ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. VIA DOLOROSA 6 страница
— А скажи, — приставала Инна, — а скажи… — Это твой черный день, — сказал Жора, — держись! Юра улыбнулся: — Черные дни мои давно позади. — Я тебе верю, — сказала Инна, — но… — Да, — едва слышно сказал Юра, — убивал. Он кротко стоял перед Инной, как стоят перед иконой, потирая свои пальцы и не мигая, смотрел через притемненные стекла своих очков прямо Инне в глаза. В эти недолгие секунды Инна была похожа на беспомощного щенка. Между ними повисла короткая тишина, затем Юра добавил: — Да убивал, — сказал он.— Как мух! Инна только сглотнула и ничего не сказала, а Юра уселся на диван и добавил: — Мою работу всегда сопровождали одиночество и смерть. Так что… — Но ты же убивал живых людей? — набросилась на него Ната. — Ошибаешься — мертвых, — ни на секунду не задумываясь, сказал Юра, — и не людей — нелюдей… Для меня они были мертвыми. — Как ты мог знать? — спросила Инна. О том, что Юра убивал мертвых, у меня не было никакого сомнения. Я всегда знал, что он делил мир людей на живых и мертвых. Как Иисус. Эти мертвые, по его теории жизни (или смерти) тянут мир на дно пропасти. Поэтому, по его мнению, они и должны быть… Нет, не уничтожены! Они не должны мешать жить! А вести их отстрел… Мне казалось, что Юра это понимал: всех не перестреляешь. Он просто… Ему просто… Хобби, вот!.. Это для него было просто хобби!.. Хобби?! Если честно — я не знал ответа на этот вопрос. — Господи, какая дикость! — возмущалась Юля. — Лишить человека жизни, — поддержал ее Стас, — это значит лишить жизни сто миллионов удивительных существ, обладающих… — Ошибаешься, — сказал Юра, — мертвые не могут ничем обладать, они же во власти тьмы! Там света нет, а значит нельзя ничем обладать… По всему было видно, что ему было лень тратить слова на разъяснения. — Тинку бы ещё найти… У Жоры искрились глаза, когда он произносил имя Тины. Он вопросительно посмотрел на меня, мол, что новенького? — Да-да, — сказал я, — скоро-скоро… У меня всё готово! — Всё? — переспросил Жора, не отводя взгляда. Я кивнул: да. — Смотри у меня, — он погрозил своим толстым указательным пальцем, — не подведи… Я едва сдержал себя, чтобы не поклясться. «Тинку бы ещё найти». Ищи-свищи свою Тинку!.. Я ведь даже представить себе не мог, с чего начать эти поиски этой самой Тинки! Найду — удавлю, думал я. Итак, мы снова были все вместе! И нас собрала Пирамида! Никому из них это, правда, и в голову не пришло. Только я это знал и, пожалуй, Жора, который без всяких сомнений теперь был уверен, что пришло время новых побед, а все неудачи и поражения остались в прошлом. Признаюсь, я очень обязан всем этим удивительным и неординарным людям. И никогда то, что мы пережили и сотворили, не покинет мое сердце и память. Глава 13 Пока я гонялся по свету за Аней и Юрой, Жора с ребятами, дай Бог им здоровья, проделал огромную подготовительную работу. Он восхищался: — Это был сильнейший мозговой штурм! Целая вереница проблем одна за другой были решены в считанные дни. Мы расчистили плацдарм для строительства, вычистили, так сказать, авгиевы конюшни, в общем сделали все lege artis. Я надеюсь, тебе понравится. — Я уверен, — сказал я. Меня ведь на самом деле ничуть не интересовало, как им удалось достичь запланированных результатов, для меня важно было, что они спелись. Я хотел только одного — сбить их в крепкую команду, в единый кулак, склеить, скрепить… — Нам нужно было хорошенечко въехать в тему, — сказал Жора. — Я тебя понимаю. — И, заметь, все это мы сделали без тебя, — добавил