УСТЬ-ИШИМСКАЯ КУЛЬТУРА.

На основе потчевашской культуры в 9-13 вв. формируется усть-ишимская культура лесного Прииртышья. Ее памятники прдставлены городищами, неукрепленными поселениями и кур­ганными могильниками [Коников, 1983].

Городища: Айткулово 14, Александровка 6, Безымянное I, Новоникольское I и IV, Новоягодное I и др. Поселения: Кипо-Кулары, Сеткулово, Ямсыса XVII и др. Могильники: Аксеновские курганы, Аргаиз, Ишемал, Малая Тебендя, Кипский, Малотебендянский, Малая Бича, Новоникольский, Усть-Ишим и др. [Коников, 1984].

В срав­нении с территорией, предшествовавшей потчеваш­ской культуре, южная граница усть-ишимской культуры сильно сдвинулась к северу. Это объясняется постепенным продвижением на север и северо-запад тюрок, которые к IX—X вв. занимают лесо­степь междуречья Иртыша и Оби, оттесняя или ассимилируя проживавшее здесь ранее немногочис­ленное население потчевашской культуры [Коников, 1987].

Среди поселений усть-ишимской культуры преоб­ладают городища. Они расположены преимуществен­но на мысах. Площадь поселений колеб­лется от 600 до 7000 кв. м. Обычно пло­щадка городища защищена валом и рвом, отрезаю­щими стрелку мыса. На ряде поселений валы имеют выступы — основания башен для флангового обстрела. По сравнению с предыдущим периодом количество городищ с усложненной си­стемой фортификации увеличилось. Большинство валов и рвов в это время не имели выемок и перемычек для проезда. Для связи с внеш­ним миром, очевидно, сооружались перекидные де­ревянные мостки, убиравшиеся в период военной опасности. Валы периодически подсыпались, а откосы их были укреплены плахами и бревнами. На вершинах валов ставили деревянные частоколы. Валы, на сегодняшний день, сильно оплы­ли. Наиболее хорошо сохранившиеся из них дости­гают высоты 3—4 м от дна рва. Ширина рвов до 10 м, глубина с напольной стороны 1-1,2 м. Крутизна стрелок мысов увеличивалась эскар­пами.

В размещении жилищ не прослежено строгой упо­рядоченности. Они могли располагаться в ряд, вдоль линий укреплений, примы­кая друг к другу, в два ряда или размещаться без определенного порядка.

По конструкции они делятся на два типа:

- полуземлянки шатровой конструкции, котлован которых врезался в матери­ковый грунт на 0,5-0,8 м;

- наземные одно- и двухкамерные жилища со слегка углубленным в материк или погребенную почву полом и со стенами, крепившимися на опорных столбах.

Котлованы жилищ имели площадь от 8-10 до 70 кв. м. Стены были бревенчаты­ми. Полы земляные и фиксируются прослойкой темного утоптанного слоя с включениями мелких уг­лей, золы, фрагментов керамики и отдельных вещей. Вдоль стен жилищ иногда прослеживаются возвыше­ния от земляных нар шириной до 1,2 м, высотой 0,2-0,6 м. Перекрытие имело кар­кас из жердей, накрытых берестой и засыпанных сверху землей. Вход в жилище имел коридорообразную форму (ширина 0,7—0,9 м) и обычно находился с юго-восточной стороны. В жилище перед входом иногда прослеживается порог, возвышающийся над полом на 0,15—0,20 м.

Очаги открытого типа в постройках устраивались преимущественно около центра, нескольких типов:

- очаги на глинобитном возвы­шении или материковом останце, забранном в деревянную раму;

- очаги на уровне пола;

- очаги в ямах.

Открытые очаги находились также на площади поселения вне жилищ.

Для погребального обряда усть-ишимцев характерны подкурганные трупоположения. Могильники расположены преиму­щественно на высоких незатопляемых террасах, в которых насчитывается от 5 до 65 на­сыпей. Курганы вытянуты компактной цепочкой вдоль края террасы или стоят плотной группой. Рас­стояние между насыпями от 2 до 25 м, иногда полы курганов соприкасаются. Насыпи округлой или овальной формы (диа­метр 6-18 м, высота до 1,5 м) сложены из темно-серой гумусированпой супеси. Под кур­ганом находится чаще от одного до трех погребе­ний. Одно из них является основным, остальные — впускными, но хронологически близкими основному. После каждого нового захоронения насыпь кургана подсыпалась.

