Кризис в созависимых отношениях. Принципы и алгоритмы консультирования

Итак, используемые здесь понятия «обладание утратой», «сломанное Я», «фрагментарное Я», «опустошенное Я» — именно то, что характеризует людей, строящих созависимые отношения! Каждый из них испытывал совершенно естественную для ребенка зависимость от отношения к нему своих родителей или тех, кто их замещал. Каждый из них пережил основной, наиважнейший дефицит — дефицит любви. Слишком холодное и отчужденное, слишком контролирующее и доминирующее, слишком критическое и уничижительное или слишком непоследовательное отношение родителей надломило хрупкое Я, которое начало образовываться на основании той обратной связи, которую маленький ребенок получал в связи со своими самопроявлениями. Система представлений о себе, еще не закончив формироваться, уже была повреждена или опустошена.
Каждый человек, развивающийся таким образом, «обладает утратой» и поэтому вечно ищет любви, которая была необходима и которую он так и не смог получить.

Итак, Я, как система представлений о себе, как структура, которая призвана к построению реальной картины мира, определению места человека в этом мире и необходимая для урегулирования инстинктов, потребностей и желаний с реальными возможностями, оказывается нарушено. Но жизнь без него практически невозможна.

Что же происходит дальше? Человек с опустошенным Я стремится его заполнить с помощью тех людей, с которыми он вступает в значимые отношения. Ему необходима эта прослойка, которая позволяет достичь более или менее комфортного ощущения себя в окружающем мире. И поскольку его собственное Я когда-то было нарушено и опустошено в результате отношений с близкими людьми, в любви которых он нуждался, теперь он стремится восстановить и заполнить его также с помощью отношений, предполагающих любовь.

Тревожность, неустойчивость, амбивалентность чувств, которые он испытывает благодаря непрерывному внутреннему конфликту между потребностью получить любовь и уверенностью, что он ее не стоит, делает его стремление к получению любви Другого и наполнению им своего Я главной и навязчивой целью его существования. Пустота его Я стремится к заполнению, иначе оно будет раздавлено внешним или внутренним давлением. В экзистенциальном смысле для его обладателя это по истине вопрос жизни и смерти.

Основным условием для развития ненасытной жажды любви явля­ется чрезмерная привязанность ребенка к одному из родителей, от которой он не освобождается и во взрослом возрасте. Он может ссо­риться с матерью или отцом, может желать от них избавиться или по­ступать наперекор их воле. И не потому, что так будет лучше, а потому что так будет по-другому. Но и в этом он остается зависимым от роди­телей.

Избавившись, по его мнению, от своей детской зависимости, он продолжает строить свои отношения с партнерами по той же самой схеме.

Люди с подобной историей отношений продолжают оставаться детьми, и поэтому рядом с собой они хотят видеть супруга-родителя. Что же произошло в их жизни? Отчего им так и не удалось повзрос­леть?

Один из вариантов — безжалостно-поглощающее отношение ро­дителей (чаще матери) к своему ребенку. Такая мать стремится удер­жать ребенка около себя. Он не должен уметь быть свободным и независимым. И поэтому она до такой степени окружает его заботой и кон­тролирует каждый его шаг, что у него просто нет никакой возможнос­ти стать взрослым.

Другой вариант развития ненасытной жажды любви — это холод­но-вежливые взаимоотношения в семье, когда родители не любят друг друга, но очень стараются не ссориться и не показывать открыто ка­ких-либо признаков неудовлетворения. В этой атмосфере ребенок чув­ствует себя неуверенно: он не знает, что чувствуют и думают его роди­тели. Зато он ощущает холодность, когда ему демонстрируют любовь. В то время как ребенок чувствует недовольство, напряжение и отчуж­денность, ему пытаются внушить, что в семье царят мир и покой. То, что ему говорят, не совпадает с тем, что он видит и переживает, и это влечет за собой развитие сильного беспокойства, которое усиливается еще тем, что за внешним выражением внимания ребенок не чувствует любви и со свойственным детству эгоцентризмом и некритичностью решает, что это именно он является причиной холодности, сдержива­емого раздражения и отчуждения. После этого ему только остается сделать вывод, что он не сумел заслужить желаемую любовь.

Развившееся беспокойство можно успокоить только одним — по­лучить любовь во что бы то ни стало. Не зная, как это сделать, он стре­мится привлечь к себе внимание любой ценой. Отныне его основная цель — обратить на себя благосклонный взгляд родителей, получить доказательства того, что он им не безразличен.

