ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ 21 страница

А превыше гордой славы

Этих доблестных фамилий

Поднимается до неба

Слава университета:

Здесь колехио Куэнки,[120]

И колехио Овьедо,

И колехио Старинный,

И четвертый — Богословский.

Эти светочи науки

Знамениты всюду в мире,

Как и остальные, Санто

Томас и Санта Мария,

Вердес, Монте Оливете,

Как и тот, где обучают

Разным языкам, а также

Тот колехио…

 

Гарсеран

 

Довольно,

Фабио, остановитесь!

Боже! Сколько знаменитых,

Мудрых, достославных членов

Королевского совета,

И ученых богословов,

Членов орденов духовных,

Воспиталось в этих стенах!

 

Фабьо

 

Легче было бы, Клариндо,

Сосчитать цветы в апреле,

В августе — плоды, снежинки —

В январе, песчинки — в море,

Даже атомы на солнце,

Чем пытаться перечислить

Знаменитостей, взращенных

В этом университете,

Первом в нашем королевстве.

Не забудем о военных

Орденах,[121]что прославляют

Пиренейский полуостров:

Вспомним орден Калатравы,

И Алькантары припомним,

И Предтечи Иоанна.

Замок ордена Сантьяго

Называют королевским,

Перед ним струится Тормес

И стопы его лобзает.

Монастырские постройки

Так чудесны здесь, что в нашей

Бедной речи слов не хватит,

Чтоб восславить их достойно.

Ты в Валенсии, наверно,

Слышал о Сан Эстеване,[122]

Где находится часовня,

Та, которую по праву

Сравнивают с ярким солнцем,

Потому что в ней хранятся

Ризы праведного мужа,

О котором говорят —

Он наследник Иисуса.

Также слышал ты, наверно,

О колехио святого,

Описавшего искусно

Божий град, и о другом —

В честь святого, даже камень

Оживлявшего перстами;

О монастырях Бернардо,

И Висенте, и Святого

Воинства, пред чьим названьем

Преисподняя трепещет;

О монашеских колехьо —

Троицы и Благодати,

Кармен; также об открытых

Женскими монастырями —

Санта Ана, Санта Клара,

И Мария де лас Дуэньяс,

Кармелиток, августинок,—

Чтобы все их перечислить,

Не хватило бы и суток.

Люди говорят, что зданье

Кафедрального собора —

Истинное чудо света,

Первое, а не восьмое.

Все три школы в Саламанке

Безусловно превосходят

Школы Греции и Рима;

Здесь любой учитель мог бы,

Бросив вызов Гиппократу,

Аристотелю и Бальдо,[123]

Победить в единоборстве.

Здесь, в колехио, на шапках

Многочисленных студентов

Столько кисточек[124]зеленых,

Синих, красных, желтых, белых,

Что картина эта ярче,

Чем избрание на царство

Императора, когда,

Собираясь, государи

Всей империи германской

Ослепляют нас сверканьем

Золотых корон и стали;

Этот пестрый сад взращен

Нашей общей alma mater ,

Нашим университетом.

Здесь во всех церквах приходских

Все священники — дворяне,

Все они имеют званье

Королевских капелланов.

По старинному преданью,

Сто ворот имели Фивы,[125]

Саламанку украшают

Лишь одиннадцать, но в эти

Ворота сюда вступают

Вот уж больше трех столетий[126]

Темнота и бессловесность,

А выходит в них обратно

Лучезарно-светлый разум,

Лаврами наук венчанный.

Здесь в прославленной больнице

Санта Мария ла Бланка

Человеческие мощи

Набираются здоровья;

Есть и «Главная больница»,—

Можете о ней составить

Представленье по названью.

Здесь возникло братство Роха,

Что знакомо всем дворянам.

Здесь отцы-коррехидоры[127]

Так знатны, что благородства

Их достало бы с избытком,

Чтоб прославить всю Кастилью.[128]

Если вы способны слушать,

Я скажу вам в заключенье

О колехио, доселе

Мной не названном, — скажу вам

О колехио немых.[129]

Это зданье близ острога

Лишь один этаж имеет

И два выхода на площадь.

Здесь в меха налиты вина,

И, покуда их не выпьют,

Жители хранят молчанье,

Выпив — обретают голос.

Табернилья, Табладилья[130]

Всюду в мире так известны,

Что, конечно, я не в силах

Это обойти молчаньем.

Яства здешние не стану

Вам расхваливать, Клариндо,—

К сожалению, придется

Вам в трактирах и харчевнях

Знаменитой Саламанки

Их отведать самому.

 

Гарсеран

 

Друг мой Фабио! Я слышал,

Как тут люди обсуждали

Вещь одну, которой очень

Я заинтересовался.

Вот, послушайте!

 

Фабьо

 

Скажите.

 

Гарсеран

 

Здесь, в колехио, который

Называется Старинным,

Говорят, устав издревле

Существует нерушимый,

И по этому уставу

Должен развлекать ученых

Некий шут.

 

Фабьо

 

Да, это верно.

 

Гарсеран

 

Любопытнейшие вещи

О таких шутах я слышал.

 

Фабьо

 

Да, они отменно шутят.

 

Гарсеран

 

А еще слыхал, что нынче

Нет у них шута.

 

Фабьо

 

Возможно.

Вам-то что?

 

Гарсеран

 

Мне безразлично.

Только, право, хорошо ли

Допускать в ученом мире

Нарушение устава,

Освященного веками?

 

Фабьо

 

Вы со мной хитрите!

 

Гарсеран

 

Что вы!

 

Фабьо

 

Рейнель!

 

Рейнель

 

Да, сеньор?

 

Фабьо

 

Постели

Приготовлены?

 

Рейнель

 

Служанка

Простыни вам постелила.

Эта баба — галисийка —

Непорочна, как святая,

Но страшнее обезьяны.

 

Фабьо

 

Ладно, оставайтесь с богом.

 

Гарсеран

 

Да хранит господь и вас!

 

Фабьо уходит.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 

Гарсеран, Марин.

Марин

 

Только бы от нас подальше!..

Уф! Наконец-то он умолк!

Каков болван! Не понимаю,

Зачем приятель ваш собрал

Все, чем Испания гордится,

В одно ничтожное местечко?

А ну его!.. Дон Гарсеран!

Скажите; что мы будем делать

В проклятой этой Саламанке?

Зачем вы назвались Клариндо,

А я — Чаконом? Как найдете

Свою возлюбленную даму?

Ведь здесь кругом одни чужие.

Что с нами будет?

 

Гарсеран

 

Я, Марин,

У Фабио спросил недаром

Про старый тот устав: я слышал,

Что университетский шут

Имеет вольный доступ всюду,

Во все дома всех кавальеро,

И — мало этого! — дворяне

Издревле почитают честью,

Чтоб университетский шут

К ним приходил. Так вот, любезный,

Найди две куртки из дерюги,

А также два плаща дырявых,

И мы направимся с тобою

В колехио, где нет шута.

Я дураком прикинусь, чтобы

Шутом остаться у студентов.

Тогда, Марин, тогда смогу я

И днем, и вечером, и утром

Ко всем являться на дом, видеть

Мою Фульхенсию…

 

Марин

 

Сеньор,

Поймите! Мне за вашу дерзость

Придется жизнью поплатиться.

 

Гарсеран

 

Попробуй только мне перечить!

Клянусь, что я…

 

Марин

 

Сеньор!

 

Гарсеран

 

Марин!

Любовь слепа, она не видит,

Что впереди: позор иль честь,

Жизнь или смерть, — ей безразлично.

Поэт Овидий и другие

Рассказывают, как Юпитер

Бывал для женщин то быком,

То лебедем.[131]Что это значит?

Что любящий меняет облик,

Желая повидаться с дамой.

Так вот, накинь дырявый плащ

И называй меня: племянник.

 

Марин

 

Нет, нет, вы слишком благородны

Осанкой и лицом! Студенты

Вам не поверят.

 

Гарсеран

 

Полно, друг!

В Испании таких шутов

Немало бродит по дорогам.

У них не будет даже тени

Сомнений.

 

Марин

 

Ладно! Значит — в бой!

Вперед, хозяин! Я недаром

Прослыл повсюду хитрецом.

А как вас величать?

 

Гарсеран

 

Как? Паблос.

 

Марин

 

Что ж, это неплохое имя.

А где родились вы?

 

Гарсеран

 

Я? В Корье.

 

Марин

 

Ах, в Корье? Ладно, не забуду!

Учитесь быть шутом скорей!

 

Гарсеран

 

Пусть я возлюбленной моей

Хоть именем приятен буду.

 

САЛАМАНКА. КОМНАТА В ДОМЕ ОКТАВЬО

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 

Дон Хуан, Тристан.

Дон Хуан

 

Теперь ты понял, отчего

Я так подавлен и несчастен?

 

Тристан

 

Мужчина над собой не властен,

Когда так оскорбят его.

 

Дон Хуан

 

Нет, от Октавио такого

Коварства я не ожидал!

 

Тристан

 

Октавио вам слово дал?

Пускай теперь он держит слово.

 

Дон Хуан

 

Не успокоюсь я, пока

Не догадаюсь, в чем тут дело.

Что милую мою задело,

И отчего ее тоска?

Чем вызваны ее досада

И раздраженье — не пойму!

Она сердита. Почему?

Я ждал ее — она не рада.

Она влюбилась, может быть,

В провинциального актера?..

Но — за два месяца?.. Так скоро

Едва ли можно полюбить!

 

Тристан

 

Вполне достаточно сеньоре

Двух месяцев. Сперва река

Шумна, бурлива, глубока,

Потом стихает, влившись в море!

 

Дон Хуан

 

Послушай: если это страсть,—

Она ведь ждет письма?

 

Тристан

 

Конечно!

 

Дон Хуан

 

А ждать придется бесконечно —

Никто не сможет к ней попасть

С письмом, с приветом…

 

Тристан

 

Как жестоко!

 

Дон Хуан

 

Брат выбивается из сил,

Он музыкантов пригласил.

 

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 

Те же, Октавьо и Фермин.

Октавьо

(Фермину)

 

Где ж музыканты?

 

Фермин

 

Недалеко.

 

Октавьо

 

Боюсь, от музыки, увы,

Она еще сильней заплачет.

 

Дон Хуан

 

Позвали музыкантов — значит,

О чем-то догадались вы?

Скажите: что бедняжку гложет?

 

Тристан

 

Вот Селия, а с ней она.

 

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

 

Те же, Селья и Фульхенсья.

Фульхенсья

 

Мой друг! Я тяжело больна,

Лишь смерть мне, кажется, поможет.

 

Селья

 

Да, меланхолия — недуг,

Который болью душу точит.

Она одна остаться хочет,

Не нужен ей ни брат, ни друг.

Твой взор не должен быть сердитым.

Вот видишь: брат мой ждет тебя!

 

Дон Хуан

(Фульхенсье)

 

Вы снова плачете, скорбя

О чем-то, от меня сокрытом!

Наверно, я тому виной…

 

Фульхенсья

 

Не так я, сударь, неучтива,

Чтоб вас винить несправедливо

За происшедшее со мной.

Недуг усилился жестоко,

Когда спросили вы о нем.

 

Дон Хуан

 

Вы сами виноваты в том,

Что я не знал его истока.

Меня тревожит ваш недуг,

И это вызвано любовью,

Вниманьем к вашему здоровью…

Фульхенсия! Ведь я ваш друг!

Какие гложут вас печали?

Я недостаточно богат,

Но сотню жизней дать бы рад,

Чтоб люди вас не огорчали.

 

Фермин

 

Певцы пришли.

 

Октавьо

 

Зови сюда.

Я верю, что напевов звуки

Развеют тень душевной муки.

 

Селья

 

Прошу садиться, господа!

 

Фульхенсья

(про себя)

 

Плотней и гуще мрак забвенья.

Давно ль вернулась я домой?

Прошел лишь месяц… Боже мой!

Мелькнуло краткое мгновенье,

А он уже меня забыл!

В любви мне клялся мой любимый

И в верности ненарушимой,

Но миг прошел — и умер пыл!..

«Без вашего благословенья,—

Твердил он, — я сойду с ума…».

Проходит месяц — нет письма,

И все чернее мрак забвенья!..

 

Входят и рассаживаются певцы и музыканты.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 

Те же, певцы и музыканты.

Один из певцов

 

Сеньор Октавио! Мы ждем.

Какие вам нужны напевы?

 

Октавьо

 

Развеселите сердце девы,

Окованное тяжким сном.

Должны вы нынче петь чудесней,

Чем Амфион,[132]— как он, должны

Вы покорить гранит стены.

 

Певцы и музыканты

 

Мы развлечем вас новой песней.

 

Певцы

(поют)

 

Воздух чист и неподвижен

Над Валенсией весенней,

Над ее лазурным морем,

Над душистыми цветами

Апельсиновых деревьев,

Где качаются на ветках

Птицы, вестницы любви.

О легкие зефиры!

Пускай летит мой вздох

К благоуханной роще

Валенсии моей.

 

Фульхенсья

 

Как много в этой песне пыла!

Мне так понравилась она!

 

Дон Хуан

 

Нам эта песня не нужна,

И петь ее не надо было.

Зачем Валенсия?

 

Один из певцов

 

Сеньор!

Мы знаем этого поэта,—

Живет близ университета

Он в Саламанке с давних пор,

Но о Валенсии зеленой

Слагает песни.

 

Дон Хуан

 

А зачем?

 

Один из певцов

 

Затем, что это наш Эдем,

Что дорог он душе влюбленной.

 

Фульхенсья

 

Как сладостен романс о нем!

Я долго слушать вас готова.

Не знаете ли вы другого,

Похожего?

 

Певцы

 

Друзья, споем!

 

(Поют.)

 

Девушка-валенсианка

Мне бросает апельсин.

Апельсин я бросил деве,—

Превратился он в цветок.

 

Тристан

 

А у печального поэта,

Как видно, несчастливый рок.

 

Дон Хуан

 

Он незадачливый игрок,—

В романсах чувствуется это.

 

Один из певцов

 

Он с дерева в саду своем

Метафоры свои срывает

И мук сердечных не скрывает.

 

Фульхенсья

 

Ах, спойте!

 

Певцы

 

Хорошо, споем.

 

(Поют.)

 

Я поднялся в ранний час,

Подошел к ее оконцу

И увидел: светит солнце

В глубине любимых глаз.

Этот взор — как он жесток!

Вижу, завистью томимый:

Апельсин в руке любимой

Превращается в цветок.

 

Фульхенсья

 

Валенсианские напевы

Так грустны!

 

Дон Хуан

 

В них не только грусть!

 

Селья

(Фульхенсье, тихо)

 

Хуан ревнует.

 

Фульхенсья

 

Ну и пусть!

Ни ревности его, ни гнева

Я не боюсь. Но я больна,

Опять меня гнетет кручина.

 

Тристан

(к Октавьо)

 

Валенсия — вот в чем причина

Того, что мается она.

 

Октавьо

 

Ах, как бы мне сейчас хотелось

Быть королем!

 

Селья

 

Давно пора!

Зачем же?

 

Октавьо

 

Чтоб моя сестра

В парчу и злато разоделась.

Ах, если бы я был король,

Она бы веселилась вечно,

И, целый день резвясь беспечно,

Душевную забыла боль!

Нет, пусть грозит мне разоренье,

Но я сестру развеселю!

 

Селья

 

Не все подвластно королю.

 

Фульхенсья

 

За их божественное пенье

Благодарю тебя, мой брат!

Пойдемте, музыканты, в сад,

Продлим чудесное мгновенье!

 

Один из певцов

 

Сеньора! Каждый горд и рад

Вам подарить отдохновенье.

 

Певцы

(уходят с песней)

 

Над заливом валенсийским

Ночь темным-темна,

И душа свиданьем близким

Преображена.

 

САЛАМАНКА. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР ДЛЯ СТУДЕНТОВ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 

Гарсеран, на нем пестрая куртка и разноцветные чулки; Марин — в крестьянском платье.

Гарсеран

 

Какой стремительный успех!

 

Марин

 

Сеньор дурачился отменно.

 

Гарсеран

 

Они поверили?

 

Марин

 

Мгновенно,—

Вы убедить сумели всех.

Как видно, опыт был немалый,—

Уж очень вы искусный шут.

 

Гарсеран

 

Они еще, наверно, ржут

От наших шуток.

 

Марин

 

Да, пожалуй!

Служить бы вам у Тамерлана[133]

Шутом, сеньор!

 

Гарсеран

 

А ты, дружок,

Наверно, рассмешить бы мог

И кровожадного султана.

 

Марин

 

А что, неплохо разыграл

Я деревенщину?

 

Гарсеран

 

Отлично!

 

Марин

 

Но только фыркал неприлично.

 

Гарсеран

 

Ты так самозабвенно врал…

 

Марин

 

Комедия начнется скоро,

Все это был пролог пока.

 

Гарсеран

 

Марин! Теперь наверняка

Недалека моя сеньора.

Ах, только бы Амур ко мне

Был благосклонен — впредь, как ныне!

 

Марин

 

Теперь уж со своей богиней

Вы свидитесь наедине.

Под сенью университета

Шуту везде открыта дверь,

Поэтому для вас теперь

Ни в чем не может быть запрета.

 

Гарсеран

 

Марин! Как счастлив здесь дурак!

 

Марин

 

Когда бы люди захотели

На всех безмозглых в самом деле

Напялить шутовской колпак,

Он стал бы головным убором,

Привычным большинству людей.

 

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 

Те же, Рисело и Херардо.

Рисело

 

Не признаю твоих идей

И не согласен с Пифагором.[134]

 

Херардо

 

На эту точку зренья став…

 

Марин

(Гарсерану, тихо)

 

Ученые студенты спорят.

 

Гарсеран

 

Как быть?

 

Марин

 

Пока он ересь порет,

Вам надо быть шутом.

 

Гарсеран

 

Ты прав.

 

Херардо

 

Я утверждаю: древние не знали

Субстанции небесных тел, не знали,

Utrum sint animata, an non.[135]

 

Марин

(Гарсерану, тихо)

 

Вниманье!

 

Херардо

 

В античном мире спиритуалисты

Считали, что небесные тела

Носители души и что движеньем

В небесной сфере управляет дух.

 

Рисело

 

Но их концепция неадекватна

Реальности, понеже, как известно,

Сенсуализм и рационализм

Несвойственны планетам.

 

Херардо

 

Как сказать!

Тот самый интеллектуальный фактор,

Благодаря которому я мыслю,

Одушевить материю способен.

 

Рисело

 

Едва ли сей интеллектуализм

Возможно прилагать к небесной сфере

И думать, будто, как душа и тело,

Светила могут быть слиянны с духом.

Сия гипотеза противоречит

Простейшим силлогизмам…

 

Херардо

 

Contradictio![136]

Дух ангелический и ясен, и могуч

И по своей природе не способен

Cum materia componere rem unam .[137]

Душа соединяться с телом может,

Дух не сольется с плотью никогда.

Я повторяю — nequaquam[138] не может

Соединиться с телом; per se nata

Est subsistere .[139]

 

Рисело

 

Как понять, однако,

Слиянье ангелического духа

С материей небесной?

 

Херардо

 

Происходит

Лишь соприкосновенье этих сфер

С высокой нравственной природой духа.

Душа, однако, у небесных тел

Не больше, чем у судна, чьим движеньем

Руководит в нем заключенный кормчий.

 

Рисело

 

Ты разъяснил лишь то, что я сказал.

 

Марин

(Гарсерану, тихо)

 

Сеньор, пора! Поговорите с ними,

Внушите им доверье.

 

Гарсеран

 

Эй, коллеги!

О чем ведете, дурни, разговорус?

 

Херардо

 

Шут!

 

Рисело

 

Чучело!

 

Херардо

 

Дурак!

 

Рисело

 

Он, видно, новый!

 

Гарсеран

 

Вот дурни, новый! Ну, конечно, новый!

На этом свете все мы новички.

 

Рисело

 

Откуда он?

 

Марин

 

Из университета.

Прошу не обижать его, сеньоры!

Клянусь вам честью, это мой племянник.

Его сюда недавно я привел,

Боюсь оставить.

 

Херардо

 

Как тебя зовут?

 

Гарсеран

 

Кого?

 

Херардо

 

Тебя.

 

Гарсеран

 

Меня? Я — Паблос. Дядю

Зовут Хуан Викарио, он брат

Папаши моего, моя мамаша

Приходится мне матерью, однако

Ей он не брат, но мне он все же дядя,

Который не приходится мне тетей,

Отцом, и бабушкой, и даже дедом.

Мы все благовоспитанные люди,

А в Саламанку прибыл я учиться

И скоро стану капелланом в чине,

Гласящим: шут шутиссимус шуторум.

 

Марин

 

Сеньоры! Ради бога, не сердите

Племянника: он в гневе — сущий дьявол.

 

Гарсеран

 

Эй, дядя! Замолчите, а не то

Я запущу им в голову булыжник.

Пока что этим грязным забулдыгам,

Которые несли о небесах

Невероятную абракадабру,

Хочу я дать один совет.

 

Рисело

 

Ты понял,

О чем мы рассуждали?

 

Гарсеран

 

Что за хитрость —

Понять, какую ересь вы плели

О небесах! Что небо, дескать, может

Само собой вертеться в пустоте

И что на небо залетают души…

 

Херардо

 

Какой ученый шут!

 

Гарсеран

 

Так вот, пьянчуги:

Вы смели небо обозвать бездушным,

А небо душами кишит, и много

Подобных душ я в Кории встречал.

 

Рисело

 

Как этот шут умен!

 

Херардо

 

Рисело! Знаешь

Октавио? Он давний мой приятель.