Захоронения производились под курганами в прос­тых прямоугольных ямах. Основные захоронения находились под центром кур­гана в яме, углубленной в материк. Впускные захоронения располагаются иногда в материковом грунте, но чаще выше уров­ня поверхности материка, под полами насыпи.

Размеры могильных ям ненамного превышали рост погребенного. Глубина ям небольшая – от 40 до 60 см.

Сверху могила перекрывалась берестой или про­дольно уложенными досками. Иногда погребенные были завернуты к бересту. И отдельных случаях под скелетами прослежена подстилка из бересты иди продольно лежащих плах.

Преобладают индивидуальные захоронения, но среди основных представлены также погребения двух и трех человек. Погребенных клали на спине, вытянуто; руки уложепы вдоль туловища, а в отдельных случаях руки и ноги согнуты. Большинство погребенных уложены головой на северо-запад, но наряду с этим представлена и иная ориентировка.

Один раз встречено захоронение человека с конем и один раз — с чучелом коня (головой и конечностями). Часто в ногах были положены седла и уздечка.

В погребальном ритуале встречаются разнообраз­ные проявления культа огня, широко распространен­ного ранее в период потчевашской культуры. Рядом с курганами, в насыпях курганов, под ними, на уровне древней поверхности фиксируются остатки кострищ. Отдельные угольки находятся в заполне­нии могил, а также в специальных ямках, выкопан­ных близ погребений. Перед засыпкой ям их перекрытия иногда поджига­лись, при этом покойник обгорал до такой степени, что кости его частично кальцинировались. Перекры­тие, тлевшее с незначительным доступом воздуха, как правило, сохраняло свою форму. Над погребениями в отдельных случаях прослеживаются остатки деревянных сооружений, а также основания кольев или шестов, вставленных в дно могилы.

Большинство погребений снабжено инвентарем, состав и набор которого в разных захоронениях раз­личен. Вещи отсутствуют лишь в единичных слу­чаях. Наиболее богатый инвентарь представлен в центральных захоронениях крупных курганов. Погребенные снабжались пищей в глиняных сосудах, пред­метами вооружения и конского снаряжения, орудия­ми труда, украшениями и предметами культа, к которым относились зоо- и антропоморфные изо­бражения.

Глиняные сосуды (от одного до трех) представ­лены почти на всех погребениях. Помещались, как правило, они в ногах. В погребениях сосуды часто стоят вверх дном (до 50%). Аналогичное положение со­судов известно и в потчевашской культуре. В более раннее время этот обычай единично представлен в культурах кулайской и саргатской. Помимо керамики, в бо­гатых погребениях находятся клепанные из листов меди котлы, в одном из погребений обнаружен довольно хорошо сохра­нившийся берестяной туес. Предметы одежды и украшения располагались в тех местах, где их носили при жизни.

Наконечники стрел небольшими скоплениями лежат в ногах или у головы (в зависимости от их ориентировки в колчане).

Зоо- и антропоморфные изображения, игравшие культовую роль (обереги), возможно, нашивались на одежду и в погребениях обнаруживаются в различ­ных местах[Коников, 1987а].

Керамика усть-ишимской культуры лепная. Наружная поверхность гладко заглажена, внутренняя — чаще гладкая, реже на ней сохраняются штрихи от заглаживания пучком тра­вы или штампом. Сосуды круглодонные, венчик обыч­но приострен и скошен внутрь.

Количественно преобладают горшковидные сосу­ды, характеризующиеся относительно высокой прямой шейкой, выраженными плечиками и подшаровидным туловом.

 В значительно меньшем количестве представлены чашевидные сосуды без четко выраженной шейки.

Еще реже встречаются латки-жаровни, обычно толстостенные, крупных размеров, округлой или овальной формы,предназначавшиеся, очевидно, для жарения пищи. На это укалывает часто имеющийся на них обильный нагар.

Абсолютное большинство сосудов орнаментирова­но.

Преобладают узоры, выполненные зубчатым штампом, реже нарезкой. Оттиски фигурных штам­пов в это время почти отсутствуют. Встречаются лишь узоры, выполненные уголковым и, как исклю­чение, ромбическим штампом. Наиболее распростра­нены орнаментальные композиции из рядов наклон­но поставленного зубчатого штампа, образующих одно- или многорядовую елочку. Кроме елочки, представлены ряды из наклонных насечек, арочные композиции, а также сочетание наклонных по­лос оттисков гребенки и уголкового штампа. Вдоль венчика у сосудов всегда идет ряд круглых ямок, иногда вместо него нанесен ряд жемчужин. По краю венчика почти всегда имеется ряд оттисков зубчатого штампа или насечки.

