Заинтересована ли она?»

 

 

Джеймсон

 

Если бы вы сказали мне несколько недель назад, что я буду смотреть поединок в среду вечером на переполненном стадионе кампуса, я бы никогда не поверила.

Ни за что на свете.

Но я здесь, Эллисон рядом со мной для поддержки, потому что я ни за что бы не пошла одна. Не тогда, когда два билета, врученные мне вчера вечером, были местами в первом ряду.

Долбаный первый ряд. У самой площадки.

— Мы получаем их для наших семей, но я хочу, чтобы они были у тебя, — сказал Оз, засовывая их в карман моего рюкзака и оставляя небрежный поцелуй на моих губах

— Ты все еще планируешь прийти, да?

Я неуверенно кивнула, касаясь пальцами место, где только что коснулись его губы.

— Да. Эллисон пойдет со мной.

— Отлично. Я не хочу, чтобы ты была одна на нашем втором свидании. — Его карандаш постучал по краю жесткого деревянного стола.

— Как это можно считать свиданием, если тебя там даже не будет?

— Что значит, не будет? Ты будешь наблюдать за мной в действии. А потом ... — он заколебался. — Может, отпразднуем большую «П» ужином?

Я смущенно наморщила лоб.

— Большая «П»?

Мой разум немедленно ушел в разнос: большой«О».

Оргазм.

Большой «Ч».

Член.

О боже, это официально: я мысленно занималась сексом двадцать четыре часа в сутки, и виноват только один человек.

— Большая «П» означает победу, — рассмеялся он. — А что, по-твоему, это означает?

— Определенно не это?

— Что же тогда?

— Большие, важные вещи.

— О боже! — завопил Оз. — Не могу поверить, что ты такая извращенка.

— Я не извращенка, просто потому что это заставило меня подумать о сексе!

— Попалась! — Он снова рассмеялся, еще громче, откинув голову на спинку кожаного кресла в кабинете. — Я никогда не говорил, что ты об этом думаешь.

— Джеймс. Джеймс, ты слушаешь? Ты на месте этого парня.

А?

— Ты должна присесть, Джеймс. Земля Джейм. Джеймс?

— О, черт, прости!

Я спешу подвинуться, бросая извиняющуюся улыбку человеку, терпеливо ожидающему своего места на стадионе. Схватив куртку и гигантский поролоновый палец Айовы, купленный Эллисон, я пересаживаюсь.

— Не могу поверить, что это наши места! — визжит Эллисон рядом со мной, вырывая из фантазий, грез. — Они изумительны, Джеймс.— Она достает телефон, открывает Снапчат (SnapChat –социальная сеть, в которой можно обмениваться сообщениями с прикрепленными фото и короткими видео, исчезающими через 24 часа.) и делает селфи с борцовскими матами на заднем плане. Она пролистывает фильтры. — Сладкая, есть геоточка борьба Айова!

Я улыбаюсь ее энтузиазму и примеряю поролоновый палец, помахав им перед тем, как положить на пол перед собой.

Бабочки в моем животе умножаются на сотни, когда огни на стадионе внезапно мерцают и становятся темно. Наш талисман Айовы появляется на гигантском экране, и единственный прожектор появляется в центре огромной, деревянной площадки, который был преобразован в борцовский стадион.

Свет сияет над центральном матом, когда гремит баритон вещателя. Марширующий оркестр начинает бойцовскую песню, и приветственные крики из переполненного домашнего сектора звучат так оглушительно громко, что я борюсь с желанием заткнуть уши.

— Это безумие! — кричу я Эллисон, искренне удивленная.

Количество людей, заполняющих места, невероятно; трибуны теряются в море черного и желтого. Развеваются знамена, вывески и флаги. Сквозь блестящую древесину рукописный плакат гласит: «Зик Дэниелс! Я хочу сделать с тобой детей», ещё один золотым блеском сверкает: «Оззи, номер 4», а другой рядом умоляет: «Оз Озборн, ПРИГВОЗДИ нас своим большим Ч***! МЫ ЗАМУТИМ ТРОЙНИЧОК!»

Я съеживаюсь от этого.

Один за другим объявляются борцы из команды гостей, и произносится их статистика, они выбегают из раздевалки и приветствуют зрителей. Бегут по периметру. Опускаются на пол и отжимаются.

