СС И НЕМЕЦКОЕ ДВИЖЕНИЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ 6 страница

Однажды Гудериан пожаловался, что не знает, где взять войска для отражения очередного удара Советов. В ответ Гиммлер только улыбнулся, усматривая в этом лишь необоснованную озабоченность, и произнес: «Видите ли, дорогой генерал, я не думаю, что русские смогут продолжить наступательные действия. Все это лишь блеф».

Однако мысль о том, что Гиммлер на какое‑то время поднялся до уровня самого Гитлера, представляется обманчивой. Так, Тревор‑Ропер утверждает: «Несмотря на кажущийся рост власти Гиммлера, на самом деле она значительно ослабла».

Теоретики двух личностей забыли о человеке, который с ревностью следил за каждым шагом Гиммлера, — шефе партийной канцелярии Мартине Бормане, имевшем большое влияние на диктатора и внимательно следившем за его ближайшим окружением. Он‑то и затормозил дальнейшее продвижение наверх «дядюшки Генриха», как его обычно называл.

Спор между Гиммлером и Борманом о правомочиях СД показал, кто есть кто. Чем более сужалась территория рейха под мощными ударами противника, тем большую активность проявлял Борман, не позволяя Гиммлеру и руководству СС замахиваться на властные полномочия партии. Когда в дела какого‑нибудь гауляйтера пытались вмешиваться высшие чины СС, за него тут же вступался Борман, докладывая о случившемся Гитлеру, который разделял его взгляды на место и роль партии. На любые высвобождавшиеся командные посты Борман проталкивал своих аппаратчиков.

Эрих Кох, гауляйтер Украины, выдворенный оттуда советскими войсками, возвратился в родную Восточную Пруссию, где в качестве имперского комиссара чувствовал себя полновластным хозяином, ни во что не ставя ни вермахт, ни СС, которых презирал. Не посоветовавшись даже с командующим войсковой группой генерал‑полковником Райнхардтом, он стал создавать собственную армию, назвав ее «фольксштурмом». В нее Кох загонял инвалидов, стариков и зеленую молодежь и конфисковал продукцию военных заводов для нужд своей армии. Защитник Восточной Пруссии взял на себя обязанности по контролю за офицерами и солдатами восточнопрусской группировки и розыску дезертиров, отказав в этих правах Гиммлеру и его пособникам.

Пример Коха побудил Гитлера и Бормана распространить власть партии на оставшуюся территорию Германии и создать имперский фольксштурм, подчиняющийся не вермахту, а партии, во главе которого был поставлен Борман. 26 сентября Борман отдал распоряжение гауляйтерам о подготовке к повсеместному созданию фольксштурма.

А через три недели, в годовщину Битвы народов под Лейпцигом (18 октября 1813 года), Гитлер уже отдал распоряжение о создании фольксштурма, что значительно сократило власть Гиммлера, так как за командующим резервной армией закреплялись вопросы организации, обучения и оснащения фольксштурма, тогда как за Борманом — вопросы его рекрутирования и политического руководства.

К тому же Борману удалось задействовать против Гиммлера еще и Иосифа Геббельса. Если министр пропаганды ранее заявлял: «Гиммлер занимается военными, я же — гражданскими аспектами ведения войны. В этой связке ходу войны будет придан решающий импульс», то после попытки покушения на Гитлера рейхсминистр усмотрел в Бормане более сильного партнера и перешел на его сторону. Борман не преминул тут же подписать у фюрера указ о назначении Геббельса имперским уполномоченным по вопросам ведения тотальной войны. В декабре Геббельс получил задание проверить численный состав подразделений вермахта и доложить в ставку фюрера свои предложения по их передислокации, что являлось явным вторжением в сферу деятельности командующего резервной армией.

Пока Гиммлер довольно часто появлялся в ставке фюрера, Борману приходилось опасаться, что шеф СС сможет противостоять его нашептываниям Гитлеру. Поэтому он поставил своей задачей оттеснить Гиммлера из ближайшего окружения фюрера.

