Текст 1. Чулки телесного цвета

Р а н к (вставая). А вы еще лукавее, чем я думал.

Н о р а. Меня сегодня так и подмывает выкинуть что-нибудь такое...

Р а н к. Заметно.

Н о р а (кладет обе руки ему на плечи). Милый, милый доктор Ранк, не покидайте нас с Торвальдом.

Р а н к. Ну, с этой потерей вы легко примиритесь. С глаз долой – и из сердца вон.

Н о р а (испуганно смотрит на него). Вы думаете?

Р а н к. Заведутся новые связи, и...

Н о р а. У кого заведутся новые связи?

Р а н к. И у вас, и у Хельмера, когда меня не станет. Да вы уже на пути к этому, кажется. На что понадобилась вам вчера вечером эта фру Линне?

Н о р а. Ай-ай, да уж не ревнуете ли вы меня к бедняжке Кристине?

Р а н к. Ну да. Она станет моей заместительницей здесь в доме. Когда мне придется отсутствовать, эта женщина, пожалуй...

Н о р а. Тсс! Не так громко. Она там.

Р а н к. И сегодня? Вот видите!

Н о р а. Она пришла только помочь мне починить мой костюм. Господи, какой вы несносный. (Садится на диван.) Ну, будьте же умницей, доктор Ранк. Завтра вы увидите, как чудно я буду плясать, и можете воображать себе, что это я для вас одного, - ну, конечно, и для Торвальда, само собой. (Вынимает из картонки разные вещи.) Доктор Ранк, садитесь тут. Я вам покажу что-то.

Р а н к (садится). Что такое?

Н о р а. Вот! Глядите!

Р а н к. Шелковые чулки.

Н о р а. Телесного цвета. Разве не прелесть? Да, теперь темно, но завтра... Нет, нет, нет, вы увидите только до подъема. Впрочем, вам можно показать и повыше.

Р а н к. Гм!

Н о р а. Что вы так критически смотрите? По-вашему, пожалуй, они не впору?

Р а н к. Об этом судить не берусь за отсутствием сколько-нибудь обоснованного мнения.

Н о р а (глядит на него с минуту). Фу, как вам не стыдно! (Слегка ударяет его по уху чулками.) Вот вам за это. (Снова убирает вещи.)

Р а н к. А какие же еще сокровища предстояло мне увидеть?

Н о р а. Ни крошечки больше не увидите. Вы несносный. (Напевая, роется в вещах.)

Р а н к (после короткого молчания). Сидя с вами вот так, запросто, я не понимаю... не постигаю... что сталось бы со мной, если бы я не бывал в вашем доме.

Н о р а (улыбаясь). Да, мне кажется, вы, в сущности, чувствуете себя у нас совсем недурно.

Р а н к (тише, глядя в пространство). И волей-неволей покинуть все это...

Н о р а. Глупости! Не покинете.

Р а н к (по-прежнему).. Уйти, не оставив даже сколько-нибудь благодарного воспоминания, хотя бы даже мимолетного сожаления... ничего, кроме пустого места, которое может быть занято первым встречным.

Н о р а. А если бы я теперь обратилась к вам с просьбой? Нет...

Р а н к. О чем?

Н о р а. О большом доказательстве вашей дружбы...

Р а н к. Ну-ну?

Н о р а. Нет, видите, я хочу сказать – об огромном одолжении.

Р а н к. Неужели вы в самом деле хоть раз доставили бы мне такое счастье?

Н о р а. Ах, вы не знаете, в чем дело.

Р а н к. Так скажите.

Н о р а. Нет, не могу, доктор. Это уж слишком огромное одолжение – тут и совет, и помощь, и услуга...

Р а н к. Чем больше, тем лучше. Но я не постигаю, что бы это могло быть. Говорите же! Разве я не пользуюсь вашим доверием?

Н о р а. Как никто другой. Вы мой вернейший, лучший друг - я знаю, знаю. Оттого и хочу сказать вам. Ну, хорошо, доктор. Вы должны помочь мне предотвратить что-то. Вы знаете, как искренне, как бесконечно любит меня Торвальд. Он ни на минуту не задумался бы отдать за меня жизнь.

Р а н к (наклоняясь к ней). Нора, вы думаете, он один-единственный?..

Н о р а (слегка вздрогнув). Один...

Р а н к. ...кто с радостью отдал бы свою жизнь за вас?

Н о р а (удрученно). Ну вот...

Р а н к. Я дал себе клятву, что вы узнаете об этом прежде, чем меня не станет. Более удобного случая мне не дождаться. Да, Нора, теперь вы знаете. И знаете тоже, что мне вы можете довериться скорее, чем кому бы то ни было.

Н о р а (встает, спокойным, ровным тоном). Пропустите меня.

Р а н к (давая ей пройти, а сам продолжая сидеть). Нора...

Н о р а (в дверях передней). Элене, принеси лампу. (Идет к печке.) Ах, милый доктор Ранк, это было, право, нехорошо с вашей стороны.

Р а н к (вставая). Что я любил вас так же искренне, как другой? Это так дурно?

Н о р а. Нет, но что вы говорите мне об этом. И ведь вовсе не нужно было.

Р а н к. То есть? Или вы знали?..

Служанка входит с лампой, ставит ее на стол и уходит.

Нора... фру Хельмер... я спрашиваю, вы знали что-нибудь?

Н о р а. Ах, почему я знаю, что знала, чего не знала? Я, право, не могу сказать вам... И как это вас угораздило, доктор! Все было так хорошо.

Р а н к. По крайней мере вы теперь можете быть уверены, что я весь в вашем распоряжении и душой и телом. Так говорите...

Н о р а (глядит на него). После этого?

Р а н к. Прошу вас, дайте же мне узнать, в чем дело.

Н о р а. Ничего вы теперь не узнаете.

Р а н к. Нет, нет. Не наказывайте меня так. Дайте мне сделать для вас все, что только в силах человеческих.

Н о р а. Теперь вы ничего не можете сделать для меня. Впрочем, мне, пожалуй, и не надо никакой помощи. Увидите, что все это одни фантазии. Разумеется. Конечно. (Садится на качалку, смотрит на него и улыбается.) Да, скажу я вам, хороши вы! Вам не стыдно теперь, при лампе?

Р а н к. Нет, собственно говоря. Но, пожалуй, мне сразу надо удалиться... навсегда?

Н о р а. Совсем не надо. Естественно, вы будете приходить по-прежнему. Вы же знаете, Торвальд не может обойтись без вас.

Р а н к. А вы?

Н о р а. Ну, и мне всегда ужасно весело с вами, когда вы к нам приходите.

Перевод Петра и Анны Ганзен

Вопросы:

Вспомните, в какой момент действия происходит эта сцена. Объясните логику поведения персонажей. Как соотносятся внешний и внутренний план действия?

Зачем и в какой форме сообщает Ранк о своей скорой смерти? Как реагирует на это сообщение Нора? С какой целью заговаривает Ранк о фру Линне? Ожидаемой ли для него была реакция Норы?

Почему Нора отказывается просить помощи у доктора Ранка? Почему не отказывает ему от дома после его признания?

Что меняется в смысле слов и в отношениях персонажей после того, как служанка вносит лампу?

Подумайте, почему Наум Яковлевич Берковский в блестяще написанной статье «Ибсен» (1956) отмечает у норвежского драматурга «чрезмернос­ть мастерства». Что означают приводимые в воспоминаниях Станиславского слова Чехова о том, что у Ибсена нет пошлости (нельзя так писать)?