Поведение в ходе процесса

Мы доказали, что даже тот, кто предвидит, что защитная ассоциация станет доминирующей, не имеет права запретить другим вступать в нее. Но хотя никому нельзя запретить вступать в ассоциацию, не мог бы каждый из индивидов по своей воле воздержаться от вступления ради того, чтобы избежать возникновения государства в качестве итога этого процесса? Не могла бы популяция анархистов осознать, что усилия индивидов, нанимающих охрану, приведут посредством процесса типа «невидимой руки» к возникновению государства, и поскольку они располагают историческими свидетельствами и теоретическими основаниями, заставляющими беспокоиться о том, что государство — это не поддающееся контролю чудовище Франкенштейна, которое не ограничится минимально возможными функциями, то не мог бы каждый из них проявить благоразумие и не вступать на этот путь?³⁶ Если рассказать об этом анархистам, не превратится ли объяснение возникновения государства с позиции «невидимой руки» в саморазрушающееся пророчество?

Такого рода согласованным усилием будет трудно достичь успеха в попытке помешать формированию государства, поскольку каждый человек поймет, что в его личных интересах присоединиться к защитной ассоциации (и тем больше это в его интересах в случае, если некоторые другие поступят так же), а то, присоединится он к ней или нет, не повлияет на то, возникнет ли государство. (В наших матрицах доминирующими являются действия типа В.) Однако следует признать, что люди с особой мотивацией стали бы вести себя не так, как мы описали: например, люди, чья религия запрещает им покупать защиту или объединяться с другими в целях защиты; мизантропы, отказывающиеся сотрудничать с другими людьми или нанимать кого-либо; пацифисты, даже ради самозащиты не желающие сотрудничать или участвовать в деятельности какой бы то ни было организации, которая использует силу. Чтобы исключить влияние этих особых психологических типов, которые мешают развитию описанного нами процесса типа «невидимой руки», необходимо ограничить наше

или наложить на него взыскание за это. Я оставляю в стороне вопрос о том, как поступить, если преподаватель предпримет подобную попытку, но — не по своей вине — не преуспеет в этом. Я также оставляю в стороне запутанные вопросы о том, какие методы убеждения должны подпадать под действие принципа: например, то, что говорится в пределах университета вне занятий, но не колонка, напечатанная в городской газете.

³⁶ Такой постановкой вопроса я обязан Джеролду Кацу.

утверждение, что государство неизбежно возникнет из естественного состояния. Для каждого психологического типа мы можем предусмотреть особую оговорку. Соответственно: на территории, населенной рациональными индивидами, готовыми также использовать силу для самозащиты, желающими сотрудничать с другими и нанимать их, будет происходить то-то и то-то.

В конце главы 5 мы доказали, что территория с доминирующим охранным агентством представляет собой государство. Согласился бы Локк, что на такой территории существует государство или гражданское общество? Если да, сказал бы он, что оно было создано в результате общественного договора? Клиенты одного и того же охранного агентства находятся по отношению друг к другу в состоянии гражданского общества; клиенты и «независимые» имеют точно такие же права в отношении друг к другу, как два любых индивида в естественном состоянии, а следовательно, находятся в естественном состоянии по отношению друг к другу (II, 87). Но означает ли это, что «независимые» покоряются превосходящей власти доминирующего охранного агентства и не обеспечивают санкцией естественное право в отношении его клиентов (хотя право на это у них есть), что они не находятся в локковском естественном состоянии в отношении клиентов? Следует ли сказать, что они находятся в естественном состоянии только de jure, но не de facto? Стал бы Локк использовать такую идею политического или гражданского общества, в соответствии с которой на некоторой территории могло бы существовать гражданское общество, даже если не любые два человека на этой территории находятся между собой в отношениях, соответствующих гражданскому обществу? Хотелось бы также, чтобы эта идея имела политическое значение; если лишь двое из множества обитателей территории находятся между собой в отношениях, соответствующих гражданскому обществу, этого должно быть недостаточно для того, чтобы на этой территории существовало гражданское общество³⁷.

³⁷ «Но поскольку ни одно политическое общество не может ни быть, ни существовать, не обладая само правом охранять собственность и в этих целях наказывать преступления всех членов этого общества, то политическое общество налицо там и только там, где каждый из членов отказался от этой естественной власти, передав ее в руки общества во всех случаях, которые не препятствуют ему обращаться за защитой к закону, установленному этим обществом» (II, 87, курсив мой. — Р. Н.). Имеет ли Локк в виду, что наличие на территории «независимых» не позволяет существовать там политическому обществу или что «независимые» не являются членами политического общества, которое там существует? (Сравните также с II, 89, где эта проблема не получает разрешения.) Локк полагает, что «абсолютная монархия, которую некоторые считают единственной формой прав-

Мы описали процесс, в ходе которого люди, проживающие на некоторой территории, каждый по отдельности договорились о личной защите с разными фирмами, предоставляющими охранные услуги, потом все агентства, кроме одного, были ликвидированы или пришли к некоему modus vivendi*, и т.д. В какой степени этот процесс соответствует, если вообще соответствует, тому, который представлял себе Локк, где индивиды достигли «соглашения с другими людьми об объединении в сообщество», согласились «создать сообщество или государство» (II, 95), договорились образовать содружество (II, 99)? Этот процесс совсем не похож на единодушное общее решение создать правительство или государство. Никто, покупая охранные услуги у местного охранного агентства, не думает о вещах столь грандиозных. Но, может быть, общий договор, где каждый знает, что остальные согласны, и каждый намерен реализовать конечный результат, не является необходимым для договора в духе Локка³⁸. Лично я не вижу большого смысла в растягивании понятия «договор» ради того, чтобы любая структура или положение дел, возникающие в результате разрозненных добровольных действий действующих индивидов, рассматривались как результат общественного договора, при том что никто не стремился к такому положению дел сознательно и не действовал в соответствии с этим. А если мы идем на такую натяжку, то следует делать это открыто, чтобы никого не вводить в заблуждение относительно значения этого термина. Следует четко сказать, что

ления в мире, на самом деле несовместима с гражданским обществом и, следовательно, не может быть вообще формой гражданского правления» (здесь как будто бы требуется, чтобы все были включены), и далее продолжает: «Если есть какие-либо лица, не имеющие такого органа, к которому они могли бы обратиться для разрешения каких-либо разногласий между ними, то эти лица все еще находятся в естественном состоянии. И в таком состоянии находится каждый абсолютный государь в отношении тех, кто ему подвластен» (II, 90).

^ Здесь: способ совместного существования (лат.).—Прим. науч. ред.

³⁸ Параграфы 74—76, 105—106 и 112 книги II «Двух трактатов о правлении» могут склонить к мысли, что в нашей ситуации имеет место договор, хотя заметьте, что Локк использует в этих разделах слово «согласие», а не «договор». Другие разделы и главная тема его труда склоняют к противоположному мнению, что отмечают и комментаторы Локка. Вероятно, в том, что Локк писал о деньгах (II, 36, 37, 47, 48, 50, 184), можно также не фокусироваться на выражениях типа «изобретение денег», «условились, что маленькие куски желтого метала... будут мерилом стоимости», «по взаимному согласию», «баснословная воображаемая ценность» и т.п., а вместо этого акцентировать «неявное соглашение», чтобы попытаться приблизить данное Локком описание к тому, о чем мы рассказали в главе 2.

понятие общественного договора таково, что результатом общественного договора является каждый из следующих примеров: состояние личной жизни всех, в том числе кто на ком женат или кто с кем живет; кто в данном городе в данный вечер пошел в какой кинотеатр и в каком ряду сидит; состояние дорожного движения на государственных шоссе в данный день; состав покупателей и их покупок в данном продовольственном магазине в данный день и т.п. Я далек от утверждения, что такое более широкое понимание этого понятия не представляет интереса; то, что государство может возникнуть в результате процесса, соответствующего данному, более широкому пониманию (и не соответствующего более узкому), представляет очень большой интерес!

