Конституционные гарантии (право индивидуального и коллективного сопротивления)

В общей и наиболее широкой постановке вопрос о конституционных гарантиях должен быть противополагаем общему принципу политического повиновения. Вопрос заключается в том, можно или нет в случаях, когда народная свобода подвергается опасности, допустить исключение из принципа, согласно которому граждане связаны с государством узами политического повиновения, — короче, можно ли допустить в этих случаях право сопротивления в широком смысле: при этом, так как народная свобода может быть осуществляема как отдельными лицами, так и целым обществом... следует различать индивидуальное и коллективное сопротивление.

По общему правилу, гражданин обязан повиноваться не только закону, но и должностному лицу уже в силу принадлежащего последнему звания должностного лица. Так, судья уже потому, что он судья и совершенно независимо от законности выполняемого им акта, имеет право требовать повиновения ему, в случае неповиновения он имеет право прибегнуть к силе; в этом и состоит его право принуждения. Не ограничивается ли это право соблюдением законных форм, с которыми оно связано и которые для должностного лица обязательны? Когда чиновник, вместо того чтобы при выполнении своих обязанностей согласоваться с велениями закона, нарушает его, можно ли призвать, что он служит государству, которое дает ему право принуждения? И если он встречает в этом случае сопротивление, то что составляет последнее: право или преступление?

Так ставится вопрос об индивидуальном сопротивлении, вопрос, одинаково относящийся как к конституционному, так и к уголовному праву. Наука уголовного права рассматривает его с отрицательной точки зрения; ее интересует, можно ли в нарушении закона должностным лицом видеть мотив для оправдания насильственного отказа повиноваться и обстоятельство, исключающее преступление "сопротивления властям". ...

...Подвергнув вопрос положительной разработке, наука государственного права строит фундамент для теории сопротивления. Из признания за гражданином права личной свободы и из определения точных форм, которыми это право ограничивается, вытекает, что каждый гражданин имеет право защищаться против всякого лица, посягающего на его право, в том числе и против чиновника, который не соблюдает законных форм. Отрицание возможности сопротивления было бы равносильно отрицанию права... Если каждый человек имеет право на личную неприкосновенность, то он осуществляет только свое право, когда отражает силу, посягающую на его неприкосновенность. Точно так же признание права личной свободы предполагает, что каждый гражданин может сопротивляться силой всякой попытке ограничить его свободу без соблюдения законных форм.

...Перейдем, наконец, к теории коллективного сопротивления. Цель его может заключаться в том, чтобы, не выходя из пределов действующей конституции и не нарушая ее, воспрепятствовать какому-либо злоупотреблению или добиться осуществления реформы. Эту первую форму сопротивления назовем легальным коллективным сопротивлением. В противоположность ему революционным коллективным сопротивлением, или просто революцией, мы назовем сопротивление, направленное не против определенного закона, а против самой конституции, и имеющее целью ее отмену.

...При таком понимании легального коллективного сопротивления нельзя сказать, что оно противоречит праву. Без сомнения, оно предполагает свободную форму управления и может быть рассматриваемо как частный случай применения теории, которую мы признали ошибочной, когда рассматривали ее как общее объяснение государства; мы говорим о теории общественного договора. При конституционном режиме, когда отношения между короной и народом определяются актом, из которого вытекают их права и обязанности, можно утверждать, что повиновение подданных обуславливается взаимным соблюдением главою государства обязанностей, возложенных на него конституцией. С другой стороны, по тому же соображению в легальном сопротивлении нельзя видеть нарушения пределов конституции: оно ограничивается прекращением произвола, т.е. восстановлением права; цель его, следовательно, имеет юридический характер.

Таково решение вопроса с абстрактной точки зрения. Однако в современном государстве нет, по-видимому, условий, которые неизбежно приводили бы к признанию легального сопротивления, главным образом потому, что при современной конституционной организации, даже в случае совершения злоупотреблений, у народа нет способов для распознания их и нет средств для борьбы с ними. Это объясняется тем, что при конституционном режиме народное сопротивление было бы бесполезно, так как весь конституционный строй организуется именно в целях сопротивления злоупотребления властью. Палаты представителей функционируют не только как органы, имеющие определенные государственные обязанности: в их задачу входит также быть органами общественного мнения и в качестве таковых раскрывать злоупотребления, которые могут быть совершены в ущерб народной свободе. Что касается до средств борьбы с этими злоупотреблениями, то палаты, даже в пределах конституции, имеют большой выбор их: так велика сила, которой они располагают и так значительно их влияние на государственные дела. ...

