ГЛАВА 7. Великая Русская Революция 1917 года. Проблемы строительства нового общества

«Истории малая горстка,

плоды героизма и зла.

И всполохи Магнитогорска,

и лагерной полночи тьма…

О время, ты смело взлетало

в высокое небо мечты,

но как же тебе не хватало

сыновьей живой доброты…»

(Всеволод Кочетков.)

(Монумент «Рабочий и колхозница» на ВДНХ)

1. Крах буржуазно-демократической альтернативы – следствие слабости «молодой демократии» или роковое стечение событий.

Редко когда в истории складывается такой комплекс причин, вызывающий крушение старого социально-политического строя, как это случилось в России в феврале 1917 года, когда слились воедино экономический, социально-политический и даже духовно-нравственный кризис российской монархии, рухнувшей в одночасье. В результате страна оказалась поставлена перед жёстким выбором, как жить дальше и к какой модели развития стремиться?

Российскую общественность всегда волновали вопросы неизбежности Февральской революции и предопределённости Октябрьского переворота большевиков. Тон новой дискуссии задала статья А.И. Солженицына, где главную причину Февральской революции он увидел в нераспорядительности властей, слабости самого императора и в деструктивных действиях либеральной оппозиции. По его мнению, революцию можно было избежать, прояви власть больше стойкости и жёсткости по отношению к своим политическим оппонентам[49]. Это бы позволило России избежать гораздо худшей беды, которая последовала за победой большевиков. Что касается первого тезиса А.И. Солженицына, то в том то и дело, что последний император и его окружение настолько явно показали свою неспособность управлять страной, что в решающий момент у них не оказалось под рукою даже полка солдат, чтобы попробовать навести порядок в стране. Со вторым же тезисом А.И. Солженицына вполне можно согласиться, что Февральская революция действительно открыла большевикам дорогу к власти, что только подтверждает закономерный характер Октябрьской революции.

Оттого вполне можно рассматривать события Февраля и Октября 1917 года как единый исторический процесс, как Великую русскую революцию, повторившую некоторых чертах все революции прошлого. Особенно Великую Французскую революцию, когда власть сначала, после крушения монархии, достаётся относительно умеренным элементам общества, затем более радикальным, пока её не захватывают крайне экстремистские элементы (якобинцы или большевики), пытавшиеся навязать стране свой эксперимент по строительству нового идеального общества. Только в нашей стране, в отличие от Великой Французской революции, этот социальный эксперимент затянулся на семь с лишним десятков лет. Это ещё раз подтверждает глубокую историческую предопределённость и прочность созданной большевиками-ленинцами общественной системы.

Однако это вовсе не устраняет вопроса о реальности буржуазно-демократического пути развития страны.

Вначале, сразу после отречения от престола Николая II, казалось, что Россия прочно встала на путь буржуазно-демократического развития. Вышедшее из недр IV Государственной думы Временное правительство, провозгласила все гражданские свободы, отмену смертной казни, ликвидацию всех сословий и национальных ограничений, признало право народов Польши и Финляндии на независимость, обещало автономию национальным окраинам.

Однако для большинства трудового населения страны - крестьянства, воспитанного на общинных, коллективистских традициях – всё это было пустым звуком, или, более того, сигналом к немедленным действиям по достижению социальной справедливости. Чем дальше, тем более настойчиво массы рабочих и солдат, заполнившие площади и улицы столицы, требовали самых радикальных перемен: скорейшего заключения мира, ограничение произвола предпринимателей, наделение землёй крестьян за счёт помещичьих имений.

Октябристы и кадеты, определявшие состав первого Временного правительства не были настроены на столь кардинальные перемены, боясь нарушить хрупкий, едва установившийся гражданский мир в России. Поэтому они избрали, как им казалось, мудрую тактику: «сначала успокоение – потом реформы». Правительство надеялось, что время рассосёт значительную часть иллюзий и убавит революционный энтузиазм масс, что нашло своё выражение в формуле «может, всё образуется и русский народ никого не обидит». Вскоре, однако, выяснилось, что определённые иллюзии питали сами члены октябристско-кадетского временного правительства, которое переоценили степень своего влияния на население Петрограда и излишне понадеялись на поддержку эсеро-меньшевистских Советов. Глубокие знатоки европейской культуры и права они совершенно не знали собственного народа, который не желал слышать ничьих увещеваний, а настойчиво требовал конкретных мер по улучшению своего нелёгкого положения.

Ещё в чём можно упрекнуть сторонников буржуазно-демократического развития страны, так это, пусть не покажется странным, в здравом политическом смысле, который не всегда уместен в раздираемой противоречиями стране. Защита национальных интересов и приверженность демократическим ценностям не снискала им популярности ни в политических кругах России, ни в народной среде.

Стоило только министру иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюкову заявить, что Россия будет верна своим союзническим обязательствам и продолжит участие в войне до победного конца, то это вызвало такой взрыв недовольства у солдат столичного гарнизона, опасавшихся отправки на фронт, что прямиком привело к отставке первого состава Временного правительства.

Однако пришедшие ему на смену представители Совета рабочих и солдатских депутатов во главе с кумиром демократической публики А.Ф. Керенским не сумели составить прочной альтернативы большевикам. Казалось, именно такое правительство, где главную роль играли лидеры социалистических партий меньшевиков и эсеров, пользующиеся влиянием у рабочих и солдат Петрограда, сумеет лучше провести политику классового сотрудничества. Только взятый им курс на то, чтобы примирить всех, кого можно примирить, и вести их к единой цели - к обновлению России, уже не соответствовал сложившейся ситуации в стране, чреватой экономическим кризисом, анархией и политическими потрясениями. Она имела только один результат – рост всеобщего озлобления и усиление нападок на правительство как «справа», так и «слева». Обстановка требовала более жёсткой и определённой политической линии правительства. Как полагал лидер отошедшей от власти кадетской партии П.Н. Милюков, в условиях нарастания анархии и падения авторитета власти лучшим выходом для страны является военная диктатура, так как без крови России не обойтись, и стране нужна небольшая «хирургическая операция».

Временное же правительство продолжало тщетно вести свою линию на примирение всех «кого можно примирить и повести к общей цели к преображению России». Только все его робкие попытки реформ разбивались о всеобщий саботаж старого чиновничьего аппарата, действовавшего по принципу «чем хуже – тем лучше». Об этом прямо говорил меньшевик П.Н. Богданов на Демократическом совещании, созванном Временным правительством А.Ф. Керенского летом 1917 года: «Одна часть правительства непрерывно тормозит работу другой; то обстоятельство, что все реформы тормозятся, оторвало правительство от широких слоёв народа». В итоге, почти как в последние дни Романовской монархии, в стране наблюдался паралич власти, когда любое правительственное распоряжение превращалось в простую бумажку и никем не исполнялось. Этому не могли помешать неоднократные перетряски и реорганизации Временного правительства - кредит доверия к нему со стороны народных масс неуклонно падал.

В конце концов даже такой истовый демократ как А.Ф. Керенский пришёл к выводу, что «экстремальная ситуация требует принятия чрезвычайных мер», то есть высказался за диктатуру. Только пойти на этот шаг он так и не смог, именно по причине своих демократических убеждений. Наиболее благоприятный для этого момент был упущен в июле 1917 года после подавления антиправительственного выступления солдат петроградского гарнизона, поощряемых большевиками. Однако председатель Временного правительства считал большевиков, хоть и экстремистской, но, всё-таки, составной частью демократического лагеря, и боялся, что удар по ним приведёт к ослаблению всего революционно-демократического лагеря в целом, и вызовет усиление консервативно-монархических сил. Только этим можно объяснить сравнительно узкий размах репрессий против большевиков после июльских событий, когда они сумели сохранить свои кадры и организационные структуры. Дело фактически ограничилось кратковременным арестом нескольких видных большевиков (Л.Д Троцкого, А.М. Коллонтай), вместо того чтобы полностью устранить их с политической арены.

