I. Борьба за религиозную свободу 8 страница

С этой точки зрения Гоббс признает ряд мнений или учений возмутительными, опасными для общественного благоустройства и угрожающими распадением государственного союза.

Возмутительным признает Гоббс мнение, будто каждому человеку в отдельности принадлежит право судить о том, что хорошо и что дурно*(601). Это верно для естественного состояния, но в государственном быту это недопустимо. До учреждения государства не может быть понятия о добре и зле.

Также возмутительно мнение, будто подданные, повинуясь всяким приказам государя, могут впасть в грех*(602). Грешит тот, кто приказывает что-либо дурное, но не тот, кто исполняет. Поэтому подданные могут и должны исполнять каждое веление, нисколько не опасаясь греха. Возмутительность этого мнения состоит в том, что под предлогом греха человек может оказать неповиновение государственной власти.

Особенное негодование Гоббса вызывает учение о возможности убивать тиранов. "Не только отдельные богословы, но софисты всех времен, как Платон, Аристотель, Цицерон, Сенека, Плутарх и многие иные поклонники анархии в Греции и Риме не только допускали это, но даже признавали достойным высшей похвалы"*(603). Но, если гражданин не вправе судить о том, что добро и что зло, то как может судить он о монархе, тиран ли он или нет? Не применим ли к нему вопрос Господа Бога: "Кто сказал тебе, что он тиран, если ты не вкусил от древа познания, вопреки запрету Моему".

К числу возмутительных учений относится и то, что гражданину принадлежит неограниченное право собственности на вещи*(604). Но кто имеет господина, не имеет собственности, а государство - господин над гражданами. Нужно помнить, что в естественном состоянии права собственности нет. Оно существует как государственное установление, как таковое, может быть уничтожено вполне или частью. Отсюда следует, что государство всегда имеет право на все то, что принадлежит гражданам.

Трудно было идти дальше в обезличении граждан перед государственным абсолютизмом.

X. Каковы же обязанности тех, в чьих руках верховная власть, как должны они вознаградить безусловное повиновение, оказываемое им гражданами? Этого вопроса Гоббс касается лишь вскользь.

Все обязанности обладателя верховной власти могут быть сведены к одному принципу - общему благу*(605). Не подчиненный воле людской, монарх должен сообразоваться с естественными, нравственными, и божескими законами. Нужно иметь в виду, что "государство существует не ради самого себя, а ради граждан; при этом, конечно, нельзя считаться с благом тех или других отдельных граждан, так как государь может обеспечивать благосостояние граждан только общими нормами. Он может считать свой долг исполненным, если он по возможности озаботится, чтобы под благотворными мерами его благоденствовало как можно большее число лиц и как можно больше, чтобы никому не было плохо, за исключением его собственной вины или непредотвратимого случая"*(606).

В чем состоит правильно понятое благосостояние граждан? "Под этим словом следует понимать не только необходимые средства существования, но и возможно счастливую жизнь, ради которой собственно люди и перешли из естественного состояния в государственное"*(607). Для этого каждый гражданин должен быть обеспечен от внешних врагов, должен пользоваться миром, должен иметь возможность наживать себе состояние, наконец, должен пользоваться свободою, насколько это не вредно.

В виду поддержания таких условий гражданского благосостояния, государь обязан принимать все меры внешней безопасности, т. е. заранее озаботиться сооружением крепостей, наймом и обучением солдат, заготовлением оружья и денег. В целях внутренней безопасности, государь должен предусмотреть все, что может угрожать мирному существованию. Для этого он принужден знать все, что делают и думают граждане, чтобы вовремя захватить опасность. Выполнение этой задачи возможно только при содействии многочисленных шпионов. "Шпионы для государственных правителей все равно, что лучи света для человеческой души". "Их можно сравнить еще с нитями паутины, которые при самом легком прикосновении дают сигналы сидящему в центре пауку"*(608). Внутреннему миру особенно угрожает распространение вредных учений, примеры которых были выше указаны. Правительство должно поощрять хорошие учения и пресекать вредные. Особенное внимание следует обратить на университеты, откуда более всего расходятся учения, вредные для общества. Гоббс полагает, что лучше всего было бы, если бы правительство заготовило само учебники по всем предметам, соответствующие видам государства*(609).

