I. Борьба за религиозную свободу 4 страница

Идея об общественном значении права собственности укрепилась в Томасе Море под влиянием тех экономических бедствий, которые переживал низший класс в Англии в конце XV и начале XVI веков вследствие резкого переворота в сельскохозяйственной промышленности. Благородная натура Мора не могла отнестись индифферентно к человеческим страданиям. Так как эти явления, нищенство, бродяжничество, воровство, грабежи, очевидно, соединялись с возбужденным вопросом о праве на землю, то проницательный ум Мора не мог не заметить, как глубоко в праве коренились причины наблюдаемых недостатков общественного строя.

Хотя в конце "Утопии" высказывается, что выраженные в ней мысли представляют скорее мечтания, чем ожидания, но едва ли можно допустить, чтобы автор не верил в осуществление своего идеала. Кто пишет так горячо, едко - не может не верить в практическую осуществимость своих предложений. Скорее это риторический оборот, направленный на то, чтобы не возбуждать в заинтересованных классах опасений по поводу высказанных в книге проектов.

V. Остров Утопия был некогда завоеван Утопом, который дал стране имя и общественное устройство.

На острове насчитывается 54 обширных и прекрасных города. Язык, обычаи, учреждения и законы одни и те же. Все 54 города выстроены по одному и тому же плану; в них одни и те же общественные здания, с некоторыми лишь приспособлениями к нуждам каждой местности*(399). Главный город острова - Амаурот. В этом городе, как и в других, улицы и площади очень удобны для передвижения и хорошо защищены от ветров. Строения города отличаются изяществом, удобством и чистотой. За домами находятся обширные сады. Двери домов открываются при малейшем нажатии руки и дают доступ первому встречному. Удобные дома построены также за городом для нужд тех, кто занимается земледелием.

Население всей страны разделено на большие семьи, состоящие, по крайней мере, из сорока человек мужчин и женщин. Каждая семья управляется одним отцом и одной матерью семейства, "людьми серьезными и рассудительными"*(400).

Государственная власть организована следующим образом*(401). Тридцать семейств ежегодно избирают одного правителя, филарха. Десять филархов и 300 семейств повинуются одному протофиларху. Филархи все совместно выбирают пожизненного главу государства из кандидатов, предложенных народом. Власть этого князя (princeps), однако, ограничена, во-первых сенатом, который образуется из протофилархов, собирающихся каждые три дня для со вещания с князем о делах, а во-вторых народным собранием, которое составляется выборными от каждого города (по три человека) опыными и способными старцами*(402).

Для большей осмотрительности в решениях филархам рекомендуется вопросы первостепенной важности обсудить предварительно в семьях. Иногда прибегают к опросу всего населения *(403).

Из этого можно видеть, что государственное устройство Утопии не отличается особенною ясностью. В нем можно видеть и черты республики и черты избирательной монархии. Из других литературных работ Мора, особенно из эпиграмм, ярче выступают его монархические симпатии*(404).

VI. Томаса Мора больше интересует государственное управление, чем государственное устройство. Его не удовлетворяет характер управления, какой ему приходилось наблюдать. Это вечная погоня за расширением территории, сопряженная с войною и налогами, которые всею тяжестью ложатся на несчастное население. Удержать завоеванное подчас бывает гораздо труднее, чем завоевать. "Каждое мгновение приходится подавлять восстание внутри страны или посылать войска в завоеванную область*(405). Деньги идут за границу, кровь течет потоками, граждане стонут под бременем налогов - и все это, чтобы удовлетворит честолюбие одного человека. Между тем "люди создали королей для себя, а не для них самих; они поставили во главе себя правителей, чтобы жить спокойно и безопасно, не боясь неприятельских набегов"*(406). "Король, возбудивший против себя ненависть и презрение своих подданных и держащийся на престоле путем насилия, притеснения, грабежа и полнейшего разорения народа, должен был бы сойти с него и сложить корону и скипетр". "Утопать в роскоши и удовольствиях среди народа, стенающего и бедствующего, значит охранять тюрьму, а не государство"*(407).