Основная масса вещевого инвентаря, характери­зующего уровень развития и облик культуры, пред­ставлена в погребениях.

Среди орудий труда имеют­ся железные тесла или мотыжки двух типов, вероятно, различающиеся но функциональному назначению[Коников, 1997].

Железные ножи представлены в основном двумя типами:

- прямой или чуть горбатой спинкой, непосредстненмо переходящей в черешок, и с усту­пом при переходе от лелния к черешку;

- ножи с двумя уступами со сто­роны лезвия и спинки при переходе от лезвия к че­решку.

Ножи обоих типов ис­пользовались еще в период потчевашской культуры, но в X—XIII в., ножи с двумя уступами получают более широкое распространение.

Продолжают использоваться костяные ножи из ребер животных.

Пряслица дисковидной и уплощенно-цилиндрической формыде­лались из глины, кости и камня. Большинство глиняных пряслиц украшено зубчатым орнаментом. Для прядения, вероятно, ис­пользовали шерсть и волокно дикой конопли и кра­пивы.

В одном усть-ишимском кургане под медным котлом сохранился кусок шерстяной материи полот­няного переплетения, раскрашенной растительными красками в зеленый, коричневый и светло-коричне­вый цвета. В этом же кургане обнаружена сумка, сшитая из шкуры лоша­ди. Ряд бы­товых вещей — шилья, иглы, рукоятки ножей и шильев — сделаны из кости.

Для точки ножей и других железных изделий слу­жили каменные оселки. Все они сильно сработаны, маленькие и, очевидно, яв­лялись предметами импорта, поскольку на данной территории нет выходов абразивного камня.

Основным оружием был лук со стрелами. Лук сложносоставной, с костяными накладками. Наконечники стрел железные и костяные.

Другие предметы вооружения известны в единич­ных находках, такие, как боевые топоры с узким лезвием, железные наконечники копий. В качестве защитных доспеховиспользовали железные чешуй­чатые панцири.

Предметы конского снаряжения — удила, стреме­на—в памятниках усть-шнимской культуры в ос­новном следуют образцам, широко распространенным у населения степей Евразии. Часть из них была получена с юга в результате обмена, часть, несом­ненно, местного производства. Например, биметаллическое стремя, отлитое в типично мест­ном зверином стиле.

Украшениями являлись круглые выпуклые медные бляшкидвух типов: кольцевидные и сплошные умбоновидные со слегка приподнятым и украшенным насечками ободком, с двумя отверстиями для при­шивания.

Украшениями служили также сердцевидные че­канные бляшки, орнаментированные ложной зернью и завитками растительного узора. Такие бляшки использовали главным образом для украшения поясов в X—XI вв. Наряду с ними пояса декорировались гладкими сердцевид­ными бляхами, круглыми полушаровидными и кре­стовидными.

Украшения представлены браслетами, серьгами, височными кольцами, накосниками, бусами, а также большим числом шумящих подвесок. Среди украшений наряду с вещами местного производства много импортных вещей западного, славянского, приураль­ского, пермского и болгарского происхождения.

Накосники но форме напоминают круглопроволочные браслеты. Они вплетались в косы и были характерпы для лесного Прииртышья и Сургутского Приобья XI—XIII вв.

Браслеты пла­стинчатые литые двух типов. Специфичными для рассматриваемого региона были широкие браслеты с изображепием головы и лап медведя на концах. Представлены также узкие пла­стинчатые браслеты с расширенными концами с гравированным линейным и зооморфным орнаментом.

Серьги довольно разнообразны и представлепы частью местными, но преимущественно импортными изделиями. Серьги встречаются с подвеской,бронзовые литые серьги в виде несомкнутого кольца. Использовались также большие по диамет­ру круглопроволочпые серьги или височные кольца. Довольно широко вошли в оби­ход серебряные трехбусинные с зернью серьги сла­вянского и болгарского производства, найденные в нескольких погребениях Приир­тышья [Коников, 1993].

Бусы были в основном женским украшением в нашивались на одежду, пояс, головные уборы, носи­лись в качестве ожерелий. В погребениях находится от 5 до 395 бусин стеклянных, сердоликовых, ян­тарных и бронзовых. В основном бусы были древне­русского производства и, по-видимому, они представляли значительную цен­ность.

Большую группу украшений составляют различ­ные виды шумящих подвесок, которые не были ха­рактерны для потчевашской культуры и распространились в X—XIII вв., вероятно, в значительной мере под воздействием западных контактов. Часть подвесок была импортного, вычегодского и прикамского, происхождения, например, рубчатые пронизки со вздутиями и подвесными бубенчиками. Под влиянием привозных образцов появляет­ся местное производство шумящих подвесок. Отливались подвески с умбоновидной основой, к которой на цепочках подвешивались подобные прикамским колокольчиковидные подвески и «утиные лапки». В качестве основы подвесок использовались также некоторые «птицевидиые» изображения.

Отдельными украшениями служили медалевидные подвески, изготовленные из медного листка с при­клепанным или подписанным ушком, а также колесовидные подвески, отлитые из бронзы.

Зоо- и антропоморфные изображения IX—XIII вв., в отличие от реалистичных предшествующих периодов, в основном отлиты довольно грубо и схематичны. Они представлены украшениями, изготовленными в технике полого литья, и плоскостными фигурами, отлитыми в одно- или двусторонних фор­мах.

 Изображались пре­имущественно медведь, глухарь, водоплавающие (утка, гусь), реже — заяц, филин, орел, бобр. Характерна декорировка фигур крупными «жемчужинами», а также окантовка их имитацией шнура. Преобладают одиночные изображения жи­вотных. Только в отдельных случаях представлены композиции из нескольких животных одного вида. На бляхе из Усть-Ишимского района изображены фи­гурки бобров. На одной бронзовой на­кладке в верхней части отлиты изображения медвежьих голов и го­ловы филина между ними, а в нижней — фигуры двух зайцев, обращенных в разные стороныДля антропоморфных поделок характерно плоско­стное изображение в фас. Головы фигурок обычно несоразмерно велики по отношению к туловищу, что имеет древнюю традицию, восходящую к усть-полуйскому времени — второй половине I тысячелетня до н. э.Руки фигур обычно сложены на животе, иногда как бы держат сосуд. На некоторых фигу­рах выделены элементы одежды. Чаще, как и у зооморфных поделок, изображались одиночные фигуры, реже — парные. Пол фигурок подчеркнут не всегда. Композиции, сочетающие зоо- и антропоморфные изображения, свойственные предшест­вующему периоду, в IX—XIII вв. постепенно исче­зают.

В хозяйстве носителей усть-ишимской культуры сочетались занятия скотоводством, охотой, рыболов­ством, а в южных районах и земледелием.

Удельный вес различных отраслей хозяйства в северных и юж­ных районах культуры и даже в отдельных ее мик­рорайонах был различен.

Предпочтение той или другой отрасли хозяйства во многом определялось экологией: в южной части ареала усть-ишимской культуры скотоводство играло ведущую роль в обеспечении населения мясом. Остеологический ма­териал с поселений демонстрирует некоторое преоб­ладание костей домашних животных. Широкая пой­ма Иртыша с богатыми травами заливными лугами создавала благоприятные условия для разведения скота. Примечатольио в связи с этим, что целый ряд поселений расположен здесь в местах по соседству с обширной поймой.

В более север­ных районах Прииртышья и на таежных притоках Иртыша, где площади лугов ограниченны, доля ско­товодства была меньшей и соответственно возраста­ло значение охоты и рыболовства.

В остеологическом материале представлены кости лошади, крупного и мелкого рогатого скота, собаки. Кроме того, найдены ко­сти свиньи. Среди остатков домашних животных преобладали кости лошади. Большин­ство костей принадлежало молодым животным. Преобладание лошади в стаде и забой молодняка, производившийся главным образом осенью, перед холодами, указывают на экс­тенсивный характер хозяйства и малое количество заготовляемого корма, когда скот длительное время содержался на подножном корму вследствие способ­ности лошади к тебеневке.

Богатство тайги Прииртышья зверем и птицей обусловило большую роль охоты в хозяйство насе­ления. На поселениях обнаружены кости лося, ко­сули, оленя, медведя, лисицы, соболя, куницы, зай­ца, бобра, барсука. Разнообразие видов пушных зверей свидетельствует о важности добычи пушнины. Охота производилась с помощью различного рода ловушек, а также лука со стрелами На охоте была велика роль собаки, к которой, ве­роятно, относились с почтением, и, возможно, су­ществовал даже ее культ. Об этом могут говорить погребения собак, обнаруженные в курганах и на поселениях. Почитание собаки и даже сущестнонапие особых собачьих клад­бищ засвидетельствовано этнографами у обских уг­ров. Большую роль охоты указывают также сю­жеты бронзовых зооморфных изображений, среди которых преобладают представители местной про­мысловой фауны — медводь, заяц, глухарь, гусь, а также виды, связанные с культом (филин, змея и др.) [Коников, 2007].

