Новеллистика Э.По. Анализ одной из психологических новелл («Падение дома Ашеров», «Низвержение в Мальстрем»).

37.Детективные новеллы Э.По. Анализ одной из новелл («Убийство на улице Морг», «Украденное письмо»).Впервые увидевшая свет 20 апреля 1841 года на страницах филадельфийского «Graham’s Magazine» новелла «Убийство на улице Морг» положила начало детективному жанру в литературе. Предшествующие ей произведения со схожими детективными элементами («Задиг, или Судьба» Вольтера и «Мадемуазель де Скюдери» Э.Т.А. Гофмана) можно рассматривать как первые попытки писателей выйти на новый для них жанр, который даже во времена По называли логическим рассказом или логической новеллой (в зависимости от того, как именно видели литературное произведение читатели и критики), но никак не детективом. Определение это появилось гораздо позже – в конце XIX-первой трети XX века, когда в английской литературе стали возникать целые циклы рассказов с главными героями – сыщиками, напоминающими своей логикой мышления Огюста Дюпена – молодого аристократа, склонного к аналитическому анализу действительности, ставшему главным персонажем трилогии логических новелл По, в число которых, помимо «Убийства на улице Морг», входит ещё «Тайна Мари Роже» (1842) и «Похищенное письмо» (1844).

Существует мнение, что своего сыщика-любителя Эдгар По создал под влиянием «Неопубликованных страниц жизни Видока, французского министра полиции», впервые увидевших свет во второй половине 1838 года. Элемент преступления в виде изрезанной до такой степени шеи, что голова практически отделялась от тела, встречающийся на страницах мемуаров Франсуа Видока, стал одной из самых кровавых подробностей жестокого преступления на улице Морг. Исполинский орангутанг вошёл в новеллу из летней жизни Филадельфии 1839 года, где похожая обезьяна была продемонстрирована публике в Масонской Зале, вызвав неоднозначную реакцию последней.

Первоначальное название новеллы – «Убийство на улице Трианон» - было заменено на «Морг» («la mort» - по-французски, «смерть»), чтобы придать произведению ещё большую смертоносность. Символизм названий можно встретить и на уровне художественных персонажей новеллы: к примеру, арестованный по подозрению в убийстве человек носит фамилию Лебон: в переводе с французского – «хороший» («Le Bon»).

По мнению Эдгара По, темой «Убийства на улице Морг» является «использование изобретательности при определении убийцы». Сам же текст произведения говорит, скорее, о том, что мы имеем дело с одой в честь аналитического мышления, авторские рассуждения о котором предваряют историю расследования двойного убийства. Последняя даётся рассказчиком в качестве практической иллюстрации высказанных теоретических положений о том, что:

Аналитические способности ума проявляются не в простом математическом, но ещё и психологическом анализе действительности.

Способность анализировать приносит величайшее наслаждение человеку.

Аналитический склад ума выше простой изобретательности. Скорее его можно связать с богатым воображением, чем с обычной фантазией.

Художественный образ молодого аристократа Огюста Дюпена – оригинален для По и литературы первой половины XIX века, но легко узнаваем современными читателями, выросшими на произведениях о Шерлоке Холмсе и Эркюле Пуаро. Французский сыщик-любитель отличается начитанностью, наблюдательностью и умением анализировать, то есть сопоставлять увиденное с известным ему знанием о мире. Как и у всех следующих за ним литературных сыщиков, у Огюста Дюпена есть одна отличительная, подчёркивающая его индивидуальность, черта – тяга к ночному образу жизни: молодой человек любит гулять по ночному Парижу; днём он предпочитает закрываться от солнечного света ставнями. Французский аристократ выбирает себе в качестве друга человека неприметного (автор почти ничего не рассказывает о себе), не умеющего мыслить логически (оказавшись на месте преступления, рассказчик видит только тот хаос, о котором было написано в «Судебной газете», и ничего больше). К поиску убийцы Дюпен приступает в силу личного желания решить загадку, неразрешимую для французской полиции, мыслящей, по мнению героя, весьма ограниченными категориями. Стимулом для начала расследования для него служит арест невиновного – некоего Адольфа Лебона.

