СИМВОЛ СОЦИАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Европейские мыслители давно задумывались над смыслом, предназначе­нием и ролью жилища (дома) в человеческой судьбе и окружающей среде. Первыми уподобили жилье его величеству человеку представители Возрож­дения под влиянием распространившихся тогда идеалов гуманизма. Выда­ющийся знаток архитектуры того времени Ветрувий говорил, что здание должно быть построено «подобно хорошо сложенному человеку». По кано­ну Микеланджело Буонарроти, «части архитектурного целого находятся в таком же соотношении, как части человеческого тела».

Жилище сравнивали не только с че­ловеком, но сопоставляли его — по сложности организации — с городом. Для Леона Ал ьберти, выдающегося италь­янского гуманиста, философа, архитек­тора и теоретика искусства XV в., город выступал большим домом, адом, в свою очередь, напоминал ему маленький го­род. Наш современник испанский фи­лософ X. Ортега-и-Гассет называл город сверхдомом. Город стоит для него на более высокой ступени лестницы куль­туры, чем дом, поскольку последний всего лишь «гнездо», которое создает не только разумный человек, но и неразум­ные птицы. Дом — «интерьер, прикры­тый крышей»; в этом смысле он похож также и на «пещеру», а город является «более абстрактным и более сложным образованием»'.

Для многих философов, писателей и поэтов дом выступал некой проекцией и продолжением человеческой личности, но только в какой-то снятой, превра­щенной или социально типизированной форме. Это была как бы одна боль­шая социальная маска, сквозь которую — в вещественно превращенном виде — проглядывали личные черты хозяина: его характер, привычки, наклонности,

¹ См.: Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства. М, 1991. С. 184—185.

прихоть, амбиции и даже такие свойства, которые он скрывал от посторонне­го взгляда, но здесь они неожиданно проступали сквозь рисунок обоев, меб­лировку спальной комнаты или оставленные в ванной комнате запахи.

Прежде считалось, что жилой дом человек начал возводить для того, что­бы уберечь свое тело от холода и непогоды, а себя и свою семью — от посто­роннего вмешательства. Но позже психологи выяснили, что дом не только скрывает, но и выявляет. Он обнажает в хозяине очень многое, надо только научиться читать этот текст.

Русский философ В.В. Розанов в «Итальянских впечатлениях» (1900) от­мечал, что «устроение жилища удивительно связано с нашей психологией». При этом он утверждает и обратимость влияний: построение, устройство жилища не только обусловливается психикой хозяина, но и само способно оказывать в последующем обратное влияние. Это доказывается Розановым следующими жизненными ситуациями: «Кто не замечал, что на даче мы несколько иные, чем в городе; что знакомство на минеральных водах про­исходит легче, держится воздушнее и кончается безболезненнее, чем анало­гичное знакомство... заведенное в городе?.. Человек всегда несколько похож на свой дом... как и то, что дом человека похож на своего хозяина»².

Розанову кажется, что все христиане стремятся укрыться в своем доме не только от взоров соседа, но и от солнечного света. Проявление этого бегства, сокрытия от солнечного света он обнаруживает во внутреннем убранстве типичного жилища, выражающегося «в верхней драпировке окон»³. Розанов рекомендует пробивать окна в жилищах как можно выше, под потолком, что позволит обитателям изменить свою психологию, так как, сместив положе­ние окон на верх, они перестанут «глазеть» на улицу, сосредоточатся на соб­ственных проблемах, жизнь станет менее социальной и более интимной, личностной, а «характер разговоров, как и течение мыслей» в такой комнате получит «другое содержание и лучшее направление, более мягкое и внутрен­нее и дружеское»⁴. Вспоминая в Италии питерские жилища, Розанов заме­чает: «В странах тумана, сырости и холода редко смотришь на небо, и не хо­чется ничего послать в небо. Здания здесь широкие, распластанные по зем­ле. Это — мужик, которого порют, а не жаворонок, который подымается в лазурь. Может быть, природа действует на историю, на нравы; а история и нравы — на архитектуру»⁵.

Над духом и душой жилища Розанов продолжал размышлять, как правиль­но отмечает В.В. Ванчугов⁶, и во время своего путешествия по Германии. Здесь сущность дома выявляется в его сопоставлении с улицей, точнее, со стилем поведения дома и на улице — в России и Германии. В России по улице или проходят, или работают. Отдых, праздничные мероприятия всегда орга­низуются дома. С улицы в России всякий человек «или сметается ветром, или разгоняется дождем, или прогоняется морозом домой». В результате домо-центричности жизни в России сильно развиты дружба и хорошее знаком­ство — немалые двигатели русской «душевности» и «психологичности», от-

² Розанов В.В. Среди художников. М., 1994. С. 100.

¹ Там же. С. 103.

⁴ Там же.

⁵ Там же. С. 116.

⁶ Подробнее см.: Ванчугов В.В. Москвософия & Петербургология. Философия города. М., 1997.

сюда и «великие преимущества русских, например, эта психологичность, нервность, углубленность, задумчивость, затаенность»⁷. Тем не менее Роза­нов рекомендует нам смотреть на улицу как «на часть и продолжение своего дома, как на общий, только открытый, коридор, связывающий частные жи­лища»⁸, что и существует в «безветренной» Германии, где преобладает «то­варищество» как отношение людей друг к другу, пожалуй, не проникаю­щее особенно глубоко, но зато охватывающее тысячи и десятки тысяч лю­дей с возможностью им слиться на площади в «ферейн», «ассоциацию»... во что угодно, без психологических углублений, но огромное и сильное»⁹. Для русского поэта М. Волошина дом человека, как и раковина, в кото­рой живет моллюск, представляет не только точный отпечаток его тела, но и его сознания («Лики творчества»). Для О. Шпенглера крестьянский дом — «скорлупа жизни, бессознательное вы­ражение струящейся в жилах крови» («Закат Европы»). Для поэта-футуриста В. Хлебникова здания начала XX в. в России — «дома-крысятники», которые строятся «союзом глупости и алч­ности»¹⁰. Если раньше «замки-особняки» распространяли власть вокруг себя, то современные «замки-сельди», «сплющенные бочонком улиц, устанавли­вают власть над живущими в нем, внутри его»¹¹.

Дом — это та часть пространства, с которой начинается жизнь семьи и жизнь нового человека, это тепло домашнего очага и материнских рук, это место, откуда человек уходит в большой мир, мечтая о возвращении. Углуб­ляя философскую трактовку этого феномена, дом рассматривают как способ бытия рода во Вселенной, как пространство, где формируется и развивается первый опыт человеческого тела.

Дом — первое искусственное творение, созданное человеком для хране­ния и сохранения естественного создания — человеческого тела. В доме че­ловек рождается, в доме он и умирает. Более того, египтяне даже для загроб­ной жизни, когда тело как таковое уже не существует, создавали особые дома, где мог продолжать свое небесное существование дух человека. Следователь­но, дома человек возводит не только для своего тела, но и для своей души. А если говорить широко, то дома-жилища человек стремится строить бук­вально для всего и для всех: крохотные домики для своих игрушек, домики-клетки для птичек, галереи картин, дома-музеи для для экспонатов, тюрь­мы для преступников, больницы для больных. Дом символизирует вселен­ную, но укрытую, сохраненную, спрятанную от бед и несчастий, одним словом — безопасную. Поэтому всеобщим знаком безопасности для челове­чества выступает родной дом, в котором он чувствует себя, как в крепости. Стремление к безопасности нередко принимало гипертрофированные фор­мы, а дома в буквальном смысле превращались в крепости (средневековые зам­ки-крепости), а то и в норы. Британский археолог Д. Мелларт, производив-

⁷ См.: Розанов В.В. Указ. соч. С. 134-135.

^s Там же. С. 136.

' Там же.

"' Хлебников В. Мы и дома // В. Хлебников. Творения. М., 1987. С. 596.

¹¹ Там же.

ший в 1956 г. раскопки в турецком городе Чатал-Гуюк, был изумлен его пла­нировкой (рис. 46). Сотни прямоугольных домов (размеры их 4x5 м; высота 3 м) стояли вплотную друг к другу — стена к стене. Не было и намека на ули­цы или хоть какие-то проходы между ними. Очевидно, жители передвигались по плоским крышам зданий. В крышах были предусмотрены люки. Через них горожане спускались в жилища, напоминая сусликов, прячущихся в норки. Так они защищались от хищных зверей или враждебных племен. «Наружная часть поселения, — писал Мелларт, — представляла собой массивную стену, а дру­гие оборонительные сооружения были не нужны»¹².