Представленную здесь точку зрения не следует путать с другими подходами. Она отличается от представлений об общественном договоре тем, что подразумевает структуру типа «невидимой руки». Она отличается от точки зрения, что «в процессе возникновения государства "право силы" превращается в силу права», поскольку утверждает, что права на правоприменение и право на контроль за правоприменением существуют независимо и принадлежат всем, а не закреплены за кем-то одним или за небольшой группой лиц, и что процесс возникновения исключительных полномочий на правоприменение и контроль за правоприменением может происходить без нарушения чьих-либо прав; что государство может возникнуть в результате процесса, в ходе которого ничьи права не нарушаются. Следует ли нам сказать, что государство, которое возникло из естественного состояния в результате описанного нами процесса, пришло на смену естественному состоянию, которое, таким образом, больше не существует, или лучше сказать, что оно существует внутри естественного состояния и, таким образом, совместимо с ним? Первое, несомненно, больше соответствует локковской традиции; но государство возникает из локковского естественного состояния настолько постепенно и незаметно, без разрывов и скачков, что есть соблазн, вопреки скептицизму самого Локка, склониться ко второму варианту: «...если только кто-либо не станет утверждать, что естественное состояние и гражданское общество — это одно и то же; но до сих пор я еще не нашел ни одного столь страстного привер -женца анархии, который бы стал на этом настаивать» (II, 94).

Легитимность

Некоторые могли бы отрицать (возможно, обоснованно), что в описании государства должна содержаться какая бы то ни было нормативная идея, даже право на принудительное обеспечение прав и на запрещение опасных методов самостоятельного правоприменения при условии, что попавшие под запрет получают компенсацию. Но поскольку это не дает государству или какому-либо из его агентов никаких прав, кроме тех, которые есть у всех и каждого, такое включение представляется безопасным. Оно не дает государству никаких особых прав, и из него никак не следует, что все действия государственной власти правильны по определению. Из него не следует также, что индивиды, выступающие в качестве агентов государства, обладают особым иммунитетом от наказания в случае, если они нарушают права других. Общественность, агентами которой они являются, может предоставить им страхование ответственности или гарантию, что их ответственность будет покрыта. Но она не может уменьшить их ответственность по сравнению с ответственностью других людей. Кроме того, ни охранные агентства, ни другие корпорации не будут нести ограниченную ответственность. Те, кто добровольно вступает в отношения с какой-либо корпорацией (клиенты, кредиторы, сотрудники и др.), будут заключать с. ней договоры, явным образом ограничивающие ответственность корпорации, в том случае, если корпорация предпочитает вести бизнес именно таким образом. Ответственность корпорации перед теми, кто сталкивается с ней не по собственному выбору, не будет ограниченной. И можно предположить, что она будет страховать такого рода ответственность.

Обладает ли государство, которое мы описали, легитимностью, законно ли его правление? Доминирующее охранное агентство обладает властью de facto; оно приобрело эту власть и достигло доминирующего положения без нарушения чьих-либо прав; оно распоряжается этой властью по возможности наилучшим образом. Означает ли все это в сумме, что оно обладает властью легитимно? В соответствии с тем, как термин «легитимность» используется в политической теории, те, кто легитимно обладает властью, наделены правомочиями [entitled] обладать ею — причем наделены особым образом^. Имеет ли место в случае доминирующего охранного агентства какое-либо особое наделение правомочиями [entitlement]? Доминирующее агентство и другое, крошечное агентство или доминирующее агентство и независимый индивид равны с точки зрения природы их прав на принудительное

^ При попытках объяснить понятия легитимности правительства в терминах мнений и представлений его подданных трудно избежать повторного обращения к понятию легитимности, когда приходит время объяснить точное содержание мнений и представлений подданных; хотя нетрудно сделать этот круг неполным: легитимным является то правительство, которое большинством его подданных признается легитимным. — Прим. науч. ред.

обеспечение других прав. Каким образом они могли бы быть наделены правомочиями разной степени?

Рассмотрим вопрос, наделено ли доминирующее агентство правомочиями на то, чтобы быть доминирующим. Наделен ли ресторан, куда вы решили пойти в конкретный день, правомочиями на то, чтобы сделать вас своим постоянным клиентом? При некоторых обстоятельствах, пожалуй, есть искушение сказать, что ресторан это заслужил или достоин этого; он кормит вкуснее, дешевле, обстановка там приятнее, и персонал старается изо всех сил; тем не менее он не наделен правомочиями вас обслуживать³⁹. Вы не пренебрегаете правомочиями, которыми наделены хозяева ресторана, если идете в другое место. Но, решив пойти к ним, вы разрешаете им обслужить вас и взять за это деньги. Они не наделены правомочиями на то, чтобы быть единственным рестораном, обслуживающим вас, но они наделены правомочием вас обслуживать. Сходным образом мы должны различать между ситуацией, когда агентство наделено правомочием быть тем, кто обладает определенной властью, и ситуацией, когда оно наделено правомочием обладать этой властью⁴⁰. Является ли единственным правомочием доминирующего агентства то, что оно наделено правомочием обладать властью? К вопросу о наделении правомочиями можно подойти и с другой стороны, что позволит более полно осветить положение индивида в естественном состоянии.

³⁹ Разница между «наделением правомочием» и «заслугой» рассматривается в эссе Джоела Фейнберга: Joel Feinberg, "Justice and Personal Desert," Doing and Deserving (Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1970), pp. 55—87. Если бы в основе легитимности были заслуги и достоинства, а не наделение правомочиями (что не соответствует действительности), тогда доминирующее охранное агентство могло бы получить ее, заслужив свою доминирующую позицию на рынке своими достоинствами.

⁴⁰ Ниже утверждение 1 выражает утверждение, что а наделен правомочием обладать властью, тогда как выражения 2 и 3 выражают утверждение, что а наделен правомочием быть тем, кто обладает этой властью.

1. а — это индивид х, такой, что х обладает властью Р и х наделен правомочием обладать Р, а Р представляет собой (почти) всю имеющуюся власть.

2. а наделен правомочием быть индивидом х, таким, что х обладает властью Р и х наделен правомочием обладать Р, а Р представляет собой (почти) всю имеющуюся власть.

3. а наделен правомочием быть индивидом х, таким, что х обладает властью Р, х наделен правомочием обладать Р, и х наделен правомочием, чтобы Р представляла собой (почти) всю имеющуюся власть.

Охранное агентство может действовать за или против конкретного индивида. Оно действует против него, если оно принудительно обеспечивает чьи-то права по отношению к нему — наказывает его, взыскивает компенсацию и т.п. Оно действует за него, если защищает его от других — наказывает других за нарушение его прав, принуждает их выплатить ему компенсацию и т.п. Теоретики, изучающие естественное состояние, полагают, что существуют некоторые права жертвы правонарушения, которые другие лица могут принудительно обеспечить только с ее разрешения; и есть иные права, которые другие лица могут принудительно обеспечивать вне зависимости от того, разрешила им жертва это сделать или нет. К первой группе принадлежит право взыскивать компенсацию, ко второй — право наказывать. Если потерпевший отказывается от компенсации, никто не имеет права взыскать компенсацию в его пользу или в свою, вместо потерпевшего. Но если потерпевший хочет получить компенсацию, то почему взыскать ее могут только те, кому он разрешил это? Очевидно, что, если несколько разных лиц взыщут с обидчика полную компенсацию, это было бы несправедливо по отношению к нему. Как же определить, кому действовать? Может быть, на это имеет право тот, кто сумел первым взыскать достаточную компенсацию в пользу жертвы? Но если позволить многим людям соперничать из-за того, кто первым успешно взыщет компенсацию, разумные правонарушители, равно как и их жертвы, окажутся втянутыми во множество независимых судебных разбирательств, требующих больших затрат времени и сил, только одно из которых завершится взысканием компенсации. Другой вариант: тот, кто первым начинает процесс взыскания компенсации, оставляет поле за собой; никто другой больше не имеет права участвовать в процессе. Но это позволяло бы правонарушителю привлечь сообщника, который бы первым начал судебное разбирательство, чтобы помешать другим взыскать с него компенсацию (оно было бы продолжительным, запутанным и, возможно, безрезультатным).

