Контуры современной науки

Введение

 

Актуальность темы исследования может быть обоснована как потребностями самой науки (в том числе географии) в осмыслении происходящих изменений в XX – начале XXI века, так и потребностью автора в осмыслении данных процессов для более глубокого понимания сущности проблемы будущего диссертационного исследования, посвященного проблемам статегического территориального брендинга. В связи с тем, что понятие брендинга является достаточно новым как для науки в целом, так и для географии, необходимо осмыслить место этой проблемы в науке, найти географические основания брендинга.

В связи с этим автором предпринята попытка обращения к рассмотрению теоретико-методологического фундамента, определения тенденций развития сразу трех предметов исследования: науки и философии в целом, географии как науки, и брендинга как междисциплинарной социогуманитарной технологии.

Насущность тематики определяется также наступлением эры информационализма, Постмодерна и постиндустриализма, в условиях которых процветает междисциплинарность подходов и взаимопроникновение традиционно развивавшихся теоретико-методологических оснований в объяснении вновь появляющихся феноменов современности, с одним из которых (брендингом территорий) такой науке как география пришлось столкнуться.

Целью Философско-методологические основания и связь географии с брендингом территорий на основе исторического анализа смены парадигм в географической науке.

 

Достижение данной цели возможно посредством последовательного решения следующих задач:

 

Во-первых, проанализировать мировоззренческо-парадигмальные изменения в науке, в ее интерпретациях;

Во-вторых, дать исторический обзор концептов географической науки на основе исторического развития научного знания путем смены парадигм, впервые предложенного Т.Куном и развитого в современной философии и методологии науки;

В-третьих, выявить географические основания связи брендинга территорий, как междисциплинарной научно-технологического области постнеклассического типа.

 

 

ГЛАВА I . ПОНЯТИЕ НАУКИ, ЕЕ ОСНОВАНИЯ И СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ

 

Представляется логичным начать реферативное исследование с рефлексии понятия науки, ее особенностей развития в настоящее время, поскольку это позволит глубже понять исторические тенденции развития географической науки

 

Контуры современной науки

 

Существует множество определений науки, предложенных различными специалистами в области теории и истории науки.

Наука – это:

"Накопленное и установленное знание, систематизированное и сформулированное в связи с открытием общих истин или действием общих законов" [7].

"Любая система знания, которая связана с физическим миром и его явлениями и предполагает беспристрастные наблюдения и систематические эксперименты. В целом, наука - это поиск знания, охватывающего общие истины или действие фундаментальных законов" [5].

"Система развивающихся знаний, которые достигаются посредством соответствующих методов познания, выражаются в точных понятиях, истинность которых проверяется и доказывается общественной практикой" [22, с. 562].

"Исторически сложившаяся, непрерывно развивающаяся и постоянно сверяющая свою методологию и имеющийся багаж знаний с новым опытом система знаний о закономерностях развития природы, общества и мышления и о способах их планомерного воздействия на окружающий мир" [12].

"Область культуры, связанная со специализированной деятельностью по созданию системы знания о природе, обществе и человеке"[28].

Наука - это «форма духовной деятельности людей, направленная на производство знаний о природе, обществе и о самом познании, имеющая непосредственной целью постижение истины и открытие объективных законов на основе обобщения реальных фактов в их взаимосвязи, для того чтобы предвидеть тенденции развития действительности и способствовать её изменению» [52; 53].

Несмотря на разнообразие трактовок, можно выделить основные общие черты науки: это системное и систематизирующее знание, оформленное в форму духовной деятельности, которая постигает общее, закономерное, объективное в развитии окружающего мира, общества и т.д. и использует то, что нашло в виде преобразовательного воздействия на практике.

Вообще, в современной научной философии, построенной на диалектическом материализме, выделяется несколько критериев «традиционной» научности. Кратко перечислим их: [51; 52; 53]

1. Его основная задача - обнаружение объективных законов действительности - природных, социальных (общественных), законов самого познания, мышления и др.

2. На основе знания законов функционирования и развития исследуемых объектов наука осуществляет предвидение будущего с целью дальнейшего практического освоения действительности.

3. Существенным признаком научного познания является его системность, т.е. совокупность знаний, приведённых в порядок на основании определённых теоретических принципов, которые и объединяют отдельные знания в целостную органическую систему.

4. Для науки характерна постоянная методологическая рефлексия - изучение объектов, выявление их специфики, свойств и связей всегда сопровождается - в той или иной мере- осознанием методов и приёмов, посредством которых исследуются данные объекты. При этом следует иметь в виду, что хотя наука в сущности своей изначально рациональна – см. сл. пункт.

5. Непосредственная цель и высшая ценность научного познания – «объективная истина», постигаемая преимущественно рациональными средствами и методами, но, разумеется, не без участия живого созерцания и внерациональных средств.

6. Научное познание - сложный, противоречивый процесс производства, воспроизводства новых знаний, образующих целостную развивающуюся систему понятий, теорий, гипотез, законов и других идеальных форм, закреплённых в языке - естественном или (что более характерно) искусственном: математическая символика, химические формулы и т.п. Научное знание не просто фиксирует свои элементы в языке, но непрерывно воспроизводит их на своей собственной основе, формирует их в соответствии со своими нормами и принципами. Процесс непрерывного самообновления наукой своего концептуального арсенала - важный показатель (критерий) научности.

8. Научному познанию присущи строгая, рациональная доказательность, обоснованность полученных результатов, достоверность выводов. Вместе с тем здесь немало гипотез, догадок, предположений, вероятностных суждений, но потом их надо обязательно доказывать.

Далее, имеет смысл дополнить это сублимированное из многих источников суждение о критериях научности (с точки зрения «объективистской» науки) характеристикой выдающегося академика и методолога науки Степина В.С. и сравнить их. Его словарную статью в Новейшем философском словаре 2003 года [44] под названием «Наука» можно определить как базовую для обсуждаемого понимания науки.

Итак, наука по Степину В.С. – «особый вид познавательной деятельности, направленной на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний о мире. … Н. ставит своей целью выявить законы, в соответствии с которыми объекты могут преобразовываться в человеческой деятельности. Н. изучает их как объекты, функционирующие и развивающиеся по своим естественным законам. Она может изучать и человека как субъекта деятельности, но тоже в качестве особого объекта. … Предметный и объективный способ рассмотрения мира, характерный для Н., отличает ее от иных способов познания. … Фундаментом выступают ценностные установки на поиск истины и на постоянное наращивание истинного знания. …Собственно наука в отличие от преднауки дала возможность не черпать знание непосредственно из практики, а создавать его в качестве абстракций, на основе ранее созданных идеальных объектов. Построенные из их связей модели выступают в качестве гипотез, которые затем, получив обоснование, пройдя механизм верификации, превращаются в теоретические схемы изучаемой предметной области...» [63]

Такое определение современной науки, назовем в нашем исследовании, условно говоря, «объективистским» (далее, эта грань такого подхода будет расширяться терминологией для уточнения), ввиду превалирования в понимании научно оформленного знания рационалистических схем поиска объективизированных, онтологических, всеобщих оснований, несмотря на то, что в определении современной науки должны звучать и иные посылы (забегая вперед, скажем - формируемые постнеклассикой).

Вторым немаловажным замечанием в оценке характера данного подхода к науке мы будем считать то, что наука исторически, генетически, помимо того, что она была склонна к преобладанию «рацио» и объективизирования (начало науке по утверждению того же Степина, дала математика), является «естественно-научной» ввиду того, что именно естественные науки давали в классическую эпоху наибольшую возможность абстрагирования, объективизации, создавали наилучшее поле для создания теоретических идеальных объектов с последующей экспериментальной проверкой гипотез. [64, с. 128-129; 64, с. 131]

