Решения Европейского суда по правам человека в системе источников гражданского и арбитражного процессуального права

Правовой основой деятельности Европейского суда по правам человека (далее - Суд) является Конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция), ратифицированная Российской Федерацией 30 марта 1998 г. Для России она вступила в действие 5 мая 1998 г. - в день сдачи Генеральному секретарю Совета Европы ратификационной грамоты на хранение. Будучи составной частью правовой системы Российской Федерации, названная Конвенция, как и другие международные договоры, имеет приоритет перед федеральным законом в случае обнаружения коллизии между ними (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ). Это универсальное правило распространяется и на сферу применения норм процессуального права, что применительно к судопроизводству по гражданским делам нашло отражение в ч. 2 ст. 1 ГПК и ч. 3 ст. 3 АПК. Как отмечалось в предыдущем параграфе, оно неприменимо лишь к Основному закону страны, который на ее территории имеет высшую юридическую силу; впрочем, это в большей степени теоретический вопрос, поскольку никаких коллизий между Конституцией РФ и Конвенцией о защите прав человека и основных свобод не имеется.

В Российской Федерации реализация положений Конвенции в конкретных правоотношениях, в том числе устанавливающих стандарты в сфере правосудия, как и во всех других странах, входящих в Совет Европы, происходит обычно без вмешательства Европейского суда по правам человека, поскольку они должны непосредственно применяться национальными правоприменительными органами, включая суды. Свою деятельность Европейский суд осуществляет на основе принципа субсидиарности, подключаясь к вопросу реализации конвенционных положений лишь в спорных ситуациях, когда были исчерпаны все внутригосударственные средства защиты прав и свобод (п. 1 ст. 35 Конвенции*(331)). Это согласуется и с ч. 3 ст. 46 Конституции РФ, которая предусматривает право каждого в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека только после исчерпания всех имеющихся внутригосударственных средств правовой защиты.

Федеральным законом от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод" и Протоколов к ней предусмотрено, что Российская Федерация признает ipso fakto (в силу самого факта) и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией этих договорных актов. В данном случае имеется в виду юрисдикционная деятельность Суда по конкретным делам с участием нашей страны, которая осуществляется с момента передачи ему в установленном порядке вопросов, касающихся толкования и применения конвенционных положений. Такое дело в соответствии со ст. 32-34 Конвенции может быть передано на рассмотрение Суда с учетом его компетенции по инициативе любого государства - члена Совета Европы (межгосударственное дело) или любого физического лица, любой неправительственной организации, любой группы частных лиц (дело по индивидуальной жалобе).

Очевидно, что на предварительных этапах производства по соответствующему обращению нарушение конвенционных положений может лишь предполагаться, вывод о его наличии или отсутствии делается по результатам рассмотрения конкретного дела в итоговом акте Суда. При этом необходимость принятия мер по устранению нарушения и последствий его в отношении конкретного лица возникает лишь в случае удовлетворения обращения, т.е. признания Судом самого факта нарушения. Именно в таком значении понимается в первую очередь положение п. 1 ст. 46 Конвенции, согласно которой участвующие в ней государства обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами. Однако значение практики Европейского суда для национальных правовых систем было бы неправильным сводить только к обязательности его окончательного постановления для того государства, против которого оно вынесено из-за допущенного им нарушения Конвенции и протоколов к ней. Нельзя не учитывать при этом, что выводы и аргументы Суда по вопросам толкования и применения конвенционных положений содержатся также в окончательных постановлениях об отказе в удовлетворении обращения о нарушении прав и в иных принимаемых Судом актах.

Так, при рассмотрении обращений на нарушение конвенционных прав Европейский суд принимает два основных вида правовых актов, подразделяемых в зависимости от того, завершается ли дело на этапе разрешения жалобы по существу или решается вопрос о судьбе жалобы на предварительных этапах судопроизводства. К первому виду относятся постановления палат о разрешении дела по существу или о прекращении производства по делу в случае заключения мирового соглашения по жалобе, которая ранее была объявлена приемлемой, постановления Большой палаты по делу, переданному на ее рассмотрение в связи с уступкой юрисдикции или по обращению любой из сторон, не согласной с постановлением какой-либо из палат. При этом в соответствии со ст. 44 Конвенции постановления Большой палаты становятся окончательными сразу после их принятия, а постановление любой из палат приобретает такое свойство, если: а) стороны не заявляют, что они будут просить о передаче дела в Большую палату; или b) после истечения трех месяцев с даты вынесения постановления не поступило обращения о передаче дела в Большую палату; или с) Коллегия Большой палаты отклоняет обращение о передаче дела. Второй вид актов включает решения комитетов о неприемлемости жалобы или исключении жалобы из списка подлежащих рассмотрению дел, решения палат о приемлемости или неприемлемости жалобы или исключении жалобы из списка (прекращении производства по делу), решения палат об уступке юрисдикции в пользу Большой палаты. Эти акты становятся окончательными с момента их принятия, однако Суд может пересмотреть собственное решение о прекращении производства по делу и принять решение о восстановлении жалобы в списке подлежащих рассмотрению дел, если сочтет, что это оправдано обстоятельствами (п. 2 ст. 37 Конвенции).

