НАД МОСКВОЙ-РЕКОЙ ЗВЕЗДЫ СВЕТЯТСЯ

Над Москвой-рекой
Звезды светятся.
Хорошо б с тобой
Нынче встретиться.

Я б тебе сказал
Слово нежное,
Шли бы площадью
Мы Манежною.

Вышли б к Пушкину
Мы по Горького,
Там бы встретились
С ясной зорькою.

Показалось бы
Дивной сказкою
Нам с тобой шоссе
Ленинградское.

Если любишь ты,
Черноокая,
Мы очнулись бы
Только в Соколе.

Оказалась бы
Трасса длинная
Не длинней ничуть,
Чем Неглинная.

1959

 

Игорь Федоров

* * *

Я уже забывать стал о лете.
Уж деревья черны все, и ары
Разбирают арбузные клети —
С бахчевых больше нету навара.

Беспокойные южные люди,
Наши братья еще по Союзу.
Но теперь их не очень-то любят,
Хоть по-прежнему любят арбузы.

Все чернее за окнами Битца.
Потянуло зимой в белом свете.
По югам разлетаются птицы.
Разбирают арбузные клети.

Велимир Хлебников

НЕ ШАЛИТЬ!

Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях-рысаках
Чтоб катались, глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешевке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами скрипеть
Ночью долгою —
Буду плыть, буду петь
Доном-Волгою!
Я пошлю вперед
Вечеровые уструги.
Кто со мною — в полет?
А со мной — мои други!

Владислав Ходасевич

ПО БУЛЬВАРАМ

В темноте, задыхаясь под шубой, иду,
Как больная рыба по дну морскому.
Трамвай зашипел и бросил звезду
В черное зеркало оттепели.

Раскрываю запекшийся рот,
Жадно ловлю отсыревший воздух, —
А за мной от самых Никитских ворот
Увязался маленький призрак девочки.

Игорь Холин

* * *

На днях у Сокола
Дочь
Мать укокала
Причина скандала
Дележ вещей
Теперь это стало
В порядке вещей

Марина Цветаева

ДОМИКИ СТАРОЙ МОСКВЫ

Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Всё исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолка зеркала?

Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор...
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!

Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, –
Грузные, в шесть этажей.

Домовладельцы – их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.

1911—1912

 

* * *

Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!

В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.

И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.

Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!

Алексей Цветков

* * *

Четыре взрослых человека у обочины дороги, лицами в затылок друг другу, заняты непонятным. Первый поднимает руки над головой и хлопает в ладоши, второй тотчас приседает и разводит руки в стороны, третий тем временем успевает обернуться вокруг своей вертикальной оси, а четвертый попеременно падает и встает, кажется, не нарочно. Люди эти крепко выпили и теперь идут описанным образом вдоль Волоколамского шоссе, хотя ни у кого нет в этом направлении ни родных, ни знакомых. Водка и труп человека дивные дива творят. У лысого, который вертится, есть, правда, шурин в Одинцове, но это совсем в другую сторону. Время к ночи, и редкие проезжие, торопясь по домам, не успевают даже удивиться.
А между тем совсем в другом месте, в центре Москвы, на балкон гостиницы «Россия» выходит командированный из города Дно Псковской области. Он отложил недочитанный роман В. Пикуля и тоже, кажется, хотел бы выпить, но пропиты уже и командировочные, и даже совсем посторонние деньги. «Боже, как скучна наша “Россия”!» — говорит он и уходит обратно в номер. Фамилия его, между прочим, Пушкин — но это другой Пушкин, Виктор Антонович.
Настоящим стихотворением в прозе автор открывает свою новую серию стихотворений в прозе. Серия состоит из одного стихотворения в прозе.

Олег Чухонцев

ИЗ ЦИКЛА «ТРИ НАБРОСКА»

Осень мусор пропагандистский гонит по Пресне и, озирая
город, голый и незнакомый, и на лету ловя его жест,
осознаешь с опозданьем внезапным, что Третья война мировая
в общем проиграна малой кровью,
и раздражение требует жертв.

