Концепции жизненного мира

Концепция жизненного мира берет начало из феноменологии Э. Гуссерля. Зачем Гуссерлю, поставившему перед собой сверхзадачу преобразования всей науки и утверждения философии как квинтэссенции человеческой рациональности, понадобилось акцентировать внимание на том, что существует обыденный мир человеческого существования, естественная среда обитания человека во всей полноте его устремлений, переживаний, ценностных ориентаций? Во-первых, потому, что, осуществляя философскую критику науки как области человеческой деятельности, философ увидел, что она зиждется на противопоставлении человека и бытия, которое позволяет накидывать объективизирующую сеть на разные проявления бытия, последовательно отвлекаясь от того, что оно не только познаваемо, но еще и обитаемо. Это значит, что в мире науки нет места тому, благодаря чему она вообще возможна, – человеческой субъективности со всем богатством ее индивидуальных и коллективных «духовных форм». Во-вторых, выяснилось, что никакая наука, не исключая направленных на изучение субъективного психологии и философии, еще не сделала своей темой этот «преданный» мир феноменов субъективной жизни, и потому они остаются все еще нераспознанными, «анонимными», хотя их значение настолько же велико, насколько и считается само собой разумеющимся их существование. Универсальными наука и философия, по Гуссерлю, могут стать лишь тогда, когда эта сфера бытия субъекта будет отрефлексирована как главное условие всякой человеческой деятельности, а систематический анализ ее опосредствующей роли в ней, как и изучение самого жизненного мира как результата активности смысло- и формообразующей субъективности (самообъективирующейся субъективности), дополнят до искомого целого наше знание о мире и о себе[4].

Принципиально отличная от современной ему натуралистической психологии программа феноменологической психологии Э. Гуссерля состояла в исследовании феноменов субъективности, порождающих мир смыслов, разнообразие форм деятельности и культуры, что, как будто, вполне соответствует тому пути, который в действительности прошла современная психология. Во всяком случае, с момента осознания особого статуса наук о человеке в их смысловом и историческом измерении, она стремилась к тому, чтобы раскрыть закономерности бытия и становления субъекта, или хотя бы держала такое стремление в качестве идеала. Таким образом, сегодня в сфере психологии во всем ее теоретическом многообразии есть области, предметно совпадающие с абрисом жизненного мира, данного Э. Гуссерлем.

В то же время программа исследований сферы субъективного далеко не выполнена, а, скорее, более-менее прояснены основные проблемные направления таких исследований. За прошедшее столетие в развитии наук о человеке понятие «жизненный мир» снова оказалось востребованным, причем та идейная трансформация, которую оно претерпело, отвечает степени разработки и конкретизации проблемы субъекта в гуманитарных науках.

Так, в социальной философской теории Ю. Хабермаса понятие «жизненный мир» используется уже не для обозначения всего пространства действия субъективного, как полагающего мир человека, явления его опыта и деятельности. Данное понятие специализируется для обозначения сферы приватного и интимного, что дает человеку ощущение присутствия в мире: язык как картина (круг) мира в смысле В. Гумбольдта, традиции, которые составляют его быт, система значимых коммуникативных связей – родство, дружба, соседство и т. д. «Жизненные миры» – это множественные образования в мире социальной коммуникации, которые опосредствуют все социальные взаимодействия человека. И уже здесь, на почве этого, более конкретно заданного понимания жизненного мира, внутри него самого, проводится та граница, то различение между субъективностью и объектным, инструментальным отношением к миру, которое у Гуссерля имело еще позитивное значение, поскольку его программа обращения к субъективности включала в себя рефлексию о ней как принципиальном условии деятельности, созидающей мир во всем его многообразии. Но с распространением технократического сознания и расширением влияния государства и экономики на частную жизнь, такое различение уже несет в себе негативную окраску, ведь речь идет о том, что наступило время, когда продукты «объективации субъективного» обернулись против жизненного мира индивида, стали оказывать все возрастающее давление на него, что привело к «психосоциальному обнищанию», отчуждению от самого себя, а значит, к разрушению самой субъективности человека.