Рис. 61. Фрагмент реконструкции Чатал-Гуюка

Селение Чатал-Гуюк, относящееся к позднему неолиту (VII тысячелетие до н.э.), охватывало территорию 13 га. Оно быстро росло и вскоре добилось экономического процветания. Археологи считают, что то была хорошо орга­низованная община земледельцев. Продолжительность жизни мужчин не превышала 34 лет, женщин — 29¹³.

Стремление ощущать себя в безопасности — базовая потребность челове­ка, она предусмотрена его наследственным кодом и, подобно любому при­родному явлению, развивается в подходящей среде. Таковым является пси­хологическое пространство. Если мотивы, влечения блокируются, то, впол­не вероятно, может сформироваться невротическое расстройство со всеми вытекающими последствиями: человек чувствует себя чужим и ненужным, живет в постоянном напряжении, страхе. Человеку свойственно как можно больше времени находиться там, где приятно. Максимально благоприятным местом и является наш дом.

¹² Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока / Пер. с англ. М.. 1982.

¹³ Past Worlds. The Times Atlas of Archaeology. N.Y., 1995. P. 82-83.

Дом, в котором мы живем, не только четыре стены и крыша над головой. Прежде всего это человеческая среда обитания, переплетение человеческих отношений и связей. Когда человек переезжает в новый дом, его интересу­ют не только размеры квартплаты, общий метраж, совмещенный или раздель­ный санузел, наличие лоджии и т.п., но также удаленность от историческо­го центра города, удобство медицинского и бытового обслуживания в райо­не, а сейчас еще экология, уровень преступности и многое другое. Неудачное место жительства может не только испортить настроение, но сказаться на восстановлении физических сил, отдыхе и проведении досуга.

ЭВОЛЮЦИЯ ЖИЛИЩА

Люди использовали и используют для жилья самые различные конструк­ции — от простейших сооружений и естественных укрытий (например, пе­щеры, ветровые заслоны, палатки, шалаши и т.п.) до более сложных (дома из твердого материала, здания общего проживания, замки и башни и т.п.). Материалы, из которых строится дом, варьируются в зависимости от при­родных ресурсов, климата и народных привычек. Многие народы — от ци­вилизованных европейцев до диких горцев — применяют камень, посколь­ку такое жилище помогает перенести суровый климат. Напротив, кочевни­ки в Центральной Азии использовали дерево, тростник, войлок, шкуры и шерсть животных для сооружения своих жилищ. Арктические народы дли­тельное время использовали четыре основных материала, доступных в окру­жающей их среде: лед, камень, кости и кожу. Жилые постройки из сырцово­го кирпича характерны для многих районов Африки, Азии и Америки.

Форма, структура и обстановка жилища изменялись на протяжении ис­тории. Они эволюционировали параллельно антропосоциогенезу человека. В жилище материализовались развивающиеся способности, навыки и мас­терство человека, его идеи, ожидания, потребности и ценностные ориента­ции. Коллективное жилище первобытного человека превратилось в частный коттедж со всеми удобствами, грубо вырубленное углубление (пещера) — в искусно построенное каменное сооружение, наконец, максимально при­ближенное к земле обиталище — в высоко поднятое над естественной сре­дой многоэтажное здание.

КОТТЕДЖ (от англ. cottage, первоначально — крестьянский дом) — сельский или городской одноквартирный индивидуальный жилой дом, при котором имеется небольшой участок земли. Коттеджи бывают двухэтажными с внутренней лестницей; на первом этаже — общая комната, кухня, хозяйственные помещения, на втором — спальни. Коттедж возник в Англии в конце XVI — начале XVII в. и стал традиционным типом английского жилища. Коттеджи широко рас­пространены в других странах.

