Патерналистская политика Николая I - линия на стабилизацию страны или поиск особого пути её развития

Политическая линия Николая I на стабилизацию страны путём укрепления военно-абсолютистского режима настолько противоречила обозначившейся тенденции мирового развития в сторону капитализма, затронувшей и Россию, что её проведение могло быть обеспечено лишь частично и при условии утилизации в интересах царизма экономических, военных, правовых и культурных достижений Запада. Поэтому в патерналистской, то есть попечительской по отношению к российскому обществу, политике государства при Николае I одновременно присутствовали две линии. Первая заключалась в попытке искоренить «либеральную заразу» ради утверждения «исконных начал русской жизни». Вторая - в проведении ограниченных реформ по устранению вопиющих пороков российского общества, подмеченных ещё декабристами, но с тем непременным условием, чтобы они не разрушили самобытного уклада русской жизни. В целом такую политику Николая I можно определить, как поиск «особого пути развития страны» без либеральных идей и ценностей, но с опорой на сильную власть и устоявшиеся социально-политические структуры. Здесь уместно вспомнить справедливые слова русского историка А.А. Кизеветтера, что особенность этого времени (царствования Николая I) состояла «не в недостатке преобразовательных попыток, а, скорее, наоборот: в той самонадеянности, с которой правящая бюрократия бралась за разработку широких и коренных государственных задач»[29].

Относительно первого направления правительственной политики, то после подавления движения декабристов Николай I принял меры по ужесточению предельной централизации и концентрации власти в руках императора. Формально продолжал существовать Сенат, разделённый на два ведомства: Сенат правительствующий и Сенат судебный. Но и тот, и другой только выполняли распоряжения императора. О Государственном совете Николай I прямо говорил, что его (Совета) задача рассматривать и выполнять указания императора, а не мудрствовать, а, тем более, принимать самостоятельные решения. Фактически все функции управления страной взяла на себя «Собственная его величества канцелярия», которая подменила собою все министерства, учреждения и ведомства, только выполнявшие спускаемые им от имени императора распоряжения. Главным ведомством этой канцелярии стало печально знаменитое III отделение, занимавшееся политическим сыском.

Современники удивлялись, почему, будучи совсем неглупым человеком, Николай I назначал на важные государственные посты заведомо некомпетентных людей. А в этом и заключалась глубинный смысл его политики. Для её проведения ему нужны были только слепые исполнители его решений. Творческого склада личности на эту роль не годились, зато находящиеся не на своём месте люди поневоле вынуждены были каждый свой шаг сверять с мнением начальства. Так и получалось в николаевской России, что сухопутной армией командовал адмирал, Синод возглавлял кавалерийский офицер, а министерство путей сообщения человек, не имевший никаких инженерных познаний и организаторских способностей. Только министр финансов Е.Ф. Канкрин, министр государственных имуществ П.Д. Киселёв, начальник III отделения А.Х. Бенкендорф и ещё несколько администраторов были, как говорится, на своём месте и выпадали из общего ряда некомпетентных николаевских назначенцев.

Однако, хотя с именем Николая I связывают период самой жесточайшей реакции в стране, ему вовсе были не чужды некоторые реформаторские идеи. В этом заключалась, как известно, вторая линия его внутренней политики. Для такого вывода есть все основания. Всем существом отвергая идеи декабристов, Николай I со вниманием отнёсся к их критике всех пороков существующей феодально-крепостнической системы, содержащейся в следственных документах. Для обобщения и изучения всех подмеченных декабристами недостатков в политическом строе и социально-политическом устройстве страны и выработки общего плана действий по их устранению был учреждён Особый комитет «6 декабря 1826 года» и ряд других секретных комитетов, каждый из которых работал в среднем 2-3 года.

В последующие годы его правления одним из главных направлений деятельности этих комитетов стал крестьянский вопрос. На деле же вся работа 9 секретных комитетов по крестьянскому делу, свелась в конечном итоге к весьма куцей реформе министра государственных имуществ П.Д. Киселёва над государственными крестьянами, да в издании ряда законов, наделявших крепостных крестьян правами собственника и уберегавших их от чрезмерного произвола помещиков. Только проводя реформу в среде государственных крестьян, император Николай I, прежде всего, хотел убедить себя в том, что государство способно, ничего решительно и принципиально не меняя, решить любые проблемы одними структурными преобразованиями. По ходу этой реформы была изменена система управления государственными крестьянами. В их жизнь и быт были внедрены элементы общинного самоуправления в форме сельских сходов и сельских старост, что потом могло пригодиться при устройстве помещичьих крестьян в случае их освобождения от крепостной зависимости.