Для составления возможно более правильно государственной казны, Гоббс рекомендует сообразовать обложение не с имущественною состоятельностью граждан и не с доходами, а с расходами каждого. Налоги на потребление самые справедливые*(610). Здесь слышится голос бережливой буржуазии против расточительной аристократии.

XI. Учение Гоббса о законе отличается тою формальностью и ясностью, которые стали достоянием английской мысли по этому вопросу.

"Со стороны тех, кто недостаточно внимательно вдумывается в значение слов, закон смешивается то с договором, то с советом, то с правом". "Различие между законом и советом состоит в том, что "совет есть такое предположение, повиноваться которому следует по существу требования, приказ же, каким является закон, есть требование, повиноваться которому следует в силу воли требующего"*(611). Смешивают закон с договором, когда говорят, что закон есть жизненное правило, выработанное соглашением людей. Но "договор есть обещание, закон же приказ; в договоре говорится: я сделаю то - то, а в законе: ты должен сделать то - то"*(612). Договор обязывает сам собою, закон же принуждает в силу общего соглашения. Наконец, закон отличается и от права (в смысле субъективном): закон есть ограничение действий, а право - это свобода действий*(613).

Таким образом закон есть приказ лица (одного человека или собрания), которого веление и составляет основу, почему закон должен быть исполнен*(614). В каждом законе следует различать две части. В первой, распределительной, описывается, что должно делать, во второй, карательной, содержится угроза наказанием за неисполнение. "Приказ без сопровождающей угрозы бесполезен. Поэтому каждый закон, чтобы быть таковым, должен содержать обе части: приказ воздержаться от неправды, и угрозу тому, кто это сделает. Первая часть, ограничивающая, обращена ко всем, вторая, воздающая, обращена к исполнителям государственным"*(615). Закон может быть обязательным только тогда, когда он обнародован, потому что граждане должны знать волю того, кто в праве давать приказы, чтобы в точности исполнить его веления.

В учении Гоббса встречается довольно прочно установившееся в английской литературе мнение, что обычай, как источник права, почерпает свою силу в безмолвном согласии обладателя верховной власти. "Сочинения ученых юристов вовсе не законы, потому что верховная власть не давала им силы закона. Точно также и судебная практика становится обычным правом только по соизволению верховной власти"*(616).

В каком же соотношении находится положительный закон к естественному? Возможно ли между ними противоречие?

Этот последний вопрос Гоббс разрешает в отрицательном смысле. Положительный закон лишь развивает положения естественного и потому никогда не может содержать повеления, противного естественному праву. Последнее запрещает убийство, воровство, прелюбодеяние, а положительные законы определяют, применительно к условиям времени и места, что следует понимать под этими выражениями. "Если естественный закон запрещает воровство, прелюбодеяние, а положительный закон допускает что - нибудь в этом роде, то здесь нет воровства или прелюбодеяния. Так, напр., спартанцы приказывали мальчикам, при известных условиях, тайно похищать чужие вещи; тем самым они высказали и повелели, чтобы вещи эти принадлежали не прежним хозяевам, а тем которые тайно их унесут. Вследствие этого такое похищение перестало быть воровством"*(617). Таким образом естественный закон запрещает воровство, как похищение чужой вещи, но что такое "чужая" вещь - это дело положительного закона. Понятие о прелюбодеянии стоит в зависимости от тех признаков, какими законодательство данного государства определяет законный брак. Убийство осуждается естественным законом, но не всякое лишение жизни подходит под это понятие, и если положительный закон повелевает лишать жизни врагов, преступников, то никакого противоречия нет.

В виду такого совпадения повелений, пробелы и неясности положительных законов должны быть восполняемы естественным правом*(618).

