Итальянского альпиниста Райнхольда Месснера

Китайский союз альпинистов получил заявку от итальянского альпиниста Райнхольда Месснера на проведение альпинистской экспедиции в Китае.

Эта экспедиция будет способство­вать развитию взаимопонимания и дружбы между китайским, итальян­ским и немецким народами.

В дружественной обстановке пред­ставители Китайского союза альпи­нистов и господин Райнхольд Месснер пришли к следующему соглашению:

1. Наименование экспедиции.

Первое одиночное восхождение Р. Месснера на в. Джомолунгмы летом 1980 г. Общее число участни­ков — два (Р. Месснер и медицин­ский работник).

Руководитель группы восходите­лей — Р. Месснер.

Аккредитованный представитель Р. Месснера в Пекине: посольство Федеративной Республики Гер­мании.

2. Программа восхождения.

Цель: восхождение на Джомолунг­му.

Маршрут: северный склон.

Путь подхода: Пекин — Чэнду — Лхаса — Шигацзе — Шегар — базо­вый лагерь.

Научные исследования: измерения температуры воздуха и атмосфер­ного давления, уровня осадков во время дождей. Продолжительность восхождения: с июня по 31 августа 1980 г. Разведка: середина мая. Отъезд домой: начало сентября.

3.Китайский союз альпинистов наз­начает офицера связи и переводчи­ка, которые будут сопровождать господина Месснера в экспедиции и консультировать его. Господину Месснеру предоставляются два по­гонщика и два яка.

4.Транспортные обязательства Китай­ского союза альпинистов: проезд от Лхасы до базового лагеря под Джомолунгмой — один семимест­ный джип. Обратный проезд от ба­зового лагеря к подножию Шиши Пангмы (для разведки), далее в Лха­су — один семиместный джип.

5.Питание: с момента прибытия в базовый лагерь Китайский союз аль­пинистов берет на себя обеспечение питанием всех без исключения ки­тайских участников экспедиции. Р. Месснер и второй альпинист обес­печивают себя питанием сами и предоставляют 100 литров бензина для китайских сопровождающих.

6.Р. Месснер высылает Китайскому союзу альпинистов до 31 мая 1980 г. список требуемого для восхождения снаряжения, взнос за восхождение на Джомолунгму и за разведку Ши­ши Пангмы (4080 юаней) и предва­рительный расчет (» 33000 юаней).

7.КСА сообщит г-ну Месснеру до кон­ца апреля размеры одежды и обу­ви китайских участников.

8.Г-н Месснер будет соблюдать поста­новление КСА о проведении иност­ранных экспедиций в Китае. Он пе­редаст оплату согласно постановле­нию КСА. Счет 81-89013199 (Банк Китайской Народной Республики в Пекине).

9.При переговорах КСА принял к сведению, что г-н Месснер планирует на весну 1981 г. восхождение на вершину Шиши Пангмы. Об этом состоятся переговоры в июле 1980 г.

10.Вышеозначенные пункты были под­робно обсуждены на совместном совещании. Изменения или уточне­ния настоящего договора могут быть внесены обеими сторонами при взаимной договоренности.

11.Настоящий договор подписан 3 ап­реля 1980 г. господином Месснером и господином Ши Чжанчуном, пред­ставителем Китайского союза альпи­нистов в Пекине.

Этот договор составлен в двух экземп­лярах — на китайском и немецком язы­ках. Оба текста действительны в одина­ковой мере. Договор вступает в силу со дня его подписания.

Райнхольд Месснер Ши Чжанчун

Вице-президент

Китайского союза альпинистов

 

Пекин, 3 апреля 1980 г.

 

Готово! Итак, в 1980-м я во вто­рой раз иду на Эверест! Снова без кислорода, но на этот раз еще и без партнера, без надежной цепи лагерей, без носильщиков и по но­вому пути, со стороны Тибета.

Вечером того же дня мы с Юргеном были приглашены пред­ставителями Китайского союза аль­пинистов на ужин. По здешнему обычаю каждый должен был произ­нести застольную речь и закон­чить ее словом «ганьбэй!», что оз­начает «пей до дна!». По этой коман­де все опустошали стаканы. Ужас­ный обычай. Когда очередь дошла до меня, я сказал: «Спасибо вам за дружеское расположение ко мне. Это самое надежное экспедицион­ное предприятие в моей жизни, купленное по капиталистическим законам в коммунистической стра­не. Ганьбэй!»

«Кто не пробовал пекинской утки, тот не знает Пекина», — гла­сит поговорка. Нам подали 12 раз­личных блюд из утки — утку за­жаренную, в желе, фаршированную, в соусе, в тесте...

Хотя в эпоху культурной рево­люции многое в культуре было уте­ряно, одно держится прочно: нигде не готовят с большей фантазией и мастерством, чем в бедной Ки­тайской Народной Республике. Здесь хранят древние традиции кулинар­ного искусства, и я не поверил своим ушам, когда, подавая мне на десерт маленькие марципаны, офи­циант гордо сообщил, что они были любимым блюдом императрицы Цыси.

По возвращении в Европу я еще долго с восторгом вспоминал этот кутеж в Срединной империи.

Юли, мой южнотирольский прия­тель, был одним из первых, кому я рассказал о полученном раз­решении. Мы сидели допоздна у ме­ня дома в Вильнёсе, валяли дурака. «Смотри только не оттолкни от себя старых добрых друзей, — ска­зал Юл. — Они помогут тебе пере­сечь реку, когда ты захочешь въехать в новый дом».

Мне нравятся загадочные пред­сказания Юла. У меня действитель­но такое чувство, будто я переплы­ваю реку. Юл считает, что желание взойти в одиночку на высочайшую гору мира может прийти в голову только такому сумасшедшему, как я. Тогда я сказал ему, что такой су­масшедший был уже задолго до ме­ня. Его звали Морис Уилсон.

 

Морис Уилсон

Морис Уилсон был первым, кто вздумал взойти на Эверест в оди­ночку. Он не был альпинистом, но твердо верил, что глубоко религиоз­ный человек, очищенный постами и молитвой, может достичь чего угодно, в том числе и высочайшей вершины мира. Как Колумб или Тур Хейердал, Уилсон хотел подтвердить свою теорию делом. Ко­лумб знал, что земля круглая, что­бы доказать это, он совершил круго­светное плавание*. Уилсон, знал, что человек с божьей помощью мо­жет все, и он решил покорить Эве­рест. Так началась одна из причуд­ливейших глав в истории Эвереста. Но как он пришел к этой идее?

Морис Уилсон

Морис Уилсон родился в 1898 го­ду в Бредфорде. Отец его был добропорядочным английским буржуа, владельцем небольшой фабрики шерстяных изделий. Морис, третий из четырех сыновей, прилежно учил­ся и уже в двенадцать лет бегло го­ворил по-французски и по-немецки. В 1916 году, в восемнадцать лет, он добровольно записался на воен­ную службу, стал старшим ефрей­тором, потом лейтенантом, получил награду за храбрость, после ране­ния в левую руку и грудь был демо­билизован.

Как многие люди его поколе­ния, Морис Уилсон не мог забыть ужасов войны и привыкнуть к мир­ной жизни. Напрасно спрашивал он себя о смысле и цели своего су­ществования. Отцовская фабрика с ее монотонной работой скоро опро­тивела ему, и он отправился в Лон­дон. Там было то же самое, и он сделал то, что делали другие бывшие солдаты, не нашедшие себя в мир­ной жизни: эмигрировал в Америку. Нью-Йорк, Сан-Франциско, нако­нец, Новая Зеландия. Здесь он про­жил много лет: продавал машины, лекарственные средства, пробовал заняться сельским хозяйством, дер­жал небольшой магазин дамской одежды в Велмигтоне.

Неожиданно, следуя внезапно­му импульсу, на почтовом судне он вернулся в Англию. С этого вре­мени он не знал ни успехов, ни по­ражений, но счастлив не был. Неста­рый, сильный, как медведь, мужчи­на без цели в жизни. Угнетенный и подавленный, он чувствовал себя физически все хуже. Похудел, стал кашлять. Лекарств он не принимал и однажды исчез. А когда появил­ся снова — был здоров. Вернуться к жизни и обрести душевный покой Уилсону помогло учение индийских йогов, с которыми он познакомил­ся по пути в Европу. Они открыли Уилсону средство против всех зол: пост и молитва. Он постился в тече­ние 35 дней, лишь иногда позво­ляя себе глоток воды, и читал мо­литвы. Ему хотелось, чтобы это сред­ство стало известно всему челове­честву, но для этого надо было со­вершить нечто исключительное.

Случай вскоре представился. От­дыхая в Шварцвальде, в маленьком кафе во Фрайбурге Уилсон совер­шенно случайно прочитал вырезку из старой газеты с сообщением об экс­педиции на Эверест 1924 года. Он узнал о шерпах, о яках, которые та­щили груз, о ледниках, штормах и непреодолимых препятствиях. Эве­рест! Теперь он знал, что нужно де­лать. Наконец-то мир будет потря­сен. Это была фантастическая, безумная идея. Уилсон не имел ни малейшего представления об альпи­низме.

Вернувшись в Лондон, Уилсон тотчас же взялся за дело. Он изу­чил все материалы предшествую­щих экспедиций. Именно теперь, не позже, он должен был понять, сколь бесперспективно его намере­ние. Но он решил все-таки осуще­ствить это предприятие, к тому же без обременительной цепочки пере­носки грузов, без устройства лаге­рей. Услышав о планируемом Хаустоном облете Эвереста, он решил уговорить команду взять его с собой и позволить спрыгнуть с парашютом, но вскоре отбросил эту идею и за­думал сам лететь в Тибет, призем­литься на леднике Восточный Ронгбук и идти далее к вершине пешком. Никакого представления об Эверес­те, об альпинизме, о полетах. Его друзья были в ужасе. А он смеял­ся и говорил: «Да всем этим я овла­дею».

