VI. Сказ об Авазе и Райханарабе.

 

Этот дастан о Гуругли, милые,

Создан в давние времена, о друзья,

На земле таджиков.

Называлась эта страна Чамбули-мастан,

А старшим был в стране Гуругли-султан.

Богатырем Чамбула был Аваз, мужественный воин.

Было у Аваза две дочери-красавицы,

Двух сыновей имел богатырь.

Одного сына звали Нурали — добрый молодец,

А младшего сына звали Шералихан.

Ставка Аваза была в Балхубане.

Собрался однажды Аваз на охоту.

Свою старшую дочь Гуланор

Подозвал к себе Аваз, могучий лев:

«Дочка моя Гуланорджан,

Послушай-ка, что затеял твой отец,

О красавица моя, ясный месяц.

Приведи-ка коня Зайналкира,

Поведи его к цветочному пруду в Балхубане,

Помой ноги и тело бессловесному [коню]».

Побежала Гуланор, светозарная,

Подбежала к отцову коню,

Сняла путы с ног животного,

Надела недоуздок на морду коня,

Повела на поводу крылатого коня.

Довела его до цветочного пруда в Балхубане.

В цветочный пруд завела она гнедого,

Мускусным мылом натерла ему тело,

Самшитовым гребнем расчесала гриву коня —

Грива животного — волосок к волоску.

Хвост завязала тончайшей шелковой лентой.

Челка у гнедого словно весеннее облачко,

Пылинки не осталось на шерсти у гнедого.

Златотканым платком провела луноликая

По бессловесному гнедому коню —

На теле гнедого и пылинки не осталось.

Повела его на поводу в Балхубан.

Конь у Аваза игривый,

На девушек засматривается это животное,

Схватил гнедой кончиками зубов,

Укусил за сосок дочь Авазхана,

Треснул сосок,

Гуланор засмеялась: «Ха-ха!»

Сказала: «О гнедой конь моего почтенного отца,

Беда с тобой, ведь ты, как мой отