Идеализм  и  диалектика 1 страница

Исторически первая форма философской мысли — материалистическое учение Милетской философской школы — Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена. Главное достижение мыс­ли в этой школе — первая философская абстракция материи. Основной вопрос философии выступает здесь как вопрос о первооснове или первопричине вещей. Выдвинутые Фалесом (ок. 626 — ок. 547 гг. до н.э.) и Анаксименом (вторая поло­вина VI в. до н.э.) абстракции материи — вода у первого н воздух у второго — еще слишком близки видимому, конкретному вещественному миру, представляют собой абстракции in concreto. Вместе с тем вода Фалеса и воздух Анакси­мена — уже не вполне реальная конкретная вода и воздух, а скорее «водоподобное» или «воздухоподобное» начало. При­мечательно, что эти понятия вводятся хотя еще и на почве наивных, с позиций современного человека, но в то же время вполне разумных оснований. Вода пластична, переходит в различные состояния, вездесуща, без нее нет жизни, и, следовательно, первооснова мира подобна воде. Первый свой разумный, хотя еще и наивный шаг философствующий интел­лект сделал с помощью реалистической парадигмы.

Более проницательный характер имела абстракция мате­рии как неопределенного и бесконечного начала (апейрона) у Анаксимандра (610 — ок. 540 гг. до н.э.). Милетская шко­ла создала первые представления о бесконечном космосе, выдвинула геоцентрическую гипотезу. Анаксимандр считал, что люди произошли из «животных другого вида» (типа рыб).

Гераклит (ок. 520 — ок. 460 гг. до н.э.) полагал перво­основой мира огонь. Мир, единый из всего, не создан ни бо­гами, ни героями, а есть «вечно живой огонь, мерно загораю­щийся и мерно потухающий». Гераклит ввел представление о мировом «логосе», которое является первоначальной абстракцией объективной закономерности. Мировой логос воспро­изводится в индивидуальном, субъективном логосе, т.е. чело­веческом уме, который является самоумножающимся, само­возрастающим. Гераклит в первоначальной форме подметил коренную особенность человеческой сущности — творение, производство человеком своего бытия. Выражая парадигму реализма, Гераклит утверждал, что мудрость заключается в том, чтобы говорить правду, поступать согласно природе, подражая ей.

Значительный шаг вперед представляют абстракции, вве­денные школой атомистов. Левкипп, Демокрит (V в. до н.э.), Эпикур (341—270 гг. до н.э.), Лукреций Кар (ок. 99—55 гг. до н.э.) выдвинули представление об атомах и пустоте как первооснове мира. Атомы — абсолютно твердые, неделимые частицы, не обладающие качествами, различающиеся лишь по форме и величине. Признание неделимости атомов связы­валось с самим существованием материального мира: дели­мость до бесконечности означала бы, что все обращается в ничто, все исчезает, однако мы наблюдаем вполне реально существующие вещи. Атомисты ввели понятие пространства как «великой пустоты». Они создали оригинальную космого­ническую концепцию, согласно которой современный мир возник из атомов, которые первоначально падали «сверху вниз», затем в результате их столкновений образовался вихрь ато­мов, из которого вышли существующие миры. Миров беско­нечное множество, многие из них обитаемы. В представлениях Демокрита оставалась неясность, почему падавшие атомы должны были сталкиваться. Эпикур высказал гениальную догадку о способности атомов самопроизвольно искривлять свое движение («клинамен»). Догадка Эпикура имела глубокий диалектический характер и была высоко оце­нена в философии Нового времени.

Атомисты впервые в отчетливой форме высказали понятие д етерминизма (причинности), утверждая, что все в мире детерминировано и ничто не является случайным. Раннее пред­ставление о причинности получило, таким образом, фатали­стический характер. Различение причинности, необходимости и случайности требовало более развитой абстракции.

Душа, с точки зрения атомистов, состоит из сферических подвижных атомов, подобных атомам огня. После смерти атомы тела и души рассеиваются. Боги также состоят из ато­мов и являются более устойчивыми атомными образова­ниями, хотя и не вечными.