В первобытном обществе преобладали простейшие типы жилища: пеще­ры, землянки, шалаши, ульеобразные хижины, свайные постройки, шатры, юрты, кибитки, срубные бревенчатые жилища. Их можно подразделить на три основных типа — простейшие убежища разных видов, шалашеобразные конструкции и жилища долговременного характера с жестким остовом. Про­стейшие убежища служили кратковременным жильем в тех местах, где кли-

мат не требовал постоянной зашиты от холода. Использование легких юрт летом и постоянных жилищ зимой известно из недавнего прошлого некото­рых сибирских народов и эскимосов. В подавляющем большинстве это были коллективные жилища родовых общин или больших семей, которые со вре­менем заменялись отдельным жильем для малых семей.

Рис. 62. Эволюция человеческого жилища от примитивного шалаша до средневекового замка,

а от него — к небоскребам-офисам

Первые жилища начал строить наш далекий предок Homo habilis (человек умелый), живший 2,2—1,6 млн лет назад. Он строил нечто вроде хижин или круглых загородок из колючего кустарника. От них остались лишь «фунда­менты» — кольца из крупных камней. Пришедший ему на смену Homo erectus (человек прямоходящий), как и его предшественник, недалеко продвинул­ся в строительном искусстве. На следующей эволюционной ступени, в эпо­ху неандертальцев, живших в Европе 120—40 тыс. лет назад, также не отме­чается заметного прогресса. Неандертальцы обычно заселяли пещеры, остав­ленные дикими животными, обозначая границы своего жилища занавеской из шкур животных при входе. Правда, иногда археологи находят их стоянки на открытых местах, и уже доказано, что неандертальцы умели строить жи­лища. Строительство искусственных жилищ, не наследуемое инстинктивным путем, — верный признак зарождения сознания. Неандертальцы первыми стали хоронить своих умерших и изобрели обряд погребения. Кроме того, как считают авторитетные археологи, они первыми стали разрисовывать своды и стены своих жилищ, положив тем самым начало пещерной живописи и архитектурному дизайну.

Палеолитические охотники предпочитали селиться на ровной или слабо пересеченной местности поблизости от воды. На открытой местности без ес­тественных скальных навесов они строили полуземлянки или землянки, т.е. жилища с жестким, часто куполообразным каркасом, углубленные в землю.

Разница между полуземлянкой и землянкой заключается в степени углубле­ния в землю. В теплое время года наиболее распространенным жилищем был шалаш. Он легко переносился, имел простую конструкцию и соответствовал кочевому быту охотников. Основная часть общественной жизни проходила на площадке у входа в жилище. Хижина давала охотникам крышу над голо­вой и иллюзию уюта зимой. Здесь они занимались изготовлением инструмен­тов, о чем свидетельствует большое количество мелких осколков.

Настоящий строительный гений проснулся у кроманьонцев, существ бо­лее совершенных, чем неандертальцы. Они жили родовыми общинами по 20— 40 человек. Помимо пещерных жилищ, выложенных для защиты от сырости каменными плитами, кроманьонцу были известны шатры с каркасом из кос­тей мамонта, обтянутые шкурами живот­ных, а также землянки. Кроманьонцы рисовали на стенах пещер великолепные фрески, изображавшие промысловых животных: лошадей, мамонтов, бизонов (вероятно, для каких-то магических об­рядов), украшали себя ожерельями, браслетами и кольцами из ракушек и мамонтовой кости, одомашнили первое животное — собаку. Но и в эпоху верхнего палеолита человек представлял собой, говоря на со­временном языке, индивида без определенного места жительства. Это и понят­но: 200—100 тыс. лет назад, когда население Земли не доходило до 1 млн чело­век, небольшие группы людей жили на больших расстояниях друг от друга. Они представляли собой коллективы из 20—30, реже — 60 человек, связанных между собой кровным родством и ведущих бродячий образ жизни. У них не было по­стоянного жилья. Их заменяли временные пристанища (стоянки, лагеря).

