Источники информации и профессиональная этика

Среди личных контактов, которые журналисту приходится устанавливать в процессе подготовки материала, главные — с теми, кто предоставляет ему необходимые для работы сведения. Будучи необходимым, а часто и единственным средством получения информации, межличностное общение становится тем самым и важнейшим способом журналистской деятельности.

В процессе такого общения пишущий преследует прежде всего утилитарную цель. Поэтому при выборе собеседника журналиста заботит не столько уникальность его личности, сколько такие сугубо функциональные признаки, как компетентность и объективность в тех вопросах, о которых пойдет речь.

Закон РФ "О средствах массовой информации" наделяет редакцию и журналиста дополнительными правомочиями на получение информации по сравнению с теми, которые Конституция РФ (статья 29, часть 4) закрепляет за обычными гражданами страны. Это и право редакции на запрос информации (статья 39), это и четко прописанный механизм реакции адресатов таких запросов (статья 40), это и право судебного обжалования незаконных действий этих адресатов (статья 61). Словом, законодательная база для реализации права журналиста на доступ к информации имеется.

Тем не менее, государственные органы продолжают скрывать от прессы общественно значимые сведения. В частности, это многочисленные пресс-центры, призванные, обеспечивать их постоянную связь, а на деле тормрзящие доступ к информации. Вся страна была свидетелем широкомасштабной лжи, которую пытались навязать обществу пресс-секретари силовых ведомств РФ в Чечне.

Институт аккредитации при органах власти, предусмотренный Законом для обеспечения доступа журналистов к источникам сведений, пресс-центры часто используют в целях прямо противоположных — для отказа в информации неугодным.

Тем не менее, и редакции, и журналисты, преодолевая угрозы и сопротивление чиновников, учатся использовать предоставленные Законом возможности.

Однако Закон налагает обязательства лишь на людей, выполняющих общественные функции. Обязать частное лицо рассказывать что-то журналисту не в силах никто. Беседовать с представителем прессы или нет, каждый волен решать сам. Поэтому от журналиста зависит, сумеет ли он найти подход к человеку и организовать общение с ним так, чтобы тот сам выложил необходимые ему сведения в полном объеме. По существу журналиствынужден трансформировать свою функционально-потребитель­скую заинтересованность в информации в личное отношение к ее источнику. То есть перевести его из субъект-объектного в субъект-субъектное взаимодействие.

Такая трансформация необходима еще и потому, что для журналиста существенны не только объективный ход событий, но и отношение к ним собеседника, мотивы его поступков. Одно дело, когда цель интервью — получить достоверную информацию, другое — если надо выяснить позицию человека, который, возможно, станет объектом журналистского расследования. Здесь, как замечает В.М. Горохов, "делового общения уже недостаточно. Здесь необходимы средства общения иного рода. Неформализованность общения достигается свободной формой беседы, в которой жесткая последовательность вопросов и ответов сменяется импровизационным построением беседы, в которой наряду с рациональной информацией большую роль играет информация эмоциональная. Журналист интересуется собеседником не только как официальным лицом, но и как личностью и сам стремится раскрыться как индивидуальность".

Но деловое начало в общении превалирует. Опыт показывает, что отношение журналиста с информирующими лицами в первую очередь зависит от первоначального замысла материала.

Следуя своим первоначальным наметкам, автор определяет, в сведениях какого рода он нуждается, и намечает круг лиц, с которыми намерен встретиться. В зависимости от направленности материала — положительной или критической — и складываются его отношения с основными собеседниками. В одном случае ему будут помогать, в другом — препятствовать в изучении ситуации. Таким образом, контакты с людьми, предоставляющими журналисту информацию, подчинены не только правилам межличностного общения.

Конечно, жизнь способна скорректировать, а то и начисто опровергнуть первоначальную концепцию (такое бывало, наверное, с каждым пишущим). Умение считаться с фактами, способность отказаться от предвзятой версии снижает накал страстей и позволяет журналисту находить общий язык с собеседниками даже в самых конфликтных ситуациях.

Проблеме "журналист—источник информации" повезло больше других профессионально-этических проблем. Она получила освещение в многочисленных работах отечественных и зарубежных авторов. Поэтому мы остановимся в основном лишь на тех нормах поведения, которые не имеют однозначного толкования в профессиональной среде.

