Традиции создания батальных сцен в «Севастопольских рассказах» Л. Н. Толстого.

Будучи сам защитником Севастополя, Л. Н. Толстой сумел реалистично изобразить будни войны, ее тяготы и невзгоды. Писатель был решительно против “красивого” изображения боя.

В “Севастопольских рассказах” на первое место выходят не битвы и сражения, а тяжелая и опасная, уже ставшая привычной, повседневная жизнь. По мнению Толстого, именно в этих бесконечных рутинных днях и проявляется истинный героизм народа, способного дать отпор врагу. Описывая чувства героев в критические моменты их жизни, писатель показывает нам, что война в людях вызывает лишь страх, ужас и отвращение, а никак не восхищение или поклонение. Уже в этом цикле первых военных очерков Толстой проявил себя как тонких психолог, мастер раскрытия “диалектики души”. Концепция "войны" и "мира", оппозиция этих полярных понятий являются важной составной частью мировосприятия Л. Н. Толстого. Заметное место в становлении толстовской концепции войны и мира принадлежит художественно публицистическому воспроизведению событий Крымской войны в «Севастопольских рассказах».

В обращении к теме войны писатель в «Севастопольских рассказах», несмотря на молодость, уже не был новичком. Давно замечено, что сама поездка Толстого на Кавказ в действующую армию стала следствием его неудовлетворенности жизнью (неудачная попытка наладить отношения с крестьянами, первый опыт открытия школы для крестьянских детей и др.). Трехлетняя служба Толстого на Кавказе, богатая разнообразными впечатлениями, углубила процесс осмысления реальности.

 В рассказе «Набег» (1853) писатель впервые показал жестокость военных действий на территории Кавказа. С появлением рассказов «Рубка леса» (1855) и «Разжалованный» (1856) поставленный Толстым вопрос — зачем происходят войны, зачем люди воюют друг с другом, убивают друг друга? — звучит все более резко и требовательно. В биографии и творческой деятельности Толстого Кавказ стал прологом к Севастополю. Уже в сентябре 1854 года Севастополь был полностью блокирован чужеземными войсками. Началась 11-месячная героическая оборона города. Неподготовленность к войне, безынициативность и коррупцию привилегированных кругов чиновничества защитники Севастополя, отстаивая родную землю, должны были оплачивать кровью и собственной жизнью. В героической защите города-крепости отчетливо проявилось противоречие между косностью, отсталостью, рутинностью государственно-бюрократической системы и самоотверженностью, мужеством, готовностью переносить опасности и лишения солдат, матросов, офицеров.Толстой писал о защитниках Севастополя не как наблюдатель, очеркист. Он сам был участником этих событий. Л. Д. Опульская отмечает идейное значение заглавия каждого из рассказов как желания хронологически точно изобразить этапы войны. Но, по замечанию исследовательницы, «военная хроника» обернулась гениальным художественным открытием подлинной правды о войне. В заглавии каждого рассказа намеренно точно обозначено время: "Севастополь в декабре месяце", "Севастополь в мае", "Севастополь в августе 1855 года". Первый рассказ — «Севастополь днем и ночью» («Севастополь в декабре месяце») — Толстой начал писать 27 марта и окончил 25 апреля 1855 г. Материалом для рассказа послужили первые впечатления Толстого от его пребывания в Севастополе в ноябре-декабре. Толстой с поразительностью описывает ход сражения и реакцию молодого наблюдательного офицера: «Изредка бомбы летели прямо, казалось, к двери блиндажа.

Тогда Володя прятался за угол и снова высовывался, глядя наверх, не летит ли еще сюда. Хотя Вланг несколько раз из блиндажа умолял Володю вернуться, он часа три просидел на пороге, находя какое-то удовольствие в испытывании судьбы и наблюдении за полетом бомб. Под конец вечера уж он знал, откуда сколько стреляет орудий и куда ложатся их снаряды».

JI. Н. Толстой был участником и свидетелем героической обороны Севастополя с ноября 1854 года до его сдачи — 8 сентября 1855 года, когда последние русские войска вынуждены были оставить осажденный город. Три «Севастопольских рассказа» отражают по-своему и состояние дел на фронте, и восприятие событий молодым писателем, и углубление его в содержание происходящего на его глазах исторического процесса. Героическое, трагическое  и критическое по-разному проявляются в каждом из текстов, по-своему определяя единство «Севастопольских рассказов» как своеобразной художественной трилогии.

Но и здесь ощущаются критические интонации. Еще по дороге в Севастополь Толстой встретил французских и английских пленных, и он отмечает в дневнике, что "один вид и походка этих людей почему то внушили в меня грустное убеждение, что они гораздо выше стоят нашего войска" (47, 29) (по-видимому, имеется в виду материальное состояние вражеских армий). Толстой остро ставит вопросы о причинах слабости духа войска, об отношениях между солдатами и офицерами, о том, что представляет собой русская армия. Повествование во многих эпизодах посвящено простым людям — подлинным героям войны. Именно здесь перед писателем раскрываются глубинные, коренные черты русского национального характера. Рассказы о защитниках Севастополя поразили современников не эффектными описаниями сражений, а строгой правдой и простотой изображения тяжелого ратного труда матросов, солдат и жителей осажденного города. Правдиво изображая войну, Толстой стремится показать, что, только защищая от врага родную землю, люди способны переносить столь тяжкие муки и страдания. Но одновременно можно обнаружить, что в «Севастопольских рассказах», обессмертивших патриотизм и героизм русских солдат, с большой силой звучит и протест против войны вообще.

Представление о севастопольской обороне как испытании духовных сил русской нации легло уже в основу первого рассказа трилогии. Здесь на фоне национального бедствия особенно рельефно обозначен главный герой толстовского произведения — русский народ. Война нарушила нормальный ход жизни, но мы не видим настроений страха и паники у защитников города и мирных жителей: "Напрасно вы будете искать хоть на одном лице следов суетливости, растерянности или даже энтузиазма, готовности к смерти, решимости, — ничего этого нет: вы видите будничных людей, спокойно занятых будничным делом».Рассказ ведется в обобщенно-личной форме, которая как бы приближает писателя к читателям, тем самым делая повествование более живым и интересным. По замечанию Я. С. Билинкиса, рассказчик вместе с читателями как бы "впервые знакомится с действительным положением в городе». Исследователь указывает и на другую особенность — отсутствие показа характера и судьбы отдельного, выделенного героя.

Этим подтверждается, что в первом рассказе представлена общая картина — панорама происходящего, а в защитниках Севастополя проявляются лучшие качества русского народа, его коллективная мудрость.

Закончился один день сражения, но город остается в жесточайшей осаде. Защитники и жители города вызывают наши читательские симпатии, благодаря своей храбрости, стойкости, естественности поведения. Мы не можем оставаться равнодушными к их судьбе, судьбе русских людей, оказавшихся в критических условиях.

Динамика толстовской мысли от «Севастополя в декабре месяце» к «Севастополю в августе 1855 года» состоит в постоянном развитии и углублении складывающейся системы взглядов писателя. Еще Н. Г. Чернышевский писал в «Заметках о журналах»: "Тот ошибся бы, кто захотел бы определять содержание его севастопольских рассказов по первому из этих очерков, — только в двух следующих вполне раскрылась идея, которая в первом являлась лишь одною своею стороною".

«Севастополь в мае» - рассказ, где преобладает критический пафос. Второй рассказ представляет своего рода антитезу по отношению к первому. Первый рассказ поэтизирует людей на войне, второй обращается к их отрицательным свойствам — тщеславию, корыстолюбию, т. е. тем свойствам, которым и в конечном счете порождаются войны и которые заставляют людей истреблять друг друга. Но в сущности рассказ «Севастополь в мае» является продолжением первого севастопольского рассказа и дальнейшим развитием уже заявленных идейно-художественных исканий Толстого. В рассказе «Севастополь в декабре месяце» писатель создает героический образ сражающегося народа. Все, кто описан в этом тексте, охвачены единым порывом, живут одной заботой, и это сплачивает их в единую силу. В рассказе «Севастополь в мае» антитетичны высокое уважение автора к простым солдатам и глубокая его неприязнь к карьеризму, тщеславию, самомнению, характерным для привилегированного слоя армии. Критические размышления приводят к оценке войны как неразумного поведения людей, конечному отрицанию войны в принципе.

