Судьба и образ Лукреции в «Фастах» Овидия

Публий Овидий Назон (43 г. до н.э. - 18 г. н.э.) - крупнейший поэт в плеяде писателей «золотого века» римской литературы.

Выступая в своих ранних произведениях «певцом любви» (по выражению А.С. Пушкина), Овидий, в отличие от Тибулла, а также Вергилия, не был склонен идеализировать прошлое; оно, по мнению поэта, было довольно грубо. «Мы живем как люди нашей современности», - заявляет он в «Фастах» (I, 226). Сходная мысль звучит также в «Искусстве любви»: «Я поздравляю себя, что я родился теперь» [10]. Овидий - сторонник изящества и культуры, которую нес современный ему «золотой Рим» - властитель богатств вселенной. В этом качестве Овидий не во всем разделяет тенденцию политики Августа, направленную на реставрацию старинной морали и гражданской доблести. Тем не менее, эта тенденция не могла не оказать на него влияния.

В атмосфере цезаризма Овидий, пишет, в частности, «Фасты» («Fasti» - календарь) - элегии в духе александрийской поэзии, где дает календарное поэтическое описание происхождения римских праздников и обычаев.

Слово «фасты» означает «календарь», «месяцеслов». Овидий хотел создать по элегии на каждый из многочисленных римских календарных праздников, упомянув таким образом всех национальных богов, героев, римские храмы, древние обряды - двенадцать книг для двенадцати месяцев календаря. Возрождение римской религиозной древности было одной из главных забот императора Августа. Пестрое содержание римских преданий в «Фастах» укладывалось в широкую раму ученого эпоса о причинах и началах всего, что есть в людских обычаях. Это величественный замысел, исполнив который Овидий мог по праву притязать на бессмертную славу. Работа шла быстро: через семь лет у Овидия были уже готовы и ожидали лишь последней отделки первые шесть книг «Фастов».

Именно эта часть поэмы дошла до нас. В ней прославляется римская старина с ее культами, историческими событиями, мифами, героями и официально установленной идеологией. Повествование о Риме начинается с самого начала, с таких колоритных фигур, как Янус или Сатурн, рассказывается о периоде царей, а в книге IV разрабатывается история династии Юлиев. Лесть и раболепство объединяются у Овидия с глубоким знанием римской старины, своеобразным патриотизмом и психологически тонким - как бы приближенным изображением длинного ряда мифических и исторических фигур. Народная жизнь со всеми ее вековыми традициями тоже интересует Овидия. Но свойственную поэту легкость в обращении с материалом, игривость, изящество встречаем и здесь. Двусмысленные легенды и положения, снисходительный тон рассказа, смесь религии с анекдотами и риторическими упражнениями, большая ученость и тонкий художественный стиль - все это характерно для «Фаст» и отличает стиль поэта от стиля историка, каким был Тит Ливий.

История о Лукреции в поэме Овидия находится близко к концу второго месяца. Это 24 день, который носит название «Изгнание Тарквиния». Если у Ливия введением в рассказ о Лукреции служат общие рассуждения о свободе, то Овидий с самого начала повествования демонстрирует свой интерес к выдающимся характерам, к их строю мыслей и чувств, помещая в качестве зачина легендарный эпизод, характеризующий нрав юного Брута. Овидий рассказывает о том, как во время войны против Габии прорицатель предрек, что тот, кто первым поцелует свою мать, и будет победителем. Бросились все к матерям, и лишь Брут поцеловал мать-землю. Этот сказочно-богатырский эпизод служит, как уже было сказано, прологом к истории Лукреции.

