История геополитики: мегатренды содержательного развития

История развития геополитики подробно изложена и проанализирована. С критических позиций рассмотрены корни геополитики. Не подлежит сомнению генеральное разделение истории современной геополитики на два главных этапа: классический (конец XIX в. – 1960-е годы) и новый период, начавшийся уже в 1970-х годах. Новый период можно условно назвать «новой волной», поскольку его начало было связано с развитием и расширением, прежде всего, философских и методологических оснований геополитики. При этом следует учитывать, что геополитика в ходе своего развития воспользовалась как классической методологией естественных и общественных наук XIX в. (классический позитивизм), так и философией и методологией эпохи Просвещения (классический рационализм). Здесь, однако, преследуется несколько иная задача, а именно – проследить и исследовать мегатренды содержательного развития в истории геополитики. Эта задача ставится на методологическом уровне, что позволяет осуществить максимальную концентрацию содержания искомых мегатрендов. Главные содержательные изменения происходят по преимуществу на метауровне. Под мегатрендами содержательного развития какого-либо явления, предмета, объекта или субъекта понимаются особенности и закономерности их содержательной эволюции, взятые в их широком или расширительном аспекте. Иначе говоря, крайне важно оценить подобные особенности и закономерности в их значении для пограничных (смежных) субъектов, объектов, областей и полей деятельности. Теперь нужно попытаться выделить, осмыслить и каким-либо образом маркировать мегатренды содержательного развития в истории геополитики.

Первый выделяемый мегатренд – это постоянно прослеживаемое в геоисторическом и историко-географическом контексте осмысление геополитической роли Евразии. Данный тренд говорит также и о концептуальной базе самой геополитики, о прямой связи геополитики с традициями географической истории. Первостепенная роль Евразии в мировой истории несомненна. Мы наблюдаем прямую экстраполяцию и влияние исторической роли Евразии на основные геополитические модели, созданные в XX в. Очевидность подобного утверждения тем не менее связана с известным, хотя и скрытым основанием всей геополитики. Концептуальный mainstream геополитики предполагает, как правило, существование некоего единого возможного геополитического центра всего мира, локализуемого в традиционных географических координатах. В связи с этим во всех классических геополитических моделях предполагается сама собой разумеющая борьба за обладание выделяемым так или иначе геополитическим центром мира. Это устойчивое и базовое содержательное представление. Здесь вполне очевидна связь с классическим географическим (историко-географическим) детерминизмом, сменяемым позднее или используемым параллельно географическим поссибилизмом.

Второй мегатренд содержательного развития в истории геополитики формулируется так: фиксация постоянной, структурно сложной борьбы за оптимизацию территории и пространства государства, причем политические и государственные границы для геополитики крайне важны. Наблюдается сильная концептуализация понятия границы, и геополитика в значительной степени занимается историей границ различных порядков, всячески используя образы границ, пограничья, фронтира и т.д. В методологическом отношении геополитика занимается здесь уже борьбой географических образов – прежде всего образов границ, конструируемых и проецируемых вовне различными источниками политической силы и власти. Неслучаен концептуальный успех теории фронтира американского историка Ф.Дж.Тернера, фактически экстраполированной в область геополитики и обретшей, по сути, «второе дыхание». Концепт границы оказывается потенциалом содержательного расширения для геополитики в целом. Благодаря этому концепту геополитика как бы выплескивается, растекается за пределы ее первоначально сформулированных целей. Нелишне, однако, вспомнить, что концепция «естественных границ» государства, использовавшаяся уже на заре Нового Времени многими странами Европы, стала одним из основных содержательных источников геополитики. Отметим, тем не менее, другое важное методологическое обстоятельство: проблема политических границ и концепт границы как таковой явились «спусковым крючком», приведение в действие которого послужило началом когнитивной экспансии геополитики в смежные области знания. К таким смежным областям знания относятся, в первую очередь, теория цивилизаций (цивилизационного развития) и геоистория. В методологическом смысле геополитика сравнительно рано начала заниматься содержательным «присвоением» цивилизационных и геоисторических (в широком смысле) концепций. В конце XX в. стало ясно, что вполне своими, геополитическими авторами оказались такие исследователи, как А. Тойнби, Ф. Бродель и И. Валлерстайн. Характерно, что сама геополитика при этом концептуально начала как бы клонироваться, выделяя из себя «близнецов»: геоэкономику, геоэкономическую политику и геокультуру. Заметно также активное «переплетение» геополитики с геоэкономической историей. Каков наблюдаемый эффект такой когнитивной экспансии? Быстрое развитие новой пограничной дисциплины – геоэкономики– способствует расширению контекста, в котором возможно исследование и практическое использование географических образов. Оно делает концепцию географических образов принципиально открытой. Геоэкономика в известной мере оперирует уже с виртуальными пространствами и финансово-экономическими потоками. Поэтому целенаправленное конструирование географических образовможет стать актуальнойзадачей. Геоэкономические пространства представляют собой очевидные географические или «географоидные» конструкты. Образы Глубокого Юга, Тихоокеанского мира, Индоокеанской дугиесть не что иное, как проецируемые на условную карту (экономического) сознания обобщенные штампы традиционной географии. Эти «сколки» формируют заранее заданную поверхность, по которой размечаются основные умозаключения, положения и закономерности. В отличие от геополитики (хотя геоэкономика обязана своим рождением именно классической геополитике), традиционная географическая карта, традиционные географические координаты не диктуютв данном случае ход и построение самих геоэкономических штудий. Географическое пространство, по-видимому, можно «разворачивать», «сворачивать», «искривлять»вполне сознательно, с целью получения его определенных свойств и эффектов. Этот процесс происходит, естественно, не в реальности, но в подготовленном виртуальном поле. В геоэкономике возможно создание географических образов-катализаторов или образов трансформаторов, которые зафиксируют тем самым открытость и когнитивную бесконечность географического пространства. Геополитика в целом – и та, что по-прежнему оперирует классическими геополитическими категориями, сформировавшимися в первой половине XX в., и та, что фактически полностью «обновила» свой методологический и понятийный аппарат, – стала постепенно использовать все более «мягкие» трактовки понятия географического пространства. Эти трактовки стали более разнообразными, более дистанцированными и менее брутальными. В геополитике очевидно образное отдаление географического пространства и его эффективная рационализация путем конструирования специфических и целенаправленных географических образов. В этом же ряду стоит изменившееся отношение к традиционной политической карте, которая в большинстве современных геополитических штудий уже не выглядит предметом недостаточно отрефлексированных рассуждений (весьма характерных для геополитических работ первой половины XX в.).

Третий мегатренд содержательного развития в истории геополитики логически связан с предыдущим. Он заключается в поиске наиболее удобных, наиболее «обтекаемых» и наиболее экономичных масштабных географических образов мира. Явный пример такого рода – это, конечно, панрегионы Карла Хаусхофера, которые, по сути, уже представляют собой композитные, или гибридные, географические образы мира. Особенно «красив» в методологическом отношении образ Евроафрики, использовавшийся неоднократно в дальнейшем развитии геополитической мысли. Суть дела – в разработке специальных методологических операций и процедур методологического подъема над географической картой, а также специфических более операциональных в содержательном геополитическом смысле географических карт. Происходит трансформация географического пространства Модерна, или Нового времени. Географическое пространство в геополитике становится принципиально другим, более крупным, более «зернистым». Евразия в геополитике – это, конечно, совсем другой образ, нежели Евразия в физической, экономической и/или культурной географии; то же относится, конечно, и к Европе. Геополитике присуща глобальность, масштабность самого «взгляда» на предмет исследования; она обладает особой методологической «оптикой». Геополитическое пространство максимально насыщено в образном, смысловом, концептуальном отношении. Происходит тотальная политизация географического пространства, что чрезвычайно важно и полезно для понимания самого феномена пространства. Такая политизация географического пространства является, по сути, и средством, и методом, и целью геополитики. Этот процесс можно представить как постоянное смещение, изменение ориентации, географического положения самого географического пространства.⁽²⁾