Демокрит впервые ввел представление о человеке как микрокосме, аналогичном космосу. Демокрит различал две ступени познания: «темное» чувственное знание и рассудок. Он в явственной форме ставил прошедшую через всю историю философии проблему природы цветов, запахов, вкусов и т.д. С его точки зрения, вещи не обладают цветом, вкусом и т.д., последние всецело субъективны. Напротив, Эпикур считал, что цвета, запахи, вкусы — объективные свойства вещей.

Демокрит дал дальнейшее глубокое обоснование и раз­работку реалистического подхода к объяснению мира. По мнению П.С. Попова и Н.И. Стяжкина, он является, по-ви­димому, родоначальником индуктивного метода в научном исследовании10. Критериями познания, по Демокриту, высту­пают «совершенное ощущение», т.е. достоверные наблюде­ния, «совершенный разум», т.е. вооруженный научным мето­дом ум, и чувственная практика11.

Серия абстракций в античной философии, основанных на антропоморфической парадигме, начинается с представлений Пифагора (вторая половина VI — начало V в. до н.э.), цент­ральное место в которых занимает число как первооснова ве­щей. Ход мыслей Пифагора, по-видимому, следующий: вещи существуют благодаря тому, что отделены друг от друга поверхностью, которая делится на линии, образованные из точек, составляющих в свою очередь число. Числа, согласно Пифагору, в конечном счете понятия бога. Особое значение Пифагор отводил числу семь как символу судьбы и самой судьбе. Связь избранного числа с четвертями луны очевидна, так же как и явная связь представлений философа с мифами о природе. В философии Пифагора абстракция числа при­обретает наивный мистифицированный характер.

Элейская школа (VI — V вв. до н.э.) — Ксенофан, Парменид и Зенон Элейский — отстаивала представление о резком различии являющегося и сущностного миров. Первый сущест­вует лишь как «мнение», второй — как истинный. Относя из­менчивость и многообразие лишь к миру мнений, они утверж­дали, что сущностный мир абсолютно един и неподвижен. Сущностный мир постигается разумом и сам есть духовное бытие. Абсолютизация различия явления и сущности привела Парменида к истолкованию сущности как духовной реаль­ности.

Впервые в античной философии элейцы абстрагируют по­нятие бытия. В противоположность атомистическим представ­лениям они доказывали, что существует только бытие, а небытие и, следовательно, пустота не существуют. Понятие небытия, по Пармениду, есть бессмыслица, поскольку бес­смысленно утверждение о бытии небытия. «...Бытие есть, не­бытия же нет» — утверждал Парменид12.

Действительная противоречивость бытия была наивно по­нята Парменидом как свидетельство несуществования небытия. Еще дальше пошел Зенон, сформулировавший четыре знаме­нитые апории («затруднения»): «Стрела», «Дихотомия», «Ахилл» и «Стадий». Апорию «Стрела» Зенон формулировал так: «Летящая стрела покоится». Наблюдаемое, т.е. сущест­вующее «во мнении», движение стрелы можно представить только так, что в каждый момент времени острие стрелы на­ходится в определенной точке пространства. Движение стре­лы, существующее «во мнении», в сущности оказывается суммой моментов покоя. Зенон, таким образом, подметил реальное противоречие движения, однако понял его лишь в форме неразрешимого парадокса, что приводило к отрица­нию реального процесса движения.

Пятое столетие до новой эры — время появления нового типа интеллекта — диалектического способа мышления. Если в представлениях Парменида и Зенона диалектическая при­рода мира улавливалась в негативной, парадоксальной фор­ме, что привело к формированию метафизического способа мышления, то в представлениях Гераклита диалектика полу­чает свое первое явное и позитивное выражение. «Все течет, все изменяется», «нельзя дважды войти в одну реку», мир состоит из противоположностей горячего и холодного, влаж­ного и сухого, верха и низа, мужского и женского и т.д. — таковы утверждения, выражавшие первую стихийную форму диалектики, гениального прозрения человеческой мысли. Гераклит высказал и более «острое» решение вопроса о дви­жении, противоречащее зеноновскому представлению о движении как сумме моментов покоя: «в одну и ту же реку мы входим и не входим, существуем и не существуем»13. Подход Гераклита снимал огрубление движения в апории «Стрела», которое приводило к парадоксу, ибо следовало принять, что острие стрелы не находится в данной точке в каждый данный момент, а находится и не находится.