Следующий вариант: ребенок сначала получает достаточно много любви и внимания, но потом по каким-либо причинам ситуация из­меняется, и ребенку начинают уделять значительно меньше внимания и любви (или совсем не уделяют), но зато предъявляют высокие тре­бования. Такое может случиться, например, когда рождается новый ребенок, и все внимание родителей направляется на него. Старшему же постоянно напоминают, что он теперь уже большой и не должен требовать прежней заботы и теплоты. Или: у родителей могут изме­ниться различного рода обстоятельства, вследствие чего они слишком заняты и устают настолько, что на ребенка у них не остается ни сил, ни времени.

При любом варианте развития жаждущие любви — это «недолюб­ленные» люди, которые вновь и вновь стремятся «исправить» ход со­бытий, вырваться из замкнутого круга недополучения любви. Но по­скольку они знают только путь, при котором после получения «вытре­бованных» ласк и внимания снова их теряют, то они создают именно такие ситуации и отношения, в которых потеря любви практически неизбежна.

Как только «наполненный» человек почувствует, что его структуре Я грозит реальная опасность (фактически, он будет переживать жест­кое ограничение реализации своих интересов и возможностей для до­стижения индивидуальных целей, критику собственных качеств, ко­торые воспринимались им как позитивные, принуждение вести чуж­дый и не желаемый образ жизни и т. д.), он, скорее всего, поспешит покинуть партнера, поскольку для него частичное и временное опус­тошение Я будет представляться менее опасным, чем полное его раз­рушение. Таким образом, «употребляющий» чужое Я придет именно к тому, чего боялся больше всего, и тем самым еще раз подтвердит для себя сценарий отвержения.

Если же по каким-то причинам «наполненный» человек не сможет оставить партнера (например, для сохранения близких отношений с детьми, из-за чувства долга и пр.), он вынужден будет усилить защиты или оказаться вовлеченным в созависимость, которая постепенно бу­дет разрушать его Я.

Есть и более оптимистический вариант развития подобных отно­шений. С помощью «наполненного» партнера опустошенный человек может постепенно создавать себя заново, подобно тому, как это про­исходит в психотерапии, при условии, конечно, что невроз одного из них не зашел слишком далеко, а другой обладает достаточной терпи­мостью, терпением и другими качествами, которые позволят ему по­могать любимому, не опустошаясь.

Итак, зрелые отношения любви — это отношения людей, которые, Дополняя друг друга, остаются отдельными, целостными личностями, имеющими достаточно возможностей для индивидуального самораз­вития и обладающие внутренними ресурсами, независимыми от парт­нера.

Психологическое рождение начинается тогда, когда ребенок чувствует в себе силы быть независимым от матери, полагается на свою внутреннюю силу. То есть он сам заявляет о себе, а не ждет, что кто-то будет управлять его поведением. Человек делает выбор, он становится ответственным за себя и за последствия своих пос­тупков. У ребенка развивается ощущение своего собственного «Я», которое дает ему возможность брать на себя ответственность за свои действия, строить контакты с другими людьми, эффективно с ними взаимодействовать, адекватно относиться к авторитету дру­гих, делиться своими чувствами, выражать их, сдерживать агрес­сию и эффективно справляться со страхом и тревогой.

Если эта задача не решена до конца, ребенок становится пси­хологически зависимым от других и не имеет своего четко ощуща­емого «Я». Повзрослев, такой человек не будет чувствовать в себе внутренних ресурсов, чтобы справиться со своими трудностями. В дальнейшем, чтобы справиться с переживаниями и чувствовать себя хорошо, ему будет необходима опора на нечто внешнее. В ре­зультате вся энергия у таких людей уходит на поиски любви, одобрения, поддержание гармонии в отношениях. Как следствие, они полностью ориентированы на отношения, их самооценка зависит от окружающих. Всю жизнь они стремятся завоевать друзей и одобрение. Как правило, такие люди зависимы от родителей, а за­тем ищут такую же систему отношений, в которой смогут почерп­нуть достаточно сил, чтобы функционировать.
Таким образом, базовый уровень дифференцированности личности обусловлен предшествующими поколениями и родите­лями, с которыми вырос человек. Ребенок не умеет справляться со своими сильными чувствами и пытается делать это так, как в по­добных случаях поступают родители. Например, уставший от кап­ризов полуторагодовалого малыша родитель выплескивает на него свое раздражение. В этот момент он одновременно «преподает урок» ребенку о том, как надо справляться со своим раздражением. Можно предположить, что именно этот урок и будет усвоен. Что вполне объясняет жалобы: «Ну почему он заимствует у меня все самое худшее!?» Да потому, что дети, как правило, копируют то, как мы себя ведем, а не то, как мы хотим себя вести.

Таким образом, недифференцированность на уровне отдель­ной личности будет проявляться в низкой стрессоустойчивости, нереалистичной самооценке, зависимости от одобрения других людей, от их мнений и отношений с ними.