В Утопии ничего подобного не наблюдается. Утопия не ведет завоевательных войн. Она прибегает к войне только в самом крайнем случае и то лишь с целью оборонительною или освободительною. Чтобы не подвергать опасности своих граждан, в Утопии пользуются наемными и союзническими войсками*(408). Когда же приходится выступать самим утопийцам, то, для сохранения жизни своих граждан, прибегают к разным хитростям, гибельным для врагов и, как последнее и решительное средство, обращаются к мужеству граждан.

Томас Мор жил в такое время, когда главная политическая задача состояла в том, чтобы сплотить население под сильною властью. Нужно все сделать для народа, но не при его участии. Еще не возбуждается вопрос об обеспечении интересов личности против всепоглощающей силы государства. Поэтому нас не должно удивлять, что в Утопии нет свободы собраний - "собираться для обсуждения общественных дел, помимо сената и народного собрания, считается преступлением, караемым смертью"*(409). В Утопии нет свободы передвижения, - путешествовать по стране можно только с разрешения князя и с паспортом от него. "Кто переступит границы своей провинции без предварительного позволения, того считают преступником и строго наказывают. В случае рецидива он лишается свободы*(410). В Утопии нет свободы пропаганды - отрицающим бессмертие души "запрещают публично выражать свои убеждения"*(411).

VII. В Утопии "число законов очень не велико, и, тем не менее, их достаточно бывает для всех учреждений. Утопийцам особенно не нравится у других народов беcконечное количество писаных законов, декретов и комментариев, которых, однако, далеко не хватает для общественного спокойствия. Они считают верхом несправедливости оковывать человека железными законами, слишком обширными для того, чтобы была возможность их прочесть и иногда слишком туманными, чтобы их понять".

"Законы, говорят утопийцы, созданы исключительно для той цели, чтобы каждый знал свои права и обязанности. Тонкость наших комментариев была бы доступна только немногим, и ее пришлось бы разъяснять при помощи ученых специалистов, между тем как ясно изложенный закон, смысл которого не двойствен и легко понятен, вполне доступен каждому. Не все ли равно будет массе, т. е. самому многочисленному и наиболее нуждающемуся в защите классу общества, вовсе ли не будет законов, или же они будут изложены так туманно, что для уяснения смысла их надо потратить несколько лет изучения и занятий".

"Сообразно этому, в Утопии нет адвокатов; там нет ораторов по профессии, которые специально занимаются тем, что выворачивают на изнанку все законы и применяют их к своему делу с большой ловкостью. Утопийцы предпочитают, чтобы каждый сам защищал свое дело и непосредственно передавал судье то, что у нас поручают адвокату"*(412).

VII. Основной мыслью Томаса Мора является то, что причину общественного неустройства следует видеть в материальной необеспеченности, вследствие которой люди нищенствуют, бродят в поисках куска хлеба, добывают его часто незаконными способами. Напрасно говорят, что причина эта кроется в лености. Не лень, а неспособность к труду и невозможность найти работу создают нищету. Разве ленивы раненые воины, старые, увечные, не привыкшие с детства к какому-либо труду*(413). Разве ленивы согнанные с земли, которую они хотят обрабатывать*(414).

Корень зла - в частной собственности. "Пока она будет служить фундаментом общественной постройки, самым многочисленным и производительным классам остается на долю только бедность, горе и отчаяние"*(415). Везде, где существует право собственности, где все измеряется на деньги, о справедливости и общественном благополучии не может быть и речи*(416).

Право собственности в основании своем имеет два мотива: боязнь голода и тщеславие*(417). "Кто не знает, что, пренебрегая своими частными интересами, он умрет с голоду, даже если государство будет процветать"*(418). А тщеславие заставляет каждого щеголять перед своими ближними богатством и ослеплять их видом своих сокровищ. Тот и другой мотив исчезнут, если общество будет устроено так, что каждый, готовый работать, будет уверен в куске хлеба и будет получать соответственно его потребности. Это соображение ведет Мора к социалистическому или, вернее, коммунистическому идеалу общественного устройства.