Он купил подержанный «Джипси Мот», написал на его боку «EVER WREST» и поступил в Лондонский аэроклуб. Уже после первого поле­та с инструктором стало ясно, что хорошим пилотом Уилсон не ста­нет. Но эксцентричный ученик об­ладал двумя достоинствами, кото­рые компенсировали все его не­достатки, мужеством и решитель­ностью. Несмотря на это у него не было ни малейшего шанса добрать­ся живым хотя бы до Индии. В от­крытом биплане пролететь более 8000 километров над малозаселен­ной территорией сложно и для опыт­ного пилота. Для неопытного это могло кончиться катастрофой.

Однако Уилсон продолжал нача­тое дело. Он купил снаряжение: па­латку, спальный мешок, одежду. Приобрел высотомер и легкую ка­меру с самоспуском, чтобы сфо­тографировать себя на вершине.

Затем начались альпинистские тренировки. Он много раз прошел пешком от Лондона до Бредфорда и обратно, в отриконенных ботинках, с тяжелым рюкзаком. Потом начал восхождения. Пять недель он ла­зал в районе озер и в Уэллсе. Вместо того, чтобы учиться у швейцарских горных проводников ледовой тех­нике на кошках и с ледорубом и подняться в Альпах на настоя­щие горы, он выбрал относительно безопасные вершины в Англии. Что­бы испытать нервы, спрыгнул с па­рашютом над Лондоном. Газеты выступили с острой критикой Уилсона, но тот не сдавался. В свой «EVER WREST» он встроил спе­циальный бак для горючего и мощ­ное шасси. Позаботился о картах, тщательно обозначил этапы своего маршрута: Фрайбург — Альпы — Милан — Палермо — Средиземное море — Тунис. Так как Уилсон со­бирался лететь без маски, то он уста­новил высоту полета не более 3000 метров. Вылет был назначен на 21 апреля 1933 года — его день рож­дения. В середине апреля Уилсон тяжело заболел ангиной, и его план чуть не сорвался. Но он постился, молился и вскоре был полностью здоров. Первый взлет не удался, при этом наш герой едва не погиб. Дра­гоценное время было упущено.

А между тем окончился перелет Хаустона, двум машинам удалось пролететь над Эверестом. Большая экспедиция под руководством Хью Раттледжа шла в базовый лагерь. Если Раттледжу повезет, Уилсон не успеет обогнать его, чтобы быть на вершине первым.

Когда «EVER WREST» снова был готов к старту, министерство воздушных перевозок попыталось воспрепятствовать полету. Уилсон разорвал телеграмму, в которой со­общалось, что его полет запрещен. В воскресенье, 21 мая 1933 года, он распрощался с друзьями и репор­терами. Машина оторвалась от зем­ли, полетела навстречу восходя­щему солнцу, превратилась в точку и исчезла. Мало кто из провожав­ших надеялся увидеть Уилсона жи­вым.

Через неделю он приземлился в Каире. Еще неделя — и он в Ин­дии. Поскольку лететь над Пер­сией ему было запрещено, при­шлось изменить маршрут и на­правиться из Багдада прямо на ост­рова Бахрейн. 1000 километров без посадки — это запредельная на­грузка для его машины.

Прилетев в конце концов на Бах­рейн, он вопреки запрету британско­го консула раздобыл горючее и до­брался до Гвадара в Индии. За две недели Уилсон преодолел почти 8000 км и этим самым длинным пе­релетом доказал, что решительность и сила воли делают чудеса. Но это не удовлетворило его. Он хотел до­браться до Эвереста за 500 фунтов стерлингов.

В Лалбалу около Пурниха путе­шествие пока что окончилось. Влас­ти не дали разрешения на перелет через Непал. Специальный коррес­пондент «Дейли экспресс» в Кара­чи убеждал его отказаться от за­думанного. Уилсон был в отчаянии. Прошло несколько недель, начал­ся муссонный период, и он понял, что шансов становится все меньше. Деньги кончились. Узнав о неудаче экспедиции Раттледжа, Уилсон про­дал свой «EVER WREST» и отпра­вился в Дарджилинг.

И здесь власти отказали ему в разрешении на пешее путешествие по Сиккиму и Непалу. Тогда ему пришло в голову пробраться неле­гально в Тибет. Он познакомился с Полом Кармой, тибетцем, прини­мавшим участие в экспедициях 1922, 1924 и 1933 годов. Карма был в восторге от Уилсона и пообещал сопровождать его до базового ла­геря. Но вскоре он перестал пони­мать этого эксцентричного англи­чанина и отказал ему. Между тем настал январь, Уилсону пришлось искать помощи в другом месте. Он договорился с тремя шерпами — Тевангом, Ринцингом и Тзерингом, которые работали носильщиками в экспедиции Раттледжа. Они были добродушны и молчаливы, доста­ли лошадь для путешествия, заши­ли приборы и снаряжение в мешки для пшеницы. Уилсон сказал, что он отправляется охотиться на тиг­ров, оплатил гостиницу за шесть месяцев вперед, и ночью 21 марта 1934 года эта четверка тайно поки­нула Дарджилинг. Уилсон оделся, как тибетский монах. Ехали только ночью. Шерпы были прекрасными проводниками и заботливыми спут­никами. Оставляя в стороне города и селения, эта небольшая группа проходила каждую ночь едва ли по 25 километров. Снегопады, дожди с градом, бурные потоки прегражда­ли им путь. Они прошли мимо Кан­ченджанги и наконец-то оказались на перевале Конгра Ла: перед ними лежал Тибет!

За бесконечно далеким горизон­том терялись горные цепи, море коричневого, фиолетового, оливко­вого и белого — лунный ландшафт. Не надо было маскироваться, Уилсон почувствовал себя снова свободным. Они все еще сторонились людей, но ехали теперь днем. 12 апреля Уилсон записал в дневнике: «Я уви­дел Эверест!». С гребня высотой 5200 метров в прозрачном воздухе Эверест со своим заснеженным вос­точным склоном представлял собой сказочную картину. Была идеальная для восхождения погода.

Через два дня четверка пришла в Ронгбук. Ледяной южный ветер дул со снежных полей. Травы боль­ше не было. Скалы, осыпи, лед вы­вели Уилсона из мира его грез. В до­лине, запертой со всех сторон гора­ми, он увидел монастырь. Массив­ные стены казались маленькими на фоне гигантской горы, которая за­нимала все пространство за ним: Маунт Эверест.

Верховный лама монастыря Ронгбук пригласил Уилсона, Тзеринга, Теванга и Ринцинга на ауди­енцию. Он принял их в богато офор­мленном зале с искусно расшитыми занавесями на дверях и окнами из настоящего стекла. Мужество и решимость Уилсона произвели впе­чатление на ламу, и он дал Уилсону и шерпам свое благословение.

Вечером Уилсон долго лежал без сна в палатке, смотрел на свою го­ру, на Эверест. Он записал в днев­нике: «Завтра, выхожу!»

Когда, проснувшись на следую­щее утро, он услышал проникновен­ное пение 300 монахов, то решил, что они молятся за него. Погода бы­ла прекрасной. Неся на плечах более 20 килограммов груза, Уилсон начал подъем по долине к Ронгбукскому леднику. Так как все, что он прочел об этой местности, было написано альпинистами, у которых считалось хорошим тоном преуменьшать труд­ности, он попал в сложную ситуацию. Запутанный лабиринт из ледовых башен, трещин и скальных блоков возник перед ним на следующий день. Утомленный и изможденный, Уилсон бродил среди них. Он умень­шил свой груз, но вперед продвигал­ся очень медленно. Хуже всего бы­ло то, что он все еще не понимал, как идти по льду. У него не было ко­шек, он не умел правильно рубить ступени и лишь чудом не свалился ни в одну из бесчисленных трещин.

16 апреля, полностью изнурен­ный, он дошел до лагеря II предше­ствующих экспедиций на высоте 6035 метров. Начался снегопад. Ослабевший Уилсон проглотил не­сколько фиников и немного хлеба. После морозной ночи в палатке он снова пустился в путь, и через два дня на высоте 6250 метров попал в снежную бурю. Снегопад не прекра­щался, продовольствие кончилось.

Хромая, с болью в суставах, вернулся он через три дня в Ронг­бук. Его глаза были обожжены, горло болело. Пока Ринцинг и Теванг подогревали суп, Уилсон запи­сал в дневнике каракулями, кото­рые почти невозможно было ра­зобрать: «Я не сдаюсь. Я по-преж­нему уверен, что сделаю это...» Уил­сон медленно приходил в себя в од­ном из помещений монастыря. Поев впервые за 10 дней горячей пищи, он начал рассказывать шер­пам путаную историю о своем одиночестве, усталости и разочаро­вании на Ронгбукском леднике. Никогда еще он так не тосковал по обществу и друзьям. Потом он за­снул и проспал 38 часов.

На леднике Восточный Ронгбук

Он был еще слишком слаб и ле­жал в своем спальном мешке, но уже начал разрабатывать с Ринцингом и Тевангом план следующей попытки. Тзеринг заболел желудоч­ной болезнью и не мог идти с ним. Два других шерпы на этот раз должны были сопровождать Уилсона до лагеря III, который находил­ся под ледопадом на стене Север­ного седла. Имея достаточный за­пас продовольствия, шерпы собира­лись оставаться здесь до тех пор, по­ка Уилсон не вернется с вершины.

Уилсон пролежал 4 дня. На пя­тый день он впервые встал с посте­ли. Шатался, ноги распухли, болели левая рука и левый глаз. Лишь в кон­це месяца ему стало лучше. 30 апре­ля он записал: «Ноги и глаза о'кей, через несколько дней я буду здоров. Ужасно потерял в весе, но мышцы окрепли. Скоро буду снова в по­рядке, как всегда. Путь до лагеря III на этот раз будет, по всей види­мости, довольно не труден. Мне по­требуются кошки и молодые люди, чтоб готовить горячую пищу. Наде­юсь, что через несколько дней на­чну восхождение».

Однако 1 мая его левый глаз совершенно заплыл, а левая поло­вина лица частично онемела. Ле­чился голодом, принимал участие в религиозных церемониях. Его восхитило состояние экстаза, в которое впадали монахи. Выше по ущелью находился Чамалунг, «до­лина курицы», небольшой мона­стырь, затерявшийся среди морен­ных гряд. Он состоял из ряда при­митивных келий, в которых от­шельники жили в полной изо­ляции от окружающего мира. Один монах в полной неподвижности, по­груженный в молитвы, жил там в скальной пещере уже 15 лет. Один раз в день его братья-монахи пере­давали ему через небольшое от­верстие чашку воды и горсть ячмен­ной муки. Не удивительно, что Уилсон чувствовал внутреннее вле­чение к этим людям.

Вечером 11 мая — Эверест был затянут облаками — Уилсон за­кончил свою ежедневную запись в дневнике следующими словами: «Завтра мы выходим. Будь что будет. Хочу, чтобы скорее все кон­чилось». Теванг пообещал в случае смерти Уилсона передать властям в Дарджилинге письмо, в котором тот просит простить шерпам нару­шение запрета на это путешествие.

12 мая на рассвете Уилсон, Теванг и Ринцинг покинули мо­настырь. Шерпы навешивали перила на леднике Восточный Ронгбук, и уже через три дня группа до­стигла лагеря III. Здесь они обнару­жили склад с продовольствием экспедиции Раттледжа, который по­казался им в сравнении с их скуд­ным пайком лавкой деликатесов. Пока Ринцинг готовил обед, Уил­сон прошел еще вперед, чтобы про­смотреть путь на Северное седло. Он увидел вздыбленные склоны ледопада, трещины, постоянно ме­няющиеся ледовые провалы. Ле­довая масса поднималась почти на 500 метров над верхними фирно­выми полями ледника Восточный Ронгбук. Даже для опытных аль­пинистов того времени это было серьезное препятствие. Однако Уил­сон наивно записал в тот вечер: «Вершина и путь к ней теперь со­вершенно изучены. Пройти осталось всего 2100 метров».

16 мая тройка была застигнута снежным ураганом, который 5 дней продержал их в лагере III. Скрю­чившись, лежали они в своих па­латках. Буря раздражала. Большая высота нагоняла сонливость. Когда 21 мая непогода наконец улеглась, Уилсон снова двинулся в путь в направлении ледопада. Ринцинг вы­нужден был проводить его немного, чтобы показать путь, намеченный Раттледжем. Вскоре они уже полз­ли, задыхаясь. Ринцинг вернулся в лагерь III. Уилсон остался один на один с ледником. Четыре дня про­должалась отчаянная борьба. Он но­чевал на крошечном выступе на отвесном склоне, задыхаясь, бил сту­пени в твердом льду, ввинчивал ле­довые крючья, срывался и снова под­нимался по веревке вверх. Путь преградила трещина шириной в 10 метров, он переполз ее по тон­кому снежному мосту. Наконец он стоял у подножия последнего ледо­вого участка над Северным седлом. Эта ледовая стена протяжен­ностью около 100 метров была от­весной и гладкой. Он пролез по ней несколько мучительных метров. Пе­реночевав здесь, Уилсон попытал­ся вскарабкаться по камину. Ве­чером 24 мая, находясь по-прежне­му внизу камина, Уилсон признал, что не может покорить Эверест. Полуживой, скользя и срываясь, спу­стился он с ледопада и упал на руки шерпов.

Два следующих дня Уилсон обессиленный лежал в лагере III в своем спальном мешке. Однако по­том — уму непостижимо — он запи­сал: «Теванг собирается вниз, но я убедил его сопровождать меня в ла­герь V. Это будет моя последняя попытка, и я чувствую себя уверен­но...» В действительности же шерпы считали этот план совершенно бе­зумным и уговаривали Уилсона воз­вратиться. Уилсон не послушался и 29 мая один начал восхождение. Слишком слабый, чтобы действи­тельно идти вперед, он стал на би­вак недалеко от лагеря III у подно­жия стены Северного седла.

30 мая он провел в палатке, не в силах вылезти из спального мешка, записал в дневнике: «Великолеп­ный день. Вперед!» Вскоре после этого Морис Уилсон умер. Лишь годом позже, в 1935 году, Эрик Шиптон и Чарлз Уоррен нашли его высохшее тело. На теле остатки свитера и зеленых фланелевых брюк, колени согнуты, на одной но­ге нет ботинка, палатка разорвана зимними штормами. Альпинисты похоронили Уилсона в трещине ледника. Шиптон взял с собой только дневник. Рассказ этих аль­пинистов, а также сообщение шер­пов, сделанное ими по возвращении в Дарджилинг, дали возможность восстановить самую отважную по­пытку восхождения на Эверест.

«Движение к цели есть сама цель» — гласит буддистская муд­рость, и это подтвердил безумный Уилсон. Мне нравится этот упрямый Дон Кихот, он мне милее легиона тех, что живут в уютных домиках и копят деньги на старость.

Нас с Уилсоном разделяют 50 лет. За это время наверняка были и другие, пытавшиеся покорить Эверест в одиночку. Вскоре, изучая материалы предыдущих эверестских экспедиций (между трениров­ками, сборами и беготней по учреж­дениям), я натолкнулся на новые для меня имена: Денман и Ларсен.

 

Денман и Ларсен

«Я был постоянно стеснен в сред­ствах, брал с собой в путешествие лишь самое необходимое, не мог позволить себе купить даже часы! У Тенцинга были часы, у меня нет». Вот бы иметь энергию Эрла Денмана, человека, предпринявшего вторую попытку в одиночку взойти на Эверест. Это было в 1947 году.

Денман родился в Канаде, дет­ство провел в Англии. Семья жила бедно: отец не поднимался с постели, мать работала ради сыновей не раз­гибая спины. У Денмана было мно­жество честолюбивых желаний. Одно из них — Африка. Когда он в конце концов попал туда, то без снаряжения, босиком, первым взо­брался на все восемь вулканов Вирунга... Его сопровождало всего лишь несколько туземцев. Этот успех переполнил его гордостью. «Никто никогда не поднимется на эти горы со столь примитивными средствами». Гордость вскоре взле­леяла новое желание. Ему пришло на ум покорить Эверест. Но как это сделать? Денег-то по-прежнему не было. Первая эверестская экспе­диция стоимостью в полсотни ма­рок — так звучал брошенный им вскоре вызов.

Прежде всего он отказался от кислородных аппаратов, так как ве­рил, что человек может привык­нуть к высоте. «Доказано, что мож­но без кислорода находиться на высоте почти 8500 метров. Поэтому смешно утверждать, что человек не в состоянии достичь 8800 метров или чуть больше». Денман читал литературу об Эвересте. Он знал об исчезновении Мэллори и Ирвина и был убежден в том, что они погибли из-за того, что на высоте отказали кислородные аппараты. Без кисло­рода они не смогли пройти, так как недостаточно акклиматизировались. Об Уилсоне он ничего не знал. Он услышал о нем впервые, должно быть, только в Дарджилинге.

 

Имея при себе лишь спальный мешок на гусином пуху, две па­латки военного времени, одну ве­ревку, самодельные кошки, рука­вицы, снегозащитные очки, сухое мясо и 250 фунтов наличными, Денман 7 февраля 1947 года отплыл на пароходе из Мозамбика. Он при­был в Бомбей и направился далее в Калькутту. Так он познакомился с Индией. «Люди лежали прямо на тротуаре, некоторые были накрыты одеялами или мешками, но никто не утруждал себя подняться и отойти в тень. Старая морщини­стая нищенка хлопала себя по голо­му животу и просила есть. Одна из многочисленных священных ко­ров спокойно вошла в лавку и так же спокойно вышла из нее. Запря­женная в дрожки лошадь, кожа да кости, упала напротив одного из отделений «Ллойд Банка» и не смогла подняться, хотя собравшие­ся люди тянули ее, толкали, пи­нали». Столь великая нищета вы­звала отвращение и одновременно сочувствие Денмана. Он отправился дальше. Монотонный стук колес зву­чал в его ушах как рефрен: «Возвра­щайся, дурак, возвращайся, дурак!»

В середине марта в Дарджилинге он познакомился с 32-летним Тенцингом Норгеем. Этот шерпа уже в то время был знаменитым чело­веком. Он много раз бывал на Эве­ресте, сопровождал Смайса, Шиптона и Тильмана в гималайских экспе­дициях. Его успехи принесли ему звание «Гималайского тигра». По­мимо своего родного языка он вла­дел тибетским, сиккимским, хин­ди, урду, говорил также на ломаном английском.

Конечно, Тенцинга Денман узнал через Пола Карму, обслужи­вавшего всех эверестских фантазе­ров. Пол Карма представил Денману также другого проводника. Его звали Анг Дава. Несмотря на то, что и Тенцинг и Анг Дава знали, что Денман не имел ни разрешения на поездку в Тибет, ни денег, чтобы им заплатить, они не смогли отка­заться — столь велика была при­тягательная сила Эвереста.

22 марта 1947 года двинулись в путь. Сначала на автобусе, потом на сиккимских мулах, далее пешком. Денман шел босиком, как в Уганде. За перевалом Конгра Ла начинался Тибет — пустынное, продуваемое всеми ветрами, безжизненное про­странство. Питаясь чем попало, тер­пя лишения, наконец, достигли Ронгбука. Денман, встретивший на своем пути через Сикким и Тибет много монастырей, нашел, что Ронгбук больше других и лучше укра­шен. Он ожидал увидеть здесь от­шельников, отрешенных от всего земного, и очень удивился, когда они принесли ему для ремонта испорченные карманные фонарики и бу­дильники.

Обитатели монастыря были лю­бопытны, как дети. Они смеялись над бедностью Денмана. Они при­выкли видеть сравнительно богатых сагибов*, с внушительной поклажей. Чудак Денман вызывал у них только удивление.

Эверест, который возвышался над монастырем, ошеломил Денма­на, как и всех его предшествен­ников. Он понял, почему монахи избрали именно этот скудный кло­чок земли для своего уединения. Старый верховный лама, говорив­ший по-английски, умер, вместо него на богато украшенном троне, скрестив ноги, сидел маленький мальчик — новый настоятель мо­настыря. По ламаистскому веро­учению он был воплощением пре­дыдущего верховного ламы, кото­рый благословлял экспедиции на восхождение.

Денман использовал монастырь в качестве базового лагеря. Сестра Тенцинга, которая была замужем за одним из монахов, помогла в устрой­стве. Денман наблюдал за паломни­ками в монастыре. С неподвижны­ми лицами они перебирали жем­чужные четки, при этом беспрерыв­но шевеля губами. Другие крутили свои цилиндры из меди или серебра, в которых были крошечные свитки с молитвами.

В отношении религии Денман был далеко не Морис Уилсон. Он не рассчитывал только на помощь бога, и давно решил взять на вер­шину обоих шерпов. 10 апреля все трое двинулись в путь. Они пошли традиционным путем по восточной ветви Ронгбукского ледника в направлении Северного седла. Денман до того страдал от холода, что после первой же ночи залез в палат­ку к шерпам, а потом и в мешок к Тенцингу. Он страдал также от недостатка кислорода. Тем не менее они дошли до лагеря III, и шерпы уверенно повели его к стене Чанг Ла. На Северном седле сильный шторм лишил их всякой надежды. Измотанный Денман по­нял, насколько плохо снаряжены они для штурма вершины. Шторм не давал ему заснуть ночью, проглотить пищу стало мучением, жажда превратилась в постоянный кошмар. Денман признал себя побежденным.

Ледопад Кхумбу, слева перевал Лхо Ла

 

Однако через год, движимый честолюбием, он снова появился в Дарджилинге, лучше подготовлен­ный, с хорошим снаряжением, пол­ный новых сил. Но на этот раз никто не пожелал сопровождать его в Тибет. Он уехал назад в Родезию, написал книгу и навсегда оставил горы.

Прошло всего четыре года, и появился новый авантюрист с идеей покорения Эвереста в одиночку. Это был Ден Клаве Бекер-Ларсен. Он также мечтал о Ронгбуке и северной стороне горы. Но в это время в Тибет вошли части китай­ской армии. Поэтому Ларсен снача­ла поехал в Дарджилинг, с помощью Пала Кармы нанял четырех шерпов. Пробираться тайно через южный Ти­бет на Ронгбук было теперь опасно, и Ларсен решил пройти из Дарджилинга через Непал по традицион­ному пути караванов с солью. Он поднялся по долине реки Дудх-Коси, к Намчебазару, в страну шер­пов и попытался попасть в Тибет через перевал Лхо Ла.

Райнхольд Месснер и Эдмунд Хиллари (1978)

 

Среди шерпов ходили слухи, что некий лама из Соло Кхумбу прошел через Лхо Ла в Ронгбук. Но Ларсен, который и в бога не верил, и с ледорубом и кошками обращаться не умел, сдался, не дойдя до пере­вала. Лхо Ла находится на высоте 6000 метров, его южный склон круто обрывается вниз. Лама, который якобы прошел перевал без веревки и крючьев, должно быть, имел крылья. Клаве Бекер-Ларсен, побитый, но не потерявший мужества, попытался пройти через перевал Нангпа Ла (6000 м), через который шерпы в течение столетий доставляют соль из Тингри в Тибет. Но и этот пере­вал был покрыт снегом.

В конце концов Ларсену с шер­пами удалось перейти границу. Они достигли Киетрака, затем через перевал Ламна Ла двинулись к Ронгбуку, куда и прибыли спустя шесть дней после выхода из Намче-базара.

Несмотря на зловещее предска­зание монахов, что вершины Эве­реста ему не достичь, Ларсену удалось за три дня пройти ледник Восточный Ронгбук до лагеря III, откуда с двумя самыми ^сильными шерпами он собирался подняться на Северное седло и там поставить лагерь IV — отправной пункт свое­го одиночного восхождения.

9 мая, когда две трети стены уже остались позади, разыгрался шторм. К тому же шерпы, испугав­шись обвалов со стены Чангцзе, отказались идти дальше. Все угово­ры и угрозы были напрасны. Ларсен был вынужден отказаться от восхождения. Печальный, вернулся он в Ронгбук, где его уже поджида­ли китайские солдаты. Монахи спря­тали его, но оставаться далее в мо­настыре не имело смысла. Через пять дней пешего перехода Ларсен снова был в Намчебазаре.