Симптоматично, что именно в контексте диагностированной Хабермасом ситуации разрушения сферы субъективного в современном мире, представление о «жизненном мире» вызвало живой отклик в психологии, которая непосредственно сталкивается с результатами такого искажения прежде всего в картине развития человека, обнаруживая его действие с самых «низов» формирования его психосферы. В свете этого приходится признать, что феноменологический подход в психологии к описанию субъективности не отвечает этим новым вызовам, но должен быть существенно дополнен экологическим подходом, в котором главное – стремление сохранить тот комплекс психофизиологических, культурных, социальных, творческих условий существования «жизненного мира», которые способствуют сохранности сферы субъективного, осуществляя своего рода прививку против разрушающего ее действия цивилизации. Речь здесь идет не столько о недостаточном уровне владения обществом психологической культурой как залогом выживания в современных условиях (подобно тому, как жизненно важной для человечества оказалась культура гигиены), сколько о том, что в самой психологии эта ситуация ощущается в виде дефицита средств анализа субъективности, дефицита понимания путей ее возникновения и становления именно потому, что, как говорил Гуссерль, она всегда подразумевалась, существовала «предзаданно», служа главным условием исследования всех закономерностей развития и формирования каждой из ее составляющих, исследуемых в логике психологического анализа по отдельности.

Однако, целое, как известно, существует по своим законам. Не случайно обращение психологии к понятию «жизненный мир», в котором нельзя не увидеть переклички или даже просто возвращения к разработанному Л.С. Выготским подходу к личности. Как целое, как вершинный синтез всех своих разно уровневых психологических составляющих, личность, по Выготскому, существует в единстве со средой, проявляя себя через переживание этого единства. «По букве» работ Выготского, психологи вполне освоили анализ социальной ситуации развития, приняли типологически-описательный подход к возрастной периодизации, предложенный им. Продуктивен и типологический подход к типам кризисных ситуаций в соответствии с типологическим анализом жизненных миров, осуществленный Ф.Е. Василюком («Психология переживания»). «По духу» – то, к чему стремился сам Выготский, ставя перед собой в «Психологии искусства» задачу понять, как научно решить вопрос о воздействии произведения искусства на человека через его переживание, в чем он видел реальную силу преобразования человеческого духа, – не успевает получить дальнейшего последовательного развития, хотя, как мы знаем, в конце его научного пути тема переживания с новой смысловой наполненностью возвращается в «Проблеме возраста». И в современной психологии все еще не реализован систематический подход к человеку как создающему и переживающему события собственного развития – в диалоге с другим человеком, с произведением культуры, с его автором, с природой, с традицией, с самим собой – «внутри» того, что он чувствует «своим», в своем жизненном мире.

Продолжение этой экзистенциальной направленности психологических идей Л.С. Выготского можно увидеть во все более углубляющемся интересе философов и психологов к такому образу, способу понимания развития и бытия личности, в котором на передний план выходит ее самодетерминация, ее собственные усилия по «выходу за свои пределы» в событиях развития и переживании такого рода событий (В.С. Библер, В.А. Петровский, Д.А. Леонтьев). Именно этот тип развития несет в себе потенциал здоровой сопротивляемости жизненного мира личности напору техногенной цивилизации и всевозможным внешним манипуляциям. Можно утверждать, что первый этап, этап синхронного феноменологического описания и анализа сущности экзистенции личности в режиме самоопределения уже осуществлен – что само по себе важно, но все же недостаточно для психологии. Научное моделирование пространства для осуществления развития по типу «causa sui» (причина самого себя) составляет, пожалуй, самую сложную задачу, поскольку она все еще вынужденно решается на уровне проектирования и является, преимущественно, воображаемой ситуацией для психологии образования, что очерчивает проблемы «жизненного мира» самой психологии[5].

Таким образом, жизненный мир в психологическом анализе проявляет себя как единство личности и среды, служащее основанием для возникновения и «переживающего» становления субъективности, но это такое основание, которое должно все время подтверждаться самостоятельной деятельностью субъекта, порождаться ею, изобретаться, совершенствоваться. Его можно помыслить как произведение субъекта, воплощение его как личности, и потому задача психологии состоит не в том, чтобы сохранить жизненный мир личности в неприкосновенности от внешних влияний, а в том, чтобы создать условия, чтобы он существовал, исходя из собственных предпосылок, что воз- можно лишь тогда, когда субъект способен к самоопределению.