Вот такой пример. Козельцов, прежде чем идти к своим офицерам, пошел поздороваться со своею ротой и посмотреть, где она стоит. Бруствера из туров, фигуры траншей, пушки, мимо которых он проходил, даже осколки и бомбы, на которые он спотыкался по дороге, — все это, беспрестанно освещаемое огнями выстрелов, было ему хорошо знакомо. Все это живо врезалось у него в памяти три месяца тому назад, в продолжение двух недель, которые он безвыходно провел на этом самом бастионе. Хотя много было ужасного в этом воспоминании, какая-то прелесть прошедшего примешивалась к нему, и он с удовольствием, как будто приятны были проведенные здесь две недели, узнавал знакомые моста и предметы. Рота была расположена по оборонительной стенке к шестому бастиону.

Козельцов вошел в длинный, совершенно открытый со стороны входа блиндаж, в котором, ему сказали, стоит девятая рота. Буквально ноги некуда было поставить во всем блиндаже: так он от самого входа наполнен был солдатами. В одной стороне его светилась сальная кривая свечка, которую лежа держал солдатик. Другой солдатик по складам читал какую-то книгу, держа ее около самой свечки. В смрадном полусвете блиндажа видны были поднятые головы, жадно слушающие чтеца. Книжка была азбука, и, входя в блиндаж, Козельцов услышал следующее:

— “Страх... смерти врожденное чувствие человеку”.

В центре рассказа «Севастополь в декабре месяце» — патриотическое единство защитников города, что давало основания для оптимизма в оценке перспектив его обороны. Но прошло полгода, и повествователь в состоянии более глубоко, конкретно и трезво оценить происходящие события. Большую часть действующих лиц второго рассказа составляют офицеры-аристократы, которые всячески стремятся показать свое "превосходство" над солдатской массой. Настоящим стимулом их поступков является стремление сделать выгодную карьеру и как можно быстрее. Именно во втором рассказе начинает звучать "наполеоновская" тема. Многие из офицеров-аристократов являются своего рода пародией на Наполеона. Здесь истоки размышлений Толстого о причинах поражения русской армии. Одновременно с этим все острее звучит тема осуждения войны как символа зла, несчастья, неотделимого от тысячи человеческих жертв: ". вопрос, не решенный дипломатами, еще меньше решается порохом и кровью''. Оценка войны как силы, разрушающей единство между людьми, человеческое сообщество, с самого начала рассказа приводит писателя к жесткому, бескомпромиссному выводу: "Одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать".

Именно во втором севастопольском рассказе Толстой впервые применяет принцип обнажения истинной сущности явлений и предметов путем снятия с них общепринятых условных обозначений, используемых для маскировки их реального содержания. За поведением ряда людей, внешне

Действие рассказа «Севастополь в августе 1855 года» развертывается в самые трагические дни обороны — накануне и в самый момент ухода русских войск из города. Очевиден итоговый смысл последнего рассказа. «Севастополь в августе 1855 года» как бы соединяет отдельные особенности первых двух текстов, сплачивает в одно целое пафос героический и критический. Герои в этой части не похожи на персонажей, которые действуют в предыдущих двух рассказах. Писателя интересует и индивидуальное своеобразие первом рассказе показан нравственный облик солдат, простых людей России, во втором — облик привилегированной верхушки, военных командиров и чиновников разных рангов, в третьем — люди, принадлежащие к дворянскому сословию, человеческих путей и судеб, но на основании их показа делаются серьезные выводы о нравственном состоянии общества.

В севастопольском цикле каждый рассказ по форме предстает в какой-то мере самостоятельным произведением, но вместе они составляют единое художественное целое, в различных частях и аспектах которого раскрыта сложность соотношения между человеком и тем особым, противоестественным состоянием, которое определяется понятием "война". Война, с одной стороны, объединяет сражающихся по одну сторону фронта, с другой, она бесчеловечна, несет страдания и смерть. Человек на войне убивает других людей и подвергается риску быть убитым. Война разделяет людей на "своих" и "чужих", героев и трусов, властвующих и подчиненных. Войну провоцируют и оправдывают большие и маленькие Наполеоны, но в атмосфере социально-нравственного неблагополучия все так или иначе заражены больным мышлением, и само патриотическое чувство в этих условиях выглядит, по Л. Толстому, неполноценным и даже фальшивым.

Несмотря на критическое отношение писателя к господствующему сословию, Толстой верит в возможность общего морального совершенствования. Например, в персонажах рассказа «Севастополь в августе 1855 года» подчеркивается внутренняя противоречивость состояния их души, неопределенность их сегодняшнего нравственного облика. Тем не менеев их своеобразном внутреннем мире автор находит возможности нравственного подъема, которые могут проявиться в будущем. А в целом в «Севастопольских рассказах» содержится глубокий анализ социально-нравственного состояния русского общества накануне серьезных перемен, вызванных событиями и ходом Крымской войны.

Можно подытожить, «Севастопольские рассказы» справедливо воспринимаются как один из важнейших этапов в идейно-художественном развитии Толстого. На этом этапе складываются существенные черты мировоззрения и метода писателя, вырабатываются навыки его жанрового мышления. В «Севастопольских рассказах» Л. Толстой дал художественное обобщение крымской страды во всем ее историческом смысле и значении. Жизнь осажденного Севастополя — "русской Трои" — изображена писателем глубоко реалистически: "Севастопольские рассказы Толстого — живой кусок истории России."1. В трех небольших по объему рассказах писатель до мельчайших подробностей и в исчерпывающей логике сумел показать три этапа обороны города. Вскоре "вся читающая Россия восхищалась Севастополем в ноябре (Ошибка критика: в декабре!. — JI. К.), Севастополем весной, Севастополем в августе месяце <.> Замечательно, что из числа всех неприязненных держав, войска которых бились под стенами нашей Трои, ни одна не имела у себя хроникера событий, который мог бы соперничать с графом Львом Толстым , — писал в 1856 г. А. В. Дружинин. JI. Н. Толстой выступил именно в роли "хроникера" текущих, злободневных событий.

Севастопольские рассказы» принадлежат к тем произведениям русской и мировой литературы, которые требуют дополнительного прочтения в каждую новую историческую эпоху. Тревоги и предостережения писателя, его трагические предчувствия особенно остро и актуально стали звучать в XX столетии, оказавшемся наиболее кровавым и жестоким в истории человечества. Вывод, сделанный Толстым в конце жизни: "всякий обман влечет за собой ряд обманов, всякая жестокость — ряд жестокостей" (41, 239) — был подготовлен художественным исследованием жизни, начавшимся в его первых произведениях, включая севастопольский цикл.

После пушкинских «Бориса Годунова» и «Капитанской дочки» русская литература не знала такой полноценной реалистической картины исторических событий, которая была нарисована молодым писателем в «Севастопольских рассказах», явившихся замечательной вехой на жизненном и творческом пути Толстого. Важнейшим итогом в этот период явилось убеждение Толстого в решающей роли народных масс в жизни страны, углубление интереса к крестьянскому вопросу и наметившаяся обличительная линия творчества.