Организация производства в Утопии представляется в следующем виде. Каждый округ, с городом в центре, составляет отдельную экономическую единицу. Граждане попеременно переходят от сельскохозяйственных занятий к индустриальным. "Земледелие дети изучают теоретически в школах и практически на окружающих город полях, куда их водят гулять". "Кроме земледелия, от которого никто не имеет права уклоняться, каждому утопийцу назначается еще какое-нибудь специальное ремесло"*(419). "Обыкновенно каждый приучается к ремеслу своих родителей". "Если же кто-нибудь из детей почувствует более расположения к какому-либо другому ремеслу, то его принимают в ту семью, в которой специально занимаются этим ремеслом"*(420).

Работы производятся по плану, данному местною властью. К труду привлекаются все граждане, за исключением должностных лиц и тех, кто привлечен к научным и литературным занятиям*(421). "Почти исключительная деятельность филархов состоит в постоянном наблюдении, чтобы никто не предавался лени и чтобы все деятельно трудились. Не следует, однако, думать, что утопийцы, подобно вьючному скоту, работают с раннего утра до поздней ночи. Такая жизнь, одинаково вредная и для тела и для души, была бы хуже рабства и пытки. А ведь и то, и другое повсюду достается в удел рабочему люду, кроме утопийского"*(422). Продолжительность рабочего дня - шесть часов.

Краткость рабочего времени возмещается, по мнению Мора*(423), во-первых, увеличением числа рабочих рук, так как в Утопии не дают бездельничать женщинам, священникам, прислуге, дворянам, как в других странах, где население наполовину состоит из тунеядцев и бездельников; во-вторых, уменьшением числа потребностей, искусственно раздутых в других странах благодаря тщеславию.

В организации производства по проекту Мора сразу бросаются в глаза два недостатка: неопределенность мотива к трудовой деятельности, если не считать принуждения, и отсутствие разделения труда, которое заставляет, напр., каждую семью изготовлять себе все платье.

Самую грязную и трудную работу возлагают на рабов. В эту категорию входят: а) местные преступники, осужденные на лишение свободы с принудительным трудом и b) преступники других стран, осужденные там на смертную казнь, и которых приобретают утопийцы, даруя им жизнь за труд*(424).

Распределения продукта между участниками его производства в Утопии не существует. Весь продукт поступает в общественные склады. Ввиду опасности от неурожая запасы хлеба делаются на два года*(425).

Потребление организуется таким образом. Статистику потребностей ведет сенат*(426). Соответственно этим данным продукты сортируются и распределяются между соответствующими магазинами. Каждый отец семейства выискивает то, что нужно ему и его семейству. Он получает все необходимое без всякого денежного или другого какого-либо вознаграждения*(427).

Пища изготовляется в общественных столовых, где обедают все, кроме больных. Никому не воспрещается обедать и дома, но "было бы глупо с трудом приготовлять себе плохенький обед, когда за несколько шагов от дома можно получать его готовым гораздо лучше и дешевле"*(428). Платье у всех обитателей острова одинаковое. Этот покрой неизменный, соединяющий в себе удобство с изяществом. Утопийцы заботятся только о чистоте одежды и вовсе не гонятся за количеством платий, как в других странах*(429). Свободное время между работой, едой и сном каждый проводит по-своему, но утопийцы предпочитают проводить время в общественных залах, где занимаются науками и искусствами, по личному влечению каждого*(430).