Однако именно по отношению к помещичьим крестьянам никаких серьёзных мер по изменению их положения не последовало. Ведь главным условием, поставленным императором Николаем I перед членами секретных крестьянских комитетов, была неприкосновенность помещичьей земли, что стало непреодолимым препятствием в деле освобождения крестьян. Ведь, было совершенно ясно, что, оставшись без земли, крестьяне непременно и повсеместно взбунтуются. Единственное на что решился император Николай I и его сановники, так это на некоторую защиту имущественных и личных прав крепостного люда. Крепостные крестьяне теперь получили право приобретать в свою личную собственность земельные участки и мелкие предприятия, заниматься свободно торговлей и различными промыслами. Усилился также правительственный контроль над поведением помещиков. Нередки были случаи, когда за истязание своих крепостных помещик лишался дворянского звания и отдавался в солдаты, или оказывался под опекой, т.е. признавался недееспособным.

Кроме того, в 1842 году был издан закон «Об обязанных крестьянах», по которому помещики могли отпускать своих крепостных на волю с небольшим участком земли, но с сохранением всех прежних повинностей. Некоторым благом для крепостных крестьян стала инвентарная реформа, проведённая в 1847-1848 годах. Скорее всего, это было средством наказания польских и литовских дворян за их участие в Польском восстании 1830-1831 годов. Кто из мелкопоместных польско-литовских дворян (шляхты) не смог документально подтвердить своё благородное положение, тот был переведён на положение крестьян-однодворцев наряду со своими прежними крепостными. Дело в том, в Речи Посполитой со времён Богдана Хмельницкого не стало никакого порядка. Многие документы в результате набегов казаков и нашествия иноземных войск были уничтожены или утеряны. В результате этого доказать своё дворянское происхождение польским помещикам было довольно сложно.

Коснулась эта реформа и положения русских крестьян. По ходу её реализации были строго упорядочены все оброки и повинности крестьян в пользу помещиков.

Однако по-прежнему открытым остаётся вопрос: почему Николай I отлично сознавая, что «крепостное право есть очевидное зло», так и не решился на его отмену? Ответ, очевидно, кроется во второй части его знаменитой фразы, что «прикасаться к нему теперь было бы делом ещё более гибельным». Ведь даже помысел об этом, как считал Николай I, был бы просто «преступным посягательством на общественное спокойствие и на благо государства»[30]. Он и его правительство просто боялись остаться один на один с освобождённым от крепостнических пут народом без посредничества помещиков и их вотчинной администрации. Николаевское правительство также опасалась сильно задеть интересы дворян-помещиков – главной опоры существующего самодержавного строя. Возникла неразрешимая дилемма – отпускать крестьян на волю без земли опасно, ибо они тогда взбунтуются, но земля – это личная собственность помещиков, на которую никак нельзя посягать.

Колебания правительства в крестьянском вопросе использовали в своих целях крепостники из среды высшей светской знати и бюрократии. Они настраивали Николая I и его окружение на тот лад, что все смуты и революции в Европе проистекают от «распущенности умов», произошедшей вследствие разрыва естественных уз, связывавших некогда феодальных властителей с их подданными. Здесь весьма своевременно появилась теория «официальной народности», выдвинутая министром просвещения С.С. Уваровым. Суть её заключалась в пропаганде особого избранного пути России, которая живёт и благоденствует благодаря соблюдению своих основных жизненных принципов – «самодержавия, православия и народности». Первый принцип провозглашал самодержавный образ правления как наиболее приемлемый для такой огромной страны как Россия. Второй принцип обозначал приверженность большинства населения Российской империи духовным началам православной веры. Под последним принципом идеологической формулы, выведенной министром просвещения С.С. Уваровым, понималось невосприимчивость русского народа к западным либерально-просветительским идеям, особенно идеям парламентаризма и республиканского строя.

Отмечая крайнюю робость николаевского правительства в проведении самых незначительных реформ, следует добавить, что сама личность императора Николая I была помехой всяким попыткам преобразования страны. Как в своё время справедливо заметил А.С. Пушкин: « У него очень мало было от Петра Великого, зато очень много от фельдфебеля». Иначе и быть не могло, ибо личные вкусы и политические предпочтения этого императора сформировались, с одной стороны, плац-парадной атмосферой двора его отца и старшего брата. С другой стороны, идеями Н. М. Карамзина о самодержавии как наилучшей форме государственного устройства России. Отсюда высшим идеалом для Николая I стал самодержавный монарх, который правит, опираясь на дворянство как потомков «древнего рыцарства» и отечески заботится о благе своих покорных подданных. Поэтому предметом особой заботы Николая I на протяжении всего его царствования стало поддержание материального благополучия дворянского сословия и чести дворянского имени. В Петровский табель о рангах были внесены серьёзные изменения, делавшие практически невозможным для купцов и промышленников получение дворянского звания. Был принят закон «О майорате», т.е. о неделимости помещичьих имений. В отличие от аналогичного петровского указа помещик мог распоряжаться имением по собственному усмотрению, главное, чтобы оно только оставалось в руках данной дворянской семьи.