Остатки ихтиофауны обнаружены па большинст­ве раскапывавшихся памятников, а на некоторых из них кости и чешуя рыб лежали целыми пластами толщиной до 20 см. Зянятию рыболовством благоприятствовало обилие во­доемов и богатство их рыбой. В ископаемой ихтио­фауне представлены остатки язя, щуки, плотвы, карася, стерляди, окуня, налима. Видовой состав показывает, что рыбу ловили в Иртыше, его прито­ках и озерах, ловили с помощью запоров, сетей, а в местах нереста крупную рыбу, вероятно, с помощью стрел с гарпунными наконечниками. На городищах найдены грузила от колданных сетей для ловли крупной рыбы в реках. По свидетельству И. С. Полякова, относящемуся к 70-м годам XIX в., один остяк за лето добывал колданом до 200— 300 муксунов. Кроме того, попадались осетры, нель­ма и другие рыбы. Для лова крупной рыбы, вероятно, применяли также крючковую спасть из железа, кости, дерева. Деревянные крючки для ловли рыбы использовались обскими уграми вплоть до недавнего времени.

В южных районах в ограниченных размерах, воз­можно, существовало земледелие. Бесспорпых сви­детельств этого не имеется. Косвенно о его бытова­нии говорит находка серпа, а также отпечатки соломы в жилище и жернова.

Важную роль играла металлургия. Следы выплавки и ковки железа в виде шлаков, остатков метал­лургических горнов встречены на ряде поселений. Сырьем для получения железа служили местные бо­лотные руды.

Бронзолитейное производство документировано на­ходками па многих поседениях глиняных льячек и обломков тиглей, а в могильниках — вещами местного производства, отлитыми из бронзы. Подобно керамике, льячки иногда украшены зубчатым орнаментом. Су­ществовало литье в одно- и двусторонних формах, а также литье по модели с утратой формы. Об этом можно судить по облику готовых изделий, поскольку сами литейные формы на поселениях Прииртышья не встречены. Отливали гланным образом украше­ния — бронзовые подвески, серьги, зоо- и антропо­морфные изображения и, возможно, пряжки.

Широко было развито косторезное производство, о чем можно судить но находкам заготовок, а также многочисленных костяных изделий: наконечников стрел, проколок, клиньев, пряслиц, ножей. Костяные изделия частично заменяли металлические.

Ряд вещей попадал в результате обменных связей с соседями.

В наибольшем числе представлены вещи южного и западного происхождения. О торговых взаимоотношениях с югом свидетельствуют находки костей верблюда, что, вероятно, говорит о зачатках караванной тор­говли, а также находки вещей в погребепиях: это предметы вооружения (пластинчатые железные пан­цири, возможно, часть наконечников стрел), пояс­ные наборы. Эквивалентом обмена с югом, оче­видно, служили меха.

Целый ряд вещей имеет западное происхожде­ние — прикамское, вычегодское, болгарское и сла­вянское. Коньковые и другие шумящие привески прикамских типов. От болгар попадали, очевидно, преимущественно серебряные ювелирные изделия (украшенные сканью и зернью серебряные височные кольца и бусы), а также западное происхождение имеют боевые проушные топоры, бусы и некоторые другие вещи (рис. 76-80).

С XIII в. начинается активная тюркизация хантыйского насе­ления лесного Прииртышья. Формируются различ­ные группы иртышских татар (тарских, тевризских. тобольских) в результате продвижения к северу тюркских этнических групп, частично ассимилиро­вавших, а частично оттеснивших в более глухие таежные районы проживавшее ранее по Иртышу хан­тыйское население. Потомки последнего до недавне­го времени проживали в верховьях правобережных таежных притоков Иртыша и в низовьях Иртыша к северу от Тобольска [Коников, 2007].

 

Рис. 76. Усть-ишимская культура. Керамика. [по: Могильников, 1987].

 

 

Рис. 77. Усть-ишимская культура. Предметы конского снаряжения, домашнего обихода, детали поясных наборов и одежды [по: Могильников, 1987].

 

 

Рис. 78. Усть-ишимская культура. Зоо- и антропоморфные изображения, украшения: серьги, браслеты, шумящие подвески [по: Могильников, 1987].

 

 

Рис. 79. Усть-ишимская культура. Орудия труда и предметы вооружения [по: Могильников, 1987].