Далее, интересно провести некую аналогию в характеристике такого определения науки, как «позитивная». Термин «позитивный» начинатель этого направления О.Конт представлял как характеристику научного знания. По Степину, позитивное в его трактовке — это реальное, достоверное, точное и полезное знание в  противоположность смутным, сомнительным и бесполезным утверждениям и представлениям, которые часто имеют хождение в обыденном сознании и метафизических рассуждениях [64, с.15-16]. Исходя из этой позитивной мощи наука начинает пониматься как фундаментальная ценность культуры, становится базисом для технической деятельности, прогрессивного преобразования природы. Сходство современной научной философии с этими идеями позитивизма по отношению к роли науки, как пишет тот же Степин, в том, что, несмотря на значительные отличия в части обсуждения философии и связи ее с наукой, основанный на марксизме диалектический материализм также проникнут идеями социального прогресса и духом объективности. И то, и другое было рождено в эпоху индустриализма, философские идеалы были продиктованы одним и тем же, и потому, как отмечает Степин, в части понимания роли науки и научности они совпадают.

Итак, осталось понять, что же мы имеем в виду, когда говорим о традиционном понимании науки.

Понятие «традиционности» по отношению к науке, мы можем применить с двух позиций:

1) традиционная наука – значит, исповедующая дань традиции, рожденная из нее. Сугубо историко-генетическая трактовка

2) традиционная – консервативная по отношению к предлагаемым новым трактовкам, возможно, устаревшая.

В данном случае, чтобы понять, почему же научно-философское, естественно-научное (то есть с незаметным следом гуманитаристики), объективистское, если не рискнуть сказать, сциентичное, позитивное определение современной науки - традиционно, необходимо столкнуть его с абсолютно иным трактованием, не менее современным.

Возьмем совершенно другой теоретический дискурс. Существует такой журнал для различных специалистов и экспертов знания, он называется «Российское Экспертное Обозрение». В третьем номере 2007 года, названном «Векторы развития российской науки» [57], мы видим ряд публикаций, придающих науке совсем другие рамки. Во-первых, это рамка «институциональная», то есть, наука – это еще и определенный общественный институт, рожденный в условиях общества эпохи Модерн, претерпевающий закономерный кризис в эпоху Постмодерна и ищущий пути выхода из него, вглядываясь в «AfterPostmodernity», т.е. «ПостПостмодернизм»[1]. Этот срез нас также интересует. Но более всего - тот, который придает ультрасовременную (для «традиционного» понимания) трактовку науки как технологии. Попробуем разобраться и определить к этому свое отношение.

С. Переслегин, говоря о плачевном состоянии российской науки, проблематизирует: «..Если современную науку рассматривать как некую разновидность технологии по управлению процессом познания, то стоит признать, что подобное управление со стороны государства очевидно потеряно; связи с традиционной наукой как традиционной формой познания утеряны..» [57, с.41]

Далее, он логически подводит нас к изменению характера существования науки в постиндустриальном мире: «Институтом познания в индустриальном мире является научная лаборатория, а процесс передачи информации (коммуникации) про­исходит через книгу- инструкцию (делай но правилам!). В предыдущей фазе науку заменяла схоластика, а институ­том познания была школа. Учитель трансли­ровал ученику: «Делай как я!» Средневеко­вая но своей сути современная школа нетро­нутой дошла до наших дней, но с появлением индустриальных технологий и многочис­ленных источников информации о том, как делать, она перестала интегрировать детей в современный социум, и авторитет Учителя, а следом, кстати, и авторитет Правительств у учеников резко снизился. Эти же ученики перестали пополнять ряды научных сотруд­ников, которые обычно составляли среду вокруг очарованного познанием Странни­ка — лидера научной школы» [57, с.42].