Отправной точкой для размышлений Дюпен выбирает положение о том, что «преступники – заведомо существа материального мира, и бежали они согласно его законам». Если полицейских заводит в тупик характер двойного убийства, вызывающего «чувство невыразимого ужаса» и представляющего собой «смесь необычайного с необъяснимым», то для сыщика именно это становится основой для анализа. Звериная жестокость, невероятная сила и беспрецедентная ловкость преступника в сочетании с нечленораздельной речью, в которой каждый из свидетелей слышит какой-то свой язык, приводит Дюпена к парадоксальной мысли о том, что убийца – не человек. Найденные на месте преступления улики подтверждают его догадку. Полную картину преступления Дюпен получает от его непосредственного свидетеля и случайного виновника – матроса, владельца исполинского орангутанга. На матроса сыщик выходит через объявление в газете, призванное внушить владельцу обезьяны, что ему проще забрать последнюю, чем привлекать к ней и себе внимание полиции. В этом действии Дюпена проявляется прекрасное знание психологии, свойственное каждому уважающему себя сыщику.

38.Поэзия Э.По. Стихотворение «Ворон».Самое известное стихотворение Эдгара По впервые увидело свет 29 января 1845 году на страницах нью-йоркского ежедневника «Evening Mirror». Произведение быстро приобрело популярность в англоязычной среде и (ещё при жизни автора) восемнадцать раз было перепечатано как американскими, так и английскими изданиями. Классической версией «Ворона» стала публикация от 25 сентября 1845 года в «Richmond Semi-Weekly Examiner».

По признанию Эдгара По, сделанному в частной беседе со Сьюзен Арчер Телли Вайс, над стихотворением он работал более десяти лет. Однако отсутствие черновиков 30-х годов несколько опровергает данную версию истории создания «Ворона», первое письменное упоминание о котором относится только к 1844 году (рассказ Марты Сюзанны Бреннан, на чьей ферме на берегу Гудзона По жил в это время: девушка видела рукописные листы стихотворения на полу комнаты писателя).

Методику создания «Ворона» Эдгар По подробно описал в 1846 году в эссе «Философия творчества». По мнению автора, главным принципом работы над поэтическим произведением является точность, жёсткая последовательность и отсутствие какой-либо случайности в выборе тех или иных элементов текста. Своей главной целью при создании «Ворона» По видел произведение, которое одинаково хорошо удовлетворило бы вкусам как читающей публики, так и литературных критиков. Идеальным поэтическим объёмом писатель считал форму в сто строк. «Ворон» чуть превышает её, представляя собой текст из ста восьми строк, укладывающихся в восемнадцать строф (по шесть строк в каждой).

Тема стихотворения – переживания горя, вызванные смертью любимой женщины – родилась у По частично из личных потерь (смерть матери и первой возлюбленной), частично из авторского представления о том, какой именно сферы должно придерживаться поэтическое произведение (сфера Прекрасного, то есть любви к женщине). Основной эмоциональной тональностью «Ворона» стала грусть и меланхолия, что, по мнению автора, является наилучшим чувственным компонентом любого стихотворения (отсюда возникла «смертельная составляющая» любовной тематики). Главным художественным эффектом писатель выбрал рефрен, который постоянно преображал (изменяя смысл и звучание сказанного) для того, чтобы избежать связанной с ним монотонности.

По мнению ряда исследователей, сюжет и центральный художественный образ говорящего с лирическим героем Ворона возник у По под влиянием романа Чарльза Диккенса «Барнеби Радж», в конце пятой главы которого ворон по кличке Грип издаёт звук, напоминающий героям звуки «как будто кто-то скребётся в дверь» или «тихонько стучит в ставень». Ворон По при этом лишён свойственной диккеновской птице комичности и многословия: все его действия наполнены неизменным драматизмом, усугубляющим внутренние переживания лирического героя.

Художественный образ Ворона основывается на фольклорных представлениях об этой птице как спутника смерти, символа мудрости и пророческого начала. Лирический герой – классический романтик, который не может забыть свою возлюбленную Ленору (Lenore). Художественное пространство стихотворения – комната лирического героя – рисуется через мрачные, таинственные элементы: старинные книги, камин, в котором тлеют угли, трепещущие пурпурные занавески, бархатная алая подушка, окна с решётками, бюст Паллады – древнегреческой богини мудрости над дверью. Художественное время произведения под стать художественному пространству: ненастная, ветреная декабрьская полночь – самое мрачное время суток и финал года.