Тема честного сбора новостей привлекает многих зарубежных исследователей. Более того, она занимает в их работах едва ли не главное место. Острый, разоблачительно-сенсационный характер американ­ской прессы заставляет газетчиков тщательно оберегать от неприятностей тех, кто питает их информацией. Нередко журналисты предпочитают сесть за решетку за неуважение к суду, чем нарушить данное слово. До сих пор неизвестно, кто скрывается под псевдонимом "Глубокая глотка". Это — человек, который дал толчок Уотергейтскому скандалу, информатор сотрудников "Вашингтон пост" Боба Вудворта и Карла Бернстайна.

Вместе с тем многие американские исследователи отмечают, что после серии сенсационных разоблачений 60—70-х годов иные молодые журналисты, подражая асам и пытаясь придать своей деятельности видимость таинственности и риска, ссылаются на анонимные источники даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости.

Понятно, что анонимные ссылки таят в себе опасность злоупотребления информацией. Молодая сотрудница "Вашингтон пост" Джанетт была вынуждена вернуть Пулитцеровскую премию за репортаж "Мир Джимми" — о семилетнем наркомане, которого попросту выдумала сама. Когда растроганные репортажем читатели и встревожен­ные муниципальные власти решили помочь Джимми, то и репор­тер, и редакция "Вашингтон пост" категорически отказывались сообщить его адрес. Будто бы отчим мальчика — торговец нарко­тиками грозился убить репортера, если она помешает его бизнесу. Выдумка так и не была бы разоблачена, если бы в самой редакции "Вашингтон пост" не усомнились в правдивости Джанетт Кук, которая, став лауреатом, несколько приукрасила свое прошлое, о чем написали ее бывшие коллеги.

Этот казус вызвал бурную дискуссию в американской профессиональной печати. Во всяком случае теперь уже никем не подвергается сомнению правило, в соответствии с которым по требованию главного редактора репортер просто обязан идентифицировать источник.

Высказывалось и такое мнение: если журналист не может почему-либо раскрыть источник, он все равно должен публично объяснить, какого рода человек предоставил ему сведения и какими мотивами он при этом руководствовался.

По мнению исполнительного редактора газеты "Филадельфия мкуайрер" Джина Формана, частые ссылки на анонимные источники вызывают только недоверие к прессе. Поэтому он рекомендует коллегам, прежде чем на это пойти, задать себе несколько контрольных вопросов. А именно:

— Нет ли возможности обойтись без ссылки на неназванный источник?

— Действительно ли и случае раскрытия источника последуют серьезные проблемы для него?

— На самом ли деле его информация столь важна?

— Можем ли мы хоть как-то описать читателю человека, представившего материал?

— Правильно ли мы поступаем, публикуя сведения, наносящие кому-то урон? Уверены ли в этом?

Особенно сложно отношения с информаторами складываются при проведении журналистского расследования. Вполне понятно, что человек, знающий о злоупотреблениях во властных структурах, если и готов рассказать о них журналисту, все равно опасается возмездия. Поэтому бывший президент американского Содружества журналистов и редакторов, занимающихся расследованиями, Джерри Урхаммер считает, что перед беседой с такими людьми надо заранее определить вопросы, ответы на которые нужно обязательно получить. Вот они.

Будет ли это интервью "не для печати"? Если так, что это значит конкретно? Можно ли использовать информацию, не называя источника? Или же данные сообщаются журналисту для сведения без права упоминания? Что если те же данные просочатся в другом месте? Можно ли их использовать после этого?..

Какого рода информацией владеют причастные к делу люди? Являются ли они непосредственными свидетелями факта или знают о нем понаслышке? Имеются ли у них документы или доступ к документам? Насколько они склонны предоставить документы журналисту? Если у них нет такой возможности, могут ли они назвать эти документы и указать, где они находятся?

По моим наблюдениям, — продолжает Урхаммер, — обычно свидетели более склонны разговаривать, когда их спрашивают о документах и их значении. Такой подход имеет дополнительное преимущество: если выводы подтверждаются документами, можно обойтись без показаний живых свидетелей, названных и неназванных. Это может устроить человека, который владеет важными фактами, но не хотел бы, чтобы его имя было связано с расследованием...