он, улыбнувшись. — Видишь, Скрепнин, — заметила Тая, — мы и без тебя теперь можем… Я обещал ей привезти из Парижа модные клипсы и не привез. — И без Лесика, и без Ушкова? — спросил я. Жора только хмыкнул. — Зато с Инкой и Натой, они у тебя просто… — У нас. — И со мной, — сказала Тая, — я же тоже!.. Юля молчала. Мы собрались с мыслями, сбились в теплую кучку, свились в плотный рой и, уверившись в своих силах, решили: пора! Но не тут-то было. Нужно просто хорошо знать Жору. И опять, уж в который раз, мы собрались как-то вечером. — Что ж давайте-ка, — сказал Жора, — еще раз взвесим камни, которые мы собрали. Он сидел и курил свою трубку. Собирать камни было его любимым делом. Прежде чем штурмовать новые бастионы, Жора любил подвести итог пройденному этапу. — Что мы можем и чего не можем, — сказал он, — и на что мы можем рассчитывать с тем, что мы можем? Все притихли и посмотрели на Жору с нескрываемым любопытством: что еще он нового мог нам поведать? — Итак, первое… Так всегда начинался у нас новый этап. — Мы легко можем получить клон из живых клеток: кожи, крови, спермы, мочи, слюны… Из любых — печени, почки, кишки… — Не тяни, — сказала Инна. — Второе: из ядра мертвых тканей — мумии, формалин, криостат… — Есть и это… — Теперь — известное биополе плюс стволовые клетки с их последующей трансформацией… — Дальше… — У нас есть «Милашка» и стимуляторы роста… — Есть и это. — Наконец, гетерогенный геном, по сути искусственная жизнь на любой заказ, — спасибо Крейгу... — Прекрасно! — Таким образом, в наших руках могучая технология преобразования мира! Пора собирать камни для строительства… — Никто не спорит. — Что ж, да здравствует Пирамида! — Ура! — И здесь очень важно — не переспешить. — Да поможет нам Бог! Будто кому-то из нас было неясно, что назад пути нет! — Юль, ты готова?.. И в тот же день Жора улетел в Швецию. Бжезинский сам позвонил нам и пригласил на заседание клуба. — Заседание клуба? — спрашивает Лена. — Бильдербергский клуб… Я же рассказывал. — Не помню. — Да. Нужно было принимать решение о финансировании строительства Пирамиды. — Это же… Страшно сказать! Это же огромные деньги! — Но и nervus rerum! (Движущая сила! — лат.). Сам Нельсон Рокфеллер вместе с Бушем и Киссинджером предложили нам свое участие, когда Жора убедил их в неизбежности ломки старого мира. — Ломки? — А разве этот мир не заслуживает перемен? Этот мир, как и тот Рим, свое отжил. И правление клуба… — Чем же они занимаются? — Правят миром. Они — все! Правительство мира. Это только кажется, что в странах правят короли и президенты, что есть ООН, Совет Европы и Совет Безопасности, разные другие надгосударственные структуры. Нет. Есть бильдербергеры! Масоны, розенкрейцеры, мормоны… Орден иллюминатов! С тех пор, как… Кстати, этому Ордену — 6000 лет! Ровесник пирамид! С тех пор, как потомки пришельцев вручили шумерским жрецам каменную Книгу власти, эти иллюминаты и замахнулись на абсолютную власть над миром. Потомки разумных рептилий… На протяжении тысячелетий в орден входили лучшие умы человечества. Сами рептилии ассимилировались среди людей, их ДНК ничем не отличается от нашей. Разве что разница в частотном поле… Жора смеялся: — Это инопланетные существа, принявшие образ людей, и клонировавшие людей, как программу по ДНК, для использования в качестве рабов. Он просвещал нас: — Все они появились в Шумере, Египте, а затем в правящих слоях Европы и дальше — мира. Состоят из сорока восьми семейств и все кровно связаны между собой. Они стремятся к установлению Нового Мирового Порядка, единства мира под единой политической, финансовой и