Недостатки судебной практики при юридической квалификации процессуальных отношений

Системный анализ гражданского и арбитражного процессуального законодательства, данных судебной практики, в том числе решений Конституционного Суда РФ, дает основания говорить о том, что противоречия между процессуальными нормами не такое уж редкое явление. Причем некоторые решения законодателя поражают откровенным игнорированием устоявшихся правовых принципов, определяющих саму суть правосудия. Одним из примеров такого законодательного регулирования в арбитражном процессе до недавнего времени являлись институты привлечения к рассмотрению дел арбитражных заседателей и рассмотрения заявлений об их отводе.

Так, в соответствии с арбитражным процессуальным законодательством дело в арбитражном суде субъекта Российской Федерации по ходатайству сторон может рассматриваться коллегией в составе профессионального судьи и двух арбитражных заседателей. При этом арбитражные заседатели в случае привлечения их к рассмотрению дела исполняют обязанности судьи на непрофессиональной основе. Однако при осуществлении правосудия они пользуются правами и исполняют обязанности наравне с профессиональным судьей (ч. 5 ст. 19 АПК), при разрешении всех вопросов, возникающих при рассмотрении дела и принятии судебных актов, имеют равные с ним процессуальные права, разрешая все вопросы большинством голосов (ч. 6 ст. 19, ст. 20 АПК), и только лишь не могут быть председательствующими в судебном заседании (ч. 7 ст. 19 АПК). Очевидно в связи с этим, что препятствия для участия в рассмотрении дела и основания для отвода профессионального судьи и арбитражного заседателя не должны различаться.

Между тем в соответствии с правилами ч. 4 ст. 19 и ч. 3 ст. 21 АПК арбитражный заседатель в отличие от профессионального судьи мог быть привлечен к рассмотрению дела и не подлежал отводу, если он лично, прямо или косвенно, заинтересован в исходе дела либо имелись иные обстоятельства, которые могли вызвать сомнения в его беспристрастности; находится или ранее находился в служебной или иной зависимости от лица, участвующего в деле, или его представителя; делал публичные заявления или давал оценку по существу рассматриваемого дела; являлся родственником другого заседателя и профессионального судьи, участвующих вместе с ним в рассмотрении данного дела. И это при том, что требования справедливого разбирательства дела независимым и беспристрастным судом, равенства всех перед законом и судом, состязательности и процессуального равноправия сторон закреплены в других нормах АПК, в федеральных конституционных законах, в Конституции РФ, в международных договорах Российской Федерации как принципы правосудия.

Приведенные положения ч. 4 ст. 19 и ч. 3 ст. 21 АПК явно претендовали на роль неправового закона, соответственно при разрешении вопросов о привлечении арбитражных заседателей к рассмотрению дела и наличии оснований для их отвода арбитражные суды обязаны были руководствоваться не буквальным смыслом этих процессуальных норм, а требованиями процессуального права, определяющими применительно к данной конкретной ситуации критерии независимого и беспристрастного суда. Тем более что выявить содержание правовых требований применительно к данной конкретной ситуации при сопоставлении дефектных норм с другими положениями АПК, а также с Конституцией РФ и нормами международного права не составляло труда*(280). Однако судебная практика не всегда шла по этому пути, что привело к жалобе в Конституционный Суд РФ на нарушение конституционных прав применением в деле заявителя норм АПК, устанавливающих правила отвода арбитражного заседателя, и результатом рассмотрения этой жалобы стало признание их не соответствующими Конституции РФ (Постановление Конституционного Суда РФ от 25 марта 2008 г. N 6-П)*(281).

Другим примером игнорирования принципов правосудия является норма, сформулированная в п. 4 ч. 2 ст. 39 АПК в редакции Федерального закона от 24 июля 2002 г. Согласно ей арбитражный суд обязан был передать дело на рассмотрение другого арбитражного суда того же уровня, если одной из сторон в споре является тот же арбитражный суд. Во взаимосвязи со ст. 16, ч. 1 ст. 39 и ст. 127 АПК это означает, что арбитражный суд, являющийся стороной в споре, обязан был сам принять исковое заявление, выбрать по своему усмотрению суд того же уровня, в который будет передано дело, оформив свои действия обязательным для исполнения определением о возбуждении дела и передаче его на рассмотрение другого суда. Именно так и применялась данная норма в судебной практике, что, в частности, следует из обстоятельств дела, установленных Определением Конституционного Суда РФ от 2 марта 2006 г. N 22-О по жалобе закрытого акционерного общества "Промышленно-финансовая корпорация "Томич" на нарушение конституционных прав и свобод п. 4 ч. 2 ст. 39 АПК*(282).