Лучшими кандидатами на анонимные интервью являются второстепенные персонажи, которые что-то знают, но не несут ответственности за расследуемые правонарушения. В любом случае вы не будете строить ваш материал вокруг них.

Понятно, что российский журналист тоже вправе использовать сведения, полученные из конфиденциального источника. Закон РФ "О средствах массовой информации" не запрещает их публиковать. Но лучше такие сведения использовать не прямо, не в качестве основы для публикации, а лишь как наводку, ориентир, чтобы отыскать документ или другого человека, на которого уже можно будет сослаться. Ведь по характеру полученных сведений журналист уже может представить себе круг посвященных в секрет. Он ограничен. Поиск, таким образом, облегчается. Среди людей, составляющих этот круг, опытный журналист обычно находит человека, заинтересованного в публикации и не боящегося огласить свое имя. Если же такого человека он не найдет, а материалом все-таки воспользуется без ссылки на источник, то, во-первых, поставит под удар доверившееся ему лицо и, во-вторых, не сможет успешно противостоять опровергателям в суде, ибо сослаться ему будет не на кого.

Назвать лицо, предоставившее сведения с условием неразглашения его имени, журналист обязан только тогда, когда этого требует суд в связи с находящимся в его производстве делом (Закон РФ "О средствах массовой информации", статья 41). Ни милиция, ни ФСБ, ни прокуратура таким правом не обладают.

Оценивая источники информации и полученные сведения, журналист подразделяет их для себя на достоверные, вызывающие сомнения и недостоверные. Одно дело — новость, полученная сразу же и от очевидца, а совсем другое — сообщение из вторых рук, да еще далеко отстоящее во времени от самого события. Специалисту тоже больше веры, чем случайному свидетелю.

Если сгруппировать эти признаки, то сводятся они к двум: компетентности и объективности.

Бывает, из-за нехватки времени журналист вынужден обращаться к человеку менее компетентному, зато находящемуся под рукой, поэтому ему приходится искать подтверждения сведений, в источнике которых он не вполне уверен, или оговаривать свои сомнения, чтобы предупредить на всякий случай читателя, или уведомить его об обстоятельствах сбора информации — словом, позаботиться о том, чтобы не ввести в заблуждение аудиторию. При этом случается, журналист уверен, что беседовал с человеком серьезным, а на самом деле, оказывается, принял за компетентность какие-то чисто внешние ее признаки.

В газете «МП» долгое время работал опытный фотокорреспондент, отличный портретист. Тем не менее однажды он напечатал портрет человека, уже полгода как скончавшегося, с подтекстовкой как о живом. Мастер и прежде публиковал в газете "несвежие" фотографии, представлявшие художественную ценность. Естественно, он обязательно проверял, как обстоят дела с его персонажем. В последнем случае он тоже позвонил на завод и назвал фамилию своего героя. Девушка из директорской приемной, переспросив кого-то, уверила его, что все в порядке. Но оказалось, что на предприятии было два работника с одной и той же фамилией. А новенькая секретарша об этом просто не знала. Позвони фотограф в отдел кадров, его обязательно попросили бы назвать еще и имя, и неприятности не произошло бы. Так обращение корреспондента к некомпетентному лицу обернулось для него грубой ошибкой, а для близких покойного новыми переживаниями.

В социальной психологии есть специальный термин "власть эксперта". Бывает, журналист, не зная всерьез темы, за которую взялся, некритически использует сведения, полученные от человека, которого он считает более информированным. Естественно, этот человек может влиять на поведение журналиста и в итоге на содержание публикации. Опасность попасть в зависимость от информатора снимается тем, что журналист расширяет круг своих источников и таким образом перепроверяет имеющуюся информацию. Во многих редакциях основанием для публикации служит правило - сообщения, полученное, как минимум, из двух разных источников. И этого правила строго придерживаются.

В перепроверке нуждаются не только слухи и сведения, полученные из вторых рук. Не представляют исключения и данные официальных лиц. В них тоже бывает немало тенденциозности и неточностей.