Самые древние в Европе остатки жилища открыл де Л юмлей на француз­ской Ривьере близ Ниццы. Стоянка называется Терра Амата и принадлежит ашельской культуре. Недалеко от нее в пещере Грот дю Лазарет был обнару­жен другой тип ашельского жилья. В 1957 г. в слое № 5 здесь были открыты остатки хижины размерами 11x3,5 м. Хижина стояла внутри пещеры неда­леко от входа, прислоненная к стене и была распознана по нагромождению каменных орудий и костей, которые находились исключительно в пределах жилого объекта; вне хижины находок было крайне мало. По периметру хи­жину обрамляли камни, несомненно принесенные человеком с целью укреп­ления ее стен. Именно наличие стен ограничивало разброс находок вне пре­делов жилища.

Кровля жилища была, по-видимому, изготовлена из шкур животных, которыми был обтянут остов. Это был практичный материал, хорошо удер­живающий тепло и предохраняющий от ветра и воды, капающей с потолка пещеры. Концы шкур прижимались к земле камнями. По расположению найденных предметов, золы и костей видно, что внутреннее помещение было разделено (возможно, перегородкой из подвешенных шкур) на две части. Сразу за входом находились сени, или тамбур, где не было очага и где на­ходки предметов довольно редки. Вторая, большая по площади часть была собственно жилым помещением. Попасть в эту «комнату» можно было только через сени. Внутри имелись два небольших очага, не имевших, если судить

по тонкому слою обожженной глины, особого хозяйственного значения. Главный очаг располагался скорее всего у входа в пещеру. Недалеко от очага находились спальные места — ложа, выстланные высушенными у огня мор­скими водорослями, на которые были брошены шкуры животных.

Уходя в долгую охотничью экспедицию, мужчины возводили временные лагеря, где оставляли женщин, детей и стариков. Группы мужчин-охотников передвигались на очень далекие расстояния, охотясь или собирая растения. Для пропитания первобытной группе требовалась площадь в несколько сот квад­ратных километров. При такой редкой плотности населения контакты между разными группами были редкими — влучшем случае один раз или несколько раз в году, а часто они не виделись многие годы (и в наши дни в пустыне Ка­лахари многочисленные группы бушменов народности сан, насчитывающие каждая не более 100 человек, обычно бродят в поисках питательных растений, но сходятся лишь в засушливые месяцы у единственного в округе колодца).

Рис. 63. Искусственное жилище первобытного человека

Само это название указывает на то, что такие поселения носили времен­ный характер. Рано или поздно племя бросало свои постройки (или разби­рало их, чтобы потом собрать на новой территории, подлежащей освоению) и перемещалось в том направлении, куда ушла дичь или рыба. Если мигра­ция потенциальной добычи носила сезонно-циклический характер, то пле­мя периодически возвращалось на прежние места обитания. Так постепен­но, из поколения в поколение, племя осваивало достаточно обширный аре­ал обитания, который привыкало считать своим.

Еще один жилой объект был открыт в пещере Дьявола (Фурио дю Дьябль) во Франции. Он имеет форму неправильного четырехугольника с размера­ми главных сторон 12x7 м. Северную сторону образует выступ-ступень вы­сотой 1 м, обложенный большими валунами, выстроившимися в сплошной ряд. Подобный ряд из камней протянулся и с восточной стороны, а с юга воз­вышалась заградительная стенка, сложенная из камней. Западную стенку об­разовал скальный навес. В юго-восточном углу жилища находился вход; ширина проема составляет примерно 4,2 м. Все жилище помещалось под наклонной скальной стеной; достаточно было упереть стволы деревьев в скалу и обтянуть их шкурами, и жилье было готово. Культурный слой, лежащий

прямо на скальной породе, ограничен контурами жилища и низким земля­ным валом перед входом в него; вне этих пределов находок не обнаружено. Подлинный прогресс в строительном искусстве на Ближнем Востоке на­чался приблизительно 10 тыс. лет назад, когда от охоты и собирательства, требовавших постоянных передвижений, люди перешли к земледелию, т.е. оседлому образу жизни. Переход к аграрному обществу повлек за собой со­вершенствование строительных технологий, которые эффективно развива­ются только в условиях территориальной стабильности: живя в одном и том же доме, семья на протяжении нескольких поколений могла проводить пос­ледовательные усовершенствования своего жилища, применяя для этого ка­кие-то приемы и методы, заимствован­ные у соседей и родичей или же вновь изобретенные и открытые.