В 1953 году Эверест «был покорен армией», как выразился Денман. На вершине Эвереста ря­дом с Эдмундом Хиллари стоял шерпа Тенцинг Норгей. На его го­лове был шлем Денмана. Таким образом, частица этого сумасшед­шего канадца побывала на высо­чайшей точке земли. «Когда-нибудь будет и эта гора побеждена в оди­ночку и простыми средствами», — пророчествовал Денман.

Между тем прошло более 25 лет. Мечта Денмана продолжала жить в других умах, в других сердцах. Подошла моя очередь.

Мотивировка

Теперь, когда я познакомился с ли­тературой об Уилсоне, Денмане и Ларсене, не могу не сказать конкретно о мотивах, побудивших меня предпринять эту экспедицию.

Ларсен, возвращаясь на кораб­ле в Европу, писал: «Я хотел дока­зать самому себе и другим, что спо­собен все отдать ради задуманного дела, что достигну всего, чего бы я ни пожелал, и что только собствен­ный рассудок может подсказать мне, что я могу, а чего не могу. Кроме того, мне просто хотелось приключе­ний».

Денман выразился так:

«Я наивное дитя своего времени, до меня поздно дошло, что мера честолюбия должна соответствовать сумме наличных». Итак, его исход­ные точки — ограниченность средств и неспособность к глубоким чело­веческим связям. Он пытался изба­виться от своей изоляции, общаясь с туземцами.

Уилсон хотел доказать, что су­ществует высшая сила, которая ему якобы помогала. Своей верой в эту силу он коренным образом отли­чался от Ларсена и Денмана, кото­рые рассчитывали только на самих себя.

 

Тенцинг Норгей на вершине Классическая экспедиция с

Эвереста в 1953 году группой носильщиков на

Стене Чанг Ла

 

Что же движет мною?

Я хочу опередить Наоми Уэмуру. Я хочу быть первым из тех, кто покорит высочайшую вер­шину мира в одиночку. Я хочу, на­конец, в Тибет, в страну моих дет­ских грез. Но это не все. «Зачем тебе снова идти на Эверест? — спро­сила меня моя многострадальная мать. — Ведь ты уже взошел туда один раз!» Я рассказываю ей, как прекрасна эта гора с северной сто­роны, как страстно мне хочется увидеть Ронгбук и узнать, что оста­лось от этого таинственного мо­настыря. Я рассказываю ей о ле­гендах, сложенных об этой горе в Тибете, и о предыдущих экспеди­циях.

И рассказывая, я понимаю, что это только часть правды.

Подкладывая дрова в плиту, у которой она провела полжизни, что­бы накормить девятерых детей, моя мать говорит: «Когда у тебя нет пла­нов на восхождение, у тебя нет и внутреннего покоя. Горы спасают тебя от скуки повседневной жиз­ни». Она права. Я не могу предста­вить себе ничего более ужасного, чем повседневность бюргерского существования. Крестьяне в нашей долине не имеют времени думать о смысле жизни. Они целиком заня­ты работой, обеспечивающей лишь самые основные жизненные потреб­ности. Но я не могу заниматься не­любимой работой, считаю, что в мире все больше зла именно потому, что люди слишком много думают о материальном.

Я не религиозен, и пассивная покорность судьбе людей моей до­лины приводит меня в отчаяние. Лишь в редкие моменты мне удает­ся преодолеть чувство одиночества и ощутить единство с миром — во время восхождения. И только тогда, в крайнем напряжении всех духов­ных и физических сил освобождает­ся мое Я. Чтобы пережить это чувство неотделимости от мира, я должен подойти к границе моих физических возможностей, а для этого нужно одиночное восхожде­ние на сложную стену, на большой высоте, с предельной нагрузкой и полным утомлением.

Моим злейшим врагом на пути к цели является страх. Я очень трусливый человек и, как все трусли­вые люди, стремлюсь победить свой страх. Победа над страхом делает меня счастливым. Я трижды в одиночку выходил на Нангапарбат, трижды из-за страха поворачивал назад, пока не набрался сил преодо­леть себя и дойти до вершины. Я хо­чу быть сильнее собственного страха, ради этого я снова и снова ищу опасности.

Именно в этих попытках преодо­леть одиночество через познание пределов своих возможностей и стать господином своего страха, ви­жу я смысл жизни. Каждый спуск с вершины для меня не столько возвращение в жизнь, сколько расставание с отрезком прожитой жизни, небольшая смерть. Моя бывшая жена Уши считает, что эти поездки все более отдаляют меня от людей. Может быть, она и права. Я страдаю от того, что во время экспедиций не остается времени на общение с людьми. Что-то бес­покоит меня, как будто я должен успеть на поезд, или совершил побег и меня разыскивают. И я приговоре