Из этих соображений следует, что в современном публичном праве не может быть места для легального коллективного сопротивления в собственном смысле этого выражения. Самое большее, что можно допустить, это сопротивление в переносном смысле слова, т.е. сопротивление при помощи моральных и нематериальных средств. Пользуясь правами политической свободы, в частности", правами свободной печати, собраний, союзов, общественное мнение может проявлять огромную силу, перед которой часто склоняются представители государственной власти. Но едва ли небесполезно указывать, что во всех этих средствах влияния на правительство негодного элемента, который, строго говоря, необходимо предполагается понятием сопротивление: нет фактического неповиновения.

Высшей формой народного сопротивления является революция, которая может обрушиться на всякое правительство; известно, какую роль она играла и истории человечества, с этой стороны теория революции представляется одной из самых сложных тем, затрагивающих различные ветви знания. В области государственного права прежде всего возникает вопрос, существует ли конституционное право на революцию. Хотя некоторые законодательства признавали его, мы должны его отвергнуть. Для того чтобы существовало какое-либо субъективное право, само собою разумеется, необходимо, чтобы был субъект, способный активно осуществлять его. Между тем, если допустить право на революцию, то кто же будет осуществлять его? Народ? Но народу принадлежит юридическое представительство в законодательных собраниях; между тем революция не только не принимает этого в соображение, но даже направляется именно против этих собраний, как и против всего существующего государственного строя. Если же рассматривать народ отдельно от его представителей, то нельзя видеть в нем юридического лица, обладающего правами. Этого мало: у права на революцию не только нет субъекта, но нет и санкции. Народное движение может иметь законные цели и все же окончиться неудачей, и, напротив, незаконные требования могут привести к победоносной революции. Таким образом, если допустить право на революцию, то законность осуществления этого права зависела бы от се успеха, что заключает в себе внутреннее противоречие.

...Государственное право всякой страны непременно слагается из двух элементов, которые, впрочем, встречаются во всякой норме, регулирующей юридическое отношение. Оно предполагает прежде всего сложное сцепление причин, в силу которых политические учреждения данного исторического момента оказываются в согласии с правовым сознанием и социальными отношениями того или другого народа. Но вместе с тем необходимо, чтобы это право было выражено в законах; воплощаясь в законах, оно создаст политический режим государства; этот режим образуется из совокупности действующих в данной стране институтов государственного права. Мы имеем, таким образом, содержание и форму. По необходимости презумпируется, что форма и содержание как нельзя лучше гармонируют друг с другом; в большинстве случаев эта презумпция соответствует действительности. Но недостаточно, чтобы эта гармония существовала только в данный момент; нужно, разумеется, чтобы она сохранялась, и так как право, по самой своей природе, хотя медленно, но постоянно преобразуется, то нужно, чтобы изменения формы с возможно большей точностью следовали за изменениями содержания. При нормальной жизни государства существует орган законодательной реформы, который медленно, но непрерывно выполняет этот труд приспособления. Но так бывает не всегда; иногда эта трудная функция мирной реформы выполняется недостаточно хорошо; правительство обольщает себя надеждой, что своей неподвижностью оно упрочит свое положение. Между тем право, под влиянием социальных законов, которым не может сопротивляться никакая человеческая сила, продолжает трансформироваться до тех пор, пока между правом и конституционным законом народа не образуется настолько глубокая, пропасть, что средства мирной реформы оказываются уже непригодными для устранения ее. Наступает болезненный кризис, для которого революция играет роль симптома — в одном смысле и целебного средства — в другом. Таким образом, революция есть одно из средств, посредством которых обнаруживается и одерживает верх сила права; в этом заключается ее оправдание. Но эта реализация права совершается независимо от конституционного права или, вернее, помимо его; здесь наша наука встречает предел, перед которым она должна остановиться; все, что она может сделать, это из объяснения происхождения революций извлечь назидательный вывод о необходимости, чтобы народное сознание, в котором совершается непрерывная эволюция юридических понятий, оказывало постоянное влияние на законодательную работу; при соблюдении этого требования никогда не будет налицо всех тех условий, из совокупности которых возникают революции. Революция как форма прогресса права может оправдываться необходимостью, но прибегать к революции следует только в крайнем случае, потому что она влечет за собой тяжкие невзгоды, печальные последствия которых еще надолго сохраняются в обществе... .

(С. 289-297)