Первые дома оседлых людей имели разную форму и зависели не только от климата, решаемого круга хозяйствен­ных задач, но также обычаев и тради­ций, сложившихся в данной местности. В одних случаях их дома представляли собой круглые постройки, напоминав­шие временные жилища охотников и собирателей. На фундаменте в виде кру­га ставили остов из палок и покрывали его кожей или соломой. Оседлые поселенцы вскоре начали строить дома из глины, а позже — класть прочный каменный фундамент. При постройке нового жилья на месте разрушивше­гося или сгоревшего площадку под фундамент выравнивали, обмазывая гли­ной. Так возникали типичные возвышения (по-арабски телль), на которых до сих пор стоят деревни. Телли достигали высоты 20 м.

Вместо круглых построек появились прямоугольные, к которым было легче сделать пристройки и тем самым увеличить жилую площадь. Двери, как правило, находились выше уровня земли. Иногда вход был в плоской кры­ше, и поэтому попасть в дом можно было по деревянной лестнице. Пол был из утрамбованной глины, а стены белили гипсом и часто украшали красны­ми полосами или другими рисунками. Обитатели этих домов спали на рого­жах или на возвышавшемся ложе — скамейке. Пищу готовили в специально отведенном месте.

В других местах в поселениях ранних земледельцев, насчитывавших два-три десятка домов, в центре возводилось особое строение — общественное хранилище зерна и продуктов. В такие хранилища жители селения ссыпали часть зерна, создавая общий запас на случай бедствия. Хранилище считалось священным, ведь там лежал хлеб — основа жизни, а значит, должны были пребывать и благие божественные силы: «дух зерна» и прочие божества, от которых зависят жизнь и изобилие. В этом хранилище и вокруг него совер­шались важные обряды, связанные с внесением в хранилище нового урожая, с началом сева и другими сезонными праздниками. У архаических землевла­дельцев амбар и святилище были, по-видимому, неотделимы друг от друга, и это двуединство культовых и хозяйственных функций храма сохранялось на протяжении всей месопотамской истории.

Первоначально амбар-святилище мало чем отличался от обычного жили­ща — такая же глинобитная мазанка (примерно 4x5 м), только стены были

толще и настланные полы приподняты над землей, чтобы предохранить зерно от сырости и грызунов. В южной части Шумера строились тростниковые дома, похожие на те, что и сейчас возводят на юге Ирака. Рядом с амбаром-святилищем часто устраивали загон для скота (гипару) и отгораживали спе­циальный участок земли. При гипару жил жрец (эн, энум), если храм был посвящен женскому божеству, или жрица (энтум), если он посвящался богу. В гипару совершался важнейший обряд священного брака между жрецом и богиней или между жрицей и богом.

Так со временем лагеря и стоянки охотников каменного века превраща­лись в деревни земледельцев — новый тип поселений, которые вырастали в разных частях земного шара. Впервые они появились на Ближнем Востоке в начале VII тысячелетия до н.э. В развитых культурах неолита возникают круп­ные города, насчитывавшие сотни и даже тысячи жителей. В III—II тысяче­летии до н.э. здания становятся более грандиозными, с великолепными ук­рашениями у богатой части населения. В доме был мозаичный пол, стены со скульптурным рельефом, небольшие окна, занавешенные дорогими тканя­ми. Часто дома строились в несколько этажей, с канализационной сетью из глиняных труб, бассейнами.

Из камня, дерева и сырцового кирпича люди начали возводить трехэтаж­ные дома с множеством помещений. Дома различных типов и размеров сви­детельствуют о начавшемся социальном расслоении населения. Жители Азии широко использовали зародившийся в Месопотамии способ возведения до­мов. В Китае существовали и круглые, и прямоугольные постройки; стены их, наклоненные к центру, переходили в куполообразные крыши. Жители Шумера строили дома из кирпича-сырца и обожженного кирпича. Каждое здание стояло на высокой платформе, чтобы избежать сырости от земли и убе­речься от нередких наводнений. У каждого дома существовал внутренний открытый двор, вокруг которого строились крытые помещения с плоскими крышами. С внешней стороны стены были не ровными, а с выступами, об­разующими ломаную линию. Окна выходили только во внутренний двор, и

Врезка

Ж. Ле Гафф