в законодательном тексте

Русский литературный язык давно настолько латинизи­рован, или, если сказать по-другому, заимствованные ла­тинизмы настолько функционально русифицировались, что это уже просто не замечается. Иной терминологию включая правовую, невозможно представить себе в сло­весном выражении. Для наглядности полистаем дейст вующую Конституцию СССР, некоторые кодексы (на пример, ГК РСФСР, УК РСФСР). Мы увидим, что из ла тинского языка взяты такие термины, как «автор», «ав томобиль», «агент», «адвокат», «администрация», «акт» «актив», «акцепт», «алиби», «алименты», «аннексия» «аннотация», «аппарат», «архив», «ассистент», «аттеста ция», «аукцион», «деликт», «информация», «конституция» «лимит», «нация», «нейтралитет», «оператор», «прокурор» «референдум», «университет», «эмигрант», и др. Из фран цузского заимствованы термины: «аккредитив», «акция» «анкета», «арбитраж», «армия», «ассортимент», «атташе» «аэродром», «бюрократия», «вакансия», «дипломат», «ин женер», «партия», «паспорт», «баланс», «турист», «энцик лопедия» и др. Из английского — «вокзал», «диспетчер» матч», «спорт», «трамвай», «тренер», «троллейбус», «фут­бол», «хоккей», «чемпион» и др. Из арабского — «альма­нах», «алкоголь» и др. Немало заимствований из немец­кого, итальянского, голландского, персидского. И этот процесс продолжается. Однако сразу подчеркнем, что ос­ваивая новые понятия, обогащаясь обновленной термино­логией, русский язык тем не менее не теряет своей са­мобытности.

Семантическая сфера использования иноязычных слов в каждый конкретный исторический период определяется социальными условиями, интеллектуальными факторами,

семиотическими потребностями¹. Неправомерно предпочи­тать малопонятную, неосвоенную иностранную термино­логию полноценным русским словам, словосочетаниям, злоупотреблять классической латынью для обозначения юридических понятий, процессов, отношений². Вместе с тем не нужны и чисто русские «слова-выдумки» (выра­жение Л. В. Успенского)³, порождающие кривотолки, «пустые» термины⁴.

Известно отношение к иностранной терминологии ос­новоположников марксизма, которые активно использо­вали ее при необходимости. Не был пуристом и В. И. Ле­нин. Он выступал не против иностранных слов, а против неточного, неправильного использования их, против зло­употребления ими. В своих выступлениях, трудах В. И. Ленин довольно часто пользовался иностранной термино­логией⁵. Общее требование сводилось к тому, что в тер­минологической работе главное — не «вносить путаницу в вопрос»⁶. Иностранная терминология в этом деле часто помогает. Если же такая терминология, считал В. И. Ле­нин, употребляется без надобности, с ущербом для се­мантики слова, надо воевать с ней («объявить войну»)⁷. .. Сейчас уже никто не призывает, как это делалось раньше, отказаться от употребления таких терминов, проч­но вошедших в законодательство, как «процесс», «про­тест», «резолюция», заменить иностранное слово «кодекс» русскими словами «уложение», «устав», термин «экс-

¹ См.: Крысин Л. П. Иноязычные слова в современном русском язы­ке. М., 1968.

² «Лучше говорить «лифт», чем «самоподымальник», «телефон», чем «дальнеразговорник», «пролетарии», чем «голодранцы»,— писал Л. Н. Толстой,— но там, где можно найти коренное русское слово, нужно его находить» (Толстой Л. Н. Собр. соч. Т. 10. С. 82).

* Даже такой мудрый лингвист, как И. И. Даль, составляя Тол­ковый словарь русского языка, немало усилий потратил на необосно­ванную замену иностранных слов русскими (например, вместо аги­татор— волнователь, вместо аптека — лельница, вместо портрет — по-добень). Однако, как известно, в русский лексикон вошли не слова, придуманные Далем, а те самые «иноязычные слова», против которых он выступал.

⁴ О «пустых» терминах см.: Бессонов А. В. Логическая семантика
и онтология.— В кн.: Проблемы логики и методологии науки. Новоси­
бирск, 1981. С. 115—139.