Вместе с тем термин "решение" применительно к актам Европейского суда по правам человека употребляется в теории и практике также в более широком смысле, как родовое понятие соответствующего судебного акта, принимаемого в процедуре рассмотрения обращения о предполагаемом нарушении Конвенции и протоколов к ней. Кроме такого рода актов, Суд в лице его Большой палаты может по просьбе Комитета министров Совета Европы выносить консультативные заключения по юридическим вопросам, касающимся толкования положений Конвенции и протоколов к ней (ст. 47 Конвенции).

Разумеется, среди всех видов актов Европейского суда по правам человека наиболее востребованными в качестве источника гражданского и арбитражного процессуального права становятся окончательные постановления, в которых сделан вывод о нарушении Конвенции и протоколов к ней применительно к обстоятельствам конкретного дела. Поскольку Судом рассматривается жалоба о нарушении прав конкретного лица (лиц), исполнение постановления подразумевает в первую очередь принятие мер индивидуального характера, направленных на устранение нарушений, на которые указано в постановлении, а также на выплату суммы, присужденной в качестве справедливой компенсации (ст. 41 Конвенции). Однако правовое значение такого постановления выходит за рамки конкретного дела заявителя.

Так, Европейский суд по правам человека неоднократно отмечал, что постановление о признании нарушения конвенционных прав налагает на государство-ответчика юридическую обязанность не только произвести выплаты, присужденные в качестве справедливой компенсации, задействовать при необходимости индивидуальные меры для восполнения ущерба конкретному лицу нарушением его прав, но и принять меры общего характера для прекращения подобных нарушений в рамках национальной правовой системы*(332). Эта позиция Суда активно реализуется и в практике взаимоотношения с Российской Федерацией.

Например, реализуя предусмотренные п. 2 ст. 46 Конвенции полномочия, Комитет министров Совета Европы 8 февраля 2006 г. в рамках контроля за исполнением постановлений Европейского суда по правам человека по делу "Рябых против Российской Федерации" от 24 июля 2003 г. и по делу "Волкова против Российской Федерации" от 5 апреля 2005 г. принял специальную промежуточную резолюцию Res DH (2006) (далее - Революция) относительно нарушений принципа правовой определенности в процедуре судебного надзора в российском гражданском судопроизводстве*(333). Резолюция не содержит претензий к Российской Федерации по поводу непринятия мер по исполнению названных постановлений в отношении конкретных заявителей, к этому и не было каких-либо оснований. Однако в ней делается вывод о несоответствии принципу правовой определенности, как его толкует Европейский суд применительно к обстоятельствам конкретных дел, существующей процедуры надзора как таковой. Причем затронутая проблема рассмотрена в комплексе, и предложения об ограничении надзорного производства в целях преобразования его в действительно исключительное средство для устранения дефектов правосудия сопровождаются рекомендациями по совершенствованию судебной системы, повышению качества правосудия, создания эффективного механизма исправления судебной ошибки через процедуру обычной жалобы до вступления решения в законную силу.

Резолюция содержит призыв, адресованный в первую очередь к законодателю, в приоритетном порядке провести реформу гражданского судопроизводства с целью обеспечения полного соблюдения принципа правовой определенности, установленного Конвенцией, как это истолковано в постановлениях Европейского суда по правам человека. Это иллюстрирует роль практики названного Суда, а также соответствующего сегмента системы международных отношений Российской Федерации как содержательного (сущностного) источника гражданского и арбитражного процессуального права. Однако положения Резолюции имеют непосредственное отношение и к судам, которые при осуществлении правосудия обязаны непосредственно применять Конвенцию о защите прав человека и основных свобод и протоколы к ней в их истолковании Европейским Судом*(334).

Как указывалось, названная Резолюция была принята в рамках контроля за исполнением постановлений Европейского суда по правам человека по конкретным делам против Российской Федерации. Соответственно она отталкивается от его правовых позиций, сформулированных применительно к данным конкретным делам, но содержит также суждения и выводы, которые основаны на практике Суда и по другим делам. Это означает, что сформулированные в Резолюции правоположения практики имеют более широкое значение по отношению к правовым позициям, которые содержатся в решениях Европейского суда по конкретному делу. Однако правила, сформулированные Комитетом министров Совета Европы в Резолюции, также являются обязательными для российских судов при рассмотрении аналогичных дел, как и правовые позиции Европейского суда, поскольку их неисполнение может также привести к принятию решений против Российской Федерации в связи с нарушением ею конвенционных прав. Неслучайно сам Суд в последующих решениях с участием нашей страны в обоснование своих выводов дословно приводит текст названной Резолюции от 8 февраля 2006 г.*(335)

Если обязательность для российских судов окончательных постановлений Суда в части признания факта нарушения конвенционных прав со стороны Российской Федерации непосредственно выводится из требований ст. 46 Конвенции и Федерального закона от 30 марта 1998 г. о ее ратификации, то по отношению к другим его решениям, как и к актам Комитета министров Совета Европы, это не так очевидно. В частности, при констатации отсутствия нарушений применительно к обстоятельствам конкретного дела окончательное постановление Суда в соответствующей части или в целом вообще не требует специальных мер по исполнению. Не возлагают какие-либо обязанности на Российскую Федерацию в сфере спорных отношений и его промежуточные решения. Однако при всем том окончательные постановления об отказе в удовлетворении обращения о нарушении конвенционных прав всегда содержат аргументы и выводы Европейского суда по вопросам толкования и применения Конвенции, часто они включаются и в содержание иных его решений.

Например, по делу "Викторов против Российской Федерации" заявитель ссылался на нарушение его права на справедливое судебное разбирательство (п. 1 ст. 6 Конвенции), указывая, в частности, на отсутствие возможности ознакомиться с документом, представленным в качестве письменного доказательства другой стороной судебного спора. С учетом этого довода Европейский суд в Решении от 14 января 2003 г. со ссылкой на свои прецеденты указал, что принцип справедливого разбирательства по делу предполагает, помимо прочего, право на состязательное разбирательство, согласно которому стороны должны иметь возможность не только знакомиться с любыми доказательствами, необходимыми для поддержания их позиции, но также знать обо всех приведенных доводах и предъявленных доказательствах и представить свое мнение по ним, поскольку это может повлиять на решение. Более того, сторона судебного разбирательства должна иметь возможность ознакомиться с доказательствами до начала рассмотрения дела в суде, а также возможность выразить свое мнение об их наличии, содержании и подлинности в надлежащей форме и в надлежащее время, при необходимости, заблаговременно в письменном виде. При всем том Суд, отметив непоследовательность заявителя, представившего при изложении фактов две версии нарушения своего права, признал жалобу неприемлемой вне зависимости от того, какая версия является верной, поскольку судебное решение не содержало каких-либо ссылок на указанный документ, не было прямо на нем основано. С учетом этого был сделан вывод, что характер и важность доказательства нельзя относить к таковым, чтобы предполагаемое непредставление его заявителю сделало судебное разбирательство в целом несправедливым*(336).

Очевидно, что значение приведенного Решения далеко выходит за рамки констатации факта о неприемлемости жалобы конкретного заявителя. Основная его ценность состоит именно в том, что применительно к использованию судебных доказательств в конкретном деле оно содержит толкование Европейского суда по правам человека содержания права на состязательное разбирательство как одного из необходимых составляющих права на справедливое судебное разбирательство, закрепленного в п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Если исходить только из текста ст. 46 Конвенции и Федерального закона от 30 марта 1998 г. о ее ратификации, то формально не являются обязательными для органов государственной власти Российской Федерации, в том числе и судов, и решения Европейского суда по правам человека, принятые по делам с участием других государств. В то же время они содержат аргументы и выводы Суда по вопросам толкования и применения конвенционных положений применительно к фактическим ситуациям, которые могут возникнуть и по российским делам. При этом в своей практике сам Суд придерживается собственных правовых позиций вне зависимости от субъектного состава разрешаемых дел. Неслучайно почти во всех решениях против Российской Федерации в обоснование своих выводов он ссылается на прецеденты, сформулированные при разрешении дел с участием других государств*(337).