XII. Заслуги Гоббса в области человеческой мысли несомненны. Он с полным основанием может считаться отцом естественного права. Если некоторые отрицают это, то' только потому, что его представление о естественном праве не соответствует позднейшему, когда оно стало идеальным правом.

Но естественное право само пережило три фазиса с момента своего возникновения в новой философии права. У Гоббса естественное право - это то право, которое действовало бы вне государства, если бы не существовало государство. Позднее, под естественным правом стали понимать то право, которое действовало до государства, до образования государственного состояния, Наконец, естественное право стало тем правом, которое должно бы действовать в государстве взамен того, какое исторически выработалось в государственном быту. Методологическое предположение превращается в историческую действительность, чтобы затем превратиться в идеал.

Гоббс, признавая весьма основательно, что человек, каким мы его знаем, есть сложный продукт общественной среды, пытается мысленно разоблачить его, чтобы показать, каким были бы его отношения к людям без государства и права, и каково влияние общественной среды на человека и его отношения к подобным. Впоследствии предположение стали реализировать, выдавать то, что было бы, за то, что было: в естественном состоянии человек жил под действием совершенно иных законов, чем те, которые выработало государство. Далее, недовольство нормами, которые сложились под влиянием исторических условий, сознание их несправедливости вызвало мысль, что эти нормы не более, как несчастное уклонение от естественного состояния, и начались поиски потерянного человечеством естественного права.

Во всем этом постепенном построении естественного права первый камень заложен Гоббсом.

Но едва ли справедливо видеть в философии Гоббса необыкновенно стройную, логическую, хотя и не симпатичную систему. Путем наблюдения Гоббс устанавливает только одно положение - эгоистичность человеческой натуры. И уже отсюда Гоббс смело выводить как то, что представляли бы отношения людей друг к другу вне государства, так и то, почему возникло государство. Едва ли, однако, в развитии своей философской мысли Гоббс так чрезвычайно последователен, что, приняв его исходное положение, невозможно уклониться от его выводов.

Первое недоразумение порождает то право на все, которое принадлежит человеку в естественном состоянии. Что это за право? Не есть ли это простая возможность, опирающаяся на собственную силу, а не на право? Это не положительное право, так как не поддерживается принудительною властью, без которой, по Гоббсу, оно немыслимо, это не идеальное право, так как у человека в естественном состоянии нет мерила для идеала. А эта ошибка влечет за собою другие. В представлении Гоббса государство образуется перенесением прав, принадлежащих отдельным людям, на государство, которое и приобретает благодаря этому право на все. Но если абсолютная власть государства основывается на передаче абсолютных прав индивида, то с устранением этих прав отпадает и правовая основа государства.

Каким образом эгоизм человека может привести к полному отречению от своей личности? Государство ограничивает естественную свободу, чтобы сделать возможною совместную жизнь, но оно не может дойти до полного лишения граждан свободы, как это сделал Гоббс. Эгоизм способен подсказать человеку, что выгоднее, отказаться от безграничной, но не обеспеченной свободы действий ради ограниченной, но обеспеченной. Но эгоизм не может довести до отречения от всякой свободы действий. Невероятен договор, по которому лица, преследуя свою личную выгоду, согласились бы на полное обезличение, на приведение их в положение худшее, чем в естественном состоянии.

Напрасно делают договорной теории Гоббса упрек, будто она вращается в безвыходном кругу. Обязательность закона основывается на обязательности приказов государственной власти, а подчинение последней основывается на государственном договоре, обязательность же самого договора определяется законом. Это неверно. Договор, как акт добровольного соглашения и исполнения, возможен и вне государства. Доказательством может служить так называемая немая торговля, которая происходит между лицами, не подчиненными одной государственной власти, и держится лишь сознанием выгоды добросовестного исполнения. То же самое следует сказать и о международных договорах. Однако, Гоббс совершенно не объясняет, откуда вытекает для граждан обязательность государственного договора. Если добросовестное исполнение зависит от сознания выгоды союза, то общее убеждение в тяжести, перевешивающей выгоды, должно повести к прекращению договора по соглашению, чего Гоббс ни в каком случае не допускает. Если обязательность договора для современных граждан основывается на наследственной преемственности, то, во - первых, такое обоснование переходит из методологического предположения в утверждение исторической действительности, а во - вторых, наследственное преемство предполагает положительный закон, чем мы попадаем в указанный выше безвыходный круг.

В лице Гоббса монархические тенденции его эпохи достигают кульминационного пункта. Это самый последовательный и решительный выразитель монархического абсолютизма. В его изображении монархизм не есть уже лучшее средство выхода из средневековой неурядицы или средство обеспечения религиозной совести против притязаний церкви, - это состояние само по себе лучшее. Но именно прямолинейность Гоббса оказалась пагубной для дела защиты монархизма. Доведенный до последних заключений, монархизм произвел отталкивающее впечатление и невольно внушал гражданам страх перед этою политическою системой, которая поглощала всю их личность. Притом Гоббс не стоял на старой, всем хорошо знакомой дороге, - он пробивал новый путь в исследовании общественных явлений. Гоббс выдвинул не старую, феодальную монархию, не монарха "Божьею милостью", а идею государственного сплочения, основанного на силе. Сойдя с избитого пути, Гоббс разрушил в монархизме обаяние старины.

Если одинокий голос Мильтона в защиту свободы был заглушен Гоббсом, то в конце XVII века раздадутся в Англии совершенно иные речи. Торжество абсолютизма скрывало в себе реакцию, которая должна была найти своих выразителей, открывающих уже другой период в новой философии права, период борьбы за политическую свободу.

_ 26. Спиноза

Литература: Новейшее издание сочинений Van - Vloten и Land, Benedicti de Spinosa Opera quotquot reperta sunt, 2 т., 1882. Немецкий перевод сочинений Auerbach, 2 изд. в 2 т., 1871; французский Saisset, Зт., 1861; на русском языке имеются переводы Этики, один Модестова (1886), другой Иванцова (1887); Переписка Спинозы, переведена Л. Гуревич под редакцией Волынского (1891); Трактат об усовершенствовании разума, 1893, перев. Полинковского (1893). Кriegsmann, Die Hechts - und Staatslehre des Spinosa, 1878; Hopf, Die Staatslehre Spinosa's, 1895; Koвнер, Спиноза, его жизнь и сочинения ("Киев. Унив. Изв." 1862, NN 11 и 12, студенческая медальная работа); Ярош, Спиноза и его учение о праве, 1877; Вормс, Мораль Спинозы, перев. с франц. 1905.

I. Рационалистическая философия достигла высшего расцвета в лице Спинозы.

Барух Спиноза, родившийся в 1632 году, принадлежал к семье амстердамских евреев, занимавшихся мелкою торговлею. Воспитание и образование Спинозы носило чисто иудейский характер. Его наставником был известный в свое время талмудист Мортейра, под руководством которого Спиноза основательно изучил священные книги.

Но в молодом Барухе рано проявилось критическое отношение к религиозному догматизму. Нескромные вопросы его не мало смущали Мортейру, который надеялся, однако, что ум талантливого ученика со временем смирится и послужит к еще большей славе иудейства.

Однако, склонный по природе к независимому мышлению, ум Спинозы получил поддержку в гуманистическом и натуралистическом образовании, к которому приобщился Спиноза благодаря сближению с врачом Ванъдер - Энде. Новое знакомство ввело его в образованный христианский кружок, где читали и обсуждали произведения Бэкона, Декарта и Гоббса.

Под этим влиянием Спиноза все более отходил от иудейства. Человек с широким кругозором и сильно развитым религиозным чувством, Спиноза стал искать религии, которая удовлетворяла бы требованиям его разума. Хотя он и не высказывал открыто своих убеждений, но евреи почувствовали его отчужденность. Спиноза не хотела терять такую крупную силу, а с другой стороны опасалась, что отделение Спинозы способно вызвать соблазн в тесной семье евреев. На этой почве разыгралась тяжелая драма, представляющая борьбу между религиозным догматизмом и стремлением к религиозной свободе.

