Сергей Островский      

И вот опять середина апреля. Традиционный сбор на даче Комаровых. Подросшая Ася, вытянувшаяся орава маленьких гостей. Год назад – единственным выходом казалось сбежать, от боли, от собственного опустошения… Сегодня глядя на Виктора, привычно командующего в маленькой жужжащей толпе – сердце наполнялось теплом.

 Как много всего произошло за этот год. Всего триста шестьдесят пять дней, как развилка на дороге. Можно получить все, а можно потерять. К счастью мы смогли выбрать правильный путь.

 Пригревшись на солнце, лежу в гамаке. Как в тот осенний день, который сразу вспоминался своим теплом. Различие одно, но не маловажное. Тогда малыш еще копошился в материнской утробе, сейчас точно так же вертится, пряча от весеннего солнца маленькие глазки. А я, лишь улыбаясь ему, помогаю занять удобное положение. Еще чуть-чуть и сын, уже смежив реснички, довольно сопит во сне.

 Мерное покачивание гамака, руки нежно прижимают четырехмесячного кроху и синее небо, куда устремлен мой взгляд. Только не облака сейчас проплывают перед глазами, а картинки, окрасившие её жизнь миллионом новых оттенков.

 Четыре месяца новых ощущений. Захлебываясь нежностью, смотреть, как наш малыш первый раз осознано тянется за игрушкой. Плакать от счастья, когда он начинает изучать родные лица. Первый крик, улыбка, смех. Щемит сердце. И нет большей радости, чем каждый день вглядываться в целый океан голубых глаз. Четыре озера нежности, два моря любви, океан единой судьбы. Именно в этих водах я купаюсь теперь целыми днями…

 Легкий шорох заставляет оторвать взгляд от неба, и через навернувшиеся слезы счастья посмотреть на приближающегося мужа. И на секунду отвести руку, лишь прижав палец к губам, и сразу вернуть её обратно. Легкий, как шорох первых листьев, шепот:

 - Заснул?

 Только кивок головы, и улыбка. Он рядом настолько, что, кажется можно почувствовать его тепло.

 - Не замерзла?

 -Чуть-чуть.

 - Может в дом? Там теплее. Или плед принести? - от этой заботы перехватывает дыхание.

 - Лучше плед… В доме шумно, а Мишка заснул.

 Видимо слезы все-таки сверкнули в глазах.

 - Лен, ну чего ты плачешь. Все же хорошо.

 - Все даже намного лучше. Лучше, чем я когда-нибудь могла представить…

 Но малыш уже елозит, разбуженный солнечным лучиком. Секунда, дрема улетучивается, и малыш уже довольно хохочет в сильных руках у отца.

 - Степновы, идите уже в дом! Все уже за стол садятся! – из-за дома показывается довольная Лерка, - Ой, Мишка проснулся… Вить, давай крестника сюда, а сам Ленке выбраться из гамака помоги, а то она там весь день проваляется, ей же только волю дай…

 - Лера, - одновременно и хором выдыхаем мы с Витей в одну секунду…

 - Я уже неприличное количество лет Лера, - и уже обращаясь к Мишке, - Пойдем малыш, пускай твои родители нас догоняют…

 Уже сижу в гамаке, но выбраться из него без посторонней помощи очень сложно. Витя стоит в нескольких метрах и пристально смотрит на меня, и от одного этого взгляда становится жарко. И только прохладный ветер контрастом щекочет щеки.

 - Вить, руку дай, не выбраться уже…

 Мгновение и сильная рука вытягивает меня из веревочной паутины, как когда то выдернул из меня из кошмара одиночества.

 На секунду прижаться всем телом, вдохнуть его запах… И от этого уже привычно кружится голова. Поднимаю глаза и читаю в его глазах искорки желания…

 - Ленка, давай вечером сбежим ото всех…

 Только киваю головой, и пока идем к дому погружаюсь в ощущения предыдущей ночи.