Между тем, принимая норму п. 4 ч. 2 ст. 39 АПК в приведенной редакции, законодатель вступил в противоречие с правовой позицией Конституционного Суда РФ, сформулированной им в Постановлении от 16 марта 1998 г. N 9-П по делу о проверке конституционности ст. 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР для аналогичной процессуальной ситуации*(283). В частности, он не определил инстанцию, не участвующую в данном деле, для решения вопроса о выборе суда, в который дело подлежит передаче, как это предусмотрено для гражданских дел, отнесенных к компетенции судов общей юрисдикции: согласно п. 4 ч. 2 ст. 33 ГПК во всех случаях, когда рассмотрение дела судом, которому оно подсудно, становится невозможным, решение вопроса о его передаче возлагается на вышестоящий суд.

Норма п. 4 ч. 2 ст. 39 АПК в ее буквальном смысле не должна была применяться арбитражными судами и потому, что она вступила также в противоречие с правовой позицией Конституционного Суда РФ, сформулированной им в Постановлении от 25 февраля 2004 г. N 4-П по делу о проверке конституционности п. 10 ст. 75 Федерального закона "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации" и ч. 1 ст. 259 ГПК*(284). Согласно ей к сфере правосудия относится не только стадия судебного разбирательства, но и все другие стадии судопроизводства, в том числе стадия возбуждения дела, на которую также распространяются конституционные предписания о справедливом правосудии; сторона судебного спора не может наделяться полномочиями по осуществлению правосудия, в том числе в стадии возбуждения дела, и не должна ставиться в особое положение по отношению к другим лицам, участвующим в деле, поскольку иное противоречит принципам состязательности и равноправия сторон при осуществлении правосудия.

Полномочие суда при разрешении конкретной фактической ситуации отказаться от применения закона с обоснованием принятого решения требованиями права иногда связывают с его усмотрением. Однако судебное усмотрение есть полномочие, которое закон дает судье, чтобы делать выбор из нескольких альтернатив, из которых каждая законна*(285). В данном же случае ни о каком выборе между различными законными вариантами речи не идет, поскольку судья в целях обеспечения прав и свобод субъектов гражданского судопроизводства всегда обязан разрешить возникший казус правильно, отказавшись от применения неправового закона, и поступить в соответствии с требованиями права.

Приведенные примеры относятся к случаям явного несовершенства законодательства, но нередко судебные ошибки в применении процессуальных норм, влекущие нарушение прав, свобод и законных интересов участников гражданского судопроизводства, обусловлены не столько качеством законодательного регулирования, сколько заблуждением суда, полагающего возможным выявить смысл и содержание применяемой нормы без учета ее места в системе права, содержания других правовых норм. Характерным примером этого является дело по иску Романова Ю.П. к ОАО "Иркутское авиационное производственное объединение". Как связанное с государственной тайной, оно с учетом требований родовой и территориальной подсудности было рассмотрено в первой инстанции Иркутским областным судом. При рассмотрении данного дела суд отказал истцу в удовлетворении ходатайства о допуске в процесс избранного им представителя со ссылкой на ст. 21 и 21.1 Закона РФ "О государственной тайне" в связи с отсутствием у адвоката допуска к государственной тайне.

Между тем ГПК не предусматривает возможность отстранения судом адвоката, являющегося представителем стороны по гражданскому делу, по мотивам отсутствия у него допуска к государственной тайне. Согласно примененным по данному делу нормам федерального закона допуск к государственной тайне осуществляется после проведения соответствующих проверочных мероприятий, но в них же из данного общего правила сделано исключение для адвокатов, участвующих в качестве защитников по уголовным делам, связанным с государственной тайной. Оно было введено законодателем после принятия Конституционным Судом Российской Федерации Постановления от 27 марта 1996 г. N 8-П по делу о проверке конституционности ст. 1 и 21 данного Закона в связи с жалобами ряда граждан. В названном Постановлении Конституционный Суд пришел к выводу, что отказ обвиняемому (подозреваемому) в приглашении выбранного им адвоката по мотивам отсутствия у последнего допуска к государственной тайне неправомерно ограничивает конституционное право гражданина на получение квалифицированной юридической помощи и право на самостоятельный выбор защитника (ст. 48 Конституции РФ); зависимость выбора обвиняемым адвоката от наличия у последнего допуска к государственной тайне противоречит также принципам состязательности и равноправия сторон, закрепленным в ст. 123 (ч. 3) Конституции РФ*(286).