религиозной властью... себя любимых... Они изобрели религию для поддержания человека в страхе... Жора даже нарисовал их портрет: — Они отличаются мясистым горбатым носом и оттопыренными ушами. Но главное — это их нечеловеческие глаза. Часто смотрящие в разные стороны как Хамелеоны... Всмотритесь в глаза Ротшильда… Жора показал портрет Ротшильда. — Видите… А вот вам принц Нидерландский Бернхард, который после войны создал Бильдербергский клуб (мировое правительство), в состав которого и входят большинство приведенных тут товарищей... Дюпоны, Рокфеллеры, Онассисы и прочие ящеры… Их символ — всевидящее око. На долларовой банкноте — вот, видите? Жора извлек один доллар и продемонстрировал нам это око. — Но тут есть и наша пирамида! А над ней надпись: «Novus ordo seclorum», что значит — «Новый мировой порядок». Так что теперь мы с ними напрочь повенчаны, — заключил Жора, — их око и наша Пирамида! Как Ленин и партия! Мы, конечно, удивлялись: — Надо же!.. — Самые богатые и влиятельные люди в мире. Это они контролируют выборы во всех странах мира. Кто им нужен, того и избирает народ. Это они контролируют все земные конфликты: нужна маленькая война — пожалуйста! Нужен мир во всем мире — милости просим! Цены на нефть, продовольственные программы, рождаемость и смертность, ядерный арсенал, даже управляемые смерчи и торнадо, рукотворные извержения вулканов и цунами… Все! Все в их руках. Сказано же: правят миром! И цели у нас теперь едины: единое мировое правительство, где правит Дух, а не жалкая плоть… Еле уговорил их! Теперь им постоянно приходится бороться со своей звериной сущностью, рептильей натурой… Чуть не пришибли… — Поговаривают, что они сотрудничают с инопланетянами, — предположила Алла. — Брось. Это же… — Инопланетяне — как источник безграничной власти, — сказал Жора. Тая улыбнулась: — А вы, ты, Рест, Юра, Аня, Юля… Вы, случайно, не инопланетяне? Жора замотал головой: — Ты же видишь — нет! Мы живые, вот, потрогай меня… Я тоже не мог сдержать улыбку: — Ты как Ленин, — сказал я Жоре, — живее всех живых. — А ты зря улыбаешься, — тотчас напал на меня он, — тыыыы… Он сощурил глаза: — Слушай, — сказал он, — а Тинка твоя случайно не инопланетянка? Точно! Тебе не кажется? — Отстрянь!.. — Я просто уверен! Жора смотрел на меня, словно лил сквозь меня раскалённое олово. — Ты мужик или не мужик?! Ты можешь её найти, наконец?! — Да иди ты… — в сотый раз посылал я его. — Бильдербергерша — точно! — уточнил Жора, — ты видел её глаза?! У неё же глаза…— он сделал движение указательным пальцем, словно написал на стене единицу, — как восклицательный знак! С вертикальным разрезом зрачка! Ты видел? Как у… Жора не договорил. Все притихли, уставившись на меня и ожидая моего ответа. На это я лишь рассмеялся! Ну, где и когда я мог видеть её глаза? — Ты еще скажи, — сказал я, — что у неё и кожа… как у крокодила! Вся в чешуе! В пупырышках! И она льёт крокодильи слёзы, когда плачет. — Она не умеет плакать, — сказал Жора, — она не ты! Я не помню, чтобы я когда-нибудь плакал. Один, правда, раз, когда… И Жора видел те слёзы. Но зачем он меня так? Чтобы хоть как-то досадить? Чтобы я, наконец, нашёл эту… эту Тину?! Разве это поможет? — Жор, — заступилась за меня Ната, — твоя Тинка… — Но она точно инопланетянка! — оправдался Жора. Все молчали. — Se non e vero, e ben trovato (Если даже это и неправда, но придумано хорошо. Ит.), — сказала Моника. — И что же твои бильдербергцы? Они согласились? Они готовы отказаться от своих миллиардов, от власти?! — Они — умные! Они не только готовы, — как-то весело сообщил Жора, — они с