⁵ См. об этом: Даниленко В. П. Термины в трудах В. И. Ленина//
Русская речь. 1982. № 2; Денисов П. Н. Богатство языка В. И. Ленина
//Русская речь. 1983. № 2; Лилеева Е. Л. О составе Словаря языка
В. И. Ленина//Русская речь. 1983. № 2.

^в Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 11. С. 252 ⁷ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 40. С. 49.

территориальность» новым термином «внеземельность», дать русское значение слов «изоляция», «инвентарь», «дискредитирование власти». Ныне едва ли найдется че­ловек, который поддержит выступление П. В. Верховско-го в 1930 году против широкого употребления слов «ини­циатива», «констатировать», «конкретный», «директивы», «результат», «масштаб», «эффективность», «аналогия», «систематизация» и т. д.¹.

Некоторая замедленность эволюции правового языка, обусловленная объективными причинами, включая веко­вые наслоения определенных традиций, не исключает не­обходимость его терминологического развития, совершен­ствования. Обновление правового языка (да и литератур­ного языка в целом) — процесс естественный, постоян­ный, требующий зачастую активного применения ино­язычных семиотических средств, что обусловлено инфор­мационными потребностями, международными деловыми связями.

В частности, правовое решение многих глобальных проблем современной действительности (экологических, транспортных и т. д.) невозможно без конструктивного взаимодействия различных государственных систем, обще­человеческого консенсуса. Правовой договор становится приоритетной, стабильной формой международного сот­рудничества, и соответственно влияние договорных нор­мативов на внутригосударственное (национальное) пра­вотворчество все более усиливается. Это существенным образом сказывается на логико-конструктивных принци­пах правотворческой деятельности, важное место в кото­рой занимает ныне внутригосударственная (националь­ная) имплементация международных соглашений, в том числе издание специальных нормативно-правовых актов, основанных на таких соглашениях. Включая междуна­родные правовые документы в систему действующего на­ционального законодательства, компетентные законода­тельные органы осуществляют большую работу по разви­тию, конкретизации конвенционально установленных прин­ципов, нормативов, что, естественно, требует определен­ной сбалансированности в использовании разногосударст-венных языковых средств, чтобы правильно выразить правовую мысль, содержащуюся в указанных документах.

По верному замечанию М. Блока, «лингвистические

Цементы имеют собственный коэффициент сопротивле­ния или гибкости»¹. Это «сопротивление» и эта «гибкость» в терминологической работе всегда должны быть мотиви­рованы, что особенно важно для законодательного текста. Включение того или иного иностранного термина в тер­минологическую систему конкретного нормативно-право­вого акта без соответствующей мотивации недостаточно корректно и неправомерно. В частности, следует проана­лизировать, есть ли нормативно-коммуникативная пот­ребность в данном термине, какова его практическая зна­чимость, насколько ясно, оптимально и правильно обоз­начает он то или иное понятие, как семантически вписы­вается он в заданную терминологическую систему (обще­правовую, межотраслевую, отраслевую), как взаимодей­ствует с различными иными ее семантическими элемен­тами. Известна история в нашем языке со словом «аэро­план», заимствованным из древних языков. В первое вре­мя, когда авиация только «набирала высоту», названное слово было широко употребительным, в том числе в пра­вовых текстах. Затем язык как бы сам по себе выбрал то, что ему казалось более удобным и пригодным. Слово «аэроплан» постепенно исчезло, слово «самолет» завоева­ло выгодное владычество².

Требование простоты и ясности законодательного тек­ста несовместимо с такими понятными лишь специалис­там терминами и словами, как «прерогатива», «пролон­гация», «аннулирование», «лимитировать», и т. п. Вполне можно было бы обойтись без слов «мораторий», «эпизоо­тия», «контрагент», «эвентуальный», «инкриминировать». В одном из законов В. И. Ленин специально подчеркнул слова «инцидентального характера» и написал: «Нельзя так сказать, делопроизводственного или относя­щееся к делопроизводству — это лучше»³.

