Социально-политический экстремизм

Важнейшая плоскость внутригосударственной жизни — классово-политическая. Индивиды в современном обществе разделены не только по национальному и религиозному, но также и по классовому признаку.

Феодальное общество (название впервые предложено Ш. Монтескье) было обществом сословным. Каждый индивид в нем по рождению принадлежал к одному из трех сословий — дворянству, духовенству или «треть­ему» (низшему) сословию, составлявшему основную массу народа. Первые два сословия были привилегированными в политическом, духовном и экономическом отношении. Только их представители могли входить в органы политического и духовного управления обществом (нацией), и только они могли владеть землей — главной производительной силой того общества. Третье же сословие составляли в основном крестьяне, но, по мере развития и усложнения национального хозяйства все большую и большую роль в нем начинали играть горожане (бюргеры, буржуазия) — ремесленники, торговцы, ростовщики, рабочие-поденщики, моряки-рыбаки, юристы, светская интеллигенция и всякого рода прислуга (служащие).

Буржуазные революции на Западе отменили сословные привилегии, а во Франции, кроме того, и лишили дворян и священников большей части их земель и другой собственности. Все граждане получили теперь равное право занимать в государстве любые должности в сфере политического (военного и гражданского) и духовного (религиозного и светского) управления, а также — право владеть землей и другими средствами производства. В результате этих реформ политическая и духовная власть были отделены от власти экономической. Обладание высшей политической и духовной властью теперь не связывалось с обладанием земельной и другой собственностью, равно как и обладание крупной собственностью не гарантировало ее владельцам обладание политической и духовной властью. Однако сами эти три власти — политическая, экономическая и духовная — никуда не исчезли. В состав элитарных классов вошли теперь другие люди, но сами эти классы сохранились и в буржуазном обществе. Изменился только принцип (порядок) их формирования.

Каков же этот порядок? Официальная идеология буржуазного общества (под лозунгами которой и совершались буржуазно-демократические революции[79]) провозглашает примат личных достоинств, способностей и талантов правящих индивидов. Обществом должны управлять самые способные и достойные, которые должны приходить к власти в честной конкурентной борьбе, и в этой борьбе всем гражданам должны быть представлены равные возможности. Побеждать должны лучшие. Однако марксистская теория (и социалистические учения вообще) утверждают, что в буржуазном обществе правят не самые лучшие, а самые богатые. Фактически, во всех сферах (и особенно в политической) господствуют те, кто сосредоточил в своих руках основную массу материального богатства нации, а неимущие, в силу этого, вынуждены занимать в нем положение управляемых. Поэтому марксисты призывают уравнять всех индивидов не только в их правах, но и в их реальном отношении к национальному богатству — к основным средствам производства, которые должны быть обобществлены (национализиро­ваны). Только таким путем, по их мнению, в обществе может быть окончательно уничтожено всякое классовое неравенство и сами классы.

Однако авторы так называемой теории элит (Г. Моска, В. Парето и др.) указывают в ответ на это, что деление общества на верхи (элиту) и низы (массы) неустранимо никакими манипуляциями с собственностью. Даже и при полном коммунизме, утверждают они, избранное меньшинство будет составлять круг правящих, а серое большинство — массы управляемых. «Многие думают, — писал В. Парето, — что, если бы можно было найти рецепт устранения «конфликта между трудом и капиталом», исчезла бы и классовая борьба. Эту иллюзию разделяет многочисленный класс тех, кто путает форму с содержанием. Классовая борьба — лишь форма борьбы за жизнь, а то, что именуют «конфликтом между трудом и капиталом», — лишь форма классовой борь­бы. В средние века можно было думать, будто с исчезновени­ем религиозных конфликтов в обществе наступит мир. Религи­озные конфликты были только формой классовой борьбы; они исчезли, по крайней мере отчасти, и их заменили социальные конфликты. Представьте себе, что утвердился коллективизм, что «капитала» больше нет; ясно, что в таком случае больше не будет конфликта с трудом, но это будет означать, что исчезла только одна форма классовой борьбы; ее заменят другие. Воз­никнут конфликты между разными слоями трудящихся социа­листического государства, между «интеллектуалами» и «неин­теллектуалами», между разными типами политиков, между ни­ми и их подчиненными, между новаторами и консерваторами. Действительно ли есть люди, не шутя полагающие, будто с на­ступлением социализма полностью иссякнет источник обще­ственных новшеств? Будто фантазия людей не породит уже новых проектов, будто интерес не побудит некоторых принять эти проекты в надежде занять более весомое место в обще­стве?»[80].

В этом, несколько путанном пассаже, просматривается все же та справедливая мысль, что борьба экономических классов в обществе есть только частный случай классовой борьбы вообще. Общество неустранимо разделено на высшие и низшие классы, и экономическая форма их разделения есть только одна из форм. Но, кроме нее есть еще деление на политическую элиту и массы, деление на духовную элиту и массы, деление на другие элиты и другие массы. Имущественная элита — это только одна из элит. А кроме того, конфликт интересов и классовая борьба существует не только между высшими и низшими классами (то есть, не только «по вертикали»), но и внутри самих высших и низших классов (то есть, и «по горизонтали»).

Однако, при всей справедливости этого тезиса элитистов, дело все-таки заключается в том, по какому принципу формирует (отбирает) буржуазное общество свои правящие элиты. Одно дело, если конкурирующие индивиды в нем могут рассчитывать только на свои личные достоинства, полученные ими отчасти от природы, отчасти — от собственных усилий по самовоспитанию и самообразованию; и другое дело, если таким принципом является унаследованное элитарными индивидами от родителей и предков материальное богатство, дающее им заведомые преимущества в конкуренции с индивидами из низов В буржуазном обществе законным и справедливым (согласно официальной идеологии) признается только первый принцип отбора элит. Однако на практике в нем господствует в основном второй. Деление на элиту и массы неустранимо, но дело в том, как именно формируется элита в современном буржуазном обществе.

Социалистическая революция в России была попыткой устранить в обществе преимущества, даваемые от рождения индивидам из имущих классов, и освободить конкуренцию граждан от влияния этого несправедливого фактора. И на первых порах коммунисты достигли в этом неоспоримых и впечатляющих успехов. Советская политическая и культурная элита 1930-1950-х годов демонстрировала явное превосходство над элитами буржуазными. Именно усилиями и достижениями этой новой элиты Советский Союз в кратчайший исторический срок был поднят до уровня мировой сверхдержавы. Однако и в условиях общественной (государст­венной) собственности на основные средства производства добиться справедливого равенства возможностей граждан не удалось, так как это противоречит самому принципу неравного вознаграждения победителей и проигравших. Ограничиться здесь одними только моральными (морально-психологическими) благами — уважением, славой, почетом, признанием и т.д. — не удалось. И советское общество было вынуждено прибегнуть также и к неравному материальному вознаграждению элитарных слоев. А вместе с этим в обществе возродилось и имущественное неравенство, передаваемое по наследству, которое стало играть в конкурентной борьбе советских граждан ту же самую роль, что и в обществе буржуазном. Новая советская элита довольно быстро «обуржуазилась». Посетивший в 1920 году Россию Б. Рассел писал о большевиках так: «Жизнь в современной России, как и в пуританской Англии, во многих проявлениях противна человеческой природе. Если большевики все-таки потерпят поражение, причина этого будет та же, что и у пуритан: начиная с какого-то момента люди не выдержат суровой жизни, они возжаждут наслаждений и покоя больше всех других благ вместе взятых»[81]. Так оно и случилось. В итоге советская элита деградировала столь же быстро, как и расцвела. Хватило всего двух-трех ее поколений. А вместе с перерождением этой элиты утратила свою жизненность и социалистическая идеология, место которой вновь заняла идеология буржуазная.

Какова же классовая структура современного буржуазного общества? В современной западной социологии в качестве основы классовой стратификации чаще всего используется не размер принадлежащей индивидам собственности (как предлагается в марксистской теории), а уровень их доходов.В соответствии с этим, американское общество, например, делится сегодня на высший класс (5% населения), средний класс (40-45%), рабочий класс (30%) и низший класс (20% населения)[82]. При этом примерно половина населения в США имеет сегодня доходы выше среднего уровня, а другая половина — ниже среднего уровня. И действительно, даже и с марксистской точки зрения, было бы грубым упрощением делить буржуазное общество только на два класса — имущих и неимущих, потому что и сами «иму­щие» делятся на малоимущих, «среднеимущих», «многоиму­щих» и сверхбогачей («олигархов»). По справедливому замечанию М. Вебера, имущественное деление общества — это не дихотомический раскол индивидов на два основных класса (как казалось Марксу и Энгельсу[83]), а некоторая их градация, более или менее плавный переход от одного имущественного состояния в другое, от низшего — к высшему.

В то же время одного этого, чисто количественного показателя, несомненно, недостаточно. Даже оставаясь и в рамках чисто хозяйственного, экономического подхода, мы можем отметить, что важнейшее значение в данном отношении имеет еще и вид деятельности, с помощью которой обеспечивается индивидам тот или иной уровень дохода. Одно дело — престижный и необременительный, интеллектуальный труд (пусть и не приносящий в данный момент сверхвысоких доходов), и другое дело — тяжелый, опасный и вредный физический труд, пусть и высокооплачиваемый на данном этапе. Первый вид деятельности носит достаточно стабильный и перспективный для его субъектов характер, второй же — бесперспективен и готовит работникам быструю и плохо обеспеченную старость. Поэтому даже и в рамках такого, узко экономического подхода, к высшим, средним и низшим классам общества следует относить индивидов если и не по размерам их собственности, то с непременным учетом той формы деятельности, которой они вынуждены обеспечивать свое материальное существование. Этот факт отражается отчасти в практикуемом в современной социологии делении всех работников еще и на так называемых «белых воротничков» (интел­лектуализированный труд) и «синих воротничков» (физи­ческий труд).

Однако и самого этого ограниченного — экономического — подхода, как уже сказано, недостаточно. В этом отношении следует обратить внимание на концепцию классов, представленную в свое время М. Вебером, который к марксистскому (экономическому) делению общества на классы добавил еще и деление индивидов на политические классы (страты), обладающие различной степенью власти (политики высшего уровня — политики и чиновники среднего и низшего звена — безвластная политическая масса), а также еще и деление на «престижные статусные группы». Однако концепция классов М. Вебера (как и все остальные его теории) выражена слишком тяжелым и туманным языком. «Как и Маркс, — отмечают известные российские социологи, — Вебер не дал точного определения классов, хотя посвятил вопросам статуса, класса и партии несколько статей и глав в разных книгах. Сложный концептуальный язык и отсутствие дефиниций в общепринятом смысле слова затрудняют специалистам понимание его учения. То он разводит понятия «класс» и «статусная группа», то объединяет их, получая «классовый статус». То применяет те же термины, что и Маркс, а именно «аристокра­тия», «крестьянство», «буржуазия», «пролета­риат», при этом четко не различая их, то настаивает на употреблении других, вновь введенных терминов типа «позитивно привилегированный класс», «негативно привилегированный класс», «стяжательный класс, находящийся в негативно привилегированной ситуации» (речь идет о рабочем классе) и др. Возможно, что по этой причине в различных публикациях о Вебере можно найти самые разные трактовки веберовского учения, которые порой противоречат друг другу. По мнению английского социолога Ф. Паркина, Вебер так и не сформулировал ясной и систематической теории классов. С Паркином солидаризируются В.В. Радаев и О.И. Шкаратан: «У Вебера нет четкой классовой структуры капиталистического общества, поэтому разные интерпретаторы его работ дают несовпадающие перечни классов»[84].

Если же говорить о теории стратификации Вебера в самых общих чертах, то, по мнению большинства исследователей его творчества, в основании деления лежат у него три фактора, или три измерения: «(1) Экономический статус, или богатство, как совокупность всех материальных ценностей, принадлежащих человеку, включая его доход, землю и прочие виды собственности. (2) Власть как возможность подчинять своей воле других людей, поступать лишь по собственному усмотрению — основа политического статуса. (3) Престиж — основа социального статуса — как признание и уважение достоинств субъекта, высокая оценка его поступков, являющихся образцом для подражания»[85].

Самое трудное для понимания и самое туманное по выражению у М. Вебера — это его третье, «статусное» деление. Размеры имущества или власти, которыми наделены индивиды, поддаются более или менее точному объективному измерению. Степень же престижа статусной группы такому измерению и определению поддается с гораздо большим трудом, хотя современные социологи и умудряются измерять ее с помощью опросов[86].

Однако при этом трудноуловимым остается само понятие престижа и статуса. Относительно этого понятия можно сказать, что М. Вебер, с одной стороны, действительно, выделяет в обществе нечто очень важное, не улавливаемое грубой и односторонней марксистской теорией, но, с другой стороны, он не может дать этому четкого концептуального выражения, спутывая и смешивая разные плоскости анализа[87]. На наш взгляд, адекватное выражение всему этому можно придать на основе введенного нами выше основного разделения внешних ценностей, за которые борются в обществе и конфликтуют индивиды. Таких основных видов ценностей мы выделили четыре — материальные ценности (богатство), политические ценности (власть), духовные ценности (религия и идеология) и социально-психологические ценности (почет, уважение, слава, поклонение и т.д.).