радостью бросят все свои накопления под ноги совершенству. Упадут ему в ноги! — Ты меня удивляешь! — Они и сами были удивлены своему решению. Но потом, когда все было учтено и просчитано… — Где же выгода? В чем их бонус? Жора дернул плечами: — Ты меня удивляешь: принципы! Наши принципы! И-и-и… решение всех проблем. Всех земных проблем. Мир спасен! — разве это может быть кому-то невыгодно?.. Я так им и сказал: «Теперь вы — как боги!..». — И они?.. — И они подписали чек. — На какую сумму? — На всю сумму стоимости нашей планеты: море денег… Ведь сегодня деньги — это… — Эквивалент труда. — Да, чтобы мир избавился, наконец, от денег нужен беспримерный труд, работа до кровавого пота, и для этого необходимо много денег. Вот такой замкнутый круг. Порочный и позорный круг, разорвать который под силу лишь совершенству. Да! Совершенство — всесильно! Наши принципы… Материальная нищета — это добровольная жертва нашего духа! Это — как распятие Христа! И вот еще что: самая сильная власть на Земле — это власть над совершенством. Это и есть истинное совершенство. — Так много совершенства, — фыркнула Тая. — C’est la vie! (Такова жизнь! — фр.). Глава 14 Я не уверен, что в своем рассказе придерживаюсь хронологии, но все события, которые произошли, все, что с нами случились, изложены, на мой взгляд, достаточно точно и подробно. Я допускаю, что в этой последовательности могут быть прорехи, но отдельные эпизоды до сих пор стоят у меня перед глазами так отчетливо и ясно, будто все это было только вчера… Иногда я позволял себе с кем-нибудь вырваться из объятий умопомрачения, этого ига совершенствования. Нередко с Юлей. Мы забирались в самые отдаленные уголки Земли… Ночью там, на юге, сквозь быстрые белесые облака светили огромные яркие звезды, на дождь и намека не было, утро было тоже солнечное, верхушки гор еще не охвачены заревом, не пылали золотом, но вот-вот луч коснется и их. Небо не фиолетовое, не голубое и не синее, высокое и чистое, как лестница Иова. Никакого грома, никакой музыки, только крики чаек, которые летают и над поселком, да шелест листвы платанов. Воздух свеж, никаких запахов, даже лавровые кусты не пахнут. Я даже Тину здесь забывал! Не знать её до такой степени, чтобы даже не вспоминать, было для меня сладостным упоением — такого не может быть! Год тому назад я дал себе слово к нынешней осени выпустить брошюрку, листов тридцать шесть — сорок. «Стратегия совершенствования». Как, не страшась страданий и самой смерти, жить на земле? Мне казалось, что я сумею рассказать людям, донести до каждого правду жизни. Все, что сказано до меня Сократом, Сенекой, Спинозой и Фрейдом тоже правда. Библия, Веды, Коран и Талмуд ответили на все вопросы бытия. Почти на все. Почему же человечество несчастно? — Пирамида, — сказал тогда я, и рассказал еще раз о том, что сам пережил и выстрадал. — Египтяне, — спросила Юля, — каменные глыбы? — Нет-нет, — сказал я, — это Пирамида Духа. Человек осваивает, завоевывает планету… Численность населения растет, и его волнует проблема больших городов. Здесь, на Земле, мы уже так наследили, что теперь должны входить в Храм жизни, хорошенько вытерев ноги… — Об этом можно где-нибудь прочитать? — Вот, держи! Эта книжонка сегодня идет нарасхват. — Что это, твоя Нобелевская речь? — «Стратегия совершенствования». — Та самая инструкция? — Там же сказано: «Стратегия». Ни один Юлин жест, ни одно ее слово меня не раздражали, даже ее привычка отвечать вопросом на вопрос: «А ты?». А ее неумение справиться с обычным пистолетом, когда мне приходилось рисковать и ее жизнью, меня просто