Речь идет о том, что с наполнением мира информацией накопленного знания в той же пропорции в нем больше не становится, не говоря уже о приросте специалистов, знающих все обо всем, как в древние времена, универсалов-«все в себе». Но с другой стороны, уровень развития общества требует немедленного квалифицированного решения комплексных, подчас синкретических проблем. В таких условиях возникает антипод традиционной науки – научная технология. Она возникла из идеи, как утверждает Переслегин, «think tanks», мощных «механически» собранных «танков от мысли» - «фабрик мысли», обеспечивающих мысленное и плодотворное мыследействие многих ученых из различных секторов науки. Со временем, такой симбиоз превращается в успешное, конкурентоспособное предприятие, движимое воздействием «knowledge reactor» (знаниевый реактор) — прагматичного превращения продуктов совместного мыследействия уже не только ученых, но и деятелей из других областей: писателей, политиков, бизнесменов - в необходимые государству технологии [57, с.42].

Традиционным примером научной технологии, по заверению многих коллег С. Переслегина по этому журналу, прежде всего А.И. Неклессы [42, с. 43-47] и И. Куклиной [27, c. 49-53], являются форсайтные технологии – направление стратегического проектирования будущего с включенной оценкой будущих состояний в конкретной сфере исследования. Форсайт – не прогноз, а сшивка картин мира как ученых, так и политиков, и бизнесменов. Это современный синтетический, по-своему «постнеклассический» вариант реализации возможностей науки в постиндустриальной практике. Конкретный пример родителя форсайтных технологий и реализации think tank на глобальном уровне – Римский клуб, впервые инициировавший саму постановку планетарных комплексных проблем человечества и модели их решения.

Налицо, мы видим, синтетические характеристики в предлагаемом Переслегиным концепте. Наука – уже не как элемент рефлексивно-познавательной деятельности о мире, а технология решения конкретных синкретических проблем в обществе – это переход к трансдисциплинарности.

И по нашему убеждению, сам подход превращения науки в технологию говорит о многом. С одной стороны, даже «традиционная» наука всегда отличалась тем, что принимала и поддерживала, прежде всего, технократические, а не гуманистические вызовы[2], то есть она сама себя подвела к трансформации в еще более утилитарную, уже без примеси, технологию. С другой же стороны, есть совершенно иное мнение, что понятию «технология» стоит придать другой смысл, вернув некогда тот, от которого произошло само слово «технология». А это может возыметь далеко идущие выводы для нашего исследования.

Итак, известный крупный русскоязычный мыслитель-гуманитарий М. Эпштейн в своей книге «Знак пробела. О будущем гуманитарных наук» [73] пишет о том, что понятие гуманитарных технологий («techno-humanities») вовсе не предполагает, что науки (в рассматриваемом им случае гуманитарные), должны заимствовать "техно" от технологий, основанных на естественных науках. Наоборот, естественные науки в свое время позаимствовали понятие "техно" у сферы искусств (греческое "techne", "собственно, и означает "искусство, художество, мастерство"). "Техно" должна вернуться в гуманитарную область. [29]

Результатом возвращения «техно» в гуманитарную область становится понятие «гуманитарных технологий», то есть, по Эпштейну, совокупности практик, возникающих на основе гуманитарных наук и ведущих от изучения предмета к его преобразованию. Гуманитарные технологии пользуются идеями и понятиями гуманитарных наук, напр., культурологии, эстетики или лингвистики, для практической работы по трансформации культуры, искусства, языка. [29]

Если попытаться встроить рассуждения М.Эпштейна в размышления С. Переслегина, то мы увидим следующее: М. Эпштейн в той же книге указывает на схему, где показывает место наиболее широкой гуманитарной технологии – культуроники (преобразование культуры в целом):

Таблица 1

Место гуманитарной технологии, культуроники,

в системе научно-практического поля

 

Предмет	Науки	Практика
Природа (окружающая реальность без человека)	Естественные	Техника
Человек с точки зрения общего, т.е. Общество	Социальные	Политика
Человек с точки зрения индивидуальности, т.е. Культура	Гуманитарные	? ----> Культуроника (конструирование новых форм действия в культуре, новых техник общения и познания, новых моделей восприятия и творчества)

 

Источник: [29]

 

Ряд, представленный в табл. 1, показывает различие между естественно-научной технологией, именно о которой, по всей видимости, и говорит С. Переслегин, и социальной и культурной видами научных технологий.

Главное основание этой схемы, по М. Эпштейну, в том, что «подобно тому, как техника преобразует природу, изучаемую естественными науками, а политика преобразует общество, изучаемое общественными науками, у культуры должна быть своя практическая преобразующая ветвь – культуроника». «Технологийность», таким образом, определяется тем, насколько весом преобразовательный и трансформационный потенциал данной практической надстройки над традиционной научной формой.

Статус технологии подразумевает под собой соответствие не только сугубо академическим рамкам, но и рамкам бизнеса, политики и всех тех других инструментов сегодняшнего мира, без которых невозможно донесение сугубо научного знания до практики преобразования реальности.

Понятие «научной технологии», обсуждаемое выше при анализе работы С.Переслегина [57], видимо, можно переопределить как совокупность технологий, основанных на науке, вне зависимости от деления на естественные, социальные или гуманитарные. Также, видимо, можно утверждать, что должны существовать возможные «перекрестия»: социогуманитарные, естественно-социальные технологии. «Могут ли существовать естественно-гуманитарные технологии?» – вопрос актуальный.

Приблизительно именно тоже, что мы уясняем из рассуждений М. Эпштейна, четко подчеркивает еще один российский эксперт-интеллектуал – В. Княгинин. Он довольное жестко разграничивает, что «сегодня существует рынок чистой науки или «научных знаний», и «рынок технологий». «…Технология – это не знания сами по себе, а способ организации производства» [24, с. 12].

Главные выводы, которые необходимо сделать из описанных выше тенденций, будут такими. С одной стороны, происходит процесс смещения понимания науки в сторону ее прикладного, преобразовательного значения (синтез условно «теории и практики»). С другой - идет уход от «традиционного», естественно-научного, понимания науки в сторону синтеза с гуманитарным (синтез в рамках «постнеклассической науки»). В третьих, в рамках понимания науки как технологии происходит синтез собственно научной формы знания с ненаучными: начиная от бизнеса, политики, искусства, который, по всей видимости, логически должен быть закончен «присоединением» коммуникативных, смысловых, игровых и духовных практик («постнаучный» синтез «науки» и «ненауки»). 

Итак, мы пришли к осмыслению того, что такое «научная технология». Это будет очень важным для нас в последующей далее попытке понять, в чем существо поставленного под вопрос изучения брендинга территориальных образований по отношению к науке под названием география.

Одновременно с этим, мы подняли и другую проблематику – существуют различные уровни понимания происходящих в (или около) науке(и) синтетических тенденций, разобраться в каждой из которых предстоит особо далее.

 

1.2. Анализ периодизации мировоззренческих парадигм, научной рациональности и пр.

 

Поднятое выше изречение М.Эпштейна о «культуронике», как о не науке, а гуманитарной технологии современности и будущего, имеет под собой определенный контекст. В целом, в книге «Знак пробела. О будущем гуманитарных наук» речь идет о куда большем – о сути проблем в современном поле гуманитарного знания, одной из которых является попытка обрести новые функции гуманитаристики в эпоху постнеклассического развития науки, обрести свой статус и собственное значение в приходящей «сверхпарадигме сферы»[3].

Важным для начала понимания того, что такое «постнаучный» вид одной из форм синтеза, происходящего в отношении к способам рефлексии об окружающем мире, отметим в книге М. Эпштейна подглаву о так называемых «софийных» дисциплинах.