Теоретически для выбора того, кто должен заняться получением компенсации (или поручить это другому), можно использовать произвольное правило, скажем, «взыскивать компенсацию должен тот, чье имя в алфавитном справочнике всех жителей данной территории идет непосредственно за именем жертвы». (Привело бы это к тому, что люди стали бы нарушать права тех, кто в алфавитном справочнике стоит прямо перед ними ? ) Если принимать решение о том, кто должен взыскивать компенсацию, будет потерпевший, это, по крайней мере, гарантирует, что он будет связан обязательством удовлетвориться результатом процесса и не будет продолжать попыток получить дополнительную компенсацию. Потерпевший не будет считать, что он выбрал процесс, нечестный по отношению к самому себе, а если он придет к такому выводу, то винить сможет только себя. Вовлеченность жертвы в процесс и ее доверие к его результату выгодны и правонарушителю, потому что в противном случае потерпевший начнет второй процесс, чтобы получить остаток того, что, по его мнению, ему причитается. Можно ожидать, что потерпевший согласится с ограничением на вторичное привлечение к ответственности за одно и то же правонарушение, только если он активно участвует в процессе и связан обязательством согласиться с его итогами, что было бы невозможно в случае, когда первоначальное судебное решение выносит соучастник правонарушителя. Но что неправильного в повторном привлечении к ответственности за одно и то же правонарушение при условии, что в случае несправедливого исхода процесса наказанный сможет сделать ответный ход? И почему потерпевший не может привлечь правонарушителя к ответственности повторно, даже если он сам санкционировал первый процесс? Разве не может потерпевший сказать, что он поручил одному человеку взыскать справедливую компенсацию, но поскольку его представитель не смог этого сделать в полном объеме, он вправе поручить еще кому-нибудь закончить дело? Если первый, кого он направил за правонарушителем, не смог найти его, он вправе послать второго; если тот нашел его, но был подкуплен, потерпевший имеет право послать третьего; почему он не имеет права послать другого, если первый его представитель не смог выполнить свою задачу должным образом? Строго говоря, если он на самом деле прислал следующего человека, чтобы взыскать что-то сверх того, что пытался взыскать его первый представитель, он рискует, что другие люди сочтут его дополнительные требования несправедливыми и воспротивятся ему. Но есть ли иные основания, кроме благоразумия, которые не дают ему так поступать? В правовой системе, регулирующей отношения между гражданами государства, как она обычно представляется, содержатся доводы против повторного привлечения к ответственности за одно и то же правонарушение. Поскольку одного раза достаточно, чтобы признать человека виновным, нечестно позволять обвинению делать все новые и новые попытки, пока оно не добьется успеха. Но это не так в естественном состоянии, где невозможно абсолютное урегулирование спора и где то или иное решение не связывает обязательствами всех участников процесса после того, как агент (или агентство), представляющий потерпевшего, добился этого решения. В системе, регулирующей отношения между гражданами, нечестно давать обвинителю много шансов добиться окончательного обвинения, обязательного для выполнения, потому что, если ему повезет один раз, то у того, кто признан виновным, шансы на пересмотр приговора невелики. В то же время в естественном состоянии у того, кто считает приговор несправедливым, есть возможность прибегнуть к каким-то другим средствам⁴¹. Но даже если нет гарантий, что потерпевший сочтет приемлемым решение, которого достиг его представитель, это все-таки более вероятно, чем то, что он сочтет приемлемым для себя решение некоей неизвестной третьей стороны; поэтому то, что жертва сама выбирает того, кто будет взимать компенсацию, является шагом к окончанию дела. (Ее противник также может согласиться подчиниться решению.) Есть еще одно, пожалуй, главное соображение в пользу того, чтобы именно жертва принимала ключевые решения в вопросе о компенсации. Именно жертва имеет право на компенсацию, и не только в том смысле, что она получает деньги, но еще и в том, что у другой стороны именно перед ней имеется обязательство их выплатить. (Этот случай надо отличать от следующей ситуации: у меня может быть обязательство перед вами выплатить деньги третьей стороне, поскольку я пообещал вам передать деньги ей.) Представляется, что именно потерпевший, как то лицо, по отношению к которому существуют имеющие исковую силу обязательства, является подходящей стороной для определения, как именно по этому обязательству будет осуществляться взыскание.