восхищало. — Рука, — говорю я, делая резкий поворот вправо, — рука… И когда машину выравниваю, снова бросаю: — …прямая! И снова ору: — Рука — прррямая!.. — Я помню, — едва слышно говорит Юля и разряжает всю обойму в преследующего нас мотоциклиста. Только потом, в постели, я шептал ей на ухо слова благодарности и признательности. На нас уже тогда охотились как на зайцев. Из движущегося с бешеной скоростью автомобиля этот мир разглядеть невозможно. Но и, сидя за рулем, тоже нельзя наслаждаться картиной мира. Я ловил себя на мысли, что иногда даже любуюсь этими пальмами, освещенными лучами заходящего солнца, этими дальними синими вершинами гор, этой золотом залитой поверхностью океана... А ведь я хотел коренным образом изменить эту жизнь. Зачем? — Почему ты не отвечаешь? — спрашивала Юля. Если бы я знал ответ. — Разве строя свою Пирамиду, — спрашивает Юля, — ты не плетешь новые сети для человечества? Я и сам над этим не один раз задумывался. Я помню, что что-то о сетях недавно читал у Марка Аврелия или у Сенеки, кажется — у Сенеки. Да, у Сенеки. Я помню прочитанное дословно: «Никому из смертных не сравниться с пауком в тканье». Я делаю для себя новое открытие: я — паук! — Не плетешь? — спрашивает еще раз Юля. — Ткут пауки, — отвечаю я. — Да нет, — уточняет Юля, — я в том смысле, что ты — как ловец человеков… Я помню из Сенеки и следующее: «Этому искусству не учатся, с ним рождаются». Разве я рожден со способностями каменщика, строителя Пирамид? Попросту говоря, не масон ли я? — Ловцы человеков — апостолы, — разъясняю я, — я же — паук, человек — паук… — Не обижайся, пожалуйста, улыбается Юля, — ну, плз, я же… Ее «плз» звучало упоительно! — Обижаться, — повторяю я, — это удел холуев и лакеев, ты сама говорила — удел горничных… Глава 15 Сначала мы, конечно, смоделировали Пирамиду. От а до я. Каждый винт, каждый болтик… Каждый ген и его фенотип! — Как такое возможно? — спрашивает Лена. — Нам удалось! Вся Америка, да что там Америка — весь мир ринулся к нам в помощники. Да-да, ученые всего мира считали за честь участвовать в этом проекте. Мир ведь зашел в тупик. Каждый здравомыслящий политик понимал, что цивилизация на краю гибели. Армагеддон вошел в каждый дом, и только слепой не мог этого не видеть. Особенно старался Римский клуб. Каких только прогнозов и моделей будущего не напридумали! Но все они сводились к одной — край! И вот наша «Стратегия совершенствования» стала началом координат нового времени, точкой отсчета. Это был всевселенский, небывалый доселе мозговой штурм! Лучшие умы мира!.. Мы работали, не разгибая спин, мозги гнулись и плавились… Никто уже не варился в собственном соку, мы пили коктейль всеобщей свободы мышления. Архитекторы новой жизни, мы участвовали в преображении мира, и каждый чувствовал себя богом. И социальная инженерия дала свои плоды. Мы создали нашу виртуальную Пирамиду, тысячи компьютерных персонажей… — Цивилизационные игры? — спрашивает Лена. — Что-то похожее. Как когда-то для поиска Юры, ребята из «Google» создали нам его виртуальную модель («Шныру»), так и сейчас мы построили компьютерную модель Пирамиды, собственно, модель идеального социума, если хочешь, — Града Божьего! Да-да, именно!.. Этакую всеядную плерому! Над нею трудились уже давно, с того самого момента, когда Жора еще в Москве познакомился с Мишкой Брином и его сыном Сергеем. Вернее, с тех самых пор, когда Жора по-настоящему уверовал в Пирамиду, в неизбежность ее построения. Модель была великолепна, знаешь, просто блистательна!.. Это был рай! Люди там жили, как во времена Адама. Все деревья