Снимают свои тренировочные костюмы.

И Святой Иисус…

— Дорогой. Господь. Можно увидеть все, — вопит Эллисон, чтобы перекричать музыкантов, когда они начинают петь, чтобы зажечь толпу, в то время как наши чирлидеры крутят свои блестящие желтые помпоны и… подождите.

— С каких это пор в борьбе появились чирлидеры? Что это? — Я кричу своей соседке по комнате.

— О, все в порядке, — громко смеется она. — Ты не очень-то увлекаешься спортом, да?

Я качаю головой.

Чрезмерно усердная толпа вокруг нас приходит в неистовство, когда вспыхивают стробоскопические огни, лица нашей команды появляются на гигантских экранах табло и экранах высоко над нашими головами. Сначала выбегает какой-то парень по имени Рекс Гандерсон. Другой по имениДжонатан Пауэлл. Монаган. Льюис. Фэрчайлд. Питтуэлл. Бауэр. Родригес. Эберт. Шульц.

Этот гигантский придурок Зик Дэниелс.

Себастьян Осборн выходит последним—каждый мужественный, мускулистый дюйм его тела. Добравшись до центра, он подпрыгивает на месте, с ног до головы закутанный в черный спортивный костюм, на спине которого жирным желтым шрифтом выведена его фамилия.

Я потрясенно смотрю, как он расстегивает куртку и снимает ее с плеч. Ремни его тесного костюма еще не натянуты на его четко очерченные грудные мышцы; скорее, они свисают по бокам. Он обнажен до пояса, наколка на рукаве развевается, когда он разогревается с командой. Кожа уже влажная от пота, он воплощение непоколебимости, непреклонности, сексуальности…

— Милостивый. Младенец. Иисус!— кричит Эллисон, пихая меня локтем в бок так сильно, что чувствуется укол боли. Она протягивает руки, широко расставленные, умоляющие. — Почему я никогда не уделяла больше внимания команде по борьбе? Почему, Боже, ну почему? Это... это…

— Суперпотрясающе? — дразню я.

— Нет. Лучше. Это величественно. Это восьмое чудо сумасшедшего света— вот что это за дерьмо.— Она бросает на меня взгляд. — Будет странно, если я сфотографирую для своего банка секс-фантазий?

— У девушек такие есть? — Я отказываюсь произносить слова "секс" и "банк" одновременно.

— У этой девушки есть. Господи, Боже, Джеймс. Посмотри на все эти обтянутые члены в этой комнате.— Она прикрывает рот. — Дерьмо, прости. Я просто... Просто можешь увидеть буквально все. Я имею в виду, что парень из Висконсина выглядит так, как будто он запихал целый баклажан в свой…

— Я прекрасно понимаю.

 Но спасибо, что упомянула об этом.

Эллисон многозначительно смотрит через комнату на женщин-болельщиц в студенческой секции. С их непристойными знаками и скудными нарядами их цели очевидны для всех, у кого есть набор функционирующих оптических чувств.

Моя соседка констатирует очевидное взмахом волос.

— Ты же на самом деле не думаешь, что они здесь для того, чтобы смотреть борьбу, не так ли? Сучки.

— Напомни мне еще раз, зачем я тебя привела?

— Потому что после этой встречи тебе придется проталкиваться через толпу шлюшек, чтобы должным образом поздравить своего милого с его п-о-б-е-д-о-й, и я собираюсь помочь тебе сделать это.

Шлюшек?

Я давлюсь водой, которую пью.

— В этом сложносочиненном предложении было так много ошибок.

— Ш-ш-ш, они начинают.— Эллисон подпрыгивает. — О, блин, у меня будет миллион фотографий в моей истории Snap. Все будут такими горячими.

Я закатываю глаза, но мое лицо озаряется улыбкой.

— Что бы ты ни делала, не отмечай меня на них. Я не шучу на этот раз Эллисон, те фотографии, которые ты опубликовала в Instagram на прошлой неделе, не были смешными.

Она делает селфи и бросает на меня косой взгляд.

— Но на тебе было пуховое пальто.

— И?

-Было сорок пять градусов[22]!

— Некоторые люди мерзнут, Эллисон.

— Перестань обижаться, его почти никто не видел.

Глубокий вдох, Джеймс.

— Эллисон, — спокойно рассуждаю я с ней. — Двести шестьдесят семь человек лайкнули это.

Она игнорирует мое раздражение легкомысленным: — Ты собираешься смотреть на своего борца или начать ссору?

Черт возьми, она права. С негодованием я возвращаю свое внимание к происходящему, к студентам-атлетам перед нами. Двое молодых людей сцепились на центральном мате, в то время как их тренеры зависают на уровне пола, пригибаясь и выкрикивая указания. Судьи лежат плашмя на матах, широко раскинув руки, чтобы ловить каждое движение, приготовившись свистеть для любого очка или шрафных.

Это громко. Хаотично.

Бодряще.

Мое сердце колотится, как один Айовский борец за другим борется за победу на центральном ринге. Легковесы Гандерсон и Питвелл. Бауэр. Средний вес. Какой-то безумно красивый латиноамериканец по имени Диего Родригес.

Зик Дэниелс.

Толпа сходит с ума, когда Оз начинает разминку в ожидании своей приближающейся очереди. Взрываются оглушительно громкие аплодисменты, в то время как он просто растягивает подколенные сухожилия. Тянет руки. Наклоняется и касается пальцами ног.

Мои голодные глаза устремляются к его фантастической ... круглой ... заднице. О, эта задница. Эти большие, мощные бедра.

Даже не задумываясь, я облизываю губы, и румянец распространяется по моей груди, шее и щекам, пока Оз проходит предматчевую подготовку. Я прижимаю руки к лицу, чтобы охладить его, и сопротивляюсь желанию обмахиваться программой, которую нам вручили на входе.

— Ты бы видела себя сейчас, —  смеется Эллисон. — Серьезно. Ты выглядишь так, будто хочешь сорвать с себя свитер.

Я хочу сказать, что на мне кардиган из хлопка, а не свитер, но слова застревают у меня в горле, потому что я ... я хочу сорвать его. Я горю, и это не от температуры в зале.

Я с тревогой наблюдаю за началом матча, слышу, как судья свистит фальстарт. Они начинаются снова. Борются руками. Захват. Несколько бросков через бедро, прежде чем Оз берет своего противника в захват, затем через несколько секунд они оба на матах.

Они кружатся кругами, словно рыбы, выброшенные из воды, и…

— Тебя беспокоит, что все видят его яйца через этот костюм? — Спрашивает Эллисон.

— О боже, Эллисон, ты не можешь просто так сказать это дерьмо!

— Что?! Почему? Я просто говорю то, что ты думаешь. Будь честной. Я имею в виду ... эти дряни там, правы.

— Верно, но мне не нужно об этом слышать.

 Потому что теперь я буду смотреть только на это.

— Посмотри правде в глаза, Джеймс: каждая девушка здесь смотрит на его член.

Нервный, неуместный смех пузырится в моем горле, и я беспомощна, чтобы остановить его.

— Прекрати, Эллисон!

Моя соседка по комнате толкает меня бедром.

— Ты такая милая, когда тебе жарко и ты волнуешься. Это все, да? Ты хочешь, чтобы он занимался с тобой сексом, и это заводит тебя.

Занялся со мной сексом?

Я отрывисто киваю, потому что, если честно, да, я очень хочу, чтобы он занялся со мной сексом.

— Дерьмо. Я должна написать Паркеру и узнать, где он. Я начинаю возбуждаться.

— Хм…

— Успокойся. — Она бросает на меня взгляд, яростно печатая на мобильнике. — Не от того, что пялюсь на твоего парня из комнаты, полной пенисов. —  Пожав плечами, как будто это все объясняет. — Я гормональный подросток, застрявший в теле двадцати однолетней девушки, Джеймс.

Очевидно, я тоже.

 

Себастьян

 

Я весь в поту.

Жарко.

Взвинченный, я иду, заложив руки за голову, медленно обходя мат, чтобы остыть. Замедлить свое сердцебиение.

Каждый матч сродни катанию на ударной волне адреналина и тестостерона, мое тренированное тело, доведённое до совершенства и работающее на максимуме, медленно расслабляется.

Поэтому я иду.