 

Рис.80 . Предметы XI-XII вв. из Омского Прииртышья из сборов крестьянина С.С. Усова начала ХХ в.: 1,3,16 – подвески-колокольчики; 2,12,14 – подвески-уточки шумящие; 4,20 – накладки поясные крестовидные; 5,6,10,15,17,19 – накладки пояса сфероконические; 7-8,13 – пронизи трубчатые шумящие; 9 – пронизь-медведь стилизованная; 11 – подвеска шумящая с плоскими прямоугольными рельефными пластинами; 18 – рукоять кресала (приспособление для добывания огня). Все – бронза, кроме 18 – железо [по: Гордиенко, 2018].

БАСАНДАЙСКАЯ КУЛЬТУРА

Рёлкинскую культуру в Томском Приобье сменяет басандайская (рис. 2, 81-82).К ней относятся памятники развитого средневековья на юге Западной Сибири известные в небольшом количестве. В истории их изучения можно выделить два периода. Первый период включает 40–70-е годы XX века и начинается с раскопок Басандайского комплекса археологических памятников в 1944–1946 гг. под руководством Дульзона А. П., Гриневича К. Э. и Трухина Г. В. Материалы этих исследований были опубликованы в 1947 г. и стали первой в Западной Сибири попыткой комплексного исследования археологического микрорайона методами археологии, геологии и почвоведения [Басандайка, 1947].

Хронологию его сооружения выделили в виде трёх последовательных этапа:

1) предмонгольское время- X-XII вв.,

2) монгольское время- XIII-XIV вв. и мусульманские могилы XVI-XVII вв.

Происхождение раннего комплекса Басандайки связывают со сросткинской культурой. Обряд погребения и основные формы предметов сопроводительного инвентаря позволяют определить этническую принадлежность как кыпчакскую.

Потом В. И. Матющенко были изучены два кургана Усть-Киндинского и семь курганов Еловского курганных могильников [Плетнева, 1997]. В целом, исследования памятников развитого средневековья в Верхнем Приобье в этот период носили эпизодический характер.

Первым обобщил материалы эпохи развитого средневековья с территории юга Западной Сибири В. А. Могильников. В ряде работ, опираясь на материалы могильников Томского Приобья, он выделил три этапа тюркизации населения Приобья и сопредельных территорий. В. А. Могильников впервые выявил Басандайскую культуру на памятниках Томско-Обского междуречья в 1980г. Выделение басандайской культуры поддержали в 1984 Д. Г. Савинов и в 1993 Л. М. Плетнёва. Однако В. А. Могильников, причислив сначала Еловский-1 и Басандайский могильники к басандайской культуре X-XII вв., в дальнейшем не употребляет этот термин, а указанные памятники относит к сросткинской культуре, которая является отражением тюркско-самодийской общности и развивается, как считает исследователь, вплоть до монгольского времени на юге Томской области. Л. М. Плетнёва и Д. Г. Савинов отмечают наличие сросткинских традиций в памятниках Томско- Обского междуречья, но причисляют их к басандайской культуре. Д. Г. Савинов считает факт пребывания значительной части сросткинского компонента в материалах Еловского-1 и Усть-Киндинского могильников показателем этнического своеобразия населения: оно было родственно, но не идентично группе, оставившей Басандайский могильник, но датировку памятников не уточняет [Савинов, Новиков, Росляков, 2008].

Второй период в истории изучения памятников предмонгольского и монгольского времени охватывает 80 – 90-е годы прошлого столетия и современность.

В Томском Приобье Л. М. Плетневой с 1982 г. по 1991 г. велись планомерные работы на трех могильниках и двух поселенческих комплексах. Для последних двух десятилетий XX в. вообще можно отметить активизацию исследований памятников развитого средневековья по всей территории Верхнего Приобья и сопредельных территорий.

Итоги многолетних исследований могильников и поселений Нижнего Притомья первой половины II тыс. подведены в монографии Л. М. Плетневой (1997). Автором монографии была выделена археологическая культура, названная вслед за В.А. Могильниковым басандайской.