Каким же образом это все связано с семьей? Человек, эмоции которого сильно влияют на возможность принимать взвешенное решение, обладает способностью «заражаться» эмоциями других людей — особенно близких и значимых. В таких семьях супруги «телепатически» читают чувства друг друга. Если у одного из них неприятности и он охвачен своими чувствами, то другой автоматически погружается в чувства партнера. Чувствовать горе и радость другого человека как свои собственные, практически жить ими, неспособность в этот момент разделять, где твои чувства, а где чувства партнера, воспринимается как особая форма близости. Примером может служить любовь — каждый пытается быть таким, каким его хочет видеть другой, и в свою очередь требует от партне­ра подобных изменений.

Происходит слияние, вплоть до потери себя, стирания гра­ниц собственной личности. Такое слияние сродни исчезновению личности как таковой (смерти). Оно неизбежно повышает трево­гу. В результате требуется нечто, что ослабит столь интенсивное слияние, увеличит эмоциональную дистанцию. Существуют лю­ди, которые могут чувствовать себя хорошо, только если они на­ходятся «в отношениях» с кем-то. Они очень остро чувствуют собственное одиночество. Страх одиночества практически непе­реносим для них. Подобные люди всю жизнь ищут идеальных близких отношений. Когда находят, они сливаются с партнером, практически растворяются в нем .Возника­ет тревога, связанная со страхом исчезновения — следовательно, необходимо реагировать дистанцированием и отчуждением (рис. 4С), что затем стимулирует следующий цикл поисков бли­зости, или депрессию и отчуждение, или поиск новых систем от­ношений.
Таким образом, недифференцированностъ на уровне семьи будет проявляться в сверхблизости или отчужденности между членами семьи, зависимости эмоционального состояния каждо­го члена семьи от эмоционального состояния другого, низкой способности приспосабливаться к переменам.
Люди вступают в брак, выбирая партнера с приблизительно одинаковой степенью дифференциации. При этом один супруг мо­жет выглядеть более импульсивным, а другой — более сдержан­ным в проявлении своих чувств — речь скорее идет о различии в стилях совладания с эмоциямим. Например, очень импульсивная, живущая своими чувствами жена и рациональный, держащий все под контролем муж, скорее всего, обладают схожим уровнем диф­ференциации.

В благоприятной ситуации партнерам может быть комфортно друг с другом. Но диада может оставаться стабильной лишь до тех пор, пока уровень тревоги низкий. Однако рано или поздно между партнерами возникает напряжение. Его источником может быть как внешняя ситуация (стресс), так и слишком большая или слиш­ком маленькая дистанция между супругами. В такой момент, что­бы ослабить напряжение, на сцене появляется нечто третье или некто третий, цель которого — разрядить возникшую ситуацию.
Причем этим третьим может быть не только отдельная лич­ность, но и предметы, проблема, хобби, работа, группы людей, до­машние животные, религиозная активность и т.п. Например, жена, сидящая дома с ребенком и накопившая много претензий к мужу, и работающий муж, испытывающий ответное раздражение, могут почувствовать непреодолимое желание посмотреть вечером кассе­ту с фильмом, поиграть в компьютерные игры или просто почи­тать, а вовсе не общаться друг с другом. В этой ситуации и книга, и компьютер, и TV лишь помогут канализировать накопившееся напряжение без конфликта.
Итак, эмоциональный процесс между двумя людьми или груп­пами имеет постоянную тенденцию к вовлечению третьего. В этом состоит суть концепции о триангуляции — образовании треуголь­ников (Bowen, 1966, 1971). Если напряжение в треугольнике слишком велико для троих, подключаются другие люди, и вся семья организуется в серию взаимосвязанных треугольников. Ког­да же напряжение в семье превышает возможности внутрисемей­ных треугольников, семейная система триангулирует людей извне, например, полицейских или социальных работников, друзей и пр. Попытка вынести напряжения вовне считается успешной, если привлеченные люди вступают в конфликт с семейной системой, а она при этом становится спокойней.
Теперь давайте разберемся, что в такой ситуации происходит с ребенком. Вполне может случиться, что этим третьим, призван­ным «разрядить» ситуацию, окажется ребенок. Дети гораздо более чувствительны к родительскому состоянию, чем мы замечаем. Чувствуя напряжение между родителями, ребенок начинает вести себя таким образом, чтобы привлечь к себе их внимание. Кроме то­го, он обеспечивает родителям возможность получить эмоциональ­ную разрядку без ущерба для их отношений. Действительно, для се­мейных отношений гораздо безопасней злиться на ребенка из-за его плохого поведения, чем на партнера по поводу накопившихся обид. Равно как и обижаться на тещу, оказывающую «дурное влияние» на жену. Однако чаще всего втянутыми в процесс между родителя­ми оказываются дети. Многие детские проблемы — страхи, психо­соматические заболевания, трудности с учебой, поведением и т.д. — свидетельствуют о том, что ребенок внянут в процесс, происходя­щий между родителями и является устойчивым каналом для выра­жения эмоций и темой для безопасных родительских разговоров.