Из приведенных аргументов следует очевидный вывод, что применение в нашей стране Конвенции и протоколов к ней вопреки правовым позициям Европейского суда по правам человека независимо от национальной принадлежности участников конкретного дела и вида правового акта, в которых они сформулированы, приводило бы к искажению действительного смысла конвенционных норм и к нарушению защищаемых данными актами прав и свобод человека и гражданина. Любая жалоба на Российскую Федерацию в связи с этим неизбежно влекла бы ответственность государства. Соответственно такие решения, как формулирующие правила общего характера для разрешения типичных ситуаций, также обязательны для российских судов.

Именно так следует понимать разъяснение Пленума Верховного Суда РФ, которое содержится в п. 10 его Постановления от 10 октября 2003 г. N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации". Согласно ему применение судами Конвенции о защите прав и основных свобод должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого ее нарушения. Очевидно, что в данном случае имеется в виду практика Суда по всем делам вне зависимости от страны - участника конкретного спора. С учетом этого необходимо трактовать и п. 11 названного Постановления, в котором со ссылкой на п. 1 ст. 46 Конвенции обосновывается обязательность только окончательных постановлений Европейского суда.

В связи с этим нельзя не сослаться на практику Конституционного Суда РФ, который при оценке роли практики Европейского суда по правам человека в правовой системе страны часто употребляет термин "решение" в его широком значении безотносительно к государственной принадлежности участников производства. Например, в п. 2.1 мотивировочной части упоминавшегося ранее Постановления КС РФ от 5 февраля 2007 г. N 2 Конституционный Суд указал, что, как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод, решения Европейского суда по правам человека - в той части, в какой ими исходя из общепризнанных принципов и норм международного права дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами - при применении соответствующих норм. При этом в обоснование своих выводов он сослался на решения Европейского суда, принятые не только с участием Российской Федерации, но и с участием других государств.

При характеристике правовой природы решений Европейского суда по правам человека распространенным является мнение об их прецедентном значении. Однако при этом существуют расхождения относительно того, следует ли рассматривать решения Суда в качестве формально-юридического источника российского права или они таковыми не являются*(338). Впрочем, спор по данному вопросу является лишь частью более общей дискуссии о соотношении судебной практики и права. Не вдаваясь в детали этой дискуссии, которая с повтором по существу одних и тех же аргументов ведется в современной юридической литературе на протяжении многих лет, будем исходить из того, что решения Европейского суда по правам человека реально выступают в роли формально-юридического источника права, включая его процессуальные отрасли.

Решения Суда, которые содержат общеобязательный образец для российских судов при разрешении аналогичных дел, вырабатываются в процедуре применения и толкования Конвенции и протоколов к ней, однако в результате толкования конвенционных норм, без чего невозможно и их применение, очень часто создаются новые правила поведения общего характера, рассчитанные на применение во всех сходных ситуациях. Они неразрывно связаны с Конвенцией, поскольку пронизаны ее духом и принципами, действуют с ней в единстве вместе с тем приобретают значение относительно самостоятельного регулятора общественных отношений, имеющего нормативный характер. В этом нет ничего необычного, примерно в таком же соотношении в российской правовой системе находятся Конституция РФ и нормы иного корреспондирующего ей законодательства, что не лишает соответствующие отраслевые законодательные акты статуса самостоятельного источника права.

Соответственно решения Европейского суда по правам человека включаются в российскую систему права, причем происходит это в соответствии с волей законодателя, признавшего в акте о ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод обязательность юрисдикции Суда по делам с участием Российской Федерации. Однако решения Европейского суда содержат не только результат разрешения конкретного спора против России или другого государства, но и прецеденты нормативного толкования конвенционных положений применительно к определенной фактической ситуации. Такие прецеденты, выступающие в роли образца при разрешении сходных ситуаций, и становятся обязательными при выполнении положений данного международного договора всеми его участниками*(339).

Правотворческая функция Европейского суда наглядно проявляется при сопоставлении отдельных конвенционных норм и выработанных на их основе прецедентов. К примеру, согласно п. 1 ст. 6 Конвенции каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностей или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Одна же из интерпретаций этого права сформулирована в прецеденте Европейского суда следующим образом: право на суд, частным аспектом которого является право на доступ, не является абсолютным и может быть подвергнута молчаливо допускаемым ограничениям, особенно в отношении условий приемлемости жалобы, так как по самой своей природе оно требует регулирования со стороны государства, которое пользуется в этом отношении определенной свободой усмотрения; тем не менее право на доступ к правосудию не может быть ограничено таким образом или до такой степени, что сама его сущность оказывается затронутой; наконец, эти ограничения будут соответствовать п. 1 ст. 6 при условии, что они имеют законную цель и что существует разумная соразмерность между используемыми средствами и поставленной целью*(340).

Сравнение приведенных положений показывает, что прецедент Суда в данном случае в целях выработки эффективных гарантий защиты конвенционного права на справедливое судебное разбирательство явно выходит за пределы традиционного понимания процедуры толкования правовой нормы как уяснения содержания права для себя и разъяснения его для других. В действительности его результатом стала выработка правил, определяющих порядок осуществления правосудия, которые не были сформулированы непосредственно в п. 1 ст. 6 Конвенции. К этому следует добавить, что предпосылки к выработке новых норм обусловлены не только стремлением обеспечить защиту не теоретических и призрачных прав, а прав конкретных и действительных, но также и тем, что в своей практике Суд последовательно исходит из понимания Конвенции как документа, подлежащего толкованию в свете сегодняшних дней, в связи с чем ее положения не должны толковаться только в соответствии с намерениями их авторов*(341). Такое эволютивное толкование приводит к пересмотру Европейским судом по правам человека и собственных прецедентов.

При характеристике роли Европейского суда по правам человека в правовой системе Российской Федерации в судебной практике и теории наряду с термином "прецедент" употребляется и термин "правовая позиция". В частности, о правовой позиции Европейского суда по правам человека говорится в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации". По сути оба этих термина ("прецедент" и "правовая позиция") в данном случае выражают одно и то же правовое явление, а именно сформулированное Европейским судом по правам человека при разрешении конкретного дела на основе толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод универсальное положение, выступающее в роли общеобязательного для стран - участниц этого международного договора образца (правила общего характера) при разрешении аналогичных дел. В силу своей универсальности оно оказывается применимым для разрешения группы однородных дел*(342). Применительно к российской правовой системе это обязательное для всех субъектов Российской Федерации правоположение, в котором содержится толкование Судом положений Конвенции и протоколов к ней применительно к конкретным фактам осуществления прав и свобод, гарантированных в соответствии с данным международным договором. Соответственно правовые позиции Европейского суда подлежат применению российскими судами при разрешении всех аналогичных дел. При этом решение Европейского суда соотносится с прецедентом и правовой позицией как форма и содержание. Соответственно прецедентное значение имеет не решение Суда как таковое, а выраженная в нем правовая позиция.

Правовые позиции Европейского суда по правам человека представляют собой разновидность судебной правовой позиции, которая исходит не от национального органа судебной власти, а от международного судебного органа. Его юрисдикция в Российской Федерации является субсидиарной; она в соответствии с федеральным законом о ратификации распространяется на нашу страну лишь по вопросам толкования и применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней. Однако во взаимосвязи с нормами национального законодательства нормы данного международного договора применяют и российские суды. В правовой системе Российской Федерации правовые позиции Европейского суда наиболее близки правовым позициям Конституционного Суда РФ, однако и многие правовые позиции других высших судов страны играют в механизме правового регулирования схожую роль. Как и Европейский суд по правам человека, российские высшие суды при разрешении конкретных дел на основе толкования Конституции РФ, норм международного права, включая Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, а также норм внутреннего законодательства и иных источников права нередко формулируют общеобязательные универсальные положения, выступающие в роли образца (правила общего характера) при разрешении аналогичных дел. Эти положения содержатся в мотивировочной и резолютивной части судебного акта, исходящего от соответствующего суда.

В литературе встречается и другой подход к определению судебной правовой позиции, когда под ней понимается "мыслительный акт, представляющий собой системное текстовое изложение суждений судебной инстанции (судьи) или других субъектов судебного правоприменения относительно мотивов, по которым является предпочтительным применение той или иной юридической нормы"*(343). Не пытаясь дать собственное определение родовому понятию "судебная правовая позиция", поскольку это не относится непосредственно к теме настоящего исследования, отметим вместе с тем, что в приведенном определении кроме указания на субъекта правовой позиции не содержится каких-либо иных признаков, позволяющих отграничить правовые позиции суда от правовых позиций других правоприменительных органов.