Л. М Плетнёва дала наиболее развёрнутую характеристику басандайской культуры, основываясь на материале четырёх исследованных курганных могильников - Астраханцевском, Басандайском, Еловском-1 и Усть-Малокиргизском. Она датирует её XI-XIV вв. Раскопано 178 курганов, содержавших 275 погребений. Основными признаками погребального обряда басандайской культуры были выделены: земляные курганы диаметром до 12 метров, высотой 0,2- 2 метра; захоронение преимущественно в ямы, в единичных случаях - в насыпи; ингумации; единичные трупосожжения в стороне от места захоронения и на его месте; вытянутое положение умерших, ориентация головой преимущественно на Ю-В; погребальные сооружения - деревянные настилы, гробы, рамы-обкладки, перекрытия. Отличительная черта - сопроводительные захоронения верховой лошади трёх видов: целая туша, голова и конечности, лежащие параллельно покойному; голова и передние конечности в ногах человека. Лошади были взнузданы, иногда осёдланы. Помимо детских и женских погребений определяются погребения кузнецов, воинов-всадников, воинов-лучников [Плетнёва, 1987, с. 165)]

В погребальном обряде басандайской культуры особое значение придавалось применению глины, что проявляется в глиняной обмазке стенок могил или глиняных площадках в насыпях. По этому признаку прослеживается сходство с сырцовыми погребальными конструкциями, известными в IX-XI вв. в степном и лесостепном междуречье Иртыша и Оби, в Барабинской и Кулундинской лесостепи, где они сооружались в захоронениях людей высокого социального положения.

Сейчас также группу памятников Шайтанского археологического микрорайона относят к басандайской культуре. К настоящему моменту имеется подъемный материал с городищ Усть-Шайтан I, Шайтан I, II, III. Керамический комплекс всех четырех памятников достаточно однороден и датируется первой половиной II тыс. н.э. Причем для городища Усть-Шайтан- I были получены три калиброванные пробы угля даты, позволившие ограничить время существования городища в пределах X- начала XI вв.

Таким образом, в настоящее время получены данные, позволяющие датировать начало басандайской культуры не XI, а X в. н.э. Вопрос о верхней хронологической границе басандайской культуры тоже спорен. Возможно, хронология культуры будет продлена до XV в. н.э. Так сама Л. М. Плетнева не исключает наличие в Астраханцевском могильнике комплексов, датируемых XV в. [Плетнева, 1997, с. 116]. Возможно, комплексы XV в. есть и в могильнике Шайтан II.

Основные разногласия в исследовании этой культуры связаны с определением датировок Еловского-1, Басандайского, Усть-Киндинского курганных могильников, а следовательно и хронологии культуры в целом. Существуют различные мнения по поводу культурной принадлежности отдельных памятников и соотношения басандайской культуры и сросткинской культуры, что обусловлено тем фактом, что исследователи обращаются к разным группам археологических памятников.

К настоящему дню исследованы места обитания населения басандайской культры: городища Басандайка, Кижирово, Шеломок-1, Нагорный Иштан, селище Лагерный сад и др. Жилища - полуназемные, каркасные, и с самонесущими стенами-срубные, с входами в виде коридора, тамбура, с очагами открытого типа. Основная группа посуды памятников басандайской культуры Томско-Обского междречья входит в ареал керамики Нарымского, Новосибирского Приобья, Причулымья, лесостепного Алтая, Среднего Енисея и имеет сходство с материалами сросткинской культуры I тысячелетия Восточного Казахстана.

Территория басандайской культуры на сегодняшний день ограничивается Томско-Обским междуречьем, в широтном отношении определённым пределами нижнего течения р. Томи. Есть предположения, что она может быть расширена за счет Среднего Притомья и, возможно, Новосибирского Приобья.

В басандайской культуре наблюдается смешение местных и привнесённых черт. Такие черты как Ю.-В. ориентация умерших, заворачивание их в бересту, берестяное покрытие, некоторые особенности формы и орнаментации керамики и др. связываются с местным, самодийским населением. Привнесёнными чертами считаются погребения с конём или конечностями и головой коня, подкладки из камней под умершими, использование в конструкциях глины, воинские захоронения, инвентарь и в том числе лазуритовые подвески, вероятно, керамика. Пришлый компонент отражает приход тюрко-язычных кимако-кыпчакских групп, который произошёл значительно позже распада кимако-кыпчакского государственного объединения, т.е. после 30-х гг. XI в.

Значительность тюркской прослойки в басандайской культуре существенно повлияла на ход этнической истории юга томской области, на формирование томских татар. Адаптации тюркских групп в Томско-Обском междуречье способствовали природно-географические условия, позволяющие вести комплексное хозяйство - скотоводство, земледелие, охота и рыболовство [Савинов, Новиков, Росляков, 2008].

В Усть-Малокиргизском курганном могильнике встречаются единичные находки вожпайского типа кермики, которую связывают то с хантыйскими традициями, то с аборигенной самодийской традицией.