Тоскующий по умершей возлюбленной лирический герой ищет в старинных книгах ответ на вопрос, возможно ли забвение для страдающей души? Влетевший в его окно Ворон, в начале подавший о себе знак трепетом пурпурных занавесок, а затем тихим стуком в дверь, становится живым ответом, твердящим на все реплики лирического героя одно и то же слово – «Nevermore» («никогда больше»). Сложное слово, состоящее из двух наречий, усиливает смысл неотвратимости и безысходности смерти и приводит лирического героя к мысли о том, что он никогда не сможет преодолеть своё горе (Ворон как его олицетворение никогда не собирается покидать его) и встретиться с Ленорой ни в этой жизни (её голова никогда не приникнет к алой бархатной подушке), ни в райской.

39.Поэма Г.В.Лонгфелло «Песнь о Гайавате». Фольклорные традиции в произведении.Первые его стихотворения были очень успешными, последующие не очень. В движении 1840-х годов в пользу освобождения негров Лонгфелло принимал гораздо меньшее участие, чем другие американские поэты, например Витьер и Лоуэлл. Сочувствуя оболюционистам, выразил это лишь несколькими песнями о невольниках, очень художественными, но менее сильными и негодующими, чем ожидали друзья поэта. От лирической поэзии Лонгфелло перешел к созданию эпических поэм национально-американского характера. Такова, прежде всего, «Evangeline», пасторальная поэма из истории первых французских выходцев в Америке; она сразу сделала Лонгфелло национальным поэтом.

Тем же национальным характером отличаются «Песнь о Гайавате» из быта индейцев северной америки. Этими поэмами Лонгфелло достиг вершины литературной славы, но были и др. сборники. Воспитанный в духе европейских литератур, проникнутый поэзией Вордсворта и др. английских поэтов, Лонгфелло в первых лирических сборниках пересадил английский спокойный, идиллический романтизм на американскую почву. В поэме «Песнь о Гайавате» Лонгфелло изложил легенды, господствующие среди североамериканских индейцев, по словам автора произведение можно назвать "индейской Эддой". Самый размер, избранный Лонгфелло в подражание финской Калевале, очень подходит к содержанию поэмы, которая более чем все другое, написанное Лонгфелло, воплотила дух американского народа. Лонгфелло благодаря своим обширным литературным знаниям вдохновлялся нередко и общеевропейскими сюжетами, в особенности средневековыми легендами. Таковы: «Золотая легенда», «Испанский студент» и др. Лонгфелло также прославился своими переводами.

«Песнь о Гайавате» (Song of Hiawatha, 1855) стала для Лонг-лло творческой вершиной. Аналогичную задачу — создать про­ведение общеамериканской значимости, нечто вроде националь­но эпоса — пытались решить и Мелвилл в «Моби Дике», и Уитмен в «Листьях травы». Лонгфелло стремился реализовать свой замысел на особом мате­риале, никем до него не освоенном: культура и фольклор корен­ного населения США, индейцев.

Источник поэмы. Образ индейца как «естественного человека» был предметом особого внимания романтической литературы, но носил обычно условный, чисто декоративный характер. Лонгфелло значительно глубже подошел к культуре индейцев, к своеобразию их эпоса. При этом он опирался на опыт европейской литературы в использовании фоль­клорного материала. Заметна близость поэмы Лонгфелло и фин­ской «Калевалы», шведского эпоса «Сага о Фритьофе» Элиаса Тегнера. Лонгфелло стремился представить в своей поэме личность героическую так, как это происходит в индейских мифах и леген­дах. С этой целью он провел основательную исследовательскую работу, в частности изучал материалы по индейскому фольклору, собранные известным этнографом Скулкрофтом.

Лонгфелло в поэме предстает, с одной стороны, как ученый-фольклорист, с другой — как поэт-романтик, свободно чувству­ющий себя в материале. Его поэма, которую иногда называют ин­дейской «Эддой», — памятник американского романтизма, произведение, исполненное индейского колорита. Он дает знать о себе и в воссоздании многокрасочного первозданного мира американ­ской природы, и в особой сказочной атмосфере, и в экзотических индейских именах и названиях, удивительно органичных для словесно-образного строя поэмы (Шух-шух-га — цапля; Мушкодаза — глухарь; Таваэнта — долина и др.). Лонгфелло приложил к поэме глоссарий, объясняющий слова индейского происхожде­ния.