Но синагоге пришлось столкнуться с человеком не только независимого ума, но и независимой воли. Синагога прибегала к различным способам вернуть заблудшего на старый путь. Когда оказались бессильны усовещевания со стороны старого учителя, в дело был пущен подкуп. Спинозе предложили пенсию в 1,000 флоринов, чтобы он не обнаруживал своего отпадения и внешним образомсоблюдал религиозную обрядность. В виду его неподкупности воспользовались враждебными отношениями к нему завистливых сверстников и довели до покушения на жизнь Спинозы. Когда все попытки отделаться от последнего негласно не удались, пришлось прибегнуть к торжественному отлучению, которым Спиноза был извергнут не только из иудейства, но и из еврейства. Не чувствуя себя в Амстердаме в безопасности, Спиноза вынужден был оставить родной город и скитался по разным местам, пока не укрепился в Гаге.

Прекращение всякого общения с евреями еще более сблизило Спинозу с христианским кружком, куда тянуло его и сердечное влечение. Неудачная любовь обрекла его на вечное одиночество. Зато Спиноза сохранил ту свободу духа, которая составляла основную черту его характера. Средства к существованию он добывал ручным трудом, шлифовкою оптических стекол. Всякие предложения материального характера Спиноза упорно отклонял, чтобы не потерять своей независимости. Он отверг сделанное ему предложение посвятить за пенсию одно из своих сочинений Людовику Х?У. Как ни соблазнительна была для него мысль о профессуре, но философ отказался от предложенной ему кафедры в Гейдельберге, лишь только усмотрел намек на стеснение свободы высказывать свои религиозные убеждения.

Начав свою литературную деятельность с изложения философии Декарта, Спиноза обратил на себя общее внимание появившимся в 1670 году "Теологико - политическим трактатом", в котором смело выразил основной принцип своего времени - принцип религиозной свободы. Несчастие последовательного мыслителя состоит в том, что он доводит логически до последних выводов те принципы, которые всеми сознаются, принимаются, но в то же время перекрещиваются, в разнообразных компромиссах, с другими принципами, вследствие чего не замечается резкое противоречие их с действительностью. Прямая постановка вопроса со стороны Спинозы отшатнула от него даже его близких друзей и единомышленников.

При одном только слухе, что Спиноза готовит новое сочинение, о содержании которого сведения распространились, - заволновались не только раввины, но и христианские духовные лица. Пришлось отложить попытку издания книги, заключавшей в себе итог всей мысли Спинозы. Чахотка положила конец его жизни на сорок четвертом году (1677).

Только после его смерти появился главный философский труд Спинозы - "Этика, изложенная по геометрическому способу", а также "Политический трактат", который остался неоконченным и неотделанным.

II. Философия Спинозы создается под влиянием веры в разум и стремления к религиозной свободе, этих основных идей его времени. Мировоззрение Спинозы есть отражение пантеизма Бруно, механизма Декарта, реализма Гоббса, наконец, иудейской теологии, в которую пришлось ему вникнуть вследствие особенностей его личной жизни.

Метафизика Спинозы построена на трех основных понятиях: субстанции, атрибута и модуса.

Под субстанцией Спиноза разумеет "то, что существует в себе и представляется само по себе, т. е. представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться"*(619). Субстанция бесконечна, потому что иначе она ограничивалась бы другими субстанциями, которые бы ее определяли, а это противоречило бы понятию о субстанции. Из безграничности субстанции следует, что субстанция едина и вполне совпадает с тем, что мы называем вселенная, мир (substantia - natura). Эта субстанция или мир в его целом и есть то, что мы называем Бог (substantia=natura=Deus), т. е. источник всего существующего, творящая сила природы (natura naturans).

Атрибутом Спиноза называет то, что разум познает о субстанции, как составляющее его сущность*(620). Субстанция имеет бесконечное число атрибутов, из которых уму человека доступны только два: мышление и протяженность. Наконец модусами Спиноза называет видоизменения субстанции. Протяженность, модифицируясь, производит тела, а мышление, модифицируясь, образует души. Весь сотворенный мир (natura naturata) ничто иное, как модусы субстанции или временные состояния ее атрибутов.

Каким образом из субстанции (Бога) происходит все разнообразие действительного мира? Никакого акта творения быть не может. Вещи следуют с необходимостью из природы (Бога), как из природы треугольника следует и вечно будет следовать, что его три угла равны двум прямым*(621).

Начало безусловной необходимости заставляет отвергнуть телеологическую идею. Природа не имеет никаких предначертанных целей и если человек склонен видеть целесообразность в природе, то это лишь заблуждение его ума. Выбирая в природе предметы для питания, одеяния, укрывания, защиты, человек воображает, что все эти предметы существуют или созданы для того, чтобы он мог питаться, одеваться, защищаться. Свои цели он переносит на природу и Бога. В действительности человек отыскивает среди многих предметов некоторые, потому что они способны удовлетворить его потребностям*(622).

III. Отсюда очевидно, что сущность мирового процесса может быть схвачена разумом при помощи математических выводов из основных бесспорных положений. Эту мысль, данную Декартом, Спиноза доводит до крайних пределов. Он делает попытку, приложив геометрический метод к изучению всех явлений, объяснить весь мир, как один сплошной механический процесс. Отношение между вселенной (Божеством) и отдельными вещами в представлении Спинозы сводится к чисто математическому.

Основное произведение Спинозы, "Этика" написана по образцу "Начал" Евклида. Автор начинает с определений, затем дает аксиомы, дальше идут положения и доказательства. К этим основным частям примыкают корроларии и схолии. Ту роль, какую в геометрии выполняет пространство, у Спинозы играет субстанция, а трем измерениям соответствуют два атрибута*(623). Такой метод Спиноза ставит выше опытного. "Так как для вывода положений из одних рассудочных понятий весьма часто требуется длинная цепь понятий и кроме того еще величайшая осторожность, острота ума и очень большое самообладание, что редко встречается у людей в соединении, - то люди предпочитают поучаться из опыта, нежели выводить все свои понятия из немногих аксиом и связывать их друг с другом"*(624).

Тот же математический метод прилагает Спиноза и к явлениям психическим и общественным. "Я буду исследовать природу и силу аффектов по тому же методу, какого я держался в предшествующих частях о Боге и душе, и человеческие действия и стремления буду рассматривать так, как если бы дело шло о линиях, плоскостях или о телах"*(625). "Чтобы исследовать предметы политики с тою свободою ума, с которою мы обыкновенно исследуем предметы математики, я тщательно стремился не ужасаться человеческим действиям, не жалеть и осмеивать их, но познавать, и поэтому я смотрел на человеческие страсти, напр. на любовь, ненависть, зависть, честолюбие, сострадание и другие душевные движения, не как на пороки, а как на свойства человеческой природы, которые принадлежат ей с таким же правом, как природе воздуха принадлежат: жар, холод, дождь, гром и другие явления такого рода, может быть, неудобные, но необходимые и имеющие известные причины, из которых мы стараемся познать их сущность и рассмотрение которых так же услаждает душу, как и познание чувственно приятных вещей"*(626).

IV. Для Спинозы вселенная и есть тот Бог, в которого он верит и перед которым преклоняется в чувстве бескорыстной любви. Его вера, являющаяся пантеизмом, совершенно не соответствует догматам положительных религий, по представлению которых Бог, как Творец мира, не сливается с последним, а обособляется, как Существо, создавшее вселенную из ничего силою своей свободной воли. С точки зрения господствовавших вероучений Спиноза являлся несомненным атеистом*(627).

Желая верить в Бога и любить его сообразно своему философскому пониманию, Спиноза естественно должен был стоять за отделение философии от теологии, государства от церкви.

