Расширение «я и мое». Шок и страдания

«Чикагские парни», напоившие Чили и Аргентину горчайшим экономическим лекарством (см. выше), учились в Чикагском университете у Милтона Фридмана. Верные методам, которым их научил наставник, они во многих странах, в одной за другой, применяли жесткие, репрессивные экономические меры. У Фридмана была идея — построить «чистый» капитализм, свободный от вмешательства со стороны правительства, от торговых ограничений, переговоров о заключении коллективного договора между предпринимателями и профсоюзами и с минимальными зарплатами. Он имел некое идеализированное представление об экономике радикально свободного рынка и учил этому целые поколения экономистов. Идеализированы его идеи были в том смысле, что он верил, будто у «рынка» есть собственный разум, с помощью которого тот сам собой решит любую проблему, если ему не мешать. Эти идеи казались весьма радикальными в политическом контексте 60-х годов, когда лица, определяющие политику, были увлечены идеями и наставлениями Кейнса, согласно которым правительство должно играть ключевую роль в экономике через контроль кредита, заем и выпуск денег в обращение, через расходы на социальные нужды и т.д. По мнению Фридмана, кейнсианцы, ратующие за непосредственное вмешательство государства в принятие экономических решений, не только не предлагали решения проблемы, а наоборот, были ее причиной. Его радикальные идеи были полностью противоположны идеям Кейнса, и в общем виде их можно представить в трех пунктах: отмена государственного контроля, приватизация и сокращение. В книге «Капитализм и свобода» он развивает свои идеи о невмешательстве государства в экономику:

1. Все законы и правила, препятствующие доходу, следует аннулировать;

2. правительство должно распродать (приватизировать) все достояние (почту, здравоохранение, образование), пустив его на получение прибыли;

3. правительству не следует тратить деньги на социальные программы;

4. налоги должны быть низкими; бедные и богатые должны платить одинаково;

5. корпорации должны иметь возможность торговать в любой стране мира;

6. капитал должен иметь возможность свободно перемещаться по свету в поисках любой благоприятной возможности;

7. правительству не следует защищать местные рынки и собственность;

8. все цены, в том числе и расценки на труд, должны определяться рынком;

9. правительство не должно вмешиваться в установление заработной платы и не должно определять минимальный ее размер.

По замыслу Фридмана реформы должны быть массированными — к примеру, урезать государственные расходы по всем статьям на 25-50%, объявить об этом неожиданно и применить быстро — так, чтобы преднамеренно вызвать у населения шок и дезориентацию. Он сам называл свой метод «шоковой терапией». Самым трудным для Фридмана было измыслить — как «протолкнуть» столь радикальные реформы? Его беспокоило, что повсюду на планете свободе рынка будут мешать социальное планирование, законы, политика. Пока в умах господствовало учение Кейнса, Фридману только и оставалось, что быть теоретиком. Нужен был рынок, чтобы снять с него узду и пустить на волю, дабы он явил свое волшебство. Но где его взять?

Фридман верил, что единственный способ избавить будущее от цепей прошлого, от «тирании существующего положения» (как гласит название одной из его книг) — это кризис: «только кризис — действительный или воображаемый — приведет к реальным переменам. Когда происходит кризис, принимаемые меры зависят от идей, которые витают в воздухе. Это, я уверен, и есть наша основная задача: создать альтернативу существующей политике и сохранять ее жизнеспособной и доступной до того момента, когда политически невозможное станет политически неизбежным».

Более того, зачем сидеть сложа руки, ожидая, когда настанет кризис, если можно осознанно и преднамеренно его создать? А пока люди не оправились от шока, пока они потрясены и пытаются собраться с мыслями, тут можно и экономические реформы провести, не опасаясь никакого сопротивления. Фридман предполагал, что время кризиса — время решительных действий руководителей государства — должно длиться 6-9 месяцев, иначе окошко захлопнется, и противостояние радикальным переменам будет слишком сильно.

Первый кризис, который был так нужен Фридману, произошел при участии ЦРУ в Чили, 11 сентября 1973 года, во время государственного переворота генерала Пиночета. Подозрительно «случайно» под рукой тут же оказалась армия Фридмана. Пока на улицах свистели пули, «Чикагские парни» лихорадочно печатали свои подробные экономические программы, чтобы они оказались на столах новой хунты в первый же день, когда те приступят к управлению государством. Еще через несколько дней начался экономический шок — цены на хлеб подскочили в 36 раз, в то время как зарплаты "заморозили". За год уровень безработицы увеличился на 20%, а рост инфляции составил от 500 до 1000%, что было свидетельством неудачи чикагского эксперимента. Но вместо того, чтобы свернуть дела, они вызвали самого Фридмана, который сказал им, что нужно пойти дальше и сделать шок еще больше! В речах и интервью он неоднократно называл «шоковую терапию» «единственным верным средством. Абсолютно. Не существует никаких других долговременных решений». Фридман заверил диктатора, что если тот последует его совету, «дальнейшее восстановление будет быстрым», «с инфляцией будет покончено за считанные месяцы», уровень безработицы сократится, и он сможет назвать себя человеком, явившим миру «экономическое чудо».

Но чуда так и не случилось. В 1975 году государственные расходы одним ударом были сокращены на 27%, а к 1980 году они составляли уже половину от тех расходов, что были до переворота — с огромным ущербом для здравоохранения и образования. Пиночет приватизировал более 500 государственных компаний и банков, нередко продав их за бесценок, и снял ограничения в торговле, которые защищали местные торговые предприятия, в результате чего к 1983 году свыше 170 000 человек потеряли работу, а производство снизилось до уровня начала 40-х годов. Выходит, в этом благо «невидимой руки» свободного рынка? Очень может быть. Но неизбежен вопрос — cui bono, для кого это благо? А ответ ясен. —Явно не для простых людей, 45% которых за пятнадцать лет оказалось за чертой бедности и которые тратили — страшно сказать! — 74% своей зарплаты только на хлеб, а про такую —роскошь—, как молоко, и вовсе забыли. Но для элиты страны работа —Чикагских парней— оказалась блестящим успехом. За то же самое время их годовой доход вырос на 83%. Если уж судить по результатам, то факты говорят за то, что эти результаты были во многом запланированы, а все разговоры о магии свободного рынка — это только так, для красоты. И уже в 1980 году об этом можно было говорить открыто, в газетах. Статья в журнале —Экономист— этого года называет действия Пиночета —контрреволюцией—, которая вернула богатым деньги, отобранные у них во время расцвета кейнсианства . Возможно, в этом и заключался замысел.