Стервой пованивает, вороны с карканьем рыщут чем поживиться,
в выломанной арматуре зияет черными внутренностями пейзаж,
где, как шумерский воин в обузе собственной амуниции,
не притупивши оружья, почиет
мертвым сном Минтяжмаш.

Варлам Шаламов

* * *

Летний город спозаранку
Проступает сквозь туман,
Как чудовищная гранка,
Свеженабранный роман.

Город пахнет той же краской,
Что газетные листы,
Неожиданной оглаской,
Суеверьем суеты.

И чугунные заборы
Знаменитого литья —
Образцы шрифтов набора
И узоров для шитья.

Утро все — в привычном чтенье
Зданий тех архитектур,
Что знакомы поколеньям
Лучше всех литератур.

Александр Шапиро

СЛУЧАЙ В МЕТРО

 

Приличная дама

в вагоне метро

пила из бутылки ситро.

 

Кондуктор сказал ей: "Вам дама

из дома пришла телеграмма.

Вы мне покажите

дорожный билет,

а я передам вам

домашний привет".

 

Но строго ответила дама:

- Пускай подождёт телеграмма.

Вы дайте допить мне ситро.

Его я купила в "Бистро".

 

И вот мой билет,

а с ним вам совет:

- Не трогать приличную даму,

которая едет в вагоне метро,

пока та не выпьет бутылку ситро

всю - до последнего грамма.

 

И только потом

(да грянет хоть гром!)

вручайте вы ей телеграмму.

 

Вадим Шершеневич

ДИНАМИКА СТАТИКИ

Б. Эрдману

Стволы стреляют в небе от жары,
И тишина вся в дырьях криков птичьих.
У воздуха веснушки мошкары
И робость летних непривычек.

Спит солнечный карась вверху,
Где пруд в кувшинках облаков и непроточно.
И сеет зерна тени в мху
Шмель — пестрый почтальон цветочный.

Вдали авто сверлит у полдня зуб,
И полдень запрокинулся неловок…
И мыслей муравьи ползут
По дням вчерашних недомолвок.

Геннадий Шпаликов

ГЕНОЧКА

Москва, июль печет в разгаре,
Жар, как рубашка к зданиям прилип.
Я у фонтана, на Тверском бульваре
Сижу под жидковатой тенью лип.

Девчонки рядом с малышом крикливым,
Малыш ревет, затаскан по рукам,
А девочки довольны и счастливы
Столь благодатной ролью юных мам.

И, вытирая слезы с мокрой рожи,
Дают ему игрушки и мячи:
«Ну, Геночка, ну перестань, хороший,
Одну минутку, милый, помолчи».

Ты помолчи, девчонки будут рады,
Им не узнать, что, радостью залит,
Твой тезка на скамейке рядом
С тобою, мальчуган, сидит.

И пусть давным-давно он не ребенок,
Но так приятно, нечего скрывать,
Что хоть тебя устами тех девчонок
Сумели милым, Геночкой назвать...

Илья Эренбург

«ГОВОРИТ МОСКВА»

Трибун на цоколе безумца не напоит.
Не крикнут ласточки средь каменной листвы.
И вдруг доносится, как смутный гул прибоя,
Дыхание далекой и живой Москвы.
Всем пасынкам земли знаком и вчуже дорог
(Любуются на улиц легкие стежки) —
Он для меня был нежным детством, этот город,
Его Садовые и первые снежки.
Дома кочуют. Выйдешь утром, а Тверская
Свернула за угол. Мостов к прыжку разбег.
На реку корабли высокие спускают,
И, как покойника, сжигают ночью снег.
Иду по улицам, и прошлого не жалко.
Ни сверстников, ни площади не узнаю.
Вот только слушаю все ту же речь с развалкой
И улыбаюсь старожилу-воробью.
Сердец кипенье: город взрезан, взорван, вскопан,
А судьбы сыплются меж пальцев, как песок.
И, слыша этот шум, покорно ночь Европы
Из рук роняет шерсти золотой моток.