Главная задача, которую ставит себе Спиноза в "Теологико - политическом трактате", - это необходимость отделения философии от теологии*(628). Между верой или богословием и философией нет никакой связи, никакого родства. Они отличаются друг от друга, как небо от земли*(629).

"Вера есть такое представление о Боге, без наличности которого прекращается повиновение Богу и которое необходимо предполагается там, где налицо повиновение"*(630). Повиновение Богу, выраженное в делах, и составляет суть веры. "Если дела добры, то хотя бы человек и расходился с другими верующими в понимании догматов, все же он верующий; если же, наоборот, дела его порочны, то он должен быть признан неверующим, хотя бы на словах и соглашался с догматами". Необходимо верить в Бога единого и вездесущего. "То, как представляет себе человек Бога и Его воздействие на мир - к сущности веры не относится*(631). "Пусть каждый верит тому, что покаяться ему согласным с его разумом"*(632). "Каждому должна быть предоставлена свобода суждения и право толкования основ веры по его разумению; только по делам следует судить о вере каждого, хороша она или дурна"*(633).

Откровение, которое составляет основу веры, не должно быть объясняемо рационалистически, а только исторически. Откровение приноровлено к времени и месту своего появления, оно рассчитано на средний уровень понимания, на толпу, а не на философов. Из него должно извлекать правила поведения, но не философские истины*(634). Эта дерзкая мысль Спинозы, вызвавшая особенное негодование против него, ведет к тому, что богословская и философская истины могут не совпадать, что религия не должна стеснять свободного научного исследования. Так, напр., из наставления, данного Богом Каину, можно усвоить, как надо относиться к брату, а не выводить учение о свободе воли*(635). Нельзя к передающим предание о чуде Иисуса Навина предъявлять требование знакомства с астрономией.

Философия, основанная на разуме, должна быть совершенно свободна от богословия. "Я не могу достаточно надивиться, как разум, этот величайший дар и луч божественного света, хотят подчинить мертвым буквам, которые могли быть искажены человеческою недобросовестностью. Не считается преступным говорить против ума, верного отражения слова Божия, утверждать, что он испорчен, слеп, развращен, а в то же время признается высшим преступлением думать подобное о букве и изображении слова Божия"*(636). Философия, основанная на разуме, и религия, основанная на вере, - это два разных царства*(637).

V. Взгляд Спинозы на соотношение веры и разума, теологии и философии предрешает его воззрение на положение религии в государстве. В его лице принцип религиозной свободы нашел лучшего выразителя. Спиноза сильно и убедительно отстаивал свободу мысли и совести.

"Я часто удивлялся, что люди, хвастающие принадлежностью к христианской религии, т. е. религии любви, радости, мира, воздержания и доверия ко всем, с крайнею несправедливостью ведут борьбу между собою и питают друг к другу постоянно самую жестокую ненависть"*(638). На примерах еврейской истории стремится доказать Спиноза "как пагубно и для религии и для государства предоставлять священнослужителям право издавать законы или заниматься делами управления"; "как опасно относить к божественному праву вещи чисто спекулятивные и устанавливать законы о мнениях, о которых люди обыкновенно спорят". "Самое жестокое царствование бывает там, где мнения, составляющие неотъемлемое право каждого, признаются за преступления"*(639).

"Религия получает силу права только вследствие поддержки тех, которые обладают правом повелевать"*(640). "Поэтому культ религии и практика благочестия должны быть сообразованы с пользою и спокойствием государства"*(641). Если в христианских государствах правила общественного поведения имеют религиозное, а не светское, происхождение, то это находит объяснение в истории христианской религии. Христианство шло от низших классов к высшим и долго игнорировалось государственною властью. Поэтому христиане успели создать свою общественную организацию с прочными правилами поведения для отстаивания своего существования. Когда же христианство стало государственною религиею, то правители принуждены были, принимая веру, подчиниться окрепшим уже правилам и утвердившемуся церковному авторитету"*(642).