При той организации производства и потребления, какие даны в Утопии, нет места обмену. Чем могут меняться граждане, которые всегда все могут получить безвозмездно в общественных магазинах? Тем более странно слышать, что "в Утопии взаимные торговые сношения обходятся без монет"*(431). Монеты здесь, конечно, не нужны и недаром утопийцы обращают золото на изготовление цепей для рабов, ночных ваз и других низких предметов. Обмен неуместен даже между округами. Как только где-нибудь отмечается в статистической таблице "слишком много", а в другом месте "недостаточно", то равновесие тотчас восстановляют: пустые амбары потерпевшего города заполняются избытком богатого. Уступка эта делается безвозмездно. Город, оказавший помощь, не пользуется взамен этого ничем: но зато, в свою очередь, он может иной раз получить от такого города, которому еще ничего не давал*(432).

Обмен возможен только между государством Утопией и другими странами через правительство.

IX. Томас Мор, как юрист, бросил свой взгляд на уголовное право и связал его вопросы с общими социальными вопросами.

Во времена Мора смертная казнь была господствующею карательного мерою. Она полагалась за самые ничтожные провинности, напр., за порубку леса, за воровство свыше шиллинга. Несмотря на то, преступность не уменьшалась, а даже возрастала. Это поражало современников Мора, но не его самого. Жестокость и неравномерность карательных мер могут быть только вредными. "Смертная казнь слишком жестока, для того, чтобы карать за воровство, и слишком слаба, чтобы уничтожить его"*(433). "Закон вовсе не должен быть таким строгим и неумолимым, чтобы рассматривать с одной точки зрения, как делают это стоики, большие и малые проступки и не признавать ни малейшей разницы между воровством и убийством"*(434). Система карательная, не делающая различия в наказаниях, неразумна и даже опасна для общества. Преступник видит, что ему нисколько не меньше приходится опасаться, когда он ворует, чем когда убивает; он, разумеется, и убьет того, кого в ином случае только ограбил бы, он убивает его прямо из чувства самосохранения. Ведь таким образом он избавляется от первого своего обвинителя и, насколько возможно, старается скрыть свое преступление*(435).

Успех борьбы с преступностью не обеспечивается одною уголовною репрессиею. Пока не постигнут источник, порождающий преступления, неосуществима мысль об уничтожении их посредством наказаний. Воров подвергают самым ужасным пыткам. Не лучше ли было бы обеспечить всем членам общества возможность существования, чтобы никто не был поставлен в необходимость сначала красть, а потом быть лишенным жизни. "Самое страшное наказание не удержит от кражи того, кому не представляется другого средства избежать голодной смерти"*(436). Источником преступности, кроме материальной необеспеченности, является дурное воспитание. "Вы предаете толпу детей пагубному влиянию лживого и безнравственного воспитания; соблазны заставляют на ваших глазах увядать эти молодые растения, которые могли бы стать расцветом добродетели; а когда эти несчастные взрослыми совершают преступления, зародыш которых коренился в них с детства, то вы наказываете их смертью. Вы создали воров для того, чтобы наслаждаться зрелищем их повешения"*(437).

В Утопии экономическая организация, обеспечивающая каждому верный кусок хлеба, и правильная постановка воспитания детей значительно ослабляют преступность. Однако преступления, коренящиеся в злой воле человека, не исчезают совершенно. Поэтому наказания сохраняются в Утопии. Мор дает следующее учение о наказании.

"В каждом роде уголовных провинностей одно только намерение карается так же, как и самое преступление. Препятствия, которые помешали осуществить худое намерение, никогда не могут дать удостоверения в том, что преступник не совершил бы злого дела, если бы имел к тому возможность"*(438). "Наказания за преступления, кроме прелюбодеяния, которое безусловно карается смертью, не предусматриваются законом. Сенат определяет его, смотря по важности преступления"*(439). Обычное наказание, даже за самые тяжелые преступления, это лишение свободы с принудительным трудом на пользу общества. С точки зрения исторической перспективы, карательная система Мора представляет большое смягчение по сравнению с действительностью. Она смягчается еще более системами условного осуждения и досрочного освобождения. По мнению Мора, государь мог бы, после произнесения приговора, назначить известный срок для испытания, и если результат окажется неблагоприятным, то тогда подвергать осужденных наказанию*(440). Среди подвергнутых наказанию "попадаются люди, которые, будучи укрощены страданиями и временем, обнаруживают искреннее раскаяние и показывают, что преступление еще больше давит их, чем самое наказание. Слово князя или приговор народа облегчает им тогда наказание и дарует подчас полную свободу"*(441).