Именно обладание последнего вида ценностями и выделяет в обществе то, что можно назвать социальной (не экономической, не политической и не религиозно-духовной) элитой. К ней относятся люди, получившие в обществе наивысшее признание, славу, почет и уважение (а также — поклонение, обожание и т.д.). Это — ученые, писатели, моралисты, общественные деятели (в том числе так называемые «правозащитники»), а также выдающиеся спортсмены, звезды шоубизнеса, журналисты, комментаторы, аналитики и т.д., то есть люди, стяжавшие национальную или мировую славу и признание вне бизнеса, вне политики и вне религиозно-духовной сферы. Бизнесмены входят в круги высшей экономической элиты при накоплении ими достаточных капиталов, что позволяет им контролировать значительные сферы материальной жизни общества. Политики входят в круги высшей политической элиты при достижении ими высших государственных или партийных постов. Религиозно-духовные деятели достигают высшего положения в своей сфере при достижении ими высших постов в церковной организации (митрополит, патриарх, высшие улемы в исламе и т.д.). А социальной элитой общества становятся те, кто достигает высшего признания в обществе, высшей славы, почета и уважения (обожания). И во всех этих сферах есть также и средние и низшие слои, обладающие указанными социальными ценностями в гораздо меньших размерах или почти совсем не обладающие ими.

Таким образом, в обществе существуют и переплетаются четыре вида классов — экономические, политические, духовно-религиозные и социальные. Любой индивид входит одновременно во все эти классы, но при этом он может занимать в них разное положение. Какой-нибудь олигарх, занимая высшее положение в экономической сфере, может одновременно быть лишен политической власти и влияния (как, например, Дж. Сорос), принадлежать к самым низам религиозно-духовной пирамиды (к простым мирянам) и совсем не обладать социальным уважением и почетом (или обладать даже негативной славой, как, например, в свое время Рокфеллер в США или современные олигархи в России). И, наоборот, человек, обладающий, например, высшей степенью народного признания, может в экономической сфере принадлежать к классу малоимущих и не иметь никакого ни политического, ни религиозно-духовного влияния. Но, как правило, высшие статусы в одной сфере более или менее коррелируют с относительно высоким положением и в других сферах. Входить же одновременно в самые высшие круги во всех сферах удается только единицам и то сравнительно редко.

Соответственно, и классовая борьба (вертикальная и горизонтальная) идет во многом параллельно и отдельно во всех основных сферах общества — экономической, политической, духовно-религиозной и социальной, — в которых соответствующие элиты, завоевавшие свое высокое положение, отстаивают ее, с одной стороны, против новых претендентов на их место, поднимающихся из нижних страт, а, с другой, — против конкурирующих группировок, с которыми они делят свое высокое положение, обладая в нем большей или меньшей долей. Так, например, общенациональные политические партии, поделившие рынок голосов избирателей, борются, с одной стороны, с новыми партиями, стремящимися отобрать у них часть голосов, а, с другой — с конкурирующими партиями, контролирующими симпатии других частей национального электората. Аналогичная борьба идет и во всех остальных сферах.

И в этой борьбе, естественно, могут возникать и соответствующие формы экстремистской деятельности, избираемые политическими, экономическими, религиозными или социальными субъектами, лидерами или организациями.

Однако и сам, рассмотренный нами выше классовый подход к структуризации общества (и его конфликтов) является односторонним и недостаточным. Дело в том, что он исходит из представления о некоем современном буржуазном обществе вообще, отвлекаясь от его этнической (этнокультурной) природы. С некоторым приближением этот подход может адекватно применяться для анализа социальных конфликтов в обществе моноэтническом (и монорасовом). Однако таких обществ (государств) в современном мире совсем немного (Япония, Корея и некоторые другие), большинство же остальных государств обладают, кроме социальной, и сложной этнической и этноконфессиональной структурой. Последнее обстоятельство вносит в палитру социальных внутригосударственных конфликтов (и, соответственно, — экстремистской деятельности) дополнительный и очень важный элемент, развернутый анализ которого будет осуществлен ниже.