Определенный пласт иностранной терминологии впол­не приемлем, например, для обыденного языка или науч­ного уровня социального общения, но не может быть ре­комендован для законодательного текста, пока та или иная терминология еще недостаточно осмыслена и освое­на. Так, понятие «презумпция невиновности» не было долго закреплено в законодательстве, хотя сама идея, сам принцип признаны на конституционном уровне

 

¹ См.: Верховский П. В. Письменная деловая речь. М., 1930. С. 49-50.

¹ Блок М. Апология истории. Пер. с франц. М., 1986. С. 91.

² См.: Успенский Л. Слово о словах. М., 1957. С 238.

³ Ленинский сборник XXXV. С. 330.

(ст. 160 Конституции СССР). Психологи, медики широко употребляют такие термины, как «фрустрация» (расстрой­ство планов, напрасные ожидания, провал), «персевера­ция» (определенный вид пассивного состояния человека), «ригидность» (определенный вид активного состояния че­ловека), «дипсомания» (внезапно появляющееся стрем­ление к пьянству), обозначающие серьезные понятия, без знания которых невозможно эффективное лечение неко­торых неврологических заболеваний. Однако законода­тельно эти термины не закреплены. Слово «космонавт» в нашей стране юридически закреплено и используется для обозначения покорителей космоса. В США их име­нуют астронавтами. Оттенки значений неуловимы, и вряд ли в обозримом будущем наши космонавты станут аст­ронавтами, совершая регулярные полеты в далекое меж­планетное пространство. Поэтому едва ли верно исполь­зовать в нашем законодательстве термин «астронавт».

Неудачные термины иностранного происхождения трудно приживаются, даже если они нашли законодатель­ное закрепление. Термины же, достаточно мотивирован­ные, как правило, входят в правовой лексикон, в семиоти­ческую ткань действующего законодательства легко и сравнительно быстро, не вызывают каких-либо неудобств в правоприменительной практике. Скажем, слово «сер­вис» — это не просто обслуживание, но обслуживание бы­товых нужд населения; слово «круиз» — путешествие ту­ристов по определенному морскому маршруту (например, вокруг Европы или Южной Америки). В данном случае лаконичный русский эквивалент подобрать трудно. Вот еще примеры удачно используемых в законодательстве иностранных терминов: «мотель»—это одновременно и гостиница для автотуристов, и обслуживающая их тех­ническая станция; «кэмпинг» — лагерь для автотуристов, место их отдыха; «брифинг» — краткое совещание пред­ставителей печати, радио, телевидения, на котором изла­гается позиция государственных органов (например, пра­вительства) по определенному вопросу или дается инфор­мация о ходе международных переговоров и т.д.; «кон­тинентальный шельф» — продолжение материка под мор­скими водами до глубины примерно 200 м. Весьма коло­ритен во всех своих значениях термин «спонсор»: пору­читель; лицо, финансирующее какое-либо мероприятие, какую-либо организацию; фирма, заказывающая опре­деленную радио- или телепрограмму в рекламных целях; просто устроитель, организатор, инициатор; автор проекта

политической резолюции (например, в ООН, ЮНЕСКО); воспреемник, крестный отец.

В современных заимствованиях иностранной терми­нологии большую роль играет научно-техническая рево­люция, которая существенно оптимизирует развитие спе­циальной технической терминологии, широко используе­мой в сфере правовых отношений¹. Число новых техниче­ских понятий все время увеличивается, и соответственно растет число обозначающих их терминов, которые стано­вятся более системными. В целом происходят два взаи­мосвязанных процесса: 1) строгая профессиональная дифференциация специальной технической терминологии, 2) определенная интеграция последней на стыке разных отраслей знания, что диктуется информационными, ком­муникативными, регулятивными потребностями.

. Международный характер научно-технической рево­люции определил создание общемирового фонда научно-технической терминологии, единообразно используемой на основе соответствующих стандартов², способствующих взаимопроникновению языков. В развитых капиталисти­ческих странах стандартизация различных видов научно-технической терминологии осуществляется специально созданными для этого организациями, учреждениями (например, в США — Американской ассоциацией стан­дартов; в Англии — Британской организацией по стандар­тизации; в ФРГ — Германским комитетом стандартов; во Франции — Французской ассоциацией по стандартизации). В нашей стране разработка теоретических и методологи­ческих основ стандартизации научно-технической термино­логии была начата еще в 1931 году. В настоящее время общее методическое руководство этой работой осуществ­ляет Комитет научно-технической терминологии Академии наук СССР.