познания добра и зла мы, конечно же, повыдергивали с корнями. Еву сразу же одели в красивые, но скромные одежды, и все яблони заменили на пальмы. Адам стал садовником… Что же касается змия-соблазнителя, то из него мы сварили уху… Мы наделили каждого такими качествами, такими добродетелями!.. Это была виртуальная страна Совершенства, Новая Атлантида, если хочешь, — Царство Небесное… — И Иисус… — С Иисусом не все так просто, как кажется. Быть может, поэтому у нас и пошли потом сбои. Но модель — это всего лишь модель, нам же нужны были живые люди… А модель была лишь подсказкой, штампом, матрицей, обычной инструкцией, но она помогла нам верно выстроить свою стратегию достижения цели. Ну и тактику, конечно, и каждый наш шаг. Тысячи компьютерных персонажей с нашими апостолами во главе мы расселили в виртуальном мире и дали им полную свободу действий — живите! Сейте, пашите, стройте жилье, производите товары и машины, творите, любите, рожайте детей… — Прекрасно! И что?.. — Мы натоптали их геномы всеми известными добродетелями, известными человечеству: никакой борьбы, никаких войн, никаких революций… — Да-да… И?.. — И эта виртуальная цивилизация… Можно скептически ухмыляться, но дело обстоит именно так: близок, как никогда близок конец эры греха, мир на новом витке развития; вот-вот настанет день, когда горб мира выровняется, когда животные страсти (это же атавизм!) изживут себя, и только в книжках можно будет прочесть о змеиных уловках человека прошлого, о волчьих его повадках, лисьей хитрости, слоновьей нерасторопности и заячьей трусости… О нечеловеческой страсти к накопительству, жадности, скупости, скряжничеству и нещедрости… И вот все это умрет навсегда. Можно над этим смеяться, но совсем скоро каждый увидит это собственными глазами. Мы вбили себе в голову, во что бы то ни стало достичь желаемого результата, брались сразу за несколько дел и, конечно же, совершали ошибки. Не понимаю, как от этих беспрестанных, упорных и чрезмерных усилий мы не сошли с ума. Страсть к совершенству превратила нас в маньяков. — Да уж… Вы просто сдурели! — восклицает Лена. — Мы освоили методику выращивания нейроцитов in vitro в лабораторных условиях, а потом… — In vitro!?. — Мы вырастили мозг не только Эйнштейна, но и твоего любимого Маркса, и Пригожина, и Макиавелли... «Голова профессора Доуэля»! Да-да, голова как источник знаний! Головы просто кишмя кишели… Эхнатон, Сократ, Августин, Леонардо… — Брось… — Ага!.. Целая череда голов!.. Цезарь, Наполеон, Галилей с Ньютоном… Все с глазами ангелов и с распоротыми напрочь ртами — жрать!.. Все хотели есть, не переставая. Головами!.. — Зрелище, надо сказать, не совсем… — Не совсем! Совсем не… Гаврилишин нам помог в экономике… И в случае необходимости мы использовали эти головы при мозговом штурме для решения трудноразрешимых проблем. — Вы брали напрокат мозг Эйнштейна? — спрашивает Лена. — Да, на пару часов, на сутки... Это был коллективный мозг. — Коллективный мозг и брейн стоминг? — Да. Это был и кабинет министров, и парламент, и конгресс, и кнессет, здесь была и Палата лордов, и Дума, и Совет старейшин, объединены все формы правления. И не было короля. Ни короля, ни президента, ни шейха, ни… Правила, собственно, машина. Она принимала решения, предлагала несколько вариантов и прогноз развития тех или иных событий. Учитывалась каждая мелочь, способная изменить в будущем ход истории. — Такая как?.. — Да любая, самая незначительная на первый взгляд, скажем, глянец плеч Жозефины или блеск глаз Таис… — Блеск глаз? — Неодолимый признак творческого потенциала любого