Способы, которыми супруги привыкли справляться с воз­никшим в паре напряжением, они выносят из родительских се­мей. Традиционно принято выделять четыре механизма защиты от излишней близости: эмоциональное дистанцирование, супру­жеский конфликт, болезнь или дисфункция у одного из супругов, передача проблем детям.

Передача проблемы ребенку. Дети чрезвычайно чувстви­тельны к родительским настроениям. Чувствуя родительское нап­ряжение, ребенок сам ощущает беспокойство, которое затем пыта­ется сбросить в чересчур активном поведении. Часто причиной на­рушенного детского поведения является именно напряжение, су­ществующее между родителями.
Эту ситуацию легче описать, чем объяснить. Представим се­бе будущую маму, которая очень тревожится за исход своей бере­менности. Причиной ее тревог в данном случае может быть что угодно: ситуация в семье, предшествующее травматическое собы­тие или неосторожное слово врача... Суть в том, что женщина чувствует тревогу и, не осознавая истинной причины, приписыва­ет ее своему нынешнему состоянию, то есть беспокоится за буду­щего ребенка. В результате все ощущения, сопровождающие бере­менность, она будет интерпретировать как свидетельства неблаго­получия будущего ребенка. «Какой ужас! Он мало шевелится. На­верное, у него что-то не так...» «Кошмар! Он так сильно толкается. Наверное, ему там плохо...» и т. д.

Поскольку в процессе вынашивания и родов психологическое состояние будущей матери играет очень важную роль, то не удиви­тельно, что и беременность, и сам процесс родов женщина воспри­нимает чересчур обостренно. Субъективно переоценивая объек­тивные трудности, она очень тревожится за ребенка, за себя и пр. Родившийся младенец, как мы уже отмечали, в значительной сте­пени настроен на сенсорные ощущения. Проще говоря, когда тре­вожная мама берет младенца на руки, материнское состояние пере­дается ребенку в прямом смысле через руки.
Наверное, любые родители замечали, что когда они купают совсем маленького ребенка, он не одинаково чувствует себя на руках у разных людей. Действительно, ребенку физически ком­фортней в уверенных, спокойных, «не тревожных» руках. Реаги­руя на «тревожные» материнские руки, ребенок начинает сигна­лизировать о своем ощущении дискомфорта. Каким образом? Да единственным, доступным ему — плачем. Мама же немедленно приписывает его плачу собственное беспокойство, интерпрети­руя его как детское неблагополучие. Она начинает еще больше волноваться о ребенке, а тот, в свою очередь, ощущая ее тревогу, становится еще более беспокойным. Все, что сказано выше, спра­ведливо даже тогда, когда мама не осознает своего постоянного беспокойства. Так происходит, если для нее это уже стало при­вычным фоном бытия.
В любом случае ребенок играет свою роль: он ведет себя та­ким образом, чтобы оправдывать озабоченность или иной поведен­ческий стереотип матери по отношению к нему. Впрочем, здесь возможно и влияние случайности — например, неожиданной бо­лезни ребенка или родителя. В результате через некоторое время мы получаем не находящую себе места от тревоги мать и действи­тельно очень беспокойного ребенка.
Однако нельзя считать родителя виновным, а ребенка — жертвой, поскольку данный процесс вовсе не начался именно с этого родителя — он может быть прослежен на несколько поколе­ний назад. Можно с уверенностью сказать, что подобным поведе­нием в этой семье отличалась и бабушка, и прабабушка. Хотя и здесь возможны исключения: необходимо учитывать семейную си­туацию, в которой появляется ребенок. Важно знать, что предше­ствовало его рождению. Например, в семье, где рождению младен­ца предшествовали детские смерти, возникновение беспокойства за здоровье новорожденного — закономерно.
Роль отца не менее важна, чем роль матери: вовлеченность ре­бенка в родительские отношения непосредственно зависит от нап­ряжения в их отношениях. Варианты отцовского поведения могут быть разными. Он может считать проблемы матери с ребенком объективными. А может, например, считать ребенка слабым или избалованным и пытаться что-то компенсировать. Отец может быть груб и суров, пытаясь «закалить» ребенка. В результате мать и ребенок еще более сблизятся. В целом, чем больше напряженно­сти в отношениях родителей, тем больше слитность матери и ребен­ка. Инициирующую роль в этом процессе всегда играет родитель­ская тревога. При этом у всех участников такого симбиоза наруше­на способность функционировать и даже самостоятельно выжи­вать в мире. С одной стороны, происходит инвалидизация ребенка. А с другой стороны, родители могут настолько «увлечься» своими родительскими ролями, что и вовсе позабудут, что они являются еще и супругами.