Гераклит явился основоположником того способа мышле­ния, без которого современный интеллект не мог бы сформи­роваться. Мир, вещи, бытие, человек никогда не равны себе абсолютно, мир — не всеобщий и абсолютный покой, а непре­рывное движение и становление.

Вместе с тем диалектика Гераклита несла в себе зачаток абсолютизации изменчивости: если нельзя дважды войти в одну реку, то почему вообще можно войти в реку даже один раз? — Это возражение Кратила (вторая половина V — на­чало IV в. до н.э.) превращало элемент релятивизма, заклю­ченный в воззрениях Гераклита, в развернутую концепцию, растворявшую реальные вещи в движении. Диалектика Гера­клита имела и другие крупные недостатки. Мир, по Гераклиту, вращается в вечном круговороте, вечном повторении («беличье колесо»). Диалектика Гераклита была диалекти­кой движения, а не развития.

Наивысшим выражением фантастической, антропоморфи­ческой парадигмы в античное время была философия Пла­тона (427– 347 гг. до н.э.). Философские взгляды Платона содержали значительный элемент мифологических представ­лений и не составляли стройной и законченной философской системы. Однако основное содержание философии Платона с достаточной определенностью может быть сведено к пред­ставлению о двух мирах — нереальном, иллюзорном мире ве­щей и реальном, подлинном мире идей. По Платону, перво­начально существовали аморфная и пассивная материя и идеи, которые, воплощаясь в материи, породили вещи, веще­ственный мир. Вещи всегда единичны, несовершенны, разрушимы; идеи имеют общий, совершенный, вечный характер. Идеи в сущности выступали в качестве форм, организующих неопределенную материю. Платон ввел концепцию гилеморфизма (от греч. hyle — материя и morfe — форма), согласно которой все многообразие и содержание вещей определяется идеями, или формами, инкарнированными в аморфную мате­рию. Человек, согласно Платону, есть соединение тела и души (идеи, формы), приходящей из мира идей. Человеческое по­знание - воспоминание души о мире идей.

Исходные представления Платона характеризуются той же наивностью, что и воззрения предшествующих ему философов. Вместе с тем они отличаются предвзятостью, отсутствием какой-либо эмпирической базы и попыток какого-либо эмпи­рического обоснования. В философии Платона в явственном виде произведено отделение активности от вещей, материи. Активность, движение, развитие были связаны исключительно с идеями, духовным началом, формой. Это предвзятое разде­ление, в более слабых формах намечавшееся в доплатоновских идеалистических системах, характерно для всех после­дующих идеалистических и религиозных систем.

Разделение мира на иллюзорный мир вещей и подлинный мир идей было выражено Платоном в знаменитом образе пе­щеры («каверна Платона»): в пещере сидят люди, прикован­ные так, что они могут видеть только ее стену; перед входом в пещеру проносят различные предметы, которые дают на стене слабые расплывчатые тени; эти тени и являются мате­риальным «миром вещей».

Философия Платона с ее разделением мира на подлинный и иллюзорный послужила одним из источников христианства. Развитая в представлениях Фомы Аквинского, она вошла в состав современной философии католической церкви — неотомизма.

Предвзятая парадигма антропоморфизма, искусственное разделение материи и ее активности, отсутствие научного выведения теоретических положений из эмпирического мате­риала неминуемо приводили философию Платона к парадок­су, который приобретает явственный характер во взглядах Аристотеля.

Аристотель (384 — 322 гг. до н.э.) делает крупный шаг к материализму, отвергая платоновское удвоение мира на мир вещей и мир идей. Крупнейший, по всеобщему признанию, философ древности Аристотель доказывал, что форма не существует до и независимо от вещей, она заключена в самих вещах. Однако он полагал, что форма, а не материя состав­ляет активное начало вещей. Иерархическая последователь­ность все более общих форм увенчивается «формой форм», выступающей в качестве «перводвигателя» вещественного мира. «Форма форм» — не что иное, как бог. При этом, будучи перводвигателем реального мира, бог является последней, наивысшей причиной вещей и сам оказывается завершенным и неподвижным. Предвзятая парадигма пассивной материи, в видоизмененной форме изложенная Аристотелем, с неизбеж­ностью приводит, таким образом, к столь же предвзятой, не имеющей никаких эмпирических оснований, парадигме «неподвижного перводвигателя», заключающей в себе неразре­шимый парадокс. Действительно, как нечто, само по себе неподвижное и неизменное, может служить перводвигателем всего существующего?