вождя. — Улыбка Джоконды? — Да, кокетство — как двигатель прогресса. — И не было никакой борьбы за власть? — Никакой... — Никаких партий, идеологий? — Они не имели смысла. Любая идеология — это пустышка, поскольку каждый день жизнь преподносит такие уроки существования и развития, какие невозможно предусмотреть никакой идеологией. Идеология — это догма, тормоз и враг развития, застывшая, окаменевшая мысль. Застывшая лава еще вчера грохочущего и брызжущего и брюзжащего якобы новыми мыслями политического вулкана. Это рудимент политики, анахронизм. Подчинившись какой-либо идеологии и следуя ей, общество заливает свои легкие суперпрочным цементом. У такого общества нет будущего, поскольку оно перестает свободно дышать. — Даже Америка, даже Китай? — Даже Лихтенштейн и Монако. — И Ватикан? — Пока белый дым вырвется из трубы на свободу, не одна голова претендента на роль Папы рухнет на плаху святого престола. — Значит, роль каждого игрока в этом вертепе... — Да, весь мир — театр… И битва за трон никогда не выявит победителя. Совсем скоро мир станет един, как… — Невероятная скука! — Ты не поняла: един — не значит однообразен. Он будет един, но разнообразие его будет таким же пестрым. Ведь для этого Бог и дал каждому из нас по три с половиной миллиарда нуклеотидов. Чем выше гетерогенность системы, тем она устойчивее и ее энтропия неизменно растет. Единство мира в его генофонде, а проявление, манифестация, вся феноменология жизни, останутся бесконечно яркими и богатыми. Традиции, чувства наций по-прежнему должны уважаться. Никаких шовинизмов, нацизмов и национализмов. Никаких расизмов! Все авгиевы конюшни геномов будут напрочь очищены от всех скотских поползновений. Мы понимали, что вполне возможно, именно это неясное, расплывчатое, чисто абстрактное представление о Пирамиде и являлось камнем преткновения, вызывая среди нас споры, недомолвки и даже мелкие ссоры. И все же меня радовало, что каждая такая стычка проясняла какую-нибудь деталь, линию, штрих в строящемся сооружении, просветляла наше будущее. Я радовался даже чашечке кофе, которая объединяла нас за завтраком и особенно партии в теннис, когда, проиграв свой сет, Инна искренне казнила себя за неудавшийся эйс и потом просила меня подавать ей мячи для отработки техники подачи. Но самую большую радость мне доставляли минуты общения с Аней, живописные минуты искренней радости, деля которые на двоих, мы были счастливы. Поздним утром, медленно выбравшись из ленивой постели, раздвинув полоски жалюзи и удостоверившись, что небо чисто от туч, она, тотчас распахнув окна настежь и встав на цыпочки, тянулась руками и всем телом к уже высокому солнцу… И вдруг начинала петь… — Ты был счастлив с ней? — спрашивает Лена. — Она была неравнодушна ко мне. — И Юля тоже… — Ага… — А с Тиной? — спрашивает Лена. — Её равнодушию не было предела, — говорю я, — она же сангвиник. Полный!.. Понимаешь — полный!.. Переполненный до краёв!.. — Что это значит? — А я — абсолютный холерик! Как мы могли бы… Поясни — как?! — Как плюс и минус. — Что? — Что могли-то? — Всё!.. Глава 16 Юлиному любопытству не было предела: — Расскажи, расскажи еще раз об этом чуде… — О каком чуде? — О любви… Юля, как всегда, открыто посмотрела мне в глаза. — О любви?.. О любви ты все уже знаешь. — Каждый раз ты рассказываешь по-новому. Я не помню, что вообще когда-либо рассказывал ей о любви. Между слов можно было, конечно, прочесть, что мне доводилось в жизни испытывать это чувство, но чтобы об этом кому-то рассказывать — нет. О любви не расскажешь словами. Все что сказано, считаю я, сказано