В. Ванчугов Репрезентации города

Если подсчитать имеющиеся в городе памятни­ки, настенные и прочие изображения деятелей науки, искусства, мифологии и т.д., то получит­ся молчаливое и едва ли исчислимое население, превосходящее в количественном отношении живых горожан. Функции этого метанаселе-ния — декоративность и назидательность. Город переполнен каменными и железными учителя­ми. Что касается живых горожан, то они приду­мывают самые изощренные способы превраще­ния города в текст второго, третьего и далее уровней: для передачи знаний, идеологическо­го воспитания и пр. Вот пример редактирова­ния города под жанр политического чтива. В 1918 г. В.И. Ленин решил использовать искус­ство как агитационное средство. Он предложил украсить здания, заборы и т.п. места, где обык­новенно бывают афиши, революционными над­писями. Во всей полноте этот проект был реа­лизован в провинции, в Гомеле, где поняли мысль вождя революции буквально: и весь го­род оказался испещрен надписями, передающи­ми дух марксизма. Даже все зеркала в каком-то большом ресторане, превращенном в просве­тительское учреждение, были «испачканы» буквами. В Москве и Петрограде эта затея не

получила воплощения. На стенах некоторых московских зданий появились оформленные в виде барельефов тексты лозунгов и цитат из сочинений основоположников марксизма и ре­волюционных мыслителей. Архитектор Щусев, излагая проект преобразования Москвы, пред­лагал, в частности, по кольцам бульваров «рас­положить памятники великим людям, писате­лям, политическим деятелям, музыкантам, уче-

ным», что будет «наглядной азбукой для подра­стающих поколений». Т. Кампанелла в «Городе Солнца» (1623) предлагал во всем городе рас­писать внутренние и внешние, нижние и верх­ние стены «превосходнейшею живописью, в уди­вительно стройной последовательности отобра­жающей все науки». Не менее грандиозный

тром притяжения масс людей из других частей города, в том числе приезжих. Все это не облегчало жизнь, а создавало дополнительные трудности для близ-живуших. Из-за большого притока людей эти учреждения становились для них столь же малодоступными, как и прежде, когда они были отдалены. Перегрузки транспорта, избыток людей на улицах, повысившаяся загрязнен­ность дворов отрицательно влияли и на психологическое состояние жителей, снижая комфортность среды проживания. Видимо, концепция городских планировщиков, требующая перенесения сложившихся традиций в новые районы, дублирование социальной инфраструктуры нуждаются в уточнении и корректировке. В ряде стран от нее отказались. Вопрос не в том, как заме­нить огромные театры и концертные холлы такими же культурными очага­ми в новых районах, а скорее в том, как продуманно обеспечить их заменя­ющими учреждениями и услугами, которые бы в известном смысле служи­ли дополнением к уже существующим.

Обеспеченность жителей различных районов культурными объектами — один из показателей качества жизни горожан. Обычно он измеряется коли­чеством учреждений, приходящихся на 10 тыс. человек. Если по нормам, разработанным градостроителями, их должно быть, скажем, пять, а реально имеется лишь два, то в данном случае уровень культурного обслуживания на­селения недостаточен. Но здесь нельзя забывать об особенностях возрастного поведения людей. Например, молодежь с меньшим желанием интегрирует­ся в организованные формы досуга и коммуникаций, стремясь к самодеятель-

проект предложил Н.В. Гоголь в статье «Об ар­хитектуре нынешнего времени» (1835). Он ре­комендовал иметь в городе улицу, которая бы являлась «архитектурной летописью», чтение которой осуществлялось во время прогулки: «Кто ленив перевертывать толстые тома, тому бы стоило только пройти по ней, чтобы узнать все». В первом «абзаце» этой летописи — мрач­ные ворота, пройдя которые зритель видел бы с двух сторон здания «первобытного дикого вку­са». Далее — постепенное изменение архитек­турного вкуса в разных видах: «высокое преоб­ражение в колоссальную, исполненную просто­ты, египетскую, потом в красавицу — греческую, потом в сладострастную александрийскую и византийскую» и т.д., вдоль глав «римская с арками в несколько рядов», «нисхождение к диким временам», «поднятие до необыкновен­ной роскоши — аравийская» «дикая готика», «го-тико-арабский стиль», «чисто готический», «страшное смешение архитектур, происшедшее от обращения к византийской архитектуре», «древнегреческое в новом костюме» и конец текста — улица «оканчивалась воротами, заклю­чившими бы в себе стихии нового вкуса». Когда идеологическое напряжение в городе спадает, функция воспитания городских масс переходит к коммерческой рекламе. Реклама — информационное пространство, которое не

только информирует о товарах и услугах, но и формирует стиль жизни, позволяющий с макси­мальной эффективностью как потреблять, так и производить коммерчески значимые вещи и тех­нологии.