Будучи еще гимназистом в Ландсхуте в период Первой мировой войны, Гиммлер на фронт не попал, но в тайне мечтал о славе полководца, желая встать во главе частей, непосредственно ведущих боевые действия. И Мартин Борман «помог» ему осуществить эту мечту.

В конце ноября англо‑американские войска вторглись в Эльзас, оттеснив части немецкой 19‑й армии к Рейну. Для обеспечения дальнейшего отхода армии необходимо было создать на левом берегу Рейна плацдарм и остановить продвижение противника. В штаб‑квартире фюрера было решено образовать новую группировку войск в районе между Карлсруэ и швейцарской границей. Вот тут‑то Борман и предложил послать Гиммлера, назначив его командующим этой группировкой. Он обосновывал свое предложение тем, что тот командовал резервной армией, откуда и могли быть взяты необходимые силы для этой группировки. К тому же в том районе необходимо было провести санирующие мероприятия, что являлось как раз прерогативой шефа полиции Гиммлера.

В начале декабря Гиммлер получил новое назначение. Сияющий от счастья, командующий группировкой войск «Верхний Рейн» не разглядел ловушки, подставленной ему Борманом, считая, что сможет координально изменить ход Второй мировой войны. Благодаря своим стараниям и организаторским способностям, ему действительно удалось создать фронт обороны, перебросив туда мобильные подразделения резервной армии. Правда, его группировка представляла собой пеструю смесь из пожилых солдат, ополченцев, пограничников, таможенников, зенитчиков и мобилизованных в армию представителей восточных народов. Свой командный пункт в Шварцвальде он почти не покидал. Готовился к решающим боям с противником, удовлетворяясь пока малыми победами над внутренним врагом. Он сместил командующих армиями и командиров корпусов, якобы из‑за их непригодности, и отказался подчиняться командующему Западным фронтом.

Воспользовавшись его отсутствием в Берлине, ряд эсэсовских фюреров различных категорий переметнулись на сторону Бормана. Среди них были группенфюрер СС Герман Фогеляйн, личный представитель Гиммлера в ставке фюрера, женившийся на сестре Евы Браун[152], Грете, и обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер, начальник главного управления имперской безопасности.

По иронии судьбы, адвоката из Линца, шефа СС Верхнедунайского округа, второразрядного чиновника Кальтенбруннера Гиммлер назначил на эту должность в январе 1943 года, чтобы не допустить появления второго Гейдриха. Рослого, со шрамом на щеке, заядлого курильщика Кальтенбруннера в то время почти никто не знал. Правда, Гиммлер постарался, чтобы у него было меньше власти, чем у его предшественника Гейдриха, передав кадровые вопросы главному управлению кадров, а хозяйственные — главному административно‑хозяйственному управлению.

Кальтенбруннер столкнулся с тем, что начальники его управлений имели больше авторитета, чем он сам, и часто обходили его в решении тех или иных вопросов, о чем он узнавал в последнюю очередь. Бывший его однокашник Скорцени отмечал: «Мне представлялось, что этот человек… чувствовал себя не совсем на своем месте».

Однако казавшийся несколько нескладным Кальтенбруннер стремился всеми силами достичь той власти, которую имел его предшественник. В 1944 году он стал уже вторым по значению лицом в «черном ордене». Его грубых непредсказуемых действий стал опасаться даже сам Гиммлер, не говоря уже о шефе абвера Канарисе.

Коалиция с Борманом гарантировала Кальтенбруннеру ту привилегию, которой не обладал Гейдрих. Он стал частым гостем в ставке фюрера, от которого получал непосредственно указания, минуя Гиммлера. И руководил своим главным управлением так, будто бы нес всю ответственность лишь перед одним фюрером.

Верные Гиммлеру люда доложили ему об измене Кальтенбруннера и предупредили о махинациях Бормана со своими приспешниками, пытаясь спустить его на землю с заоблачных высот полководческих фантазий. 21 декабря 1944 года Бергер сообщал Гиммлеру: «Прошу вас по возможности скорее отделаться от обязанностей командующего войсковой группировкой „Верхний Рейн“ и возвратиться в ставку фюрера. Просьба моя исходит не только из необходимости противодействия слухам, распространяющимся определенными кругами, будто бы рейхсфюрер СС попал в немилость и что победила линия вермахта — Кейтеля, но и учитывает то обстоятельство, что ваше отсутствие в ставке фюрера наносит громадный ущерб нашей политической работе».

Забеспокоились и верные Гиммлеру люди в штандарте «Курт Эггерс», являвшемся своеобразным пропагандистским центром войск СС. Штандартенфюрер СС Гюнтер д'Альквен подготовил вместе со своими офицерами докладную записку рейхсфюреру СС, в которой говорилось о «необходимости положить конец бормановской монополии».

Но Гиммлер проигнорировал эти предупреждения, считая себя законным преемником Гитлера. К тому же он не мог расстаться с мыслью о полководческой славе, которая, казалось, светила ему, а в первых числах января ему даже представилась возможность показать свои полководческие качества.

Двум дивизиям соседней войсковой группы удалось в ходе ограниченного контрудара прорвать французскую оборонительную линию «Мажино» в районе Хагенау и выйти в северную часть Эльзаса. И Гиммлер, исходя из их успеха, разработал свой план, потребовав от ставки фюрера переподчинить ему эти дивизии, чтобы общим ударом взять Страсбург. Несмотря на протест командования Западного фронта, план этот был утвержден.

В соответствии с ним обе вырвавшиеся вперед дивизии были повернуты на юг вдоль Рейна, а основные силы стали наступать на Страсбург. Для американцев это оказалось полной неожиданностью, и главнокомандующий войсками союзников генерал Эйзенхауэр даже намеревался оставить город и отвести свой правый фланг за Вогезы. Бургомистр Страсбурга стал возражать, и союзники начали активную оборону города, выступив против немцев, которые были всего в нескольких километрах от него. Немецкое наступление заглохло. А 20 января союзники перешли в контрнаступление. К концу месяца войска Гиммлера были вынуждены переправиться на противоположный берег Рейна.

Не успели сведения о поражении Гиммлера дойти до ставки фюрера, как Борман подготовил ему очередную командную должность, чтобы поглубже затянуть шефа СС в неумолимо надвигавшуюся катастрофу и вызвать недовольство диктатора. Гиммлер принял командование группой армий «Висла» — теперь уже на Восточном фронте.

12 января 1945 года советские войска начали одну из самых крупных наступательных операций в военной истории. Красная армия опрокинула семисотпятидесятитысячную немецкую армию и за несколько дней взломала оборону немцев по всему фронту. Войска генерала Черняховского и маршала Рокоссовского вышли к Кёнигсбергу и Данцигу, тогда как войска маршала Жукова овладели междуречьем Вислы и Варты, а маршала Конева вышли на Одер. Немцев охватила паника. Была потеряна вся Восточная Пруссия, за исключением узкой береговой полосы. Группа армий «Север» понесла тяжелые потери.

Генерал Гудериан предложил создать в Померании новую группу армий, в которую могли бы влиться разрозненные немецкие подразделения и части, отходившие от Вислы к Одеру, назвать ее группой армий «Висла», в качестве командующего которой назначить генерал‑фельдмаршала барона фон Вайхса, освободившегося на Балканах из‑за сокращения театра военных действий.

Гитлер в принципе согласился, но вместо гудериановского кандидата назначил Гиммлера, который, по его мнению, лучше подходил для этой роли. Как потом вспоминал Гудериан: «Я пришел в ужас от такого ошибочного решения и использовал все свое красноречие, чтобы уберечь несчастный Восточный фронт от подобной глупости. Но все было напрасно. Гитлер утверждал, что Гиммлер очень хорошо справился со своей задачей на Верхнем Рейне. У него к тому же под рукой резервная армия, которой он сможет воспользоваться, когда этого потребуют обстоятельства».