 Вчера, уложив сына, тихо зашла в его кабинет. Сидел, откинув голову с прикрытыми глазами на спинку маленького диванчика, чему-то улыбаясь. Подошла. Опустилась рядом. Обнял.

 - Ленка, спасибо.

 - За что?

 - За счастье. За сына. За то, что ты рядом…

 - Вить… Это тебе спасибо. Я только сейчас понимаю, насколько никчемной моя жизнь была без тебя. И очень страшно становится, когда понимаю, что все могло быть иначе, если бы… - а, самой хочется плакать от одного этого «иначе»…

 - Степнова, никакого иначе и быть не могло… Не грусти, маленькая, все ведь хорошо…

 Поборов, непонятно откуда возникшую робость , целую… Отвечает… Губы, руки одаряют невыносимой нежностью… Хочется прижаться, тонкая ткань домашней футболки кажется досадной преградой… Лишь на секунду разрывается сладостный плен объятий и поцелуев…

 - Лена, Леночка… - вырывается шепот из его губ, выдающий его сдерживаемую страсть…

 - Хочу тебя, - все еще чувствую неловкость, так давно мы не были вместе…

 - Лен, но …

 - Уже можно, наконец-то можно, - неловкость испаряется, улыбаюсь ему

 И не нуждаясь больше в словах, он со стоном прижимает меня к себе… И как когда-то в другом месте, в другом времени подхватывает на руки.

 Спальня. Заглушая губами рвущиеся стоны наслаждения, мы исследуем такие знакомые тела. За столько лет уже изучена каждая родинка, известна каждая клеточка. А все опять впервые и вновь. Томительные ласки, головокружительная нежность. Мгновенная пауза, и лишь распахнувшиеся глаза сталкиваются, и они уже неразделимы…

 Никто никогда не сможет сказать, сколько времени мы еще лежали, сплетясь телами, слившись душами. Из неги вывело тихое всхлипывание в маленькой кроватке, прочно занявшей свое место в спальне молодых родителей…

 - Лежи, - шепнул он.

 И вот он уже аккуратно, как самую драгоценную ношу достает из кроватки сына. Бережно передает мне… Помогает устроиться нам. Голодный Мишка впивается в грудь. И как в первый раз он уже лежит напротив. Закрываем своими телами ребенка от окружающего мира. Защищая от всего, дарим ему уверенность в целостности вселенной.

 Успокоившийся малыш быстро засыпает между нами, а мы, не меняя своего положения, лишь сплетаем пальцы на руках и взглядами возвращаем друг другу те ласки, которые недавно дарили тела.

 Захлопнувшаяся за спиной дверь в дом выводит из раздумий… Опять огромный стол заполнен народом. Она оглядывает комнату в поисках сына. Видит его на руках крестного, и успокаивается.

 Когда-то Игорь-Ильич, а теперь уже просто Игорь рассказывает какую-то очередную веселую историю. А белокурый Мишка, похожий на отца уже забавно морщит носик и расплывается в фирменной Кулеминской улыбке, дергая сидящую рядом Иру за волосы… И нет больше счастья для неё, чем эта долгожданная улыбка, озарившая всю их жизнь.

 Все в сборе. Как когда-то давно. И только это имеет смысл.

 

Часть 48.

Вместо Эпилога.

 Опять Рождество.

 Проснулась с улыбкой на губах. Смятая постель пуста и холодна. Значит, давно ушел. И хорошо, скоро вернется. Я подожду. Ведь даже после самой незначительной разлуки всегда так радостно его встречать!

 Сегодня Рождество. А значит, вечером все пространство нашей огромной квартиры наполнится смехом и радостью. Со вчерашнего вечера в гостиной стоит огромный раскладной стол, ожидая гостей. Его мы всегда раскрываем накануне, символ предстоящего праздника. Такой же, как и огромная трехметровая ель, под которой стоит бесчисленное количество красиво упакованных коробочек, ведь каждый гость должен уйти с подарком. Их откроют, когда вся разновозрастная компания, прошедшая с нами все эти годы, соберется. Во главе стола, как заведено уже много лет, сядет Витя. Скажет первый тост. Возьмет первую коробочку и передаст мне, сидящей по левую руку. Следующую упаковку он положит справа, где на почетном месте будет сидеть мой отец.

 Только в этом году подготовка к празднику будет проходить без меня. Через четыре часа примчится Лерка с семьей. Придут помочь мои родители, вернувшиеся пару месяцев назад в Россию. Обещали, что навсегда. Отец с Витей удалятся в его кабинет и будут о чем-то спорить, а затем вспоминать, как когда-то также они сидели втроем, с дедом.

 Деда нет с нами уже почти восемь лет. Он просто ушел во сне, через несколько дней, после того как к нам переехал из Швейцарии Сережка. В тот момент дом опустел. Казалось, что даже детский смех стих в нем в то время. Деду было уже восемьдесят шесть, в последнее время он сильно сдал. Вечером, накануне своей смерти он еще рассказал детям свои удивительные истории. А наутро просто не проснулся.

 Вечером того дня мы с Виктором, крепко обнявшись, плакали за плотно закрытыми дверьми спальни вместе. Мы давно считали деда своим ангелом-хранителем, и родным он был нам обоим. Одним на двоих близким человеком, молчаливым хранителем нашей истории. Он был свидетелем наших зарождающихся чувств, затем созерцал долгую разлуку, а потом вместе с нами радовался обретенному счастью. Проплакав всю ночь, мы лишь наутро поняли, что он не покинул нас. Он просто ушел в другую жизнь – вечную - досматривать нашу историю с небес. Своими молитвами на небе он по-прежнему будет спасать нас от больших бед.

 Тем временем на кухне, будет стоять суета, о чем-то уже почти по-родственному будут спорить будущие сватьи - Лерка и моя мама. Как все переплелось в этом мире. Кто бы мог подумать, что мой молчаливый брат Сережка влюбится в Аську Комарову, редкую балаболку и кокетку, грозу всей школы, а теперь и института. И вот уже на лето назначена свадьба

 Когда они впервые объявили о своей помолвке, Асе только-только исполнилось семнадцать. В тот день Степнов носился по квартире и кричал о том, что старшая дочь четы Комаровых еще совсем девчонка. Успокоился только когда на ухо ему шепнула о том, что когда он влюбился в меня, я была еще младше… Запнулся на полуслове. Улыбнулся и только махнул рукой, мол «Пусть делают, что хотят». Очевидно, подумавшая о чем то схожем Лерка, громко смеялась над его чуть растерянным выражением лица.

 Как быстро бежит время. Казалось, что только родились дети, а они уже жениться собираются. Хотя, нам с Витей роль свекров да тестей еще все-таки не грозит…

 Мишке, сегодняшнему имениннику уже тринадцать. Высоченный, почти уже достает мужу макушкой до плеча. Внешне – больше похож на меня, а вот характером пошел в отца. Иногда, когда они спорят, я вижу, как в одинаковых жестах взвиваются руки, как они начинают синхронно мерить пространство шагами, и в задумчивости потирают переносицу, зеркально улыбаются друг другу. Первенец – гордость отца. Спортсмен, хоть и трепетно любимый отцом баскетбол так и не стал его видом спорта. В четырехлетнем возрасте сын впервые попал в бассейн, и за девять лет добился потрясающих успехов.

 Хотя определенное беспокойство в плане кавалеров доставляет отцу наша средняя дочь. Надо только было видеть Витино лицо, когда однажды вечером раздался телефонный звонок, и в телефонной трубке бодрый мальчишечий голос попросил позвать десятилетнюю Машку. Растерянность сменилась удивлением в тот момент, когда она гордо взяла трубку и удалилась в свою комнату, и уступила место отцовской ревности, когда она пояснила, со свойственной ей непосредственностью что звонил «ее парень».

 Машка… Я до сих пор буду помнить о том, как рассказала Вите о том, что мы ждем второго ребенка. Однажды чуть не разрушившие нашу жизнь построенные планы, окончательно рассеялись в тот день. Мише исполнился тогда только год. Мой организм, видимо, не восстановившийся до конца после первых родов, заставил нас изрядно понервничать. Но мы вместе прошли через это испытание, и переживания еще больше сплотили нас. Сделали острее радость от появления на свет маленькой девочки. Дочки…

 Пять лет спустя, в нашей семье стало еще на одного ребенка больше. Лизонька. Полная копия старшей сестры: одинаково огромные шапки черных упругих кудряшек, огромные голубые глаза, смуглая кожа, обе - достаточно высокие для своего возраста. Но насколько они похожи внешне, настолько различаются их характеры. Машка взрывная, эмоциональная. Её, как отца и брата, можно «читать» по лицу. Лиза их противоположность. Спокойная, рассудительная, но всегда стремящаяся к поставленной цели.

 К рождению Лизы Виктор сделал мне внезапный подарок. Еще ожидая Машу, я приняла решение окончательно уйти из мира журналистики. Тяжелая беременность требовала повышенного внимания к здоровью, да и напряженная редакционная жизнь не способствовала спокойствию, так необходимому в тот момент. В домашнем покое, после смерти деда я начала писать сказки. Поначалу просто записывала те истории, которые на ночь просили рассказать дети. А в день выписки из роддома Виктор преподнес мне только что выпущенную, пахнущую типографской краской книгу. Я долго не могла понять, зачем он вручил мне это издание в праздничной упаковке под названием «Сказки на ночь» Е.Н. Кулеминой. Лишь удивленно подняла на него заблестевшие слезами глаза, когда на форзаце прочитала надпись «Достойной внучке своего деда».

 Пролистав первые страницы, я до конца осознала, что это книга, составлена из тех сказок, что стопкой пыльных рукописных листочков хранились в ящике стола. Это было так трогательно. Я уже много лет носила Его фамилию и была счастлива этим. Но в тот момент поняла, сколько смысла было вложено в простое и емкое "Кулемина Е.Н.". Я еще раз поразилась мудрости Степнова. Безусловно, двух писателей в семье, да еще с одинаковыми фамилиями было много. Но, уверена, он вложил сюда совершенно другой смысл. Мое творчество хоть и не шло ни в какое сравнение с произведениями деда, оно все же было неким продолжением. Незримая связь, писательская династия... Посвящение все рассказало без лишних слов. И за это самостоятельно принятое решение я по сей день благодарна Виктору.

 

 С тех пор прошло много времени, в свет вышла не одна моя книга, а среди друзей меня давно в шутку называют Сказочницей.

 Скользнула к окну, на секунду бросаю вниз к подъезду взгляд из-за приоткрытой тяжелой шторы. Подбегают. Лишь несколько месяцев назад мне пришлось отказаться от этих утренних пробежек всей семьей. Как раньше я не любила ранние подъемы, так потом полюбила это странное единение семьи, вызывающее недоумение у случайных прохожих. Только сегодня пробежка грозила перерасти в снежную битву. Уже полетели первые снежки, и даже через плотно закрытые окна спальни, кажется, можно услышать разноголосый смех.

 Стояла и любовалась открывавшимся видом на нешуточные баталии, пытаясь рассмотреть все происходящее внизу. И, увлекшись, не услышала, как стукнула входная дверь, скрипнула дверь спальни. Только вздрогнула от прикосновения холодных рук к моим плечам. Тут же радостно обернулась и обняла мужа, уже поглаживающего достаточно сильно округлившийся живот.

 - Спит спортсмен?

 - Спит…

 И уже крепко обнимаю мужа руками, осторожно прижимаюсь к нему, стараясь не надавить на живот, где сейчас дремлет наш малыш. Мне почти сорок, ему чуть-чуть за пятьдесят… И это наша «лебединая песня»…

 Мы больше ничего не загадываем на завтра. Мы научились жить сегодняшним днем. Ведь мечтая о завтра, всегда можно упустить самый счастливый момент жизни в настоящем. Так легко просто не заметить его, заблудившись в ожидании чуда.

Конец.