X. Религия в Утопии строится на начале полной веротерпимости.

Томас Мор, хотя и канонизирован католическою церковью, далеко не был сторонником католицизма. Он возмущается бездельем духовенства. "Нищенствующие монахи - первые бродяги в мире"*(442). Мор не сочувствует католической нетерпимости. Один священник, попавший на остров, увлеченный страстью, не удовольствовался тем, что ставил христианскую религию на первое место, но стал без всякого основания проклинать все прочие, негодовать на них, называть невежественными, а последователей других сект считать бессовестными богохульниками, достойными ада*(443). Эта нетерпимость была причиной того, что до прибытия на остров Утопа туземцы вели бесконечные войны. Мор как бы предчувствовал события, которые вскоре после его смерти должны были разыграться во всей Европе вследствие религиозной нетерпимости.

Мору не симпатична мораль католицизма. Бичевать свое тело, жертвовать собой за пустой призрак или для того, чтобы приучить себя к будущим страданиям, которым, может быть, никогда и не подвергнешься, это показывает упрямую глупость, трусливую жестокость по отношению к себе и высокомерную неблагодарность к природе*(444). Мораль католицизма - это не мораль Христа. Когда заметили, что люди не могут изменять своим скверным нравам для христианского учения, изогнули Евангелие, как свинцовый прут, чтобы приноровить его к человеческим нравам. Куда же привел этот уклончивый метод? Он утвердил за пороком спокойствие и безопасность, подобающие добродетели*(445).

Иначе обстоит дело в Утопии. Как только Утоп сделался царем, он поспешил объявить полную веротерпимость и предоставил всем полную свободу мыслей и верований*(446). Религия утопийцев выражается верою 1) в единого Бога, 2) в бессмертие души и 3) в загробную жизнь*(447). Кто не исповедует этот катехизис, подвергается общественному презрению, но не карательным мерам, потому что утопийцы остаются верными правилу, что вера человека не зависит от его воли, и не угрожают ему никаким наказанием*(448). Сущность религии заключается в морали. Эта мораль далека от католического аскетизма. Беспорочно - приятная жизнь, т. е. стремление сделать радость целью всех наших поступков, представляет собою требование самой природы и в повиновении ее воле и состоит добродетель*(449). Достигать счастья, не нарушая законов - это мудрость; работать на общую пользу - это религия; топтать ногами счастье ближнего, имея в виду только собственное - это преступление*(450). В Утопии самоубийство не признается грешным делом. Когда человеку нет спасения и впереди предстоят одни страдания, его уговаривают покончить с собой*(451).

XI. В Утопии женщина поставлена одинаково с мужчиною. Она получает одно и то же физическое и духовное воспитание и образование, она работает наравне с мужчиною, она вместе с ним сражается на поле битвы с врагами*(452). От молодых людей обоего пола в равной мере требуется соблюдение добрачного целомудрия*(453). Брачный возраст для мужчины - 22 года, для женщины - 18 лет.

Семейная жизнь построена очень строго - нет преступления более гнусного, как нарушение супружеской верности. Вот поэтому в Утопии вступающие в брак должны видеть друг друга без всякого покрова во избежание впоследствии разочарований и недовольства. "Ведь не все же люди философы, ценящие в женщине только ум и сердце, да и философ тоже не бывает недоволен, когда телесная красота соединяется с умственными дарованиями"*(454).

В случае прелюбодеяния или нестерпимого поведения одной стороны допускается развод. Для сохранения беспристрастия, при обсуждении уважительности повода, в состав сената, ведающего дела этого рода, входят и женщины*(455).