Вторая попытка соединения демократической власти с крепкой генеральской рукой была предпринята в августе 1917 года во время т.н. «корниловского мятежа». Хотя никакого мятежа не было. Просто военный министр Л.Г. Корнилов по согласованию с главою Временного правительства А.Ф. Керенским направил несколько воинских частей в Петроград, чтобы навести порядок сначала в столице, а затем по всей стране. Для этого требовалось распустить Советы, прекратить деятельность экстремистских политических партий, ввести военный режим на железных дорогах и оборонных предприятиях. Но в самый решительный момент, когда воинские эшелоны уже двигались к столице, А.Ф. Керенский неожиданно объявил генерала Л.Г. Корнилова мятежником и обратился за помощью к Петроградскому Совету, где уже успели утвердиться большевики. С их помощью он предотвратил победу правых сил, но сам превратился в заложника революционной демократии, олицетворяемой большевистскими Советами рабочих и солдатских депутатов. Такой поступок А.Ф. Керенского, кроме личных амбиций (боязнью оказаться на вторых ролях), определялся его природной склонностью к постоянным компромиссам, стремлению избежать крайностей, балансируя между правым и левым силами, чтобы остаться высшим арбитром. Только в данном случае баланс сил был бесповоротно нарушен в пользу большевиков, которые, получив большинство в обоих столичных Советах (Петроград и Москва), почти открыто готовились к захвату власти. Временное же правительство окончательно потеряло опору в народе и утратило поддержку среди генералитета, который не мог простить А.Ф. Керенскому предательство и арест генерала Л.Г. Корнилова.

Так история России в очередной раз продемонстрировала окружающему миру самый неудачный способ решения назревших проблем, когда молодая российская демократия, в силу отсутствия демократических традиций в обществе, быстро превратилась в охлократию (власть толпы). Когда, используя недовольство и нетерпение масс, к власти под прикрытием самых популистских лозунгов прорывается экстремистская партия, не стесняющая себя никакими нравственными нормами.

Можно ли в связи с этим считать, что центристская политика А.Ф. Керенского была заранее порочна, и, что Россия, ввиду отсутствия у её населения прочных демократических традиций, была заранее обречена на одну из диктатур: либо военная диктатура Л.Г. Корнилова, либо революционная диктатура большевиков. Впрочем, могла быть и такая крайность, как всеобщая анархия и распад страны. С таким мнением некоторых современных историков и публицистов можно согласиться с позиций сегодняшнего дня, но не при анализе реальной ситуации в стране осенью 1917 года. Тогда общая воля народов России ещё не склонилась, бесспорно, в пользу левых социалистических партий. Боролись за власть, прежде всего, конкретные политические лидеры и любой из них (А.Ф. Керенский, Л.Г. Корнилов и В.И. Ленин) мог одержать верх.

Только А.Ф. Керенскому для победы не хватило политической воли и политического искусства в борьбе с таким искусным и решительным политиком, как В.И. Ленин. Не оказалось у него, во многом по причине его постоянных колебаний в политике, надёжных союзников в момент большевистского переворота. Весьма примечательный является факт политического прозрения бывшего председателя Временного правительства. Когда А.Ф. Керенский незадолго до своей смерти в Нью-Йорке в 1972 году давал интервью, то на вопрос журналиста, чтобы он сделал, окажись вновь в революционном Петрограде, А.Ф. Керенский ответил, что приказал бы расстрелять самого себя.

Л.Г. Корнилов, смелый и решительный человек, проявил непростительную слабость в самый решительный момент, в августе 1917 года, позволив себя арестовать. Поддерживающий его командный состав русской армии после этого, озлобившись на правительство А.Ф. Керенского, занял позицию невмешательства, спокойно наблюдая за свержением ненавистного им Временного правительства и надеясь на то, что большевики долго у власти не продержаться, что их диктатура неизбежно рухнет в обстановке экономического и политического хаоса, охватившего страну. Антибольшевистские силы вступили в бору слишком поздно, когда распад страны и возобладавшая повсеместно анархия не давала никакой возможности оказать организованное сопротивление большевистской диктатуре.

Так что приходится признать, что победа В.И. Ленина была обеспечена его огромными организаторскими способностями, политической гибкостью и мощной волей к победе, что он блестяще продемонстрировал в период от Февраля к Октябрю 1917 года.

Если этот субъективный личностный фактор (почти демоническую роль В.И. Ленина) перевести в плоскость реальных исторических процессов, то приходится признать, что Октябрьский переворот большевиков стал возможен в результате редкого совпадения и взаимодействия трёх основных решающих факторов, обеспечивших его победу. Первый – это стремительное нарастание народной стихии, охваченной желанием скорейшего решения насущных жизненных проблем – мира, земли и хлеба. Второй – трансформация этой стихии и стихийных ожиданий масс в политическую форму с требованием передачи всей полноты власти в руки Советов, как гаранта реализации этих народных устремлений. Третий – это настойчивые и успешные усилия большевиков по укреплению своего лидерства в этом массовом всенародном движении.