Приведенная правовая позиция сформулирована применительно к уголовному судопроизводству, но в силу универсальности права каждого на квалифицированную юридическую помощь и принципов состязательности и равноправия сторон она с очевидностью распространяется на все другие виды судопроизводства, а значит, и на производство в судах общей и арбитражной юрисдикции по гражданским делам. Для такого вывода суду по делу Романова Ю.П. следовало лишь сопоставить соответствующие правила Закона РФ от 21 июля 1993 г. N 5485-1 "О государственной тайне" с данной правовой позицией Конституционного Суда РФ, с содержанием ст. 48 и 123 Конституции РФ, а также с нормами ГПК, которые непосредственно устанавливают правила допуска к участию в деле представителя, не делая исключений для дел, связанных с государственной тайной, формулируют принципы осуществления правосудия на основе состязательности и равноправия сторон, конкретизируя соответствующие конституционные положения. Однако суд надлежащим образом свои обязанности не исполнил, в связи с чем Романов Ю.П. вынужден был обратиться в Конституционный Суд РФ, который в силу очевидного нарушения конституционных прав заявителя в Определении от 10 ноября 2002 г. N 314-О, опираясь на свое прежнее постановление, по существу, вместо суда общей юрисдикции дал адекватное толкование процессуальных норм в их системной взаимосвязи, обязав в соответствии с ним пересмотреть гражданское дело*(287).

По стечению обстоятельств в этот же день Конституционный Суд РФ с аналогичными последствиями рассмотрел жалобу и открытого акционерного общества "Омский каучук", которое Арбитражным судом Омской области со ссылкой также на ст. 21 Закона РФ "О государственной тайне" вопреки требованиям Конституции РФ и АПК было лишено права вести его дело, связанное с государственной тайной, через избранного представителя (Определение N 293-О*(288)). Как и суд общей юрисдикции, арбитражный суд ошибочно полагал, что представитель стороны не вправе участвовать в закрытом судебном заседании из-за отсутствия у него допуска к сведениям, составляющим государственную тайну.

О сложностях с использованием в судебной практике при правоприменении систематического способа толкования норм права свидетельствуют случаи, когда подобные ошибки совершают даже Верховный Суд РФ и Высший Арбитражный Суд РФ. Например, в практике судов общей юрисдикции из-за нарушения правил систематического толкования возникли трудности с уяснением смысла нормы ч. 1 ст. 441 ГПК (в ред. Федерального закона от 14 ноября 2002 г. N 138-ФЗ). Она предусматривала, что жалоба на действие (бездействие) судебного пристава-исполнителя по исполнению судебного постановления подается в суд, в районе деятельности которого исполняет свои обязанности судебный пристав-исполнитель*(289). И действительно, при изолированном ее рассмотрении могут возникнуть вопросы, на которые трудно найти однозначные ответы, однако при анализе данной нормы с учетом ее места в системе правового регулирования уяснение ее подлинного содержания особых затруднений не вызывает. Рассмотрим возникшую ситуацию как можно подробнее, чтобы показать сущность систематического толкования применительно к конкретной ситуации, правильное решение по которой было принято лишь Конституционным Судом РФ. В частности, на определенную территорию распространяется юрисдикция мирового судьи как низового звена системы общих судов, юрисдикция районного суда распространяется на территорию административного района, осуществляет судопроизводство на той же территории гарнизонный военный суд, который также входит в систему судов общей юрисдикции. При внесистемном истолковании термина "район деятельности" действия (бездействие) судебного пристава-исполнителя можно отнести также к юрисдикции областного и равного ему по уровню суду общей юрисдикции в субъекте Российской Федерации. Какой же из судов общей юрисдикции имеет в виду закон? Далее, у судебного пристава-исполнителя есть постоянное место службы по месту нахождения соответствующего подразделения судебных приставов, которое не всегда совпадает с местом исполнения обязанностей по исполнению конкретного судебного постановления. Как в связи с этим определить территорию исполнения обязанностей приставом-исполнителем, исполнительные действия (бездействие) которого обжалуются? Вопросы можно было бы продолжить, но для понимания сути проблем, возникающих у судов при игнорировании правил систематического толкования, использование которых обязательно для уяснения действительного смысла применяемой процессуальной нормы, достаточно и этих.

Верховный Суд РФ при ответе на соответствующие вопросы судов дал разъяснение, применив в качестве критерия для определения родовой подсудности дел данной категории уровень суда, постановление которого исполняется. По его мнению, если исполнительный лист выдан районным или другим федеральным судом, жалоба подается в районный суд, а если мировым судьей - мировому судье, в районе деятельности которого исполняет свои обязанности судебный пристав-исполнитель.

Не отрицая определенную целесообразность сформулированного Верховным Судом РФ правила разрешения данной процессуальной ситуации, нельзя не заметить, что оно не согласуется даже с буквальным смыслом нормы, так как она была изложена в прежней редакции ч. 1 ст. 441 ГПК и которой в настоящее время соответствует редакция ч. 2 названной статьи. Кроме того, в нем усматривается явное логическое противоречие, поскольку судебным приставом-исполнителем исполняются не только постановления мировых судей и районных судов, но также военных судов всех уровней, начиная с гарнизонного. В его полномочия входит также принудительное исполнение постановлений областного и равного ему по уровню суда в субъекте Российской Федерации, самого Верховного Суда РФ. Если критерием для определения подсудности является уровень суда, постановление которого исполняется, почему другие федеральные суды, кроме районного суда, не должны рассматривать жалобы на действия судебного пристава-исполнителя, когда исполнению подлежит постановление суда соответствующего вида и уровня?

Между тем стоит лишь обратиться к системе норм, во взаимосвязи с которыми подлежит применению соответствующее правило, как действительное содержание ч. 1 ст. 441 ГПК, обусловленное волей законодателя, становится очевидным. При этом не вызывает сомнения, что это специальная норма, в которой в исключение из общих правил гражданского судопроизводства содержались особые правила определения подсудности дел об оспаривании действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя при исполнении им постановлений судов общей юрисдикции всех уровней (мирового судьи, районного суда, областного и равного ему по уровню суда в субъекте Российской Федерации, гарнизонного военного суда, окружного (флотского) военного суда, Верховного Суда РФ), а также постановлений иных органов. Системная взаимосвязь специальных и общих норм требует, чтобы правоприменитель при их реализации в случае отсутствия в специальной норме исчерпывающих правил руководствовался при квалификации отношений, не подпадающих под действие особого порядка судопроизводства, общими правилами, содержащимися в других нормах. Обращение к общим нормам позволяет также определить значение терминов, употребляемых законодателем в специальной норме.

Так, в анализируемой норме уровень суда, к подсудности которого относится рассмотрение дел об оспаривании действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя, непосредственно не называется, но указывается, что такие дела рассматриваются судом, в районе деятельности которого исполняет обязанности судебный пристав-исполнитель (здесь и далее выделено мною для подчеркивания взаимодействия терминов в тексте взаимосвязанных законов. - Г.Ж.). Согласно же положениям ст. 21, 28 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации" в пределах судебного района осуществляет свою деятельность районный суд. Что касается мирового судьи, то в соответствии со ст. 4 Федерального закона от 17 декабря 1998 г. N 188-ФЗ "О мировых судьях в Российской Федерации" он осуществляет свою деятельность в пределах лишь судебного участка, входящего в территорию судебного района. Если исходить только из этих взаимосвязанных нормативных положений, то и тогда становится очевидной ошибочность позиции Верховного Суда РФ о возможности рассмотрения таких дел мировым судьей, поскольку по родовой принадлежности они относятся к подсудности районного суда.

Системная взаимосвязь процессуальных норм позволяет также уяснить, что при определении территориальной подсудности этих дел следует понимать под местом, где судебный пристав-исполнитель исполняет свои обязанности. Для этого следовало лишь обратиться к законодательству, устанавливающему соответствующие правила в исполнительном производстве. Так, согласно п. 1 ст. 90 действовавшего в то время Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 119-ФЗ "Об исполнительном производстве" на действия судебного пристава-исполнителя по исполнению исполнительного документа, выданного арбитражным судом, или отказ в совершении указанных действий, в том числе на отказ в отводе судебного пристава-исполнителя взыскателем или должником, может быть подана жалоба в арбитражный суд по месту нахождения судебного пристава-исполнителя; во всех остальных случаях такая жалоба подается в суд общей юрисдикции по месту нахождения судебного пристава-исполнителя. Очевидно, что таким местом по общему правилу является районное подразделение судебных приставов, поскольку в соответствии со ст. 3 Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 118-ФЗ "Об исполнительном производстве", ст. 1, п. 2 ст. 3, п. 1 ст. 7 Федерального закона "О судебных приставах" судебный пристав-исполнитель является должностным лицом, состоящим на государственной службе в Федеральной службе судебных приставов Министерства юстиции РФ; непосредственное осуществление функций по исполнению судебных актов возлагается на судебных приставов-исполнителей, объединенных в районные, межрайонные или соответствующие им согласно административно-территориальному делению субъектов Российской Федерации подразделения судебных приставов.