Герои поэмы: композиция, поэтика. Протагонист Гайавата - персонаж исторический и легендарный одновременно. Поэт на­деляет его сказочно-мифологическими чертами. Художественная биография Гайаваты выстроена в духе фолъклорно-эпическои тра­диции, как цепь ключевых эпизодов: божественное рождение, смерть матери, прекрасной Веноны, воспитание на лоне приро­ды, поиски отца, единоборство с ним, подвиги во имя народа, победы над Мише-Намой (Осетром), Мише-Моквой (Медведем), Меджисогвоном (Волшебником). Во всех деяниях Гайавата дви­жим не жаждой славы, но долгом перед соплеменниками. Он да­рует им счастье, мир и благоденствие. Сам Гайавата напоминает народных заступников, героев средневекового эпоса и русских былин. Он предстает то полубогом, то почти реальным человеком. Прототипом его считается Монобозо, персонаж мифов и сказа­ний, бытовавших у ряда индейских племен.

Поэма одушевлена гуманистическим пафосом. Согласие и друж­ба между народами вдохновенно воспеты в хрестоматийных сти­хах о Трубке Мира, кладущей конец междоусобицам:

Я устал от ваших распрей, Я устал от ваших споров, От борьбы кровопролитной, От молитв и кровной мести. Ваша сила — лишь в согласье, А бессилие — в разладе. Примиритеся, о, дели Будьте братьями друг другу. (Пер. И. Бунина)

Афористическая формула «Будьте братьями друг другу» была, конечно, выражением христианской этики, она выражала суть совершенного устройства мира, как это понимал Лонгфелло, для которого неприемлемы военные способы разрешения конфлик­тов. Об этом же свидетельствует его знаменитое стихотворение «Арсенал в Спрингфилде» (Arsenal In Springfield), убеждающее в том, что оружие смерти будет в конце кондов изгнано из челове­ческого содружества.

В поэме нашли отражение лиризм, задушевная поэтичность, подлинный драматизм. Безжалостная смерть похищает самых близких друзей Гайаваты, красавицу Миннегагу, певца Чайбайабоса. В финале одиночество Гайаваты приобретает трагический харак­тер: он оставляет своих соплеменников, прощается с жизнью, уходит в «путь далекий», в «страну Заката». Лонгфелло видел ис­торическую нежизнеспособность индейской цивилизации. Завер­шением поэмы становится появление среди индейцев миссионе­ров, несущих идеалы христианской цивилизации:

И наставник бледнолицых Рассказал тогда народу, Что пришел он им поведать О святой Марии Деве О ее предвечном Сыне. Он сошел на землю к людям.

Пришельцы с Востока тепло встречены индейцами:

Всех нас радует, о, братья, Что пришли вы навестить нас Из далеких стран Востока.

В «Гайавате» Лонгфелло, следуя художнической интуиции, от­казался от тяжеловесного гекзаметра, неорганичного для англий­ского языка, и выбрал белый стих, короткий, гибкий и динамич­ный.

«Песнь о Гайавате» не стала, да и не могла стать национальным эпосом в полном смысле этого понятия, но она имела огромный спех. Лонгфелло был увенчан многими литературными награда­ми. Чрезвычайно высок был его престиж в Европе.

Лонгфелло казался современникам спокойным олимпийцем, баловнем судьбы, плодовитым, пишущим «гладкие», всем прият­ные стихи. Но жизнь его не была безоблачной. Он потерял люби­мую дочь, потом жену. Женился вторично. Вторая жена, Фанни, была идеальной подругой для творческого человека, всепрощаю­щей и терпимой. Но в 1861 г. она умерла от ожогов: на одном из дипломатических приемов на ней загорелось платье. Однако все эти события не отозвались прямо в творчестве Лонгфелло, он не был поэтом исповедального плана. Он напоминал английского джентльмена, сдержанного, умеющего скрывать свои чувства.