Телесная репрезентация психических особенно­стей разбирается как в серьезных психологичес­ких работах, так и в легкомысленных фельето­нах. Вспомним хотя бы «Мертвые души» Гого­ля, рассуждение автора о различиях в характере и месте в жизни толстых и тонких: «тоненькие служат больше по особенным поручениям», «толстые же никогда не занимают косвенных мест» и т.д. А вот описание лица слушающего Собакевича: «хоть бы что-нибудь похожее на выражение показалось на лице его. Казалось, в этом теле совсем не было души». Всякий жест, деталь туалета интересует нас с точки зрения выражения душевных особенностей. Но для некоторых мыслителей предмет не только пере­дает душевные особенности своего владельца, но сам обладает душой, с помощью которой можно овладеть окружающим пространством. Такое отношение к миру, воодушевление всего называется анимизмом. Говорят о душе (духе) боевого оружия, огня, леса, человечества, мира, города, дома...

Источник: Ванчугов В. Москвософия & Петер-бургология. Философия города. М., 1997.

ному проведению свободного времени, а ориентированы на домашние пас­сивные формы досуга (чтение, просмотр телепередач).

Центр города притягателен не только количеством развлекательных за­ведений, но и традиционным престижем исторического культурного очага. Именно поэтому местные (на окраине) рестораны и кафе пустуют, а в цент­ре переполнены.

В социологии принято различать формальную и неформальную органи­зации отношений людей. И в территориальной общности можно выделить формальную и неформальную структуры социокультурных отношений. К формальной мы будем относить административные органы, общественные организации, союзы, общества, планомерно организованную досуговую де­ятельность — клубы, кружки, секции, студии. К неформальной организации социальной деятельности можно отнести подростковые компании, дворовые команды, соседские группы, совместные формы отклоняющегося поведения. Переплетение и наложение двух систем образует сложнейшую ткань соци­альных отношений по месту жительства. Иногда они дополняют друг друга, а иной раз приходят в столкновение или противоречие. Недостаточная раз­витость формальных способов проведения досуга — наличие необходимого числа молодежных клубов, дансингов, кафе, баров, дискотек компенсиру­ется активностью неформальных группообразований — распитием спиртно­го, нарушением общественного порядка, азартными играми и другими фор­мами негативного досугового поведения.

Процессу социализации, т.е. приобщению к культурно значимым нормам, традициям и ценностям, усвоению коллективных механизмов и правил по­ведения, противостоит обратный процесс — изоляция, т.е. неприятие или отторжение официальных норм и правил, уединение и замкнутость в при­ватном, интимно-личностном мире — микрокосме ограниченных контактов и связей. Одной из форм проявления изоляции выступает стремление замк­нуться в собственной квартире. Жилище усиленно обеспечивается досуго-во-интенсивными средствами культуры — книгами, аудио- и видеотехникой. Если истинные ценности социализации усваиваются только в процессе ре­альной деятельности, чаще всего в совместном труде и притом — во внеш­нем открытом макрокосме, то при изоляции истинные ценности общения за­меняются мнимыми ценностями, т.е. паллиативами общения, в частности чтением, просмотром телепередач. Все богатство внешнего мира присутству­ет как бы в снятом, символическом виде. Отсюда и тяга к пассивным домаш­ним формам проведения досуга (рис. 50).

В процессе социализации усвоенные индивидом ценности превращают­ся во внутреннюю культуру, но культуру активного преобразования, направ­ленного на изменение внешнего мира. Иными словами, усвоенные нормы становятся стимулом, побудителем творческой деятельности. Ценности, «присвоенные» индивидом, как бы стремятся вернуться в свое лоно, т.е. в коллективную сферу социального поведения. Но возвращаются они обога­щенные личным опытом. Это модель экстравертного социального поведения, творчески открытой, преобразующей деятельности.

В процессе изоляции внешние ценности усваиваются человеком пассив­но либо вне всякого участия в коллективной деятельности, либо при види­мости такого участия. Это касается вербальных ценностей, стереотипов, ус­тановок поведения. Правила поведения, принятые и разделяемые другими,

могут даже отторгаться индивидом. Он не подчиняется им. Естественно, что ценности культуры, однажды усвоенные, т.е. пассивно поглощенные, не возвращаются по назначению. Здесь нет процесса творческого обогащения, культурные ценности не становятся побудителем к преобразующей деятель­ности. Напротив, они создают как бы иллюзорный мир, символический про­образ реального лица. Такую модель социального поведения называют инт-ровертной, закрытой, внутренне ориентированной. В этом случае экраном, на который этот мир проецируется, служит жилище человека. Оно обстав­ляется внешними символами — репродукциями, хрусталем, коврами. В слу­чае активной модели поведения в квартире вместо ненужной мебели и сим­волов — заменителей реальных ценностей — чаще встречаешь предметы, имеющие прагматическую ценность: инструмент, велосипед, спортивный инвентарь, библиотеку. Вещи здесь слуги, а не хозяева человека.

Рис. 50. Механизм паллиативизации досугового поведения

Правда, указанные модели — крайние точки неограниченного контину­ума промежуточных ситуаций, которые встречаются в реальной жизни. Обе модели ориентированного поведения людей — активно-преобразовательная и пассивно-потребительская —лишь идеальные типы. Гораздо чаще мы ори­ентируемся на смешанные формы поведения.