Вся последующая история идеалистического и религиоз­ного способов мышления имеет в своей основе две крайние, по-своему «симметричные» друг другу, предвзятые парадиг­мы — пассивной, неподвижной материи и неподвижного перводвигателя, заключающие в себе неразрешимый парадокс, лишающий эти способы мышления разумного смысла. Мыш­ление, пронизанное парадоксами, само по себе лишено смыс­ла и является совокупностью искусственных построений. Только преодоление парадоксов, означающее переход к более высоким способам мышления, составляет действительные и непреходящие достижения человеческого интеллекта.

В скрытом виде указанные парадигмы и парадоксы содер­жат один из важнейших парадоксов, с которым сталкивается философская мысль и решение которого могла дать только научная философия, — парадокс развития, парадокс возникновения. Откуда в мире появляется новое, которого никогда не было? Как простое становится сложным? С позиций гилеморфизма новое вносится в вещественный мир формой, идеей. Однако мир идей, или форм, перводвигатель мира неспособен к усложнению, развитию, абсолютно неподвижен. В нем все уже существует и ничто не возникает нового. Проблема воз­никновения нового, проблема развития остается, таким o6pазом, нерешенной. Фантастическая, антропоморфическая парадигма принципиально несовместима с идеей развития.

3.3. Некоторые особенности процесса логизации античного интеллекта

Примечательно, что, не создав еще естествознания, ни одной естественнонаучной теории, сохранившей свое значение до настоящих дней (исключая, впрочем, в определенной степени геометрию Эвклида), античные мыслители создали теорию формальной логики, основное содержание которой не утратило своего значения до нашего времени. Имея дело с относительно простыми явлениями природы и общественной жизни, античные философы открыли основные законы и фор­мы мышления.

Первый формально-логический закон мышления — закон тождества — был сформулирован Парменидом. Закон достаточ­ного основания в качестве эмпирического закона мысли опи­сан Демокритом14.

Родоначальником логики как развернутого учения явля­ется Аристотель. В собрании трактатов по логике (названном его последователями «Органоном») Аристотель рассматривал логику по существу как вспомогательную научную дисцип­лину, подобно риторике, или, как можно перевести название «Органон», орудие мысли. Для Аристотеля законы мышле­ния — естественные законы, обладающие общеобязатель­ным характером. Аристотель подробно проанализировал лишь два из четырех основных законов логики — противоречия и исключенного третьего. Два других — тождества и достаточного основания, известные уже предшественникам, у него лишь намечены. Следует отметить, что предпочтение, отданное законам противоречия и исключенного третьего, было обусловлено возникшей в античной философии ситуа­цией, связанной с полемикой между философами-метафизи­ками и диалектиком Гераклитом. Если первые отстаивали закон тождества (вещь всегда тождественна себе), то второй выдвинул несомненно более глубокую идею противоречивости бытия, его нетождественности самому себе. В интерпретации Парменида закон тождества, справедливый сам по себе лишь в определенных пределах (определенность вещи как предмета мысли), получал чрезмерно расширительный и ошибочный смысл — абсолютного тождества вещи самой себе, абсолют­ной неподвижности бытия. В утверждении Гераклита «нель­зя дважды войти в одну реку», так же правильном лишь до известного предела, содержался элемент релятивизма, чрева­тый разрушительными последствиями для мысли, что позднее и проявилось в представлениях Кратила («нельзя и одного раза войти в одну реку») и софистов.

В противостоянии этих крайних подходов Аристотель су­мел обнаружить формально-логические принципы (законы) мышления, развивающие и дополняющие законы тождества и достаточного основания. Однако Аристотель не смог раз­вить дальше логику, заложенную в диалектическом принципе «все течет», сформулированном Гераклитом. Эта логика, впрочем, представляла собой более глубокий пласт мышления, выходящий за пределы собственно формальной логики.