В изложении Овидия, именно Тарквиний от скуки заводит разговор о том, как ведут себя жены в отсутствии мужей. Коллатин же, презирая пустую похвальбу, предлагает проверить, а не рассуждать об этом. В доме царя они находят его невестку (жену молодого Секста Тарквиния) во хмелю, с венками на шее. После они отправляются в дом Лукреции и видят ее за прялкой. Она разговаривает со служанками, и из ее слов становится ясно, что женщины собираются сшить плащ для ее мужа. Неожиданно в комнату заходит Коллатин, навстречу которому тут же бросается Лукреция. В этот момент Тарквиния пленяет ее красота. Он начинает думать только о ней, и спустя несколько дней возвращается в дом Лукреции гостем. Ночью Тарквиний прокрадывается к хозяйке дома и угрожает ей, говоря, что убьет ее и подбросит к ней в покои убитого раба, с которым он якобы застал жену своего друга. Шантажируя таким образом Лукрецию, он вынуждает ее подчиниться насилию. Наутро она зовет отца и мужа, плачет перед ними и рассказывает им о том, что с ней сделал Тарквиний. Муж, утешая, говорит, что ее вины в этом нет, но она вонзает себе в грудь кинжал. Рассказ заканчивается появлением Брута, который берет кинжал и клянется им, говоря, что Тарквиний и весь его род будут изгнаны из Рима.

В отличие от Ливия, который сосредоточился на вопросе преодоления частных интересов отдельных людей и групп ради общего интереса единого народа, Овидий концентрирует внимание на описании характеров отдельных лиц: в частности, Брута и Тарквиния, уделяя особое внимание переживаниям Лукреции. Овидия не интересовал вопрос погубленной добродетели, ему были важны описания чувств, переживаемых героями.

Тит Ливий и Овидий являются первыми интерпретаторами легенды о Лукреции. В своих монументальных произведениях они каждый по-своему рассмотрели этот эпизод римской истории. Ливий создавал свою «Историю Рима», прославляя Республику, поэтому история о Лукреции имела для него большое значение. Трагедия добродетели, в его интерпретации, становится сигналом к свержению власти Тарквиниев, поэтому Ливий концентрирует внимание на эпизоде, в котором Брут, поклявшись над телом Лукреции, поднимает восстание против римских царей. Кроме этого, Ливия интересовал вопрос о соотношении общественной и личной морали, и легенда давала ему богатый материал для рассуждений на эту тему. В «Истории Рима» преступление царского сына против нравственности является источником падения монархии, подтверждая значение морали в общественной жизни. Овидий же, по справедливости названный «певцом любви» заинтересован совсем в другом. На первое место в его трактовке легенды выдвигаются чувства и характеры. Текст поэмы пронизан субъективным отношением к описываемым событиям и лицам, он отличается обилием описаний, оценочных суждений и лирических отступлений. В этом смысле поэтическая интерпретация Овидия не похожа на текст Ливия, который по сравнению с текстом Овидия выглядит чересчур сухим.

Самое яркое различие двух версий истории о Лукреции заключается в описании сцены самоубийства. Если у Ливия этому посвящено всего одно предложение, то Овидий посвящает этому пять строчек, в которых упоминает о том, что, даже совершив самоубийство, Лукреция заботилась о том, что бы «пристойно упасть» (здесь и далее текст цитируется в переводе Ф.А. Петровского по изданию [10: с. 392].). Таким образом, если для Тита Ливия важен сам факт самоубийства как повод для восстания в Риме, то у Овидия тот же поступок Лукреции служит в первую очередь раскрытию характера самой героини, считающей целомудрие высшей ценностью, ради утверждения которой она отдает свою жизнь.

Основной причиной таких различий является то, что каждый из названных авторов преследовал свои цели и задачи. Ливий создавал труд, в котором рассказывал об истории Рима от основания города до современности, и этот грандиозный замысел оставался контекстом всех рассказанных им частных историй. Овидий же, сосредоточившись на частном, соединил в своей поэме ряд самостоятельных новелл, иллюстрирующих происхождение римских календарных праздников. И новелла о Лукреции стала одной из таких многочисленных частных историй, рассказанных автором «Фаст» в поэтической форме.