Семья в Утопии не держится исключительно на кровном начале. Личный состав не должен превышать известной нормы, и когда семейство разрастается за эти пределы, лишние члены переходят в менее численную семью*(456).

XII. Произведение Томаса Мора было встречено общим восторгом - ни одного голоса протеста или порицания. Оно сильно увеличило значение Мора в литературных кругах. Гумманисты превозносили его. Трезвые купеческие люди не только не потеряли уважения к фантазеру, но преисполнились еще большим доверием к нему. Король Генрих VIII, поддаваясь общему впечатлению, прекратил войну с Францией, некоторое время стеснялся в обложении подданных и задался мыслью привлечь на свою сторону родоначальника утопистов.

Чем объяснить такое отношение к автору Утопии, которое далеко не совпадало с позднейшим отношением к тем, кто, подобно Мору, пытался увлечь общество своими мечтами о лучшем социальном порядке?

Может быть, на Утопию смотрели как на беллетристическое произведение гуманиста, достойное классического образца, а потому интересное только с художественной стороны? Может быть, многие смотрели на Утопию, как на занятное описание далекой заокеанской страны, которое возбуждало безопасное любопытство по диковинности описываемого? Сам Мор принимал старательно меры к тому, чтобы его произведение было принято за описание действительности чуждой, а не за проект. Может быть "Утопия" это только шутка, игра воображения, забавная для чтения в минуты досуга? Но "Утопия" полна критики существующего порядка, критики подчас резкой, задевающей основные начала государственного устройства и управления.

Если общество, правители и господствующие классы отнеслись к произведению Мора с таким добродушным снисхождением, то это объясняется тем, что основная тема его "Утопии" не соответствовала главным проблемам времени. Вопросы о государственной власти затрагиваются Мором вскользь и слабо. А организация труда - был вопрос, так далеко отстоящий от запросов дня, что никого не могла обеспокоить. Это была чудная, но далекая мечта, которой каждый спокойно мог предаваться, вместе с автором, не смущаясь действительностью.

_ 23. Жан Бодэн

Литература: Weill, Les theories sur le pouvoir royal en France pendant les guerres de religion, 1892; Bиппер, Политические теории во Франции в эпоху религиозных войн ("Ж, М. Нар. Пр." 1896, август); Новгородцев, Из лекций по истории права, 1904, стр. 31 - 53; Baudril1 а r t, J. Bodin et son temps, 1853; Molinitz, Apergus sur la vie et les travaux de Jean Bodin, 1867; Barthelemy, Etude sur Jean Sodin, 1876.

I. До половины ХV? столетия монархический режим развивается во Франции более последовательно и неуклонно, чем в какой либо другой стране. Так как королям удалось сломить силу феодализма, установить национальное единство, водворить внутренний порядок, сдерживающий насилие и открывающий труду широкий простор, то, естественно, новые общественные классы смотрели на монархизм, как на прогрессивную силу. Симпатии к монархии росли по мере ее успехов.

Выразителями этого времени являются Грассайль и Клод Сэссейль, которые преклоняются перед абсолютизмом и ставят ему границы только в праве отчуждать территорию и отменять законы о престолонаследии.

С половины XVI века во Францию проникает кальвинизм и тотчас же разгорается борьба между католиками и протестантами. Ставится новая проблема: какое положение должна занять верховная власть по отношению к борющимся.

Судьбе угодно было, чтобы в этот важный момент на французском престоле восседали слабые короли, ничтожные личности, которые не в силах подняться выше партий. Короли, став на сторону католицизма, сделались игрушкою в руках церкви. Государственная власть превратилась в средство угнетения свободы религиозной совести. Дело завершилось Варфоломеевскою ночью, когда поведение жалкого Карла IX вызвало взрыв общего негодования и обнаружило, как опасен абсолютизм в руках дурного короля.

Естественно было ожидать, по закону реакции, что раздастся призыв к старым обычаям и учреждениям того времени, когда монархическая власть не была еще так могущественна, и что призыв этот будет сделан протестантами, которые страдали вследствие односторонности королевской политики. Действительно, из исторического арсенала протестантские писатели извлекли средневековые аргументы в пользу народовластия, права сопротивления, цареубийства.