Логическая система Аристотеля содержала учение о категориях (философ выделил десять основных категорий), определениях понятия, суждениях, умозаключениях (главным об­разом учение о силлогизмах), доказательствах, анализ софиз­мов и т.д.

Примечательной стороной процесса логизации античного интеллекта является большой интерес к парадоксам мысли. Мысль должна была пройти школу мыслительных парадок­сов. Хотя практика парадоксов нередко сводилась (например, у софистов) к не слишком серьезным мыслительным экспери­ментам, формулировка и поиски способов преодоления пара­доксов были совершенно необходимыми для формирования рефлексирующего и объясняющего интеллекта, в конечном счете — для решения наиболее общих, мировоззренческих, воп­росов — сущности мира, развития, человека.

Парадокс — это форма мысли, в которой соединены два исключающие друг друга утверждения, имеющие, однако, одинаково необходимые основания. Таковы, например, ут­верждения о конечности и бесконечности мира, если они рас­сматриваются как одинаково обоснованные (первая антино­мия И. Канта). Парадокс может выступать в форме софизма, в котором взаимоисключающие утверждения могут быть представлены в скрытой, вербально не расчлененной форме. Таков, например, софизм «Я лгу». Все категории философии и частных наук возникают через разрешение соответствующих парадоксов, которые могут быть представлены в скрытом, неразвернутом виде. Решение крупнейших проблем филосо­фии опосредовано постановкой и разрешением определенных парадоксов. Разрешение соответствующих парадоксов — один из важнейших критериев научной философии, научного ин­теллекта вообще.

Большую роль в становлении человеческого интеллекта, возникновении диалектического способа мышления сыграли парадоксы, выраженные в апориях Зенона.

В V в. до н.э. школа софистов (Горгий, Протагор, Продик и др.) доводит до абсурда элемент релятивизма, зало­женный в представлениях Гераклита. Это явственно выра­жено, например, в софизмах об «изменяющемся человеке»: взявший взаймы теперь ничего не должен, так как он стал другим; приглашенный вчера на обед приходит сегодня непрошенным, так как он уже другое лицо. При всей наивности  таких рассуждений софизмы позволяли глубже понять диалектическую природу бытия и его мысленных отображений. Софизмы не были пустой «игрой ума», они выражали удив­ление перед «странностями» мысли и были связаны с детст­вом формирующегося объяснительного интеллекта.

В IV в. до н.э. Мегарская школа (Диодор Кронос, Филон, Эвбулид и др.) пошла дальше софистов, сформулировав ряд парадоксов, сохранивших серьезное значение и в наши дни: парадоксы «лжеца», «кучи», «покрытый» и др. Парадокс «лжеца» в формулировке Эвбулида состоит в утверждении: «Высказывание, которое я сейчас произношу, ложно». Не­трудно заметить, что если считать это утверждение истинным, то оно оказывается ложным, что делает его истинным, и так до бесконечности. Парадокс «лжеца» обнаруживает замеча­тельную и уникальную способность мысли к самообращению, которое приводит к «дурной бесконечности» повторяющегося и бесплодного круга рассуждений. Мегарцы не придали осо­бого значения этой дурной бесконечности, что сделали, однако, скептики.

Скептики Пиррон, Тимон, Карнеад, Энесидем и другие (IV—II вв. до н.э.) отрицали возможность достоверного зна­ния, утверждая, что каждое логическое доказательство приводит к регрессу в бесконечность и становится невозможным. Скептики всякое толкование рассматривали с двух сторон, формулируя тезис и антитезис и далее стремились показать, что ни тот, ни другой не может быть признан состоятельным. Таким способом они анализировали, например, проблему при­чинности. Признание причинности, с точки зрения Энесидема, невозможно, как и ее отрицание. Возникает причина раньше или одновременно с действием? И то и другое ут­верждение приводит к абсурду. Причина не может быть раньше действия, так как тогда оставалась бы без действия и не была причиной, но причина не может быть и после дей­ствия. Причина и действие не могут быть и одновременными, ибо тогда они были бы неразличимы. Скептики приходили к весьма сильно звучащему выводу о том, что ни один ре­альный процесс не может быть начат, не может быть причи­нен, или, иначе, ничто не может быть начато.

 Тема 4. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ

В феодальном обществе с его двумя основными класса­ми — феодалами и зависимыми от них крестьянами, другими социальными слоями (ремесленниками, купцами), жестким сословным делением и сословной иерархией главной формой осознания мира и самого себя, формой идеологической за­щиты общественного строя могла стать только религия. Период феодализма характеризуется поэтому безраздельным господством религии и церкви в духовной жизни общества. Материализм, как система философских взглядов, исчезает на весьма длительный — в Западной Европе около тысячи лет — период. Средневековье знает только один способ мышления, одну философию — религиозную, которую оно превра­щает в «служанку богословия», или теологии.

Феодализм является первым и единственным в истории общественным строем, который в своем существовании идео­логически всецело опирался на идею бога, пытался построить свою духовную жизнь, понять мир и смысл человеческого существования исключительно на религиозных основах. По справедливой оценке Маркса при феодализме религия высту­пает в качестве «...наиболее общего синтеза и наиболее об­щей санкции»15 общественной жизни.

Религиозное влияние и контроль церкви глубоко прони­кали в повседневную общественную и личную жизнь, при­обретая нередко жесточайшие формы (крестовые походы, инквизиция). Средневековый религиозный способ мышления повинен в многочисленных жертвах религиозных войн и ин­квизиции.

Феодализм был своего рода «пробой истории» построить человеческое существование на началах религии и идеализма.

Господствующее положение в философии феодализма за­няла схоластика, которая рассматривала в качестве пути постижения бога разум, логические рассуждения, а не мисти­ческое созерцание и чувство.

Целью «служанки богословия» становятся философское обоснование и систематизация христианского вероучения. Характерной чертой схоластического способа мышления была слепая вера в непререкаемые «авторитеты». Поэтому требо­вание разумного осмысления христианского вероучения не выходило за границы определенных догматов, введенных «авторитетами», и ставило непреодолимые пределы для после­довательного применения требований логики. Источники схо­ластики — учение Платона, а также идеи Аристотеля (из ко­торых было устранено все материалистическое содержание), Библия, писания «отцов церкви».

Наиболее крупным идеологом схоластики был Фома Аквинский (1225—1274). Его основные взгляды изложены в «Сумме теологии» и «Сумме против язычников», построенных в виде расчлененной системы вопросов, на которые давались категорические ответы. Развивая идеи Платона и Аристотеля, Фома Аквинат рассматривал бога как «чистую форму», пер­вопричину и конечную цель всего существующего. Важное место в его взглядах занимает учение о божественном творе­нии мира, дальнейшее развитие концепции гилеморфизма. С позиций схоласта вещи суть единство материи и формы. При этом материя — результат божественного творения, она лишь «чистая возможность» вещей. Вещи становятся вещами только благодаря форме, источником которой является боже­ственная сущность, «чистая форма».

Схоластика доводит антропоморфическую, фантастическую парадигму мышления до предела, в сущности исчерпывая ее основные возможности. Рассматривая бога как абсолютное бытие, «чистую форму», как бесконечный разум и всесовершенство, схоластика заостряет внутреннее неразрешимое противоречие (парадокс) понятия бога. Это выявилось осо­бенно в разработке «доказательств бытия бога».

Одно из важнейших «доказательств бытия бога» — онто­логическое — в различных вариантах было выдвинуто Авгус­тином Блаженным (354 — 430) и Ансельмом Кентерберийским (1033 —1109). Смысл его состоит в заключении о существо­вании бога на том основании, что мы его мыслим: бог мыс­лится как всесовершенное существо, но нельзя мыслить всесовершенное, не мысля его существующим, следовательно, бог существует. Иными словами, если снять схоластическую фразеологию: если мы думаем, что бог есть, значит, он есть. Нетрудно понять, что «онтологическое доказательство» пред­ставляет собой порочный круг, в котором существование бога не доказывается, а заранее уже допущено; доказывается то, что в скрытом виде уже допущено.