Двумя главными орудиями утверждения его императорской власти, по мнению этого императора, должны были быть армия, вышколенная палочной дисциплиной, и бюрократия, скованная чувством служебного долга. По сути своей это был идеал военно-патриархального абсолютизма, давно уже прекратившего своё существование в западноевропейских странах, даже в милитаристской Пруссии, но нашедшего своё последнее пристанище в николаевской России.

Исходящему из таких идеологических установок Николаю I и его ближайшим сановникам Россия представлялась мощной скалой, о которую разбиваются все революционные волны, доносящиеся из Европы. Именно благодаря особому укладу её жизни – самодержавному образу правления и господству крепостного права.

Революционные потрясения в Европе 1848-1849 годов окончательно укрепили Николая I в его консервативной позиции и наложили печать забвения на все его довольно робкие попытки реформ. На встрече с представителями дворянского сословия император их клятвенно заверил помещиков, что «никакая земная сила их больше не потревожит», т.е. никаких сдвигов ни в общественном строе, ни во взаимоотношениях крестьян с помещиками не предвидится. Один из немногих реформаторов в николаевском правительстве П.Д. Киселев с горечью заметил, что «вопрос о крестьянах окончательно лопнул».

Пока Россия упорно огораживалась от окружающего мира, мир неуклонно менялся. В России же власть стремилась только упрочить и закрепить то, что давно сложилось и уже успело перезреть. Конечно, Россия и при Николае I не стояла на месте, её промышленное производство почти удвоилось. Только в Англии за первую половину XIX века объем промышленного производства вырос в 30 раз. Остальные страны Европы уже завершали промышленный переворот, тогда как Россия его только начинала. На Западе как из рога изобилия сыпались всё новые изобретения и открытия, с большим опозданием затем попадавшие в Россию, в сущности незаинтересованную ни в каких технических новшествах.

Однако многим тогда в России, в том числе и самому Николаю I, казалось, что Российская империя находится на вершине своего могущества. Внешне исправно работал бюрократический аппарат: бумаги чётко и исправно ходили по канцеляриям. Армия блистала на парадах. Огромный чиновничий аппарат располагался в новых, специально построенных лучшими архитекторами правительственных зданиях. Казённый оптимизм на положение дел в стране с апломбом выразил начальник III отделения граф А.Х. Бенкендорф: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепное, что же касается её будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение…» [31]. Но Крымская война расставила всё на свои места, показав все язвы российского общества и пороки социально-политической системы страны.

«И вот когда наступил час испытаний, - отметила современница описываемых событий А.Ф. Тютчева, - вся блестящая фантасмагория этого величественного царствования рассеялась, как дым… В короткий срок полутора лет несчастный император увидел, как под ним рушились подмостки того иллюзорного величия, на которые он воображал, что поднял Россию» [32].

Только после столь жестокого урока, обернувшегося национальным позором, российское правительство окончательно убедилось, что сохранить политическую стабильность и обеспечить внешнее величие страны невозможно без коренной реорганизации всей системы социально-экономических отношений в России, обуславливающих её отставание от более передовых государств. Неожиданная смерть Николая I совпала с крушением созданной им системы патерналистского абсолютизма, заведшего страну в безысходный тупик. Опыт решения насущных проблем страны путём опоры на собственные рецепты и самобытные приемы вновь посрамил себя.

4. Идейные искания в русском обществе. Поиск путей дальнейшего развития страны.

В обстановке николаевского режима с его всеобщим полицейским контролем общественная активность могла проявить себя только в философских исканиях, литературных спорах, да в раздумьях о путях дальнейшего развития России. И чем глубже передовыми людьми осознавался кризис крепостнического строя, тем острее вставала перед современниками проблема поиска новой теории развития страны. В литературных спорах и философских исканиях в 30-е - 40-е годы XIX века постепенно выкристаллизовались три идейных течения. Каждое со своим ответом на вопрос о будущем России.

Господствующим, конечно, было консервативно-охранительное направление, покоящееся на теории «официальной народности», поддерживаемой и пропагандируемой правительством через официальную прессу, университетские кафедры и поддерживающими правительственный курс литературными изданиями, облекалось в форму церковных проповедей и художественных произведений. Основатель этой теории С.С. Уваров, исходя из политических идей Н.М. Карамзина, доказывал, что только православие обозначает «истинную» религию, воспринятую русским народом из «высших» источников и до последнего дня духовно владеющую им. Самодержавие, по его мнению, тоже возникло путём добровольного признания русским народом власти варяжских князей, и свято охраняется им и доныне. Отсюда, заявлял этот столп официальной идеологии, исходит неискоренимое чувство «народности», т.е. преданности народа царю и единения последнего со своим народом, а, заодно, и отстранённость народа от всех революционных и либеральных идей, доносящихся с «гнилого» Запада.

Однако полицейские преследования и усиленное внедрение в русское общество теории «официальной народности» лишь ускоряли в нём, по выражению А.И. Герцена, процесс «внутреннего брожения», попытку самостоятельно осмыслить прошлое, настоящее и возможное будущее России.

Свидетельством этого брожения стали «Философские письма» П.Я. Чаадаева, где он подверг резкой критике утверждения идеологов консервативного направления о великолепном прошлом и настоящем России, заявив, что «…прошлое её бесполезно, настоящее – тщетно, а будущего никакого у неё нет». Причину этого П.Я. Чаадаев увидел в отклонении страны от общеевропейского пути развития, что было вызвано принятием ею христианства от православно Византии, а не от католического Рима. Это, по его мнению, и отогнуло Россию от благ европейского культурного влияния, лишило её достижений западной цивилизации. Отсюда безысходно мрачная оценка им прошлого и настоящего России. Выступление П.Я. Чаадаева положило начало спору между славянофилами и западниками о путях дальнейшего развития России, хотя сам автор «Философских писем» позже, в «Апологии сумасшедшего», отметил, что многие его антипатриотические и пессимистические оценки носили нарочитый, т.е. умышленно резкий характер. Эту его мысль потом неоднократно повторяли многие поколения борцов с правительственным произволом: « Больше, чем кто-нибудь из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа, но я не научился любить родину с закрытыми глазами, с преклонённой головой, с запертыми устами…»[33].

Славянофилы исходили из той точки зрения, что каждый народ живёт своей самостоятельной и самобытной жизнью. В основе её лежит глубокое идейное начало, «народный дух». Эти «народным духом» проникнута вся история народа, все стороны народного быта. Следовательно, чтобы понять жизнь и историю народа, надо выяснить, в чём заключается этот «народный дух» и какими идейными началами он одухотворён.

По их мнению, самобытность русского народа заключается как в особенностях православия, которое они считали наиболее близким к истинному христианству, так и в особенностях российского государственного строя и общественного быта. В отличие от Европы, вся жизнь которой строится на рассудочности и личной свободе, Русь всегда жила началами веры и общинности. На Западе государство и общество были построены путём насилия и завоевания, на Руси же государство было создано мирным призванием княжеской династии, и общество, как они считали, не знало внутренних противоречий и классовой борьбы. В этом и именно в этом заявляли славянофилы, заключается превосходство России над европейским Западом. Обладая «внутренней правдою» истинного христианства и преимуществами общинного «мирского» устройства, Русь могла бы служить высоким примером для всего Запада и явить ему сокровища своего «народного духа». Но этому помешали реформы Петра Великого, поставившее русское государство на путь ненужных заимствований, потрясшие устои древнего русского быта. Укрепить их и возвратить русскую жизнь в старое, самобытное русло – такую задачу ставили перед российским обществом славянофилы в лице А.С. Хомякова, Ю.Ф. Самарина, братьев Киреевских и Аксаковых.

Западники, напротив, верили в единство человеческой цивилизации и полагали, что Россия стала цивилизованным государством именно благодаря реформам Петра I. В допетровской России, по их мнению, господствовала одна лишь косность, не было никакого исторического движения, а наши предки прозябали в азиатском невежестве и не жили культурной жизнью. Поэтому у них не было никакой «самобытности», а была лишь дикость. Дав народу зачатки образования, Пётр Великий открыл для него возможность общения с культурным человечеством, открыл путь к культурному совершенствованию. Следовательно, задача современного российского общества, утверждали западники, заключается в том, чтобы теснее примкнуть к европейскому Западу и, слившись с ним воедино, образовать единую общечеловеческую культурную семью. Оттого западники с особым интересом наблюдали политическую и интеллектуальную жизнь передовых европейских стран. Неудивительно, потому, что представителями западничества явились довольно крупные учёные и общественные деятели: Т.Н. Грановский, С.М. Соловьёв, К.Д. Каверин, П.В. Анненков, В.П. Боткин, Б.Н. Чичерин.

При всём несходстве их учений, между сторонниками двух направлений либеральной мысли в России имелись и сближающие их позиции по отношению к существующей российской действительности. И тем и другим совершенно не нравился военно-бюрократический режим, тяготило недоверие власти к обществу и вытекающие из этого цензурные и полицейские строгости. Больше же всего мыслящих людей обеих направлений общественной мысли возмущало наличие крепостного права, против которого правительство не предпринимало никаких гласных мер. Понимая экономический и моральный вред крепостного права на страну, негодуя на рабскую участь крестьян, западники и славянофилы одинаково мечтали об отмене крепостного права.

Таким образом, оба направления русской общественной мысли, особенно западничество, находились в явной оппозиции к правительству. Подозрение правительство усиливалось тем, что эти направления быстро вышли из частных кружков на литературную арену и, овладев рядом журналов, увлекли за собою значительную часть российской интеллигенции и сделав её оппозиционной к существующей власти. Поэтому на западников и славянофилов вскоре обрушились одинаковые по тягости гонения, что ещё глубже вырыло пропасть между правительством и обществом. Правда преувеличивать значение борьбы между западниками и славянофилами на общественную жизнь России вряд ли стоит, поскольку из-за цензурного гнёта она не выходили за пределы литературных споров и философских дискуссий. По этой и другим причинам в российской провинции о представителях этих идейных течений мало кто знал.

Зато всё большую популярность среди студенческой молодёжи, пополняемой постоянно разночинскими элементами (недворянами), получали, почерпнутые на Западе идеи социального переустройства общества, одинаково отвергавшие самодержавно - крепостнические порядки в России и капиталистический строй, утвердившийся в ряде европейских стран. Это были представители нового направления общественной мысли, составившие революционно-социалистическое его течение. Оно проявило себя в деятельности ряда революционных кружков и в формулировании идеи крестьянского общинного социализма. Из этих революционных кружков особого внимания заслуживает кружок братьев Критских, многочисленные кружки из студентов Московского университета, связанные с именами Н.П. Сунгурова, В.Г. Белинского, Н.В. Станкевича, А.И. Герцена, Н.П. Огарёва.

Именно последние, особенно А..И Герцен, сыграли особую роль в разработке теории русского крестьянского социализма. Её появлению способствовали два фактора: во-первых, разочарование передовой русской общественности в возможностях западноевропейской буржуазной демократии; во-вторых, идеализация сельской общины, возникшей не без воздействия славянофильской пропаганды. Так и А.И. Герцен, оказавшись свидетелем поражения революций 1848-1849 годов в Европе, разуверился её в революционном потенциале. Он пришёл к мысли, что только сочетание западноевропейских социалистических идей с русским общинным миром обеспечит победу социализма и обновит дряхлеющую западноевропейскую цивилизацию». В общине, где существует общинное владение землёю и мирское управление, А.И. Герцен увидел зародыш социалистической формы собственности, развитие которой может дать возможность России прийти к социализму, минуя капитализм.

Таким образом, деятельностью петрашевцев, В.Г. Белинского и, особенно А.И. Герцена, в России было положено начало революционно-социалистической традиции в общественном движении, которой суждено было впоследствии сыграть определяющую роль в дальнейшей судьбе страны.

Подводя итоги обсуждения поставленных в лекции вопросов, следует отметить, что для России первая половина XIX века действительно стала временем неиспользованных возможностей, ибо решение многих проблемы душившие страну и обрекавшие её на отставание от передовых европейских государств постоянно откладывались на потом. Уже в начале царствования Александра I, казалось, были созданы все необходимые условия и возможности для реформирования страны. Не случилось этого по причине слабости характера и отсутствия политической воли у этого императора, испугавшегося, что столь радикальные меры нарушат сложившийся порядок и погрузят Россию в хаос.

Нерешительность правительства провести необходимые для дальнейшего развития страны реформы вызвала выступление декабристов, искренних патриотов своей страны, желавших освободить её от ига самовластья, а народ от закрепощения. Несмотря на всю клевету в их адрес, поражение декабристов обернулось очередной трагедией для России, ибо в стране возобладал курс на сохранение устоявшихся ещё с рюриковских времён социально-политических основ с их небольшим косметическим ремонтом. Те проблемы, которые обуревали страны всю первую половину XIX века, всё равно пришлось решать, только ценою гораздо больших издержек и потерь, что в конечном итоге обернулось Великой русской революцией начала ХХ века.