Если брать во внимание всю возрастную гамму населения, то в наиболь­шей степени изоляционизм распространен среди взрослых. Для них референт­ной группой выступает семья. Изоляционизм характерен и для людей, не имеющих семьи, например у одиноких пожилых мужчин и женщин. Но в этом случае причина его возникновения лежит не в социальных условиях, а в психологическом складе человека. У семейных домашние и хозяйственные заботы поглощают настолько много времени, что его почти не остается на встречи с друзьями, общение со сверстниками, посещение театров и кино, туристические поездки. Активное поведение, бывшее когда-то основной формой досуговой деятельности, вытесняется в сферу дополнительного за­нятия. У молодых супружеских пар с маленькими детьми, живущих отдель­но от родственников, изоляционизм объясняется еще и тем фактом, что им

не с кем оставить ребенка. В этом возрасте изоляция не свойственна приро­де человека, в значительной мере она является вынужденной формой соци­ального приспособления к условиям среды.

Изоляционизм находится в известной связи с чувством привязанности к своему дому. Люди, не имеющие семьи вовсе или же имеющие ее формаль­но (состоящие в разводе, живущие врозь), рассматривают жилище как вре­менное пристанище. Естественно, что у них нет чувства ответственности перед его сохранностью. Как правило, в таких квартирах нет уюта и благоус­троенного быта. Проведенное нами социологическое исследование выяви­ло следующие признаки неблагоустроенности быта: 1) неопрятный внешний

вид основных функциональных элемен­тов квартиры (дверей, окон), пола, стен, санузла и т.п.; 2) низкий уровень сани­тарно-гигиенических условий прожива­ния (скопление мусора, грязь, пыль); 3) изношенная и скудная мебель, небо­гатая обстановка квартиры, перемонти­рующиеся стулья, шкафы и т.п. Отсут­ствие привязанности к своему жилью — оборотная сторона изоляционизма — свойственно и неблагополучным семь­ям. Подобные ячейки правильнее име­новать разновидностью формальной се­мьи, т.е. группы совместно проживаю­щих людей, находящихся формально в родственных отношениях, но реально их не имеющих.

Отсутствие привязанности к жилищу, проявляющееся в безответственном отношении к сохранности жилого фонда, характерно и для молодежи — де­тей и подростков. Причины коренятся и в особенностях возрастной психо­логии, и в недостатках воспитания. Эта возрастная группа напоминает ко­чевников, использующих жилище только на определенное время. Изучение бюджетов времени показывает, что значительную часть времени дети и под­ростки проводят вне дома. Дом — лишь одно из многих мест, которые они меняют в течение дня. Подростки больше ориентированы на двор, улицу, жилой район, а иногда и на город в целом, но не на свое жилище.

Исследования, проведенные в европейских странах, свидетельствуют, что в новых районах социальные контакты происходят не реже, чем в центре, а чаще. Правда, у подобных контактов качественно иное содержание. Вместо личной мотивации и свободного выбора в общении по месту жительства здесь больше элементов вынужденности и обязательности. Обследование в Мюн­хене показывает, что в старых районах взаимоотношения и общественные контакты между жителями — знакомыми и родственниками, покупателями и продавцами и т.д. — носят более выдержанный и приветливый характер, чем в новых районах. Специалисты объясняют это существованием особой социальной закономерности. Между знакомыми или родственниками обще­ние и взаимоотношения строятся на таких нормах, которые четко фиксиру­ют дистанцию и уровень ответственности друг перед другом, т.е. отношения здесь к чему-то обязывают человека. В контактах незнакомых, посторонних

людей отсутствует не только обязывающая норма ответственных отношений, но и лично значимая цель, мотив действия.

В наибольшей степени они присущи домохозяйкам и пенсионерам. Имен­но эти категории населения чаше всего бывают дома. Сами условия их жиз­ни усиливают эффект уединенности и изоляции. Неработающие женщины, домохозяйки, основной жизненной ценностью для которых является дом, а не работа, наиболее склонны к потребительским (приобретательским) уста­новкам: покупки совершаются не только с прагматической целью, по необ­ходимости, но и на всякий случай или для того, чтобы обустроить квартиру, придать ей дополнительный уют. Недаром именно у женщин возникло срав­нение хорошо оборудованного жилища с «теплым гнездышком».

Приоритет, отдаваемый жилищу в системе жизненных ценностей, застав­ляет женщин быть более категоричны­ми или, если можно так выразиться, более контрастными, критическими в оценках жилищных условий. Хорошая квартира или мебель оцениваются ими более эмоционально, чем мужчинами. Последние, как правило, сдержаны в проявлении своих суждений. Ухудшение обстановки — протечки потолка на кухне, сквозняки в дверных проемах, отсутствие балкона — резко снижают степень удовлетворенности женщин жилищными условиями. Объяснение нужно искать как в психической конституции женщины, так и в социальных условиях. Женщины больше времени проводят дома, их деятельность здесь более активна по сравнению с мужчинами: приготовление пищи, уборка, стирка белья. Естественно, что жилищные условия становятся для них од­новременно и условиями труда, т.е. приобретают новое измерение, новое качество.