Софийные дисциплины (sophian disciplines, sophio-disciplines, греч. sophia - мудрость) - дисциплины, которые соотносят предмет своего изучения с цельным знанием, мудростью, представлением о мироздании в целом. [56]

М.Эпштейн исходит из того, что пытается восстановить понятию «мудрость» утерявшийся, как ему видится, смысл. Он пишет, что по Аристотелю «...Мудрый, насколько это возможно, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом предмете в отдельности.... ...Из наук в большей степени мудрость та, которая желательна ради нее самой и для познания, нежели та, которая желательна ради извлекаемой из нее пользы..." [56], то есть мудрость – «поиск лучших мнений в отсутствии точных знаний»; - «мнение, которое позволяет живущему осуществлять свои интересы в согласии с интересами других»; - «умение возвыситься над своими текущими, сиюминутными интересами ради интересов более дальних, в перспективе - простирающихся за пределы индивидуальной жизни»; - «такой ум, который понимает свои собственные границы и сознательно может заменять действие ума действием сердца или действием тела»; и самое важное – «Мудрость разграничивает области знания и веры и не притязает знать то, во что можно только верить, однако и не ограничивается верой в то, что можно достоверно знать». [56]

Для чего так подробно писать о мудрости? Эпштейн утверждает, что «..на протяжении последних трех-четырех веков философия (любовь к мудрости?) меньше всего занимается мудростью. Oсобенно это касается современной философии: как англоамериканской, так и континентальной; как социально-радикальной, так и лингвистически-герменевтичной. Ни анализ, ни деконструкция, ни феминизм, ни нео- и постмарксизм, ни теоретики герменевтики и коммуникации не проявляют ни малейшего интереса к "софии" как исконному предмету и идеалу своей дисциплины…Философия закостенела в академическую дисциплину системного построения понятий и логического анализа слов, совершенно оторвавшись при этом от мудрости..». [56]

Исчезновение мудрости из философии, по Эпштейну, началось со скептиков, которые усомнились в том, что первые начала и причины могут быть познаны ограниченным человеческим разумом. Для скептиков мудрость - это способность, напротив, воздерживаться от суждений, избегать догматизма и достигать нравственной безмятежности (атараксии). В результате мудрость перестала быть нужной и науке, поскольку она основана на теоретических изысканиях, и этике, поскольку она не требует теоретических знаний. Если у скептиков мудрость подвергается теоретическому сомнению, то для раннего христианства она утрачивает религиозно-этическую ценность: "добрая жизнь", ведущая ко спасению, исходит не из мудрости, а из веры. По заключению новейшей и наиболее авторитетной философской энциклопедии англоязычного мира, в скептицизме "связь со знанием была либо оборвана (у практической мудрости), либо требовала сложного и обширного обоснования (у теоретической мудрости), прежде чем философия смогла бы вернуться к мудрости как предмету занятий. В значительной степени современная философия, озабоченная проблемами рационализации и информации, остается сосредоточенной в той области, которую проблематизировали античные скептики". [56]

Далее, М.Эпштейн рассуждает о том, что в современных условиях постнеклассики и различных синтетических тенденций в рамках и за рамками философии и науки необходимо возвращаться к мудрости, переосмыслив, что все «враждующие» в философии направления – есть осколки единой, некогда потерявшей себя мудрости.

Он ставит следующие вопросы: «Разве не мудро от абстракций умопостигаемой сущности вернуться к самим вещам, доверять тому, как они являют себя нашему сознанию (феноменология), или вернуться к самой личности, которая предшествует всем актам мышления о мире (экзистенциализм)? Разве не мудро отграничить наши языковые средства от природы самих вещей и не выдавать законы сочетания слов за законы мироустройства (аналитизм)? Разве не мудро от постижения явлений в их раздельности перейти к струиктурному познанию их взаимосвязей, так что каждый элемент целого обретает значение лишь по отношению к другим элементам (структурализм)? Разве не мудро искать в значениях слов больше того, что хотел вложить в них сам пищущий, и находить противоречия там, где он сам себе казался ясным (деконструкция)? Во всех этих философских движениях 20-го века можно усмотреть восполняющее движение самой мудрости: от смешения к разделению - от раздельности к целому - от целого к пониманию внутренней разнородности его частей...» [56]