Так, в ноябре 1995 года одна из московских газет в разделе уголовной хроники опубликовала коротенькую заметку под названием "Вендетта в Кугуарах". В заметке шла речь об убийстве в подмосковном поселке местного "авторитета" и о том, что брат покойного никогда не простит этого обидчикам. Информацию репортер получил в отделении милиции. Но у убитого были два брата, а сотрудник милиции перепутал их имена, и на квартиру ничего не подозревавшего и никак не связанного с уголовным миром родственника убитого явилась "братва" из конкурирующей группировки. Уточнение, тотчас же опубликованное газетой, никого не остановило. Из-за угроз семье пришлось срочно переменить место жительства.

Здесь причина — в элементарной небрежности представителя правопорядка и в слепом доверии к нему репортера. Но дезинформация часто объясняется и чьей-то личной заинтересованностью. Чтобы не попасть в плен чужой предвзятости, важно представлять степень объективности собеседника. Считается: человеку можно верить, если то, что он сообщает, не затрагивает его интересов или противоречит им. Например, если, передавая информацию, он нарушает господствующие в общественном мнении догмы.

Редактор отдела аналитической журналистики газеты "Талса трибьюн" Мэри Харгроув, чтобы проверить степень объективности собеседника, использует, в частности, такой нехитрый прием. Если она говорит с человеком, который относится к объекту ее расследования с явной антипатией, то просит назвать положительные качества объекта. И наоборот, если собеседник сочувствует объекту расследования, то просит назвать его отрицательные черты. По этим ответам уже можно судить, занимает собеседник крайнюю или все-таки взвешенную позицию. Да и сама журналистка таким путем приходит к более сбалансированной оценке.

Особенно сложно сохранять объективность при разборе конфликта, когда страсти накалены. Нельзя закрывать уши для мнения, противоположного собственному. Тем более что людям свойственно искать подтверждение не чьей-то чужой, а своей точки зрения. Поэтому выбор собеседников при подготовке критической публикации связан с психологическим дискомфортом. Не из-за него ли столь часто остается забытым элементарное требование — выслушивать при разборе конфликта обе стороны.

Сейчас многие журналисты получили в свое распоряжение такой богатый источник информации, как Интернет. Однако в его неуправляемой стихии масса дезинформации, неточных и неверных сведений, шуток и элементарных розыгрышей. И поэтому в случае судебного иска журналист не сможет сослаться на источник информации.

По-видимому, о фальсификации сведений можно говорить не только применительно к документу (постановочная фотография преподносится как документальная съемка; фабрикация фиктивных читательских писем, "заавторство", когда журналист выдает свой материал за точку зрения и результат творчества другого лица). Как фальсификацию можно квалифицировать, например, поведение журналиста, который представляет услышанное от кого-то за то, что видел сам. Так, молодой сотрудник центральной газеты, присутствовавший во время афганской войны при высадке с вертолета засады против моджахетов и тотчас после этого вернувшийся в расположение советских войск, на страницах газеты рискнул рассказать о схватке с мятежниками так, будто сам в ней участвовал. Это, естественно, вызвало негодование коллег, которые знали, как было на самом деле.

И еще один вопрос. Вправе ли журналист пользоваться информацией от друзей, близких, родных? На первый взгляд, ответ кажется элементарным: а почему бы и нет? Тем не менее в американской профессиональной прессе случаи такого рода вызвали острую полемику.

Репортер газеты "Филадельфия инкуайрер", описывая местные новости, широко пользовалась для этого информацией своего любовника — сенатора штата. Не превратилась ли она в его лобби? Журналистке с публикациями в руках пришлось убеждать коллег, что она ни разу не злоупотребила пером ради близкого человека. Однако после этого случая в правила поведения для персонала "Филадельфия инкуайрер" ввели пункт, запрещающий сотрудникам пользоваться информацией тех, с кем они поддерживают личные связи, и писать о них. Понятно, нравственные проблемы преследуют журналиста не только при определении круга своих собеседников. Не меньшую остроту они имеют при поиске им эффективных средств добывания информации.

ДОПУСТИМЫЕ И НЕДОПУСТИМЫЕ МЕТОДЫ ПОЛУЧЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ

Очевидцы и участники события, которым заинтересовался журналист, не всегда горят желанием поделиться с ним тем, что знают. При разборе конфликтов противоборствующие стороны (или по крайней мере одна из них) часто стараются избежать огласки, боятся сказать лишнее, чтобы не стали известны какие-то не очень красящие их подробности.

Поэтому журналисту приходится ломать голову над тем, как преодолеть психологический барьер, отделяющий его от участника события, и побудить того поделиться информацией. Создание условий, способствующих сбору достоверных данных, — первая забота интервьюера. Для этого он старается расположить собеседника, завоевать его доверие, убедить в том, что лично против него ничего не имеет. Поэтому дополнительная, даже негативная информация о собеседнике только поможет лучше понять его и избежать односторонности в суждениях. Даже с будущим антигероем многие журналисты начинают разговор дружелюбно, с вопросов, на которые тому легко ответить, припасая остренькое напоследок.

Удастся ли журналисту снять психологическую отчужденность и наладить продуктивное общение с информатором, в немалой степени зависит от первого впечатления, которое произвел журналист, от его вежливости, доброжелательности, обаяния, даже внешнего вида.

Но и в тех случаях, когда удалось растопить лед отчуждения, вовсе не гарантировано получение необходимых сведений. Как справедливо заметил В.М. Теплюк, в отношении информирующих лиц к журналисту существуют как бы два уровня. «Первый образует отношение к внешней манере поведения (внешний облик, манера держаться), второй формируется на основе вопросов журналиста: их серьезности, тонкости, проявленного в них знания жизни.

Эффективнее оказывается воздействие на собеседников через вопросы, размышления, замечания по ходу беседы. Их оценка, интерес к содержанию разговора, уважение к знаниям, нравственным ориентирам, проявленным журналистом в беседе, приводят собеседников к мысли, что первое их впечатление характеризует лишь внешнюю сторону облика журналиста, существенно корректируют "первый уровень" отношения к нему".

Как представиться? Если среда враждебна, представляются оправданными методы таких выдающихся журналистов, как М. Кольцов, Г. Вальраф, Г. Кромшредер. Они внедрялись в социально враждебную среду под прикрытием статуса, который позитивно воспринимался будущими источниками информации, и таким образом получали возможность показать эту среду изнутри.

Чтобы собрать материал для книги о положении в ФРГ иммигрантов-турок, Гюнтер Вальраф, например, изменил свою внешность (надел черный парик, вставил в глаза коричневые контактные линзы) и принялся искать работу под турецким именем Али Левент Синирлиоглу. В течение двух с половиной лет он ездил по стране в обличье турка, был строителем, металлургом, шофером, убирал туалеты. Ему платили гроши, считали человеком второго сорта, не раз над ним издевались. Книга Гюнтера Вальрафа "На самом дне" вызвала сенсацию в Федеративной Республике Германии, ибо автор обнаружил в этой демократической стране систему подлинного апартеида по отношению к лишенным каких бы то ни было прав сезонным рабочим-иммигрантам.

Первым репортажем с использованием метода "маски" обычно считают репортаж Нелли Блай "10 дней в сумасшедшем доме", который был опубликован в 1890 году в "Чикаго Сан тайме". Чтобы проникнуть в сумасшедший дом, журналистка представилась душевнобольной. Подобный метод был длительное время распространен в зарубежной журналистике. Однако безоговорочно одобрительное отношение к методу "маски" даже в США постепенно сменяется более осторожным. Так, Совет по Пулитцеровским премиям дважды отказывался присуждать награды за сенсационные репортажи в немалой степени из-за того, что репортеры использовали при их подготовке фальшивое представление

Репортер может идти повсюду как простой гражданин, не демонстрируя редакционного удостоверения и потому испытывая все то, что выпадает на долю обычного человека.