Население басандайской культуры и культуры енисейских кыргызов, которая сложилась вследствие миграции кыргызов в среднее Причулымье в X-первой половине XI века, где уже проживало, вероятно, тюркизированное население с кето-самодийским субстратом, контактировало с Ближним и Средним востоком и, предположительно, с народами Забайкалья, с чжурчженями Дальнего востока. Некоторые находки изготовлены на Руси, в Волжской Болгарии, Золотой Орде.

Постоянные, хотя и опосредованные контакты с Русью установились, видимо, не ранее XI века, через север Западной Сибири. Из летописей XIII-XIV вв. известен южный торговый путь, идущий из Франции через Поволжье, Сибирь, Чулым и Енисей в Монголию и Китай, а также ответвление пути с Причулымья на север, в Югру к склонам Уральских гор, в нижнее и среднее Приобье

На основании археологических материалов из Басандайского могильника З. Я. Бояршинова делает предположения о культурных связях народов в районе бассейна р. Томи и в верхнем течении р. Оби с Центральной и Средней Азией и о возможной зависимости от кочевнических образований. Она так же делает вывод, что так как в погребениях Басандайского могильника не обнаружены орудия земледельческого труда, но орудия охоты - разнообразные костяные и железные наконечники стрел и орудия собирательства - корнекопалки, басандайцы были мало связаны с земледелием. А также, что «народ, живший здесь, очевидно, делился на мелкие родовые образования, представлял собой небольшие объединения родов, в жизни которых господствовал первобытно-патриархальный строй, может быть находившийся в процессе разложения» [Басандайка, 1948, с.164]. Об этом свидетельствуют элементы неравенства, проявляющиеся в богатых и бедных по погребальному инвентарю захоронениях покойников. Погребений воинов совсем мало, поэтому З. Я. Бояршинова считает, что военные действия играли незначительную роль в жизни мелких родоплеменных групп, а воины, скорее всего, были военачальниками родоплеменной группы. В других могилах железные и костяные наконечники стрел в основном не военного, а охотничьего типа. Погребальный ритуал, представленный в Басандайском могильнике довольно сложный, с разнообразием погребального инвентаря, с разнообразием типов погребения, что даёт основание утверждать, что народ, хоронивший своих покойников в басандайских курганах, стоял на довольно высоком уровне культуры [Савинов, Новиков, Росляков, 2008].

Рис.81. Керамика басандайской культуры [Савинов, Новиков, Росляков, 2008].

Рис. 82. Предметы басандайской культуры [Савинов, Новиков, Росляков, 2008].

АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ ПОЗДНЕЕ\ГО СРЕДНЕВЕКОВЬЕЯ ( XIV - XVI ВВ.)

СИБИРСКИЕ ТАТАРЫ

Около тысячи лет назад на юге Тюменской области появляются тюркские пле­мена кыпчаков, часть которых была вытеснена из степных районов монголами. Местное угорское население отходит в более северные районы, а часть угров ассими­лируется пришельцами. Постепенно здесь формируется этническая общность — си­бирские татары, вобравшие в себя тюрские, угорские, монгольские и другие этничес­кие компоненты.

Уже в XIII в. районы лесостепи по Тоболу и Иртышу были включены в состав Золотой Орды. Началось интенсив­ное заселение тюркоязычным населением низовьев р. Тобол и южно­таежного Прииртышья где только во второй половине XIII в. тюркоязычные группы сменили жившее здесь прежде угорское население. В XIV—XV вв. в нижнем течении Ишима складывается Ишимское ханство (центр Кызыл-тура), в междуречье Туры и Тавды — Тюменское ханство (центр Чимги-тура).

Общественной единицей сибирских татар в период Сибирского ханства была соседская территориальная община с сохранением зна­чительных родоплеменных традиций. Вся территория была разделена на улусы, где основную массу населения составляли «черные» улусные люди, а верхушку общества - правители салтаны, беки, тарханы, мур­зы. Низший слой составляли рабы - «ясыри». Система управления осу­ществлялась через улусы, в которые центральная власть посылала для управления ясаулов и даругов - сборщиков «даров» и ясака.

В государстве, возникшем на территории зауральской лесостепи и южной тайги, было два столичных города. Чинги-Тура - столица Тю­менского ханства (находилось на территории современного города Тю­мени) и Искер - столица Сибирского ханства, располагавшаяся на Ир­тыше чуть выше устья Тобола.

Оба города представляли собой неболь­шие городки с мощными укреплениями. Они стояли на коренных тер­расах рек. Чинги-Тура с двух сторон была окружена глубокими овра­гами разрезающими террасу, а с третьей укреплена мощными валами и рвами. Искер располагался на высоко