В международном масштабе согласование националь­ных терминологий осуществляется различными междуна­родными организациями (Советом Экономической Взаи­мопомощи, Международной организацией по стандартиза­ции, Международной электротехнической комиссией, Меж­дународной комиссией по освещению и др.). Имеются ты-

¹ См.: Казьмин И. Ф. Общие проблемы права в условиях научно-технического прогресса. М., 1986. Гл. VII.

² См.: Вюстер Е. Международная стандартизация языка в тех­нике. М., 1935.

сячи стандартов — международных, национальных, отрас* левых¹. Существует мнение, что система государственной стандартизации терминологии не должна замыкаться на уровне техники, в перспективе она может охватить иную терминологию, включая правовую с учетом ее интерна­циональных пластов². Трудно сказать, есть ли основания для подобного вывода. Одно несомненно: разумные, не­обходимые заимствования иностранной правовой терми­нологии, способствующие нормализации и углублению международно-правовых связей, контактов, интернацио­нализации общественных процессов, жизненно необходи­мы.

Работа по осмыслению, научному освоению новой иностранной терминологии, используемой в действующем законодательстве, должна вестись постоянно. Причем на­чинать эту работу надо с момента появления каждого но­вого иностранного термина на семиотическом горизонте той или иной отрасли знания, а не тогда, когда он уже проник в нормативно-правовые акты. Указанная работа должна быть планомерной и осуществляться на основе взаимоконтактов между представителями различных от­раслей знания.

В усовершенствованиях нуждается переводческая де­ятельность, которая до сих пор служит одним из важных источников иностранной терминологии, в том числе пра­вовой. Самый главный, наиболее часто встречающийся недостаток — смысловая неадекватность перевода, что по­рождает смысловую путаницу при решении конкретных вопросов. При невозможности найти соответствующий эквивалент тому или иному терминологическому блоку за^ частую неоправданно увлекаются многословными описа-

' См., например: Библиографический указатель международных стандартов (рекомендаций) ИСО на термины и определения. М., 1979; Библиографический указатель государственных стандартов на научно-технические термины и обозначения величин. М., 1980; Библиографи­ческий указатель отраслевых стандартов на научно-технические тер­мины и обозначения величин. М., 1980.

² Издавна вынашивается идея создания международного языка, яс­ного для всех, понятие которого обозначили термином «эсперанто». Обоснованием этой идеи занимались Декарт, Лейбниц, Ньютон, даже Екатерина II, поручавшая специальной комиссии принять участие в выработке «всемирного языка». Много было вариантов, но самым удач­ным признан эсперанто, разработанный на латинской графической основе польским врачом Л. Заменгофом. На эсперанто уже делаются художественные переводы, создается оригинальная художественная литература. В нашей стране существует Ассоциация советских эспе­рантистов.

тельными конструкциями. Это обстоятельство создает особые трудности при переводе правовой терминологии на машинный язык¹. Например, management information System (система информации для обоснования решений _в помощь лицам, принимающим решения) переводится как «система планирования, принятия руководителем ре­шений и проверки исполнения» вместо «информационная система для управляющих» или «управленческая информа­ционная система», что вернее и удобнее как в семантиче­ском, так и семиотическом отношениях.

Как верно отмечается в лингвистической литературе, следует избегать двух крайностей при переводе иностран­ных терминов на русский язык: с одной стороны, руси­фицировать их, а с другой — просто транслитерировать или транскрибировать (оставлять их в буквальном зна­чении). В первом случае стремление во что бы то ни ста­ло употребить русские термины может привести к иска­жению текста (в русском языке могут вообще отсутство­вать эквивалентные понятия), во втором — транслитера­ция или транскрипция иностранных терминов, когда уже есть русские, лишь засоряет русский язык².

К сожалению, проблема перевода юридического тек­ста (как научного, так и законодательного) до сих пор не стала предметом специальных исследований³. Поэтому преждевременно говорить о создании научных основ та­кого перевода, необходимость которых не подлежит сом­нению.

₍ Использование новой иностранной терминологии в за­конодательном тексте должно не только базироваться на определенных лингвистических правилах, но и опирать­ся на соответствующие юридические нормативы. Офици­альный юридический текст — это «полномочный текст», и данное обстоятельство имеет существенное значение при определении оптимальных функций иноязычного пласта его терминологии. В будущих правилах подготовки про-

¹ См.: Ершов А. П. Методологические предпосылки продуктивного диалога с ЭВМ на естественном языке//Вопросы философии. 1981. № 8 С. ПО и др.

² См.: Дыховичная М. Ю. Перевод американской управленческой
лексики на русский язык.— Тетради переводчика. Вып. 20. М., 1983.
С. 62.

³ Небезынтересно отметить в связи с этим опыт зарубежных стран.
Например, редакция журнала канадских переводчиков «МЕТА» перио­
дически выпускает специальные номера, посвященные проблемам юри­
дического перевода. (Тетради переводчика. Вып. 20. С. 91 и ел.).

ектов нормативно-правовых актов, очевидно, должен быть специальный раздел, посвященный использованию иност­ранной терминологии. В нем можно было бы сформули­ровать общие принципы ее использования, указать на межотраслевую и отраслевую специфику такого исполь­зования¹, а также на необходимость соответствующих со­гласований, учитывая реальное существование и функци­онирование международной правовой терминологии. Ка­ждый проект того или иного нормативно-правового акта должен подвергаться специальной (лингвистической и юридической) проверке на предмет правильного исполь­зования в нем иностранных терминов, что способствовало бы упорядочению, унификации и стабильному функцио­нированию правовой терминологии в целом. Силами юри­стов и лексикографов целесообразно было бы составить хотя бы примерные перечни неудовлетворительных для использования иноязычий как с семантической, так и с семиотической точек зрения. Подспорьем в правотворче­ской и правоприменительной деятельности могли бы быть словари иностранных терминов, используемых в действу­ющем законодательстве, с указанием их полных значений.

¹ О специфике и функциональном значении отраслевой правовой терминологии см. например: Савицкий В. М. Язык процессуального закона. Вопросы терминологии. М., 1987. С. 10.

 

Вопросы использования юридических терминов

Глава седьмая

Требования к употреблению юридических терминов

Одна из обязанностей законодателя — внимательно сле­дить за правильностью, последовательностью, четкостью, единством и простотой используемой правовой термино­логии.

Основные требования, предъявляемые к употребле­нию терминов в нормативно-правовых текстах, следующие.

/1. Точное и недвусмысленное отражение содержания обозначаемого правового понятия; недопустимость ис­пользования неясных, многозначных, расплывчатых и не­четко сформулированных терминов. Скажем, в ныне дей­ствующем уголовном законодательстве не употребляются такие нечеткие термины, дополнительно еще эмоциональ­но окрашенные, как «разбазаривание», «буйство», «бес­чинство». Однако и здесь остаются по-прежнему недоста­точно определенные термины: например, «исключитель­ный цинизм» (ч. 2 ст. 206 УК РСФСР), «чужой ребенок» (из текста ст. 125 УК РСФСР неясно, говорится ли о ре­бенке, рожденном от другой матери, или также о ребен­ке родителя, лишенного родительских прав), «многосе­мейные родители», «выборная должность».

^v2. Употребление терминов в своем прямом и общеиз­вестном значении. Использование терминов в переносном значении, в принципе, недопустимо. Термин, юридическое значение которого расходится с общеупотребительным смыслом входящих в него слов (например, «кабальная сделка», «морской протест», «завещательный отказ»), целесообразно применять как можно реже, а в перспекти­ве и вообще не употреблять. Так, вместо приведенного терминологического сочетания «завещательный отказ» предпочтительнее было бы использовать термины «заве­щание» или «завещательное распоряжение».