Так, в редакции газеты стало известно, что в одном из кинотеатров на городской окраине билетеры не отрывают корешки от билетов, а отбирают их у посетителей и, видимо, снова пускают в оборот. Несколько молодых газетчиков, взяв за компанию сотрудника милиции, пошли на вечерний сеанс и смогли сами убедиться в достоверности полученной информации. Сходным способом эти же газетчики проверили информацию о том, что на вокзале с приезжающих вечерним поездом курортников, которым ночью некуда деться, предприимчивые дельцы дерут огромные суммы за ночлег. Сев на ближайшей станции в поезд, проехав один перегон и выйдя из вагона с вещами, газетчики — он и она — растерянно оглядывались по сторонам до тех пор, пока к ним не подошли и не предложили койку на ночь. Цена по советским временам огромная — двадцать рублей. Итогом операции стал острый критический материал о нерасторопности городских коммунальных служб, по вине которых приезжие вынуждены переплачивать бешеные деньги. Корреспондент «АиФ в Марий Эл» с представителем прокуратуры и предпринимателем под видом граждан пошли сдавать налоговую декларацию на бумажном носителе. У них затребовали и электоронный, что незаконно.

Однако бывают ситуации, когда метод "маски" абсолютно неприемлем. Например, в условиях военного противостояния. Журналист там рискует собственной жизнью. Его легко могут принять за шпиона противника. Трагическая гибель корреспондента "Общей газеты" Надежды Майковой, пытавшейся проникнуть в фильтрационный лагерь федеральных сил, чтобы рассказать о творившихся там ужасах, — горькое подтверждение этого

С методом "маски" сходен "метод смены профессии". Но он оправдан при условии, что журналист не только готов, но и на самом деле способен выполнять работу, за которую берется. Этот метод используют обычно для того, чтобы лучше понять специфику того или иного занятия, а также получить от окружающих сведения не в роли представителя прессы, а в более нейтральном качестве. Здесь сложности связаны с тем, что труд, которым собирается заняться репортер, он обычно знает недостаточно глубоко и потому рискует нанести ущерб делу и людям, с: которыми вместе трудится.

Так было, например, когда юный газетчик решил написать о подготовке молодых рабочих в строительной бригаде и провел в этой бригаде месяц в качестве ученика. Целый месяц бригадир и опытные рабочие тратили время на то, чтобы передать лже-уче-нику знания и навыки, что, естественно, сказывалось на их заработке. В итоге, узнав через месяц, кого они обучали, члены бригады были потрясены, ибо их труд по существу был напрасным. Газетчику эти навыки едва ли когда-нибудь пригодятся, а бригаде придется еще один, уже лишний месяц тратить на подготовку нового ученика.

Закон ограничивает сферу применения метода "смены профессий". Журналист не может выполнять обязанности милиционера, юриста, лиц, занимающих выборные должности и облеченных властными полномочиями, использовать как прикрытие при сборе сведений профессию врача. Вообще умалчивать о своей профессиональной принадлежности журналист вправе лишь до тех пор, пока его об этом не спросили. Но по первому же требованию он обязан предъявлять редакционное удостоверение или иной документ, удостоверяющий его личность и полномочия (Закон "О средствах массовой информации", статья 49 пункт 9).

В качестве примера умелого добывания информации иногда приводят случаи откровенного лицедейства автора. Так, в учебной газете факультета журналистики МГУ 4 марта 1986 года с восхищением рассказывалось о том, как лицедействовала сотрудница центрального журнала. Среди брачных объявлений, опубликованных вечерней газетой, было такое: интересная москвичка... хочет познакомиться с серьезными намерениями. Этой москвичкой была корреспондент, которая выполняла задание редакции. В ответ пришло 88 писем. "Потом были свидания, откровенные разговоры. Пришлось натурально играть невесту, натурально рассказывать вымышленную историю своей жизни. Зачем? Надо было понять, чего ждут люди от службы знакомств? Почему, несмотря на большие возможности познакомиться, редко кто делает выбор?" I

Что это, как не манипулирование людской доверчивостью, ее эксплуатация ради целей чисто утилитарных! Люди открывались перед внимательной собеседницей, веря, что она также искренна, а на самом деле их откровенностью беззастенчиво воспользовались, чтобы получить материал для статьи.

Откровенной апологией манипуляций такого рода стала статья "В вашем подъезде" (Комсомольская правда. 1986. 3 янв.). Трое молодых журналистов, изображая пьяную компанию, расположились с выпивкой в подъезде, приставали к жильцам, подставляли ноги, шумели. "Экспериментаторы" ждали, возмутится кто-нибудь из жильцов их поведением или нет. Продолжалось "хулиганство" целых два часа. Кстати, когда положительный герой, решивший доставить всех троих в милицию, все-таки нашелся, корреспонденты настолько растерялись, что забыли узнать его фамилию. В своей статье авторы настойчиво повторяли, что провоцировали людей на добрый поступок. Но можно ли добиваться хорошей цели с помощью провокации?

Трудно не согласиться с выводами Э. Линчевского, который привел в "Журналисте" этот случай. По его мнению, для определения моральных ограничений при "смене профессий" и проведении журналистом разного рода экспериментов следует руководствоваться двумя соображениями.

Во-первых, журналист может позволить себе менять обличье, но не нравственные принципы. А значит, обман, провокации, приобщение к сомнительным делишкам, а тем более к противозаконной деятельности неприемлемы и не могут быть оправданы. И во-вторых, надо представлять, ради чего журналист может позволить себе вторгаться в чужую жизнь, причиняя кому-то неудовольствие и даже боль. Ради восстановления попранной справедливости, ради чьей-то защиты, ради возвращения человека на путь истинный или же ради получения выигрышной информации?

Именно жажда личной популярности руководила телеведущим программы "Времечко" Борисом С, который в стремлении "показать новый срез общества — торговлю несовершеннолетними" — подтолкнул отчаявшегося человека к преступлению. По Договоренности с РУОПом тележурналист предложил деньги затравленной житейскими невзгодами женщине, искавшей усыновителей для своего будущего ребенка. Вместо того чтобы воспрепятствовать преступлению, этот "интеллигентный, милый, любящий детей усыновитель", наоборот, развеял последние сомнения «юной матери в законности такой сделки. Якобы во избежание претензий в будущем он заставил родителей прочитать перед телекамерой расписку в получении денег за ребенка, и их тут же задержали оповещенные заранее руоповцы. С экрана это было подано как спасение младенца от участи быть проданным. Ha самом же деле после фальшивого усыновления и осуждения матери одним сиротой стало больше.

Хорошевский суд г. Москвы, рассматривавший дело, определил в качестве обстоятельства, смягчающего тягчайший материнский грех, "аморальное поведение свидетеля", тележурналиста.

Действуя по договоренности с милицией, тележурналист фактически выступил в роли ее агента и потом, по закону, был освобожден от уголовной ответственности за противоправные действия. Точно так же, только договорившись не с милицией, а с директорами магазинов самообслуживания, действовали сотрудники "Комсомольской правды", решившие выступить в роли мелких воришек, чтобы проверить, насколько хороша охрана в таких магазинах. В статье "Кража в магазинах — дело азартное» со смаком описывались способы хищения, которыми пользовались ее авторы, но никакой сколько-нибудь общественно значимой информации в ней не содержалось.

Газетчицы, совершавшие "кражи", ничем не рисковали.. И здесь уместен вопрос: следует ли журналисту только ради демонстраций увлекательного хода, метода "маски" выступать перед читателем в не самой привлекательной роли: то ли мелкого жулика, то ли милицейского или, как в последнем случае, директорского агента?

В принципиально иной ситуации оказались специальные корреспонденты той же "Комсомолки" Юрий Гейко и Сергей Благодаров, обстоятельно рассказавшие о браконьерском беспределе и раскрывшие механизм хищений черной икры на Волге. При подготовке статьи для "чистоты эксперимента" им пришлось сознательно пойти на нарушение закона — купить заведомо краденое, браконьерскую икру. Этим фактом не преминули воспользоваться начальники волгоградской милиции, о произволе которой тоже говорилось в статье. Чтобы заглушить критику в свой адрес, они попытались подвести журналистов под уголовную ответственность за действия, которые на городском рынке каждый день безнаказанно совершают сотни людей.