Обратимся к конкретной области психологических исследований речевого развития, которую мы считаем наиболее значимой в контексте конфликта жизненного мира и, обобщенно говоря, цивилизации, и поэтому – наиболее перспективной в плане реализации возможности психологии моделировать условия, при которых речевое развитие в ходе обучения будет одновременно развитием личности, ее субъектных свойств. Традиционно речевое развитие, приобщение становящейся личности к культуре литературного языка было одним из важнейших источников становления субъектности человека. Именно литература в течение многих веков была полем экспериментации, аккумулировавшим и переосмысливающим опыт обретения человеком субъектных свойств. Дефицит этих «субъектообразующих» стал особенно заметен на фоне агрессивного вытеснения новыми средствами электронной массовой коммуникации вошедших в традицию с возникновением «книжной культуры» способов трансляции психологического уклада человека. Онлайн-существование оставляет все меньше места для переживания себя как отдельной, самостоятельной индивидуальности, что оборачивается новыми видами переживаний и фрустраций, беззащитностью перед лицом анонимных манипулятивных стратегий общения. При незащищенности и психологической неоформленности «нутра» эта нацеленная на сверховнешненную коммуникацию психологическая организация в крайних случаях приводит к тяжелым не-виртуальным последствиям, вплоть до суицида. Подобного рода инволюционные явления неизбежны в случае нарушения процесса трансляции совокупности культурных практик, связанных с самовоспитанием и самовосприятием субъекта, с развитием культуры внешнего и внутреннего диалога. Они определяют упрощение жизненного мира, который, в соответствии с типологией Ф.Е. Василюка, стремится в пределе стать «внешне легким и внутренне простым». Такая девальвация субъекта поддерживается во многом состоянием образовательных институтов. Поэтому так важен поворот психологии к анализу и исследованию того, как в процессе овладения чтением и письмом как культурными практиками, представляющими важный этап речевого развития, возникают и складываются субъектные свойства человека, и что за условия способствуют или препятствуют обретению с речевыми умениями новых личностных измерений. Этим определяется, во-первых, возможность человека понимать себя (прямо пропорциональная пониманию другого), используя выработанные в культуре эстетические возможности и средства автокоммуникации (эстетическое познание субъект-субъектной структуры общения как основы субъектности). А во-вторых, от этого зависит развитие высших рефлексивных форм мышления (познание субъект-объектной структуры мышления сквозь призму диалогики субъект-субъектного отношения, мотивирующего и организующего познание). Оба указанных направления становления субъектности следует рассмотреть как полноправные составляющие речевого развития, в особенности развития письменной речи, когда она оформляется в полноценную текстовую деятельность (практика понимания и производства текстов), во всей полноте ее психологических и культурно-исторических аспектов.

Очевидно, что система образования играет фундаментальную роль в творческом самоопределении субъекта, и потому конфликты цивилизации и жизненного мира личности в рамках психологии могут быть осмыслены как отставание сферы образования от реальных возможностей самостоятельного развития личности.

В нашем исследовании мы возьмем социальную философскую теорию Хабермаса, а конкретно, её часть, которая касается языка, как части жизненного мира, различных терминов, профессиональных и специфических. Также, мы будем ориентироваться на мнения и теории многочисленных психологов и педагогов, таких как: Ф. Брукс, Н. Вирт, Э. Дейкстра, С. Макконнелл, М.Л. Смульсон, Б. Шнейдерман и др. Вышеперечисленные исследователи в разное время глубоко занимались анализом специфики задач в области программирования и вопросами профессиональных и личностных качеств программистов. В результате исследования мы получим данные, которые смогут показать, насколько верно их мнение, относительно особенной характера программистов, в проекции на современную действительность. Помимо языка и особенностей характера, в исследовании будут рассмотрены самоидентификация объекта исследования, внешний вид представителей IT-мира, их традиции и символика.