Выйдя из раздевалки с мокрыми после быстрого душа волосами, я прохаживаюсь по длинному коридору спортивного корпуса. Возвращаюсь в спортзал и избегаю техперсонал, сворачивающих оборудование, несмотря на толпу.

Я иду, отмеряя каждый шаг. Обхожу стороной группы поддержки и мусор -плакатные таблички, поролоновые пальцы, постеры, попкорн.

Отмеряю каждый очищающий вдох, пока…

Джеймс.

Ее ведет сквозь толпу поклонников светловолосая подружка для траха — простите, Эллисон — которая тащит мою ... которая крепко держит Джеймс за руку. "Ведет" — слишком расплывчатый термин; ее буксируют ко мне, против её воли.

Я замедляю шаг и улыбаюсь. Отхлебнув воды из бутылки, я сжал ее в кулаке.

Вижу, как Эллисон дает ей последний толчок. Джеймсон, спотыкаясь, идет вперед, низко опустив голову и натягивая желтый кардиган поверх черной майки. Обтягивающие, заправленные в сапоги джинсы. Низкий, гладкий хвостик, перекинутый через левое плечо и перевязанный тонкой желтой лентой. Лента завязана в маленький бантик.

Ебаный бантик.

Я сосредоточился на этом бантике, мысленно развязываю его самым эротичным способом.

Что-то в этом внезапно делает меня чертовски глупым. Меня в некотором роде возбуждает ни обтягивающий, с низким вырезом топ или откровенные трусики. Я представляю, как развязываю бантик и смотрю, как он падает на пол; представляю, как провожу им по ее обнаженной груди.

Всплеск адреналина возвращается в полную силу, и прежде, чем кто-либо из нас осознает это, я проталкиваюсь сквозь толпу, сокращая расстояние между нами. Мои руки обхватывают ее тонкую талию. Я легко поднимаю ее с земли. Кружу ее. Прижимаюсь губами к ее губам, на которых царит испуганное выражение. Они теплые, пухлые и сочные, именно такие, как я люблю.

Я посасываю ее нижнюю губу и рычу.

Мои руки жаждут ее, жаждут блуждать по ее телу. Пролезть под ее консервативный кардиган. Развязать эту тщательно завязанную ленту.

Вместо этого я опускаю Джеймсон, пока ее ноги не упираются в пол.

— О, боже!— Джеймсон обмахивается программой в руке, как веером. — Правило номер двенадцать: не давать волю рукам на людях. У тебя нет самоконтроля, — задыхается она.

— Удачи тебе с этим, — язвительно бросаю я, наклоняясь для очередного поцелуя, потому что есть что-то в Джеймсон Кларк, что я не могу выбросить из головы. Я не могу перестать думать о ней. Не могу удержать свои руки, чтобы не коснуться ее.

В прямом смысле.

И, да поможет мне Бог, я не хочу.

— Готова к ужину?

Она пытается кивнуть, и я усмехаюсь.

Я несусь на этих американских горках весь путь до самого чертового конца.

 

 

 

Джеймсон: Не помню, говорила ли я тебе, но спасибо за билеты на матч. И спасибо за ужин.

Оз: Пожалуйста. Зная, что ты была в толпе сегодня вечером, я почувствовал прилив адреналина; не могу поверить, как быстро я прижал Макферсона.

Джеймсон:Кто такой Макферсон?

Оз:Парень из Висконсина. Я был в ударе сегодня вечером, и это потому, что ты наблюдала за мной.

Джеймсон: Ты действительно был невероятен.

Оз:Знаешь, что еще невероятнее? Твои губы. Я мог бы стоять сегодня на твоем крыльце и целоваться с тобой вечно.

Джеймсон: Это было очень мило... и гормонально.

Оз:Гормонально? Нет, дело совсем не в этом. Это ты. Если ты скажешь: "Оз, садись в машину и залезай в окно моей спальни", я сделаю это без колебаний.

Джеймсон:Моя спальня на втором этаже…

Оз:Точно.

Джеймсон:LOL Что еще ты сделал бы?

Оз:Вопрос в том, чего бы я не сделал?

 

 

 

Глава 34.

 

«В мебельном магазине не было одного ночного столика[23],

Который я ищу.