Там же он на свои вопросы и отвечает: «Мудрость не задерживается там, где она стояла вчера. Исполнение философии как единого проекта, во всем разнообразии ее учений, может быть достигнуто, однако, не в каком-то одном, самом истинном из этих направлений, а лишь в софии, к которой философия есть только путь. [18] Поступательно-возвратное движение каждой дисциплины, возможно, состоит именно в забвении и последующем восстановлении ее исходного понятия». [56]

Далее, он структурирует сказанное в рамках приведения схемы софийных дисциплин, каждая из которых соответствует традиционным, «логийным» (от греч. logos - слово, понятие, учение; изучают определенный предмет внутри его собственных рамок), придавая своему антиподу ту изначальную целостность своего предмета, которая была утрачена последующей дифференциацией соответствующих "логий": [65]

 

науки логийного цикла      науки софийного цикла

 

физиология                                физиософия

этнология                                  этнософия

геология                                    геософия

биология                                         биософия

психология                                психософия

космология                                космософия

социология                                социософия

патология                                  патософия

технология                                технософия

идеология                                  идеософия

антропология                             антропософия

теология                                    теософия

культурология                           культурософия

историология                             историософия

 

Софийные дисциплины не являются частью научной философии, поскольку более конкретно и систематически изучают свой предмет, разрабатывают свою собственную специальную систему понятий. В этом смысле следует различать между философией природы, которую можно найти у Гегеля, и биософией или геософией, которой занимались такие ученые, как Э. Геккель или В. Вернадский. Софийные дисциплины образуют как бы зону перехода от обобщающих принципов философии к эмпирическим методам "логийных" дисциплин, надстраивая в себе утерянную метафизику на новом уровне. [65]

Делая предварительный и не критический пока вывод, скажем, что вышеобозначенные рассуждения М.Эпштейна – это определенная, возможно далеко не лучшая, и уж точно не единственная попытка постнаучного синтеза-решения актуальной проблемы возвращения гуманитарного, духовного и этического дискурса в сугубую рациональность науки, о которой также, но по-своему, рассуждает и Степин В.С. в окончании своего учебника «Философия науки. Общие проблемы». Степин показывает, что традиционная, с уклоном в «техногенность» и духовное отчуждение человека от мира наука к сегодняшнему дню несколько «перегнула палку» в своем «преобразовательском» порыве. [64, с. 354-355]

Степин ставит вопрос о поиске путей развития другой цивилизации, который оказывается сопряженным с проблемой синтеза культур и формирования нового типа рациональности (сверхрациональности?), Далее он расширяет вопрос: « требует ли современная научная картина мира для своего обоснования какой-то принципиально иной системы ценностей и мировоззренческих структур по сравнению с предшествующими этапами развития науки? Приводила ли эта картина к радикальным трансформациям мировоззренческих оснований научного познания? Каков ее конкретный вклад в становление мировоззренческих ориентиров, соответствующих запросам нового этапа цивилизационного развития, призванного преодолеть глобальные кризисы и обеспечить выживание и дальнейшее развитие человечества?» [64, с.356]

Далее, Степин пытается дать некую попытку увидеть направление ответа: «Прежде всего, следует выделить те принципиально новые идеи с временной научной картины мира, которые касаются представлений о природе и взаимодействии с ней человека. Эти идеи уже не вписываются в традиционное для техногенного подхода понимание природы как неорганического мира, безразличного к человеку, и понимание отношения к природе как к «мертвому механизму», с которым можно экспериментировать до бесконечности и который можно осваивать по частям, преобразовывая его и подчиняя человеку». [64, с. 360]

Несомненно, то, что было предложено им, достаточно весомо. Однако, по нашему мнению, заявления о «морально-этическом синтезе» версии единения всего лишь «человека и природы», как варианта выхода из проблемы, совершенно недостаточно. Хотя с точки зрения мышления, постулирующего важность осмысления необходимости синтеза (чего-то точно, но пока не до конца ясно чего), которое можно назвать мышлением постнеклассической науки, как наиболее «мудрого» для науки, это вполне приемлемо, ведь речь идет все-таки только о рамках науки, сколь постнеклассической она бы не была.

Чтобы развить и окончить мысль о том, какого рода иной синтез мы имеем в виду, нам необходимо более тщательно рассмотреть вопросы, связанные с характеристикой периодизации типов и этапов философствования, научной рациональности, парадигм и сверхпарадигм.

Описанная нами «смена ориентиров» современной науки и переход от «традиционалистской» науки к науке-технологии объяснима на основе концепции парадигмального развития научного знания.

Впервые концепция развития науки путем смены парадигм сформулирована Т. Куном [30, 52, 64], который утверждал, что наука развивается антикумулятивно, дискретно, т.е. отрицал поступательный характер развития научного знания. При этом развитие науки происходит в результате научных революций и сопровождается сменой парадигм. Согласно Куну, стадия «нормальной» науки нарушается появлением т.н. аномалий, т.е. научных фактов, не вписывающихся в действующую парадигму, которые, накапливаясь, создают кризис в науке и провоцируют научную революцию, в результате которой формируется новая парадигма. Важным моментом в данной концепции, является отрицание сопоставимости парадигм: каждая парадигма уникальна и несопоставима ни с предыдущими, ни с последующими [64].

В настоящее время существует подход, близкий куновскому пониманию парадигм, однако, на наш взгляд, являющийся более фундаментальным. При этом, на наш взгляд, этот подход учитывает существование куновских парадигм, а также ряд современных трактовок развития науки.

Этот подход, особенно подробно освещенный в трудах Минской философской школы [20, 45, 64]., утверждает развитие науки в рамках периодизации Классики – НеКлассики – Постнеклассики, как типов философствования.

Классика – НеКлассика - Постнеклассика – в отличие от чересчур узкой трактовки Степина В.С., - исторические типы философствования, различающиеся между собой по: [20; 45, с. 229-234]

- целому ряду парадигмальных установок, априорных презумций и абстраций, определеющих специфику задания самой проблемной сферы философского знания

- формальным способам организации этого знания

- стилю мышления и типам философской рациональности

- трактовке базовых философских концептов, познавательных процедур и т.д. (полный список см. в сводной таблице в Приложении А)

В.С. Степин, рассматривая периодизацию Классики-Неклассики-Постнеклассики, дает иной вариант разделения. Основание для деления - отношения «субъект—средства—-объект» (включая в понимание субъекта
ценностно-целевые структуры деятельности, знания и навыки при-
менения методов и средств). Описанные им этапы эволюции науки,
выступающие в качестве разных типов научной рациональности, характеризуются различной глубиной рефлексии по отношению к самой научной деятельности.

Так, по Степину, классический тип научной рациональности, центрируя внимание на объекте, стремится при теоретическом объяснении и описании элиминировать все, что относится к субъекту, средствам и операциям его
деятельности. Такая элиминация рассматривается как необходимое
условие получения объективно-истинного знания о мире. Цели и
ценности науки, определяющие стратегии исследования и способы
фрагментации мира, на этом этапе, как и на всех остальных, детерминированы доминирующими в культуре мировоззренческими установками и ценностными ориентациями. Но классическая наука не осмысливает этих детерминаций. [64, c. 326]

Неклассический тип научной рациональности учитывает связи между знаниями об объекте и характером средств и операций деятельности. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объективно-истинного описания и объяснения мира. Но связи между
внутринаучными и социальными ценностями и целями по-прежнему
не являются предметом научной рефлексии, хотя имплицитно они определяют характер знаний (определяют, что именно и каким способом мы выделяем и осмысливаем в мире). [64, c. 326]

Постнеклассический тип научной рациональности расширяет поле
рефлексии над деятельностью. Он учитывает соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций
(деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями [64, c. 327]

 Таким образом, понимание разделения В.С. Степина обращено лишь к одному из аспектов проблемы – типам научной рациональности, но, почему он не может или не ставит целью