Гудериан попытался направить в помощь стратегу‑любителю хотя бы нескольких опытных генштабистов, но диктатор и в этом его не поддержал. В качестве начальника своего штаба Гиммлер избрал в общем‑то довольно храброго, но не имевшего опыта руководства крупными объединениями танкового генерала войск СС бригадефюрера СС Хайнца Ламмердинга. Гиммлер собрал вокруг себя еще целый ряд эсэсовских фюреров, лишь впоследствии допустив в свой штаб нескольких офицеров вермахта.

Как бы то ни было, человек, установивший свой командный пункт 24 января в Дойч‑Кроне, уже не обладал иллюзиями полководца, которые владели им на Верхнем Рейне. Новую должность он занял, втайне опасаясь вспыльчивого темперамента и мстительности диктатора. Гиммлеру было ясно, что новое его поражение поставит на карту все, что он создавал в течение долгих лет. Он не мог больше терять время и должен был добиться успеха немедленно, с опаской, но и слепым фанатизмом взявшись за выполнение нового задания.

Гиммлер воспользовался последними остатками резервной армии, сформировал новые дивизии СС, каждая из которых не превышала по своей численности бригаду, и перетащил к себе таких опытных эсэсовских генералов, как обергруппенфюрер СС Штайнер. Недостаток боеспособности своих частей он пытался компенсировать патетическим воззваниями «сражаться до последнего» и воинственными заявлениями, целью которых было поднять боевой дух гражданского населения, в который он и сам не особенно‑то верил.

«Задачу, подобную той, которая сейчас стоит перед нами, — поучал он своих генералов, — сотни раз решали наши предки, отражая натиск аварцев, монгол, татар и турков. И в те времена единственно надежными союзниками были собственная сила, и храброе сердце».

Партийный орган — газета «Поммерше цайтунг» провозглашала:

«Правильное использование имеющихся резервов в людях и оружии в сочетании с мощью тыла способно творить чудеса. Население Южной Померании, понимая всю серьезность обстановки, обеспечит устойчивость фронта».

Несмотря на весь шум, поднятый пропагандой, Гиммлер понимал неизбежность катастрофы. Псевдополководец, веривший в предсказания астрологов и расположение звезд, он видел свою обреченность. Его попытка остановить продвижение советских войск к Одеру контрударом 10‑го корпуса СС из района дуги Одер‑Варта успеха не имела. 29 января войска маршала Жукова вышли к Одеру, с ходу овладев старыми укреплениями.

В отчаянии Гиммлер предпринял фланговый удар в районе Шнайдемюля, собрав в кулак лучшие эсэсовские части, но и он оказался безуспешным. Немцы были отброшены. Преследуемый неудачами и не уверенный теперь в расположении к себе фюрера, «полководец» сказался больным. Скрывшись в полевом госпитале своего друга молодости Карла Гебхардта в Хоэнлихене, он почти никого не принимал, а после 22 часов вечера война для него вообще прекращалась: ни один офицер не решался нарушить его покой.

Самоустранением Гиммлера решил воспользоваться Гудериан, спланировавший нанести удар силами группы армий «Висла» из района Арнсвальде, чтобы отрезать и уничтожить советские войска севернее Варты, освободить Померанию и обеспечить связь с Западной Пруссией. Гудериан намеревался направить в штаб Гиммлера генерала Вальтера Венка, который обеспечил бы проведение операции, в результате чего Гиммлер практически был бы отстранен от командования. 13 февраля Гудериан доложил свой план Гитлеру. Диктатор, видимо, разгадал скрытные намерения Гудериана, и между ними разгорелся спор о военных качествах рейхсфюрера СС, который бледный и немного растерянный также присутствовал при этом в имперской канцелярии.

Вот небольшой отрывок из их диспута.

Г у д е р и а н. В штаб рейхсфюрера СС необходимо откомандировать генерала Венка, в противном случае у нас нет уверенности в успехе операции.

Г и т л е р. У рейхсфюрера СС достаточно силы воли, чтобы самому руководить операцией.

Г у д е р и а н. У рейхсфюрера СС нет достаточного опыта и надлежащего штаба для самостоятельного руководства контрударом. Поэтому присутствие генерала Венка там необходимо.

Г и т л е р. Как вы смеете утверждать, что рейхсфюрер СС неспособен выполнить свою задачу!

Г у д е р и а н. Вынужден настаивать на посылке генерала Венка в штаб группы армий для должного руководства операцией.

Спор этот продолжался около двух часов. Гитлер разъяренно ходил взад и вперед, затем остановился и обратился к Гиммлеру: «Итак, Гиммлер. Генерал Венк сегодня же прибудет в ваш штаб для руководства операцией».

Взглянув на Гудериана, добавил с натянутой улыбкой: «Продолжайте свой доклад. Генеральный штаб сегодняшнюю битву выиграл».

Пришел конец гиммлеровскому могуществу, хотя план Гудериана и провалился: контрудар успеха не имел, а Венк через четыре дня попал в автокатастрофу. Генеральный штаб теперь уже не оставлял попыток избавить восточную группировку войск от командования Гиммлера. Дважды Гудериан официально обращался к Гитлеру с предложением о замене ее командующего, но диктатор согласия не давал.

Когда Гудериан вскоре после этого навестил командный пункт Гиммлера, переместившийся в Пренцлау, то узнал, что тот вот уже более недели лежит в полевом госпитале Гебхардта с «тяжелой формой гриппа». Его начальник штаба бригадефюрер СС Ламмердинг обратился к Гудериану с просьбой освободить их от командующего.

18 марта Гудериан навестил «больного» и по‑доброму с ним поговорил, заверив его, что понимает всю тяжесть нагрузок, лежащих на плечах шефа СС, посетовал на болезнь и высказал мысль о явной нецелесообразности заниматься столь мелким вопросом, как командование группировкой войск, учитывая его состояние здоровья. «А что скажет фюрер?» — пробормотал тот в нерешительности. Тогда Гудериан предложил ему свою помощь.

20 марта 1945 года Гитлер довольно равнодушно согласился на назначение генерал‑полковника Готтхарда Хайнрики, командующего 1‑й танковой армией, командующим группой армий «Висла» вместо рейхсфюрера СС. Так бесславно закончилась мечта Гиммлера стать великим полководцем.

Мало кто знал, что 20 марта оказалось днем прощания Генриха Гиммлера со своим идолом и божеством, днем, когда в нем возникло настоятельное желание спасти все, что еще можно было спасти, и прежде всего — свою собственную жизнь, орден и иллюзии несбывшейся карьеры. Но он не был бы Генрихом Гиммлером, если бы не оказался в плену новой бредовой идеи и новой иллюзии о своем призвании. Он, и только он должен был установить мир и взять на себя руководство освобожденной от Гитлера послевоенной Германией.

Первым об этом узнал генерал‑полковник Хайнрики, прибывший на командный пункт Гиммлера для вступления в командование группировкой войск. Гиммлер смущенно передал ему дела, а когда тот попросил ввести его в курс общеполитической обстановки, взял за руку и усадил на диван, стоявший в углу комнаты. Присев рядом, прошептал: «Настало время вступить в переговоры с нашими западными противниками. Я предпринял кое‑какие шаги, и первые контакты моими посредниками уже установлены».

Впервые Гиммлер доверил постороннему тайну, которую тщательно оберегал: вот уже несколько месяцев он пытался нащупать через своих доверенных лиц в Швеции и Швейцарии контакты с союзниками, чтобы побудить западные державы установить с немцами сепаратный мир. До сих пор была известна лишь одна сторона головы Януса СС: охранные отряды жестоко расправлялись со всеми сомневающимися в конечной победе, побуждая немцев к выдержке лозунгами «Стоять до конца» и военно‑полевыми судами, а также мероприятиями, явно смахивавшими на харакири. Теперь же стала видна и другая сторона этой головы: стремление сохранить собственное существование, тайно вступая в сношения с врагом, поскольку веры в победу у СС уже не было. Ирония заключалась в том, что желание спасти свою шкуру они прикрывали якобы заботой о народе, который были готовы уничтожить. В ход пошли и еврейские заложники, которые могли бы помочь начать диалог с Западом.

Своеобразная заслуга в отходе Гиммлера и некоторых эсэсовских руководителей от Гитлера принадлежит Феликсу Керстену, выходцу из Бранденбурга, 1898 года рождения, жизнелюбу и прекрасному массажисту. Его влияние на Гиммлера сравнимо с влиянием итальянского астролога Джиованда Баптисты на Валлейштайна. Но если тот обращался к оракулам, то у Керстена были чудесные руки, снимавшие даже боль в желудке.

Изучив в Финляндии ручную терапию и искусство врачевания, он был сторонником того направления в медицине, которое утверждало, что все болезни связаны с нервным перенапряжением и могут быть излечены снятием стресса. С финским дипломом массажиста в кармане он переселился в Берлин и вскоре стал модным врачевателем высшего берлинского общества. Китайский специалист в области массажа доктор Ко воскликнул, побывав у него на приеме: «Молодой друг, вы ничего в этом деле еще не понимаете. Но я ждал вас тридцать лет. У вас есть божий дар».

Пройдя еще и китайский курс терапии, Керстен вскоре стал настоящим кудесником не только в Берлине, но и во всей Европе, зарабатывая весьма приличные гонорары. Его искусство дополнялось еще и аристократическими формами общения. Так что стать личным лечащим врачом одного из крупнейших руководителей рейха было у него как бы на роду написано. Его крестным отцом стал бывший лейб‑врач русского царского двора Александр Вестберг. В 1928 году Керстен стал личным лечащим врачом нидерландской королевской семьи, а через одиннадцать лет — лейбврачом рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.

Познакомил их промышленник Аугуст Ростерг, член «круга друзей рейхсфюрера СС». В марте 1939 года Керстен, как сообщает его биограф, католический теолог Ахим Бесген, «обнаружил у Гиммлера нарушения симпатической нервной системы, вызвавшие сильные боли, и буквально за несколько минут снял их». Шеф СС даже не мог поверить в столь молниеносное излечение и обратился к Керстену: «Я консультировался у многих профессоров, но никто из них не мог мне помочь. Возьмитесь за мое лечение, господин профессор».

Керстен объяснил своему пациенту, что он не только не профессор, но даже и не доктор, но согласился быть его лечащим врачом.

С тех пор он постоянно находился вместе с Гиммлером, скоро поняв, что, благодаря своему искусству, имеет определенную власть над ним, которая, однако, кончалась там, где начиналась магия Гитлера. Тем не менее Гиммлер прислушивался к тому, что говорил его врач. Благодаря его воздействию, одних освободили из концентрационных лагерей, другие получили разрешение на выезд за границу, третьи (в основном евреи) избежали истребления. Керстен помогал всем, достигая порою почти невозможного. Он не допустил казни Теодора Штельтцера, ставшего после войны премьер‑министром земли Шлезвиг‑Голштиния, воспрепятствовал истреблению молодежи в Финляндии и грабежу голландских сокровищ искусства, обеспечил переправу многих скандинавских заключенных из эсэсовских концлагерей в нейтральную Швецию.

Доверие шефа СС к Керстену возросло настолько, что тот смог в 1943 году покинуть свое поместье Хартцвальде в северном пригороде Берлина и переселиться в Стокгольм, получив разрешение звонить Гиммлеру по его частному номеру 145. История Феликса Керстена показалась после войны столь маловероятной, что правительство Голландии образовало специальную комиссию под руководством профессора Николааса Вильгельмуса Постхумуса в 1947 году для исследования его деятельности. Комиссия работала три года, заслушивая врагов и друзей Керстена, роясь в архивах многих стран и анализируя его дневник. В 1950 году профессор вынес заключение: Феликс Керстен сделал для человечества и мира много добрых дел, которые столь редко встречаются в современной филантропии.

В начале 1944 года Керстену удалось убедить Гиммлера, что только в результате прекращения программы уничтожения евреев он сможет завоевать симпатии западных союзников. Колеблющийся между послушанием Гитлеру и желанием выжить, Гиммлер все же решился на начало переговоров с ними.

Обергруппенфюрер СС, фамилию которого Постхумус не называет, рассказал ему следующую историю: "В начале лета 1944 года Керстен за обедом в Хегевальдхайме в Восточной Пруссии затронул еврейский вопрос. Разгорелась настоящая дискуссия, свидетелем которой я стал. Керстен настаивал на коренном изменении отношения к еврейскому вопросу в пользу евреев. В конце концов Гиммлер произнес: «Вы будете довольны, Керстен».

Адольф Айхман стал первым, кто заметил это изменение. Но сначала рассмотрим кратко предысторию этого вопроса.

Оберштурмбанфюрер СС Айхман был направлен в Венгрию в марте 1944 года со своими подручными Крумеем, Даннэккером, Вислисеном, Новаком, Хуншем и Абромайтом с задачей уничтожения тамошних евреев. 900 000 венгерских евреев были согнаны в гетто и страна разделена на шесть зон депортации. Для транспортировки первых партий в Аушвитц Айхман уже заказал несколько эшелонов у железнодорожного начальства.

Шеф СД в Венгрии, гауптштурмфюрер СС Отто Клагес, видя приближение конца тысячелетнего рейха, стал искать средство, которое могло бы обеспечить его будущее после катастрофы. В его штабе в Будапеште находились бывшие сотрудники абвера, от которых он узнал, что у них имеются контакты с местной сионистской организацией, предложившей выкупить евреев за весьма приличное вознаграждение.

Еще в январе 1943 года инженер Отто Комоли, журналист Рецсо Кастнер и коммерсант Джоэль Бранд создали группу, названную ими «Ваада» — будапештский комитет по спасению евреев. В его задачу входило оказание помощи находившимся в опасности евреям в Германии, Польше и Словакии сначала в выезде в Венгрию, а затем и в Палестину. После первых не совсем удачных попыток у руководителей комитета возникла мысль освобождения евреев за счет выкупа. К тому времени Кастнер и Бранд были убеждены, что в среде эсэсовцев найдутся люди, которых можно подкупить.

Как оказалось, гауптштурмфюрер СС Дитер Вислисени, ответственный за еврейский вопрос в Словакии, еще в 1942 году предлагал потребовать от «всемирного еврейства» выкуп за евреев Европы (за исключением польских евреев) от двух до трех миллионов долларов, после чего их истребление было бы прекращено.

Узнав об этом, Кастнер навестил его в начале апреля 1944 года и предложил сделку, на которую тот сразу же согласился. Гауптштурмфюрер СС пообещал, что за четыре миллиона рейхсмарок шестистам евреев будет разрешен выезд в Палестину. Но, хотя комитет и выплатил ему эту сумму, Вислисени обещание свое не выполнил.

Деятели комитета попытались тогда найти более надежных партнеров. Бранд установил контакт с бывшими абверовцами, а те сообщили об этом своему шефу. Клагес тут же доложил о сионистском комитете Гиммлеру и предложил начать переговоры о поставках этим комитетом в обмен на освобождение евреев военных материалов для снабжения войск СС. Сказалась ли жадность рейхсфюрера или что‑то другое, но через несколько дней Айхман получил указание вступить в контакт с Брандом.

После некоторых размышлений Гиммлер пришел к выводу, что через сионистский комитет «Ваада» он сможет начать переговоры с союзниками. Андреас Бисс, двоюродный брат Бранда, активно сотрудничавший с комитетом, венгерский историк, написал впоследствии: «Генрих Гиммлер, намеревавшийся вначале получить через нас оружие и материалы для формирования новых подразделений войск СС, очень скоро стал пытаться заручиться благосклонностью Вашингтона. Как мне стало ясно, такую подстраховку он мыслил для самого себя, не помышляя даже о своем фюрере Адольфе Гитлере».

25 апреля Айхман пригласил к себе Бранда и предложил предоставить свободу венгерским евреям, если всемирное еврейство раскошелится. Однако нужны были не деньги, а материалы и продукты — 10 000 грузовых автомашин, 2 миллиона ящиков мыла, 200 тонн чая и 200 тонн кофе. Айхман предложил Бранду выехать в Стамбул и провести там переговоры с представителями всемирной еврейской организации. Депортация евреев будет начата и прекратится только в том случае, если Бранд представит доказательства согласия этой организации.

Бранд выдвинул условие: его отъезд в Стамбул должен сопровождаться выездом от шестисот до тысячи двухсот венгерских евреев в одну из нейтральных стран — в качестве «жеста доброй воли». Айхман дал согласие, и 17 мая 1944 года Бранд отправился в Турцию.

Он должен был возвратиться в Будапешт через 14 дней, а в это время Айхман стал отправлять поезда смерти в Аушвитц, решив все же уничтожить основную массу евреев. Он выполнял, как ему казалось, главную задачу своей жизни, тем более что его непосредственные начальники Кальтенбруннер и Мюллер продолжали настаивать на уничтожении еврейства. Венгерские гетто быстро пустели: к 7 июня в 1‑й и 2‑й зонах депортации никого уже не осталось (в верхнесилезских газовых камерах было уничтожено 289 357 евреев), к 17 июня опустела 3‑я зона (50 805 евреев), а к 30 июня — и 4‑я зона (41 499 евреев).

Когда оказалось, что Бранд исчез — его переговоры в Стамбуле ни к чему не привели, а на пути через Сирию он был арестован англичанами, — Айхмана уже ничто не останавливало, и он решил сорвать отправку за рубеж согласованного с евреями так называемого «образцового поезда». Сначала он сократил число спасенных, затем запретил отправку их в Португалию. Кастнер взывал к соблюдению условий договора, но все было напрасно.

Отчаявшиеся уже было руководители комитета «Ваада» узнали, что в Будапеште имеется еще и другой представитель Гиммлера — оберштурмбанфюрер СС Курт Бехер, занимавшийся вопросами поставки материалов и снаряжения для войск СС. Выполняя задание на поставку 20 000 лошадей, он познакомился с банкиром доктором Францем Хорином, одним из акционеров крупнейшего венгерского промышленного концерна, основанного евреем Манфредом Вайсом. Банкир дал Бехеру несколько полезных советов по приобретению лошадей, а тот, в свою очередь, оказал ему кое‑какие услуги.

Поскольку между ними установились доверительные отношения, Хорин рассказал оберштурмбанфюреру СС о заботах семьи уже умершего промышленника Манфреда Вайса. Большая часть его еврейской родни намеревалась выехать из страны, пока не попала под колеса машины смерти Айхмана. И банкир попросил Бехера оказать им необходимую помощь. Вскоре тот заключил с концерном договор, в котором человечность была перемешана с вымогательством. СС получала от «арийских» членов семьи 55 процентов акционерного капитала, а взамен разрешала выезд в Португалию 48 человекам (в том числе 35 евреям), выплачивала им в порядке компенсации три миллиона рейхсмарок, оставив в качестве заложников девять членов семьи. Договор был подписан 17 мая 1944 года, и представители еврейской промышленной династии выехали за рубеж.