Заключение от мысли к реальности (если я это мыслю, значит, это существует) было введено еще Парменидом и ис­пользовано далее Платоном. Оно связано с наивным пред­ставлением о мысли, сам факт появления которой полагается свидетельством ее правильности. В обыденном сознании этот аргумент сохранился до сих пор и служит едва ли не важней­шим «доказательством» существования бога для большинства верующих, не искушенных ни в логике, ни в науке вообще: я уверовал, следовательно, бог существует. Выяснение логической несостоятельности «онтологического аргумента», постепенное исчезновение (до известного пре­дела) логического тумана, всегда облекавшего основную кон­цепцию бога как абсолютного и бесконечного перводвигателя, началось уже в средневековом интеллекте.

В католицизме принято считать Фому Аквинского великим логистом, давшим строгую логическую разработку богосло­вия. Фома Аквинат сформулировал пять «доказательств бы­тия бога»16, дальше которых современная религиозная фило­софия в сущности не пошла. Аквинат был достаточно прони­цательным, чтобы отвергнуть онтологическое доказательство. Сформулированные им пять доказательств могут быть сведе­ны к двум основным — космологическому и телеологическому. Суть первого из них заключается в том, что от бесспорной мысли, что каждая вещь имеет свою причину, а каждая при­чина — свою причину, делается заключение о том, что дол­жна быть некая последняя причина всего существующего, которая и есть бог.

В «космологическом доказательстве», таким образом, вы­вод о последней причине ниоткуда не следует, является про­извольным, предвзятым. Ниоткуда не следует, что последо­вательность вещей или событий не должна быть бесконечной.

«Телеологическое доказательство» исходит из констатации так же бесспорного факта наличия взаимосвязи явлений природы, своего рода их «целесообразности». Так, существо­вание животных зависит от растительного мира, последнего — ­от климата и других условий и т.д. От факта такой упорядоченности и «согласованности» явлений природы теолог делает заключение о том, что должен существовать творец, который создал целесообразную связь явлений природы. В основе телеологического доказательства опять-таки лежит предвзя­тая мысль о том, что природные, материальные явления сами по себе не могут обладать никакой упорядоченностью, согла­сованностью, закономерностью, что последние могут быть объяснены только существованием активной формы, намере­ния, цели, творца. Вся история развития естествознания яв­ляется историей последовательного опровержения предвзя­того антроморфного постулата о пассивной и аморфной мате­рии и вносимой в нее активности со стороны мирового разума.

Во всех «доказательствах бытия бога» предвзятая и не имеющая никаких разумных оснований концепция бога окру­жена плотным логическим, точнее, алогическим, туманом.

Фома Аквинат делил все догматы веры на разумно постижи­мые человеком (бог существует, бог един, человеческая душа бессмертна и др.) и разумно непостижимые, которые должны быть приняты на веру, ибо они сверхразумны, недоступны человеческому разуму. К последним Аквинат отнес прежде всего догмат сотворения мира. Характерно, что умственно не­постижимым оказался такой догмат, в котором в наибольшей мере проявились противоречия исходного и основополагаю­щего понятия — бога. Объяснение творения вещей неподвиж­ным по своей сущности началом принципиально невозможно, оно действительно «сверхразумно», поскольку является лож­ной мыслью, противоречащей самой себе.

Коренной особенностью средневекового интеллекта, отли­чающей его от всех остальных исторических форм разума, является неприятие естественнонаучного объяснения. Конеч­ным объяснением природных и общественных явлений мог служить, в соответствии с исходной религиозной концепцией бога как творца всего сущего, только божественный промы­сел. Отсюда с неизбежностью следовала и практика беспо­щадного уничтожения даже слабых проявлений реалистиче­ской парадигмы, выразившаяся в особенности в сожжении инквизицией тысяч инакомыслящих, сожжении первых вели­ких ученых — М. Сервета и Д. Бруно. Известно, что в одном из небольших городов Западной Европы по обвинению в кол­довстве была сожжена большая часть женского населения. Доведенная до высшего выражения фантастическая и антро­поморфическая парадигма послужила источником чудовищно жестокой практики.