Так, если заменить в определении суд на любой другой правоприменительный орган, определение будет относиться уже к соответствующему органу. Вызывает возражение и отнесение к правовой позиции суда лишь мотивов выбора нормы, подлежащей применению. Даже в тех случаях, когда в нормативном регулировании не имеется пробела, а применяемая норма не содержит неопределенности и не вызывает сомнения в ее законности, правовая позиция суда содержится также в его итоговом выводе о выбранном варианте разрешения конкретной фактической ситуации. Что касается суждений относительно мотивов юридической квалификации, то они вправе будут претендовать на роль правовой позиции лишь при наличии в них толкования (интерпретации) соответствующей нормы в ее взаимосвязи с другими нормами права применительно к конкретной фактической ситуации. При наличии же пробела в правовом регулировании, а также при дефектности нормы, регулирующей спорные отношения, суд посредством юридического толкования на основе аналогии закона или общих требований права вынужден вырабатывать правило разрешения соответствующей фактической ситуации, не сформулированное непосредственно в существующей норме. Данное правило как правовая позиция суда, если она исходит от соответствующего субъекта, имеющего возможность обеспечить его общеобязательность и единство судебной практики на всей территории страны, становится образцом для разрешения аналогичных фактических ситуаций.

Следовательно, необходимо различать индивидуальные судебные позиции, имеющие отношение только к конкретной фактической ситуации, и общие судебные правовые позиции, выступающие в роли нормативного регулятора общественных отношений во всех сходных (типовых) фактических ситуациях. Правовые позиции Европейского суда по правам человека относятся к позициям общего характера, именно в таком качестве они и входят в механизм правового регулирования на территории Российской Федерации.

Основные правовые позиции Европейского суда, касающиеся порядка осуществления правосудия по имущественным спорам, в обобщающем виде приведены в Информационном письме Высшего Арбитражного Суда РФ от 20 декабря 1999 г. N С1-7/СМП-1341 "Об основных положениях, применяемых Европейским судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие*(344).

В частности, применительно к праву доступа к суду, Европейский суд по правам человека последовательно проводит позиции, согласно которым имущественным правам частных лиц должна быть обеспечена судебная защита, отказ в правосудии запрещен, рассмотрению спора не должны препятствовать чрезмерные правовые и практические преграды (т.е. усложненные или формализованные процедуры принятия и рассмотрения исковых заявлений, недоступность адвокатской помощи, отсутствие упрощенных процедур для рассмотрения несложных дел, а также дел о правах, требующих оперативной (быстрой) защиты). Относительно права на рассмотрение любого имущественного спора независимым судом сформулированы позиции, согласно которым судом признается орган правосудия, созданный на основании закона и компетентный рассматривать данную категорию имущественных споров, в равной степени независимый от законодательной и исполнительной власти, а также от сторон, участвующих в споре, способный профессионально оценивать юридические факты и толковать нормативные акты. Для обеспечения реализации права на разрешение спора беспристрастным судом выработаны позиции, согласно которым судьи должны внушать доверие участникам процесса и всему обществу, их непредвзятость должна быть видимой, явной, исключать какие-либо сомнения в их беспристрастности. Применительно к праву на справедливое судебное разбирательство любого имущественного спора сформулирована позиция, согласно которой оно признается справедливым при условии обеспечения равного процессуального положения сторон, участвующих в споре. Относительно обеспечения возможности быть выслушанным судом Европейский суд по правам человека выработал позиции, согласно которым суд обязан подробно уведомлять лиц, защищающих свои частные права, на понятном им языке о времени и месте судебного заседания, предоставить возможность защищать свои права лично или через своих представителей, а также получать помощь переводчиков, свободно представлять доказательства, подтверждающие его права. Применительно к праву на открытое разбирательство спора сформулированы позиции, согласно которым вопросы фактических обстоятельств дела должны рассматриваться в присутствии спорящих сторон и других заинтересованных в исходе спора лиц, представители общественности и средств массовой информации не допускаются в судебное заседание лишь с мотивировкой такого запрета моральными обоснованиями и нормами, защищающими государственную тайну, независимо от этого обстоятельства соблюдение публичности обязательно при объявлении мотивированного решения.

Значение решений Европейского суда по правам человека для российского правосудия не ограничивается тем, что они выступают в роли формально-юридического источника права. Признание Российской Федерацией его юрисдикции обязательной дает основания рассматривать практику этого Суда и как один из содержательных источников российского права, указывающих на основные направления его реформирования. Она позволяет привлечь внимание к несовершенным нормам отечественного законодательства, не соответствующим стандартам Конвенции о защите прав человека и основных свобод, побуждает к принятию мер по устранению недостатков в российской правовой системе.