В «Севастопольских рассказах» Толстой первый в русской литературе с гениальной художественной силой и беспощадной правдивостью показал потрясающие картины войны, окончательно сорвав с нее литературные романтические покровы. При этом характерной особенностью батальной живописи Толстого является то, что художник, следя за поведением армий, тем не менее сосредоточивает внимание и на отдельной человеческой личности, вовлеченной в бурный поток военных событий, на разнообразных, противоречивых мыслях и чувствах непосредственного участника войны. Его батальные картины неотделимы от проникновения в душу конкретного человека, в его сознание и подсознание.

По мнению писателя получается, что человечество не обречено на войны, что, с одной стороны, захватнические, агрессивные стремления гнездятся в отдельном человеке, так же как подчиняют его тщеславие, корысть, желания первенства и карьерного успеха. Но, с другой стороны, война все-таки противна человеческой природе, отрицает ценность жизни и личности. И уже в весьма престарелом возрасте он будет писать своей единомышленнице Берте Зутнер (письмо от 15 августа 1901 г.): "Теперь следовало бы показать людям, что они сами производят зло войны, повинуясь людям больше, чем Богу"

Севастопольский цикл явился решающим шагом на пути к эпосу «Войны и мира». Хотя «Севастопольские рассказы» достаточно самоценны в своем содержании и как художественное произведение, в перспективе творческого развития писателя они, действительно, стали подготовкой гениального романа-эпопеи. Переживший события Крымской войны и обороны Севастополя, Толстой и выработал свой взгляд на явление войны, и пришел к первым наметкам целой идейно-художественной концепции "войны и мира", и прикоснулся к непростым проблемам патриотизма и героизма, и применил на практике поэтику, соединившую голос судии-пророка и дотошный, кропотливый показ "мелочей" военного быта, "подзорную трубу" и психологический "микроскоп". В этом отношении «Севастопольские рассказы» можно считать писательской "пробой", результативным, открытым в будущее литературным экспериментом 1854 года. В это время писатель служил на 4-м бастионе.

Главную силу и источник героизма в любой военной кампании автор видит в народе, в его боевом духе.

"Чувство родины", патриотизм, одушевляет цикл рассказов о Севастопольской обороне.

Он увидел, что облик войны бесчеловечен и проявляется "в крови, страданиях, смерти". Но также и то, что в сражениях испытываются нравственные качества борющихся сторон и проступают главные черты национального характера».

По утверждению Л. Д.Опульской, «в Севастополе Толстой лучше узнал и еще больше полюбил простых русских людей - солдат, офицеров. Он почувствовал себя самого частицей огромного целого - народа, войска, защищающего свою землю».

Но к примеру Толстой изображает портрет офицера Козельцова в развитии, давая читателю ощутить, как мужает характер героя:

«Проезжий офицер, поручик Козельцов, был офицер недюжинный. Он был не из тех, которые живут так-то и делают то-то, а не делают того-то потому, что так живут и делают другие: он делал все, что ему хотелось, а другие уже делали то же самое и были уверены, что это хорошо. Его натура была довольно богата; он был неглуп и вместе с тем талантлив, хорошо пел, играл на гитаре, говорил очень бойко и писал весьма легко, особенно казенные бумаги, на которые набил руку в свою бытность полковым адъютантом; но более всего замечательна была его натура самолюбивой энергией, которая, хотя и была более всего основана на этой мелкой даровитости, была сама по себе черта резкая и поразительная. У него было одно из тех самолюбий, которое до такой степени слилось с жизнью и которое чаще всего развивается в одних мужских, и особенно военных, кружках, что он не понимал другого выбора, как первенствовать или уничтожаться, и что самолюбие было двигателем даже его внутренних побуждений: он сам с собой любил первенствовать над людьми, с которыми себя сравнивал.

Здесь Козельцов самолюбивый и тщеславный молодой человек с ощущением своего внутреннего превосходства. А теперь проанализируем другой фрагмент рассказа: «Козельцов между всеми лицами не нашел ни одного знакомого; но он с любопытством стал

вслушиваться в разговоры. Молодые офицеры, которые, как он тотчас же по одному виду решил, только что ехали из корпуса, понравились ему, и главное, напомнили, что брат его, тоже из корпуса, на днях должен был прибыть в одну из батарей Севастополя. В офицере же с сумкой, которого лицо он видел где-то, ему все казалось противно и нагло. Он даже с мыслью: “Осадить его, ежели бы он вздумал что-нибудь сказать”, — перешел от окна к лежанке и сел на нее. Козельцов вообще, как истый фронтовой и хороший офицер, не только не любил, но был возмущен против штабных, которыми он с первого взгляда признал этих двух офицеров» В этом фрагменте персонаж Толстого предстаёт истинным защитником Отечества, закалённым в боях.

Из «Севастопольских рассказов» видна авторская позиция в изображении войны – стремление показать её страшную правду. «Толстой выступает "как правдолюбец и, еще более того, как борец за правду". Но "толстовский пафос правдоискательства возвышающий характер".Данный цикл интересен тем, что автор показывает тяжелейшие условия войны не победной, а неудачной.

Изображая разнообразные батальные сцены, автор « склоняется "перед этим молчаливым, бессознательным величием и твердостью духа, этой стыдливостью перед собственным достоинством". В лицах, осанках, движениях солдат и матросов, защищающих Севастополь, он видит "главные черты, составляющие силу русского". Писатель  воспевает стойкость простых людей и показывает несостоятельность "героев", точнее - тех, кто хочет казаться героем».

Толстой изображает войну и как место действия рассказов, и как предмет, занимающий мысли и чувства защитников. Так происходит в размышлениях Володи о чудовищности войны как будничном уничтожении жизни. Автор здесь как бы продлевает время действия батальных сцен в сознании героя, и с присущим ему психологизмом приковывает внимание читателя к важным деталям: «грому пушек», «Разрушенным стенам», оторванной ноге бойца, бомбам и «образам смерти»: «Гром пушек продолжался с той же силой, но Екатерининская улица, по которой шел Володя, с следовавшим за ним молчаливым Николаевым, была пустынна и тиха. Во мраке виднелась ему только широкая улица с белыми, во многих местах разрушенными стенами больших домов и каменный тротуар, по которому он шел; изредка встречались солдаты и офицеры. Проходя по левой стороне улицы, около Адмиралтейства, при свете какого-то яркого огня, горевшего за стеной, он увидал посаженные вдоль тротуара акации с зелеными подпорками и жалкие, запыленные листья этих акаций. Шаги свои и Николаева, тяжело дышавшего, шедшего за ним, он слышал явственно. Он ничего не думал: хорошенькая сестра милосердия, нога Марцова с движущимися в чулке пальцами, мрак, бомбы и различные образы смерти смутно носились в его воображении. Вся его молодая впечатлительная душа сжалась и ныла под влиянием сознания одиночества и всеобщего равнодушия к его участи в то время, как он был в опасности. “Убьют, буду мучиться, страдать, — и никто не заплачет!” И все это вместо исполненной энергии и сочувствия жизни героя, о которой он мечтал так славно. Бомбы лопались и свистели ближе и ближе, Николаев вздыхал чаще и не нарушал молчания. «Проходя через мост, ведущий на Корабельную, он увидал, как что-то, свистя, влетело недалеко от него в бухту, на секунду багрово осветило лиловые волны, исчезло и потом с брызгами поднялось оттуда».

Анализ эпизодов позволил мне убедиться в точности наблюдений Опульской.

Ещё одной важной чертой военной прозы писателя стало сочетание гуманизма с высоким патриотическим чувством.

Севастопольские рассказы - одно из блистательных достижений художественного творчества Льва Толстого. И вместе с тем образец для писателей, работавших после Толстого в этом жанре. С Толстого начинается стойкая традиция реалистического изображения войны .

О значении Толстого как военного писателя не раз горячо говорил Эрнест Хемингуэй ". В стихотворной эпопее "Человеческая панорама" Хикмет прославляет сцену братания солдат из рассказа "Севастополь в мае" - "как символ будущего мира без оружия, как образ дружбы, братания всех народов земли".