Труды свят. Филарета после закрытия Российского Библейского общества

Мысль о переводе Священного Писания на русский язык не оставляла святителя Филарета и после закрытия Российского Библейского общества в период наступившей реакции. «Эпохой обратного хода» для библейских исследований и переводческой деятельности именовал святитель Филарета последние годы царствования императора Александра I и всё протяжение правления его преемника императора Николая I. За десятилетием работы над русским переводом Библии под эгидой Российского Библейского общества последовал тридцатилетний период его запрета. О переводе не принято было упоминать на официальном уровне. Российское Библейское Общество не фигурировало в публикациях, посвященных эпохе Александра I вплоть до конца 60-х гг. XIX в. [ПW12]

В 1821 году Промысл Божий судил архиепископу Филарету занять кафедру первосвятителей Московских. 22 августа 1826 г. он был возведен в сан митрополита. 19 апреля 1831 г. архиепископ Филарет был награжден орденом св. ап. Андрея Первозванного за ревностное и много деятельное служение в архипастырском сане.[ПW13]

В 1836 году обер-прокурором Святейшего Синода был назначен граф Н.А. Протасов, который усвоил убеждение во всесильных возможностях канцелярского способа управления, во всемогуществе приказа. И члены Синода скоро почувствовали на себе его тяжелую руку. Серьезное столкновение между митрополитом Филаретом и обер-прокурором Протасовым произошло в 1842 году, когда Московский архипастырь вместе с соименным ему Киевским митрополитом высказались в Синоде за возобновление перевода Библии. Первенствующий член Святейшего Синода митрополит Серафим не поддержал своих собратий; за этим последовало увольнение от присутствия в Синоде обоих иерархов, с оставлением за ними членства в Синоде.

Пребывая после этого безотлучно в Московской епархии, митрополит Филарет продолжал, однако, участвовать в деятельности Синода, откуда ему высылались бумаги на отзыв. Более того, обер-прокурор Н. А. Протасов, виновник удаления святителя из Петербурга, сам нередко приезжал к нему в Москву за советом и постоянно вел с ним деловую переписку. Авторитет митрополита Филарета рос и помимо его участия в решении синодальных дел. За наставлениями к нему приезжали архиереи со всей России. Посещая Москву, каждый иерарх считал своим долгом навестить «всероссийского архипастыря.[ПW14]

Именно в это время святителем формулируется и обосновывается принцип , который святитель Филарет рассматривал основополагающим не только в деле перевода , но и толкования Священного Писания : для установления истинного смысла слова Божия должно принимать в соображение , кроме текстов на языке оригинала , и важнейшие переводы — греческий LXX и славянский . Наиболее ярко эта мысль выражена святителем в его записке в Синод от 8 мая 1845 года « О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого семидесяти толковников и славянского переводов Священного Писания ». Опубликована она была лишь в 1858 году в «Прибавлениях к творениям святых отцов», издаваемых Московской духовной академией.

В этой записке святитель Филарет, отстаивая равночестное достоинство еврейского и греческого текстов, предлагает уклоняться от двух крайностей, имевших в то время место в западном христианстве — либо признать самодостаточным (аутентичным) перевод Септуагинты, наподобие того, как это сделали католики в отношении Вульгаты, либо пользоваться исключительно еврейским текстом, что предпочитали протестантские исследователи. «Не только в первом из сих учений, но и в последнем православный богослов должен усмотреть тонкую односторонность»,— замечает святитель.

Он указывает на особые обстоятельства, в которых был сделан перевод Семидесяти, на его использование у священных писателей Нового Завета, а также в богослужении греческой Церкви. Еврейский текст, который, со своей стороны, в ряде случаев проясняет смысл темных мест греческого перевода, также был использован как Самим Господом Иисусом Христом, так и новозаветным писателем — евангелистом Матфеем для указания на пророчества Ветхого Завета, а также для толкования библейского текста учителями Церкви (например, Василием Великим и Иоанном Златоустом). [ПW15]

В заключение святитель дает важные критерии того , в каких случаях можно отдать предпочтение греческому переводу Семидесяти в случае его отличия от еврейского :

1. если имеется цитата ветхозаветного пророчества в новозаветной книге, поскольку, как замечает святитель «богодухновенные писатели не могли погрешить в выборе истинного текста». Поэтому вариант Псалма 15:10 ниже даси преподобному твоему видети истления, приведенный в книге Деяний апостольских (2:27) по переводу Семидесяти, можно рассматривать как подлинный текст, несмотря на отличие позднейшего еврейского масоретского варианта;

2. если смысл еврейского текста неясен или имеет признаки повреждения;

3. если какое-либо место Ветхого Завета имеет в Септуагинте значение пророчества о Христе, что подтверждено святоотеческим пониманием. Например, про стих 109 псалма «из чрева прежде денницы родих Тя » митрополит пишет: «Текст сей есть истинный, переведенный Семидесятью толковниками согласно с еврейским текстом, им современным, которого следы примечаются здесь в переводе Феодотиона и в некоторых рукописях». Современные исследования показывают, что иное чтение масоретского текста связано с иной огласовкой[6].                 

Указанные принципы перевода и толкования являются общепринятыми в современной русской православной библеистике.[ПW16]

Митрополиту Филарету принадлежит и ряд более детальных правил , которые касаются техники перевода . Характеризуя их в целом, можно сказать, что святитель попытался наметить «царский путь», золотую середину между буквальной передачей текстовых особенностей оригинала и литературной обработкой перевода в соответствии с нормами русского языка. Как отмечают новейшие исследователи, переводчики во главе с митрополитом Филаретом, не ставили перед собой задачи сблизиться с языком современной им русской литературы, языком динамичным и изменчивым; напротив, они сознательно от него дистанцировались, сохраняя традиции церковного стиля первой половины XIX века, который выступал как лучший вариант сочетания требований священности и понятности и который восходил к языковой концепции М. В. Ломоносова.

Например, внося правку в уже подготовленные переводы Евангелия от Марка при описании Тайной вечери (14:22), святитель вместо слова «разломил» (хлеб) утверждает вариант « преломил » и объясняет: «Кто не поймет слова преломил? Кто не привык слушать его с благоговением? Какая нужда переменять его на слово, которое уклоняет мысль от священного к мирскому?»[7]. Подобных примеров разумного использования славянизмов в Синодальном переводе для придания возвышенности евангельскому тексту можно привести немало.

[ПW17]