Поэтому журналисту важно представлять, где и как он может споткнуться, натолкнувшись на противодействие органов правопорядка. Их взгляды на негласные способы получения журналистом информации озвучил один из руководителей Центра общественных связей ФСБ в интервью корреспонденту "Общей газеты". "Перед журналистом два пути, — сказал он. — Закон позволяет нам иметь дело с журналистом, только если он является нашим агентом или может проходить свидетелем по конкретному уголовному делу. В том случае, если вы стали моим агентом, можете даже в банду внедряться. Потом, когда суд станет определять меру вашей ответственности, вас выведут из-под нее, поскольку вы действовали по заданию правоохранительных органов. Если же вы работаете только на свой страх и риск, то и надейтесь только на себя, думайте сами о последствиях, не переступайте ту грань, где заканчивается журналистская настырность и желание во что бы то ни стало добыть информацию и начинается состав преступления".

Противоречие между Законами "О средствах массовой информации" и "Об оперативно-розыскной деятельности" мешает журналисту в проведении самостоятельных расследований криминальных историй. Если первый Закон запрещает ему собирать информацию в пользу постороннего лица или организации, не являющейся средством массовой информации, то второй, напротив, разрешает правоохранительным органам его вербовку. Если Закон "О средствах массовой информации" признает за журналистом право использовать для негласного получения информации скрытую камеру и скрытый диктофон, то Закон "Об оперативно-розыскной деятельности" наделяет таким правом только сотрудников спецслужб. Представлять эти противоречия очень важно для того, чтобы использовать свои законные права и ненароком "не подставиться" при сборе информации.

И метод "маски", и "смену профессий" исследователи относят к журналистским экспериментам. Но любой эксперимент в той или иной степени предполагает целенаправленное управление поведением объекта. И потому в каждом случае важно представлять границы и способы воздействия на "объект", тем более, если таким "объектом" является человек.

В обстоятельной статье Л. В.Кашинской" разбираются, многочисленные эксперименты, проведенные, в частности, "Литературной газетой", особенно подробно — операцию А.З. Рубинова "Меченые атомы" по проверке работы почты и сроков доставки писем. В один и тот же день в течение двух часов Рубинов бросил в Москве в разные почтовые ящики (все они были пронумерованы) 100 контрольных писем корреспондентам "Литературки" в десяти городах. Эти "меченые атомы" позволили журналисту проследить, как движется поток почты. Именно после его статьи Министерство связи, чтобы ускорить сортировку писем, ввело почтовый код на конвертах. Объектом воздействия экспериментатора был не какой-то отдельный человек, а вся система доставки корреспонденции.

Никого не превращал в подопытных кроликов А.З. Рубинов и тогда, когда с новенькой электробритвой, у которой, правда, был отогнут всего один контакт, обошел десять мастерских. Ни в одной из них ему не назвали за ремонт цену, обозначенную в прейскуранте. Хотя поломка была для любого мастера очевидной".

В этой связи важно отличать эксперименты, организуя которые журналисты вторгаются в жизнь будущих героев только ради получения любопытной информации от вмешательства в ситуацию для исправления дела и утверждения социальной справедливости.

По аналогии вполне стерильным представляется и нашумевший эксперимент, проведенный газетой "Чикаго Сан тайме" в 1979 году. В редакции стало известно, что правительственные инспекторы нередко занимаются вымогательством взяток у мелких бизнесменов. О таких случаях рассказывали многие, однако захватить взяточников с поличным никому не удавалось. Тогда для того, чтобы разоблачить вымогателей, два репортера газеты, Памела Зекман и Зей Смит, представились приезжей парой, которая решила приобрести в городе таверну. Таверну они назвали "Мираж" и над туалетами, где инспекторы чаще всего принимали взятки, скрытно оборудовали специальное помещение для фоторепортера. Ждать пришлось недолго. Чиновники, выписывающие счета за электроэнергию и пользование помещением, потребовали от хозяев таверны взятку за то, что будут смотреть сквозь пальцы на их возможные упущения. С помощью фотографии удалось задокументировать и сам эпизод передачи денег. Серию статей Зекман и Смита напряженно ожидал весь Чикаго в течение четырех недель. Была назначена государственная ревизия, чтобы раскрыть и другие случаи мошенничества и взяточничества чиновников при выписке счетов мелким бизнесменам.

В этой истории репортеры, зная общую ситуацию, только расставили сети и ожидали, когда добыча попадется сама. Они выступили в роли самых обычных граждан и находились по отношению к нарушителям, так сказать, в "страдательном залоге". Инсценировка такого <