неверно и, наверное, впустую. Любовь молчалива, нема. И каждый знает, что это такое. Облечь в слова — значит фарисействовать, даже юродствовать. Мы ведь произносим слова для того, чтобы за них спрятаться. Чтобы мир знал нас такими, какими мы хотим ему казаться. — Чудо любви непостижимо, — говорю я. — О том, кого мы любим, мы рассказываем меньше всего. Мы просто знаем, что любим. И все слова, сказанные об этом, кажутся никчемными и даже ложными. У этих слов нет никакой надежды выразить это чудо. Любовь — это Бог. Она не признает разговоров всуе. — Значит, ты считаешь… — Не надо считать. — Что же, по-твоему… — Нет-нет, — говорю я, — любовь — это такая природа и такой порядок вещей во Вселенной… Юля не понимает: — Порядок вещей?.. — Нет смысла писать какие-то там законы сосуществования между людьми, если они не пронизаны, не наполнены духом любви. — И в твоей Пирамиде все законы наполнены… — Переполнены, — говорю я, — а как же!?. А как бы Тина определила свою формулу любви? Я был потрясен: вдруг возникшее напоминание о какой-то виртуальной Тине просто ошарашило меня: при чем тут Тина?! Что она, по сути нечто воздушное и неуловимое, пёрышко Жар-птицы, что она может знать о любви? О моей любви к Ане, к Юле или к Людочке?.. Или, скажем, к… Да мало ли… Стишки? Может быть… Но что могут сказать стихи об этом божественном чуде? «Любовь не вздохи на скамейке»? Или «Я помню чудное мгновенье»? Хо!.. А и правда — что? И я, не давая себе отчета в своих действиях, стал лихорадочно искать Тинин томик стихов. Что если там откровение, ну да, вдруг там есть эта формула… Куда же я его задевал? — Что ты ищешь? — спрашивает Юля. — Вот, — говорю я, взяв с книжной полки увесистый том, — вот послушай… — Что это? — Точка зрения, — говорю я и читаю: «Смысл любви состоит в том, чтобы с трудом отыскать бабу, которая органически не способна тебя полюбить, и бухнуть в нее все: душу, мозг, здоровье, деньги, нервы…». — Кто это? — спрашивает Юля. — Твой современник. — Что же по-твоему самое страшное для любви? Я это уже говорил: разочарование. Юля в полной растерянности: — И ничто ее не может спасти? Я и это уже говорил: истинной любви, что от Бога, не нужны костыли и подпорки. И всё же, и всё же — что такое любовь? Любовь, думаю я, — это бездонная чаша, любишь — пей, хоть залейся, а разбил — не склеишь… Вдруг пришло на память: «…он крючками зрачков по распятому телу блуждал … вдосталь …не было слез…просто засуха…не было сил … нож шагал напролом… что ему до текучей воды…он любил меня так этим светлым холодным клинком… и просил меня выждать и выжить…». — Что это? — спрашивает Юля. — Это — любовь! — отвечаю я. Юля смотрит на меня, словно видит впервые. — Своими ответами, — говорит она, — ты открываешь двери не для разъяснений, но для проблем. — Проблем? Разве у нас возникли проблемы? — Проблем нет, но уже, кажется, слышен скрип двери. Никакого скрипа я тогда еще не слышал. Но Анин вопрос не выходил у меня из головы: «Что-то случилось?».
Популярное: Почему человек чувствует себя несчастным?: Для начала определим, что такое несчастье. Несчастьем мы будем считать психологическое состояние... Личность ребенка как объект и субъект в образовательной технологии: В настоящее время в России идет становление новой системы образования, ориентированного на вхождение... Как вы ведете себя при стрессе?: Вы можете самостоятельно управлять стрессом! Каждый из нас имеет право и возможность уменьшить его воздействие на нас... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (322)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |