

— Люблю!

— А. .. а червяков и улиток любишь?

— Тоже люблю!

— А чего же ты тогда не любишь?

— Не люблю, когда меня глупыми вопросами от еды отвлекают!

ДЯТЕЛ

Дятлу без носа — что нам без рук! Носом деревья выстукивает, носом шишки на кузнице разбивает. Дупло носом долбит, дырочки на берёзах пробивает — сладкий сок пьёт. Даже на «барабане» носом играет!

На все руки у дятла нос. Пёрышки носом чистит, муравейники разрывает, птенцов кормит. Дятлу без носа хуже, чем нам без рук.

ЛИМОННИЦА

Назвали её лимонницей за ярко-жёлтый, лимонный цвет. Такая на вид неженка и недотрога, а всю зиму под снегом зимует. И весной вылетает, когда по ночам ещё морозы звенят. Греет солнце — порхает весело и беззаботно, а ударит мороз — упадёт на землю, замрёт и лежит как опавший жёлтый листок. Ждёт терпеливо ясного тёплого дня. И снова тогда мелькают её жёлтые крылья словно два солнечных зайчика.

МАХАОН

Махаон не прячет своей красоты: то крылья раскроет, то сложит. Словно хвастается: хороши крылья и сверху и снизу! На земле он как жёлтый кленовый лист. А в полёте словно бумажный кораблик, летящий на всех парусах. Всё лето украшает опушки и лесные поляны. Кто бы ни увидел его — непременно ахнет. Всех радует его красота.

МЕДВЕДЬ И КРОТ

— Послушай, Крот, весь век в земле возишься, вот-то, поди, умываться часто приходится?

— Ой, Медведь, и не говори! Замучили меня умывания. До того часто, до того часто — два раза в год. Раз — весной, в половодье, раз — осенью, в ненастье. Завидую, косолапый, тебе: медведи, говорят, век не моются!

ЖЕЛНА И СОРОКА

— Ой, Желна, что-то с Филином нашим неладно! Каждую ночь стонет и охает! Уж не заболел ли, не простудился? То хрипит, то бурчит, то ворчит — словно ежом подавился!

— Что ты, Сорока, что ты! Да это он самые свои нежные песни поёт! Самые развесёлые! Молчи уж, а то услышит ещё, обидится! Тс-с!

ТРОЕ НА ОДНОМ БРЕВНЕ

Вышла речка из берегов, разлилась вода морем. Застряли на островке Лисица и Заяц. Мечется Заяц по островку, приговаривает:

— Впереди вода, позади Лиса — вот положение!

А Лиса Зайцу кричит:

— Сигай, Заяц, ко мне на бревно — не тонуть же тебе!

Островок под воду уходит. Прыгнул Заяц к Лисе на бревно - поплыли вдвоем по реке.

Увидела их Сорока и стрекотнула:

— Интересненько, интересненько... Лиса и Заяц на одном бревне — что-то из этого выйдет!

Плывут Лиса и Заяц. Сорока с дерева на дерево по берегу перелетает.

Вот Заяц и говорит:

— Помню, до наводнения, когда я в лесужил, страсть я любил ивовые ветки огладывать! До того вкусные, до того сочные...

— А по мне, - вздыхает Лиса, - нет ничего слаще мышек - полевок. Не поверишь, Заяц, целиком их глотала, даже косточки не выплевывала!

— Ага! — насторожил<