Вскоре после гугенотской резни выходит в свет (1575 г.) книга Готмана "Franco - Gallia". Автор производит историческое исследование происхождения королевской власти и делает заключение, что она уклонилась от того ограниченного характера, какой она имела у галлов и германцев. Поэтому она должна быть возвращена к своему исходному значению.

В другом сочинении "Vindiciae contra tyrannos", явившемся под псевдонимом Юния Брута*(457), ставится ряд острых вопросов, на которые автор берется дать ответы с математическою точностью, отправляясь от точки к линии, от линии к поверхности, от поверхности к телу. Должны ли подданные повиноваться, если король требует от них нечто противное божескому закону? Позволительно ли в этом случае оказывать государю сопротивление? К этим двум вопросам, связанным со злобою дня, присоединяется более общий вопрос, позволительно ли сопротивляться тирану, угнетающему страну? Наконец возбуждается, в связи с событиями дня, вопрос, позволительно ли соседним государствам вмешиваться во внутренние дела страны, для оказания помощи подданным против тирана? В основе государственного порядка лежит договор между Богом, королем и народом. Этим договором Бог передает королю власть под условием верности Ему и при гарантии народа. Если король только вассал Бога, то он не может идти против Бога, а народ, принявший на себя по договору обязательство, не только в праве, но должен сопротивляться королю в его действиях против сюзерена. Вопрос о наличности нарушения божеских велений решается не большинством, а каждым в отдельности. Таково же решение вопроса об отношениях, подданных к королю и в области светской. Короли - избранники Божьи, но ставленники народа. Король выше каждого подданного в отдельности, но ниже всех вместе. Короля с народом связывает договор, в силу которого король обязывается управлять согласно божескому и естественному праву, а народ - повиноваться его власти. Если король первый нарушает договор, то и второй контрагент освобождается от своей обязанности. Король, управляющий страною вопреки справедливости, злоупотребляющий своею силою, ничем не отличается от обыкновенного разбойника. При узурпации власти и упорной тирании право неповиновения переходит в право сопротивления, хотя бы силою оружья. Чтобы предупредить уклонение от договора со стороны короля, должны существовать собрания чинов, которые составляют старинное учреждение Франции и которые выработаны во всех государствах, кроме Турции и Московии, но это, по мнению автора, вовсе и не государства, а просто разбойничьи шайки.

В свою очередь, католики, возбужденные религиозною борьбою, становились все более требовательны, недовольны нерешительностью королей, которые уклонялись от принятия крайних мер против протестантов. В сочинении католика Буше "De justa abdictione Henrici III" и в книге иезуита Мариана "De rege" обсуждался подробно и смело вопрос о цареубийстве, как законном и справедливом акте. Государь, который отклоняется от истинной веры который терпит кощунство в своей стране - враг Бога и народа. Такой государь ничто иное, как дикий зверь и каждый подданный обязан его убить. И действительно, два французских короля, Генрих III и Генрих IV, пали вскоре жертвами католических фанатиков.

Борьба разожгла страсти обеих сторон и под этим влиянием уравняла отношение их к королевской власти. Против абсолютизма королевской власти выступили, получившие позднее имя монархомахов, политические писатели как протестантского, так и католического лагеря. Протестанты, в роде Теодора Бэза, так же решительно отвергали веротерпимость, как и Католическая Лига. Протестанты и католики одинаково пользовались идеею народовластья, договорной теорией обоснования королевской власти, с целью ослабить авторитет короля, а идеею сопротивления и восстания, чтобы обеспечить религиозную совесть против посягательств власти. Протестанты готовы допустить убийство короля, преследующего их, как и католики, не примирявшиеся с королем, который терпит протестантизм. Протестанты возлагали свои надежды на Англию, так же, как члены Лиги призывали себе на помощь Испанию.