Следовательно, законодатель под местом исполнения своих обязанностей судебным приставом-исполнителем имеет в виду место нахождения подразделения судебных приставов. При этом обращение к тексту анализируемых законов позволяет получить и дополнительный аргумент в пользу подсудности данных дел районному суду, поскольку именно его уровень соответствует уровню подразделения судебных приставов, при котором состоит (находится) судебный пристав-исполнитель. Однако системная взаимосвязь процессуальных норм позволяет предъявить и более веские аргументы в пользу того, что дела об оспаривании действий (бездействия) судебных приставов-исполнителей по правилам ст. 441 ГПК относятся к подсудности районных судов.

Так, поскольку судебный пристав-исполнитель является должностным лицом, состоящим на государственной службе, по родовой принадлежности дела по жалобам на его действия (бездействие) по исполнению судебных постановлений относятся к категории возникающих из публичных правоотношений дел об оспаривании решений, действий (бездействия) должностных лиц. При этом в отличие от прежнего правового регулирования, когда судебный исполнитель состоял при районном суде, которым и рассматривались соответствующие жалобы в рамках производства по исполнению решений по какому-либо конкретному делу с вынесением по итогам рассмотрения определения (ст. 428 ГПК РСФСР), в системе действующего правового регулирования такие жалобы вне зависимости от уровня суда, постановление которого исполняется, рассматриваются в рамках самостоятельного производства по делам, возникающим из публичных правоотношений, которое завершается принятием самостоятельного решения (п. 3 ч. 1 ст. 22, ч. 1 ст. 194, ч. 1 ст. 224, ст. 257 ГПК). Такое же регулирование предусмотрено арбитражным процессуальным законодательством, в котором (ч. 1 ст. 329 АПК) специально указывается, что решения и действия (бездействие) судебного пристава-исполнителя могут быть оспорены в арбитражном суде по правилам, установленным гл. 24 АПК ("Рассмотрение дел об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления, иных органов, должностных лиц").

В отличие от арбитражного процессуального законодательства в ГПК нет специальной нормы, которая бы прямо отсылала к соответствующей гл. 25 ГПК, регламентирующей порядок производства по делам об оспаривании решений, действий (бездействия) должностных лиц, однако это не меняет правовой природы дел по жалобам на действия (бездействие) судебного пристава-исполнителя. Соответственно при определении родовой подсудности таких дел по правилам ст. 441 ГПК, которая не содержит прямого указания об уровне уполномоченного суда, она должна применяться во взаимосвязи с нормами, устанавливающими общие правила подсудности дел об оспаривании решений, действий (бездействия) должностных лиц. Совокупность же соответствующих процессуальных норм с очевидностью исключает отнесение таких дел к подсудности мировых судей.

Так, соответствующее правило не содержится ни в ст. 441 ГПК, ни в других нормах гражданского процессуального законодательства, определяющих компетенцию мирового судьи в сфере гражданского судопроизводства (ст. 3 Федерального закона "О мировых судьях в Российской Федерации", ст. 23 ГПК). Соответственно в ч. 2 ст. 254 ГПК, выступающей по отношению к ст. 441 ГПК в качестве нормы общего характера и отсылающей для определения родовой подсудности дел об оспаривании решений, действий (бездействия) должностных лиц к нормам гл. 3 ГПК, вообще нет ссылки на ст. 23 ГПК, устанавливающую подсудность дел мировому судье. Из содержания же ст. 24-27 ГПК, к которым отсылает ч. 2 ст. 254 ГПК, следует, что такого рода дела относятся к подсудности районного суда, осуществляющего свою деятельность в пределах судебного района, на территории которого непосредственно находятся и выполняют свои функции по исполнению судебных постановлений и постановлений других органов судебные приставы-исполнители, объединенные в районные, межрайонные или соответствующие им согласно административно-территориальному делению субъектов Российской Федерации подразделения судебных приставов*(290).

Анализ соответствующих нормативных положений изложен сознательно с такой подробностью, чтобы наглядно показать всю логику уяснения содержания применяемой для разрешения конкретной процессуальной ситуации нормы в ее системной связи с другими нормами права. Объем соответствующей мыслительной деятельности судьи в зависимости от качества законодательного регулирования и сложности возникшей ситуации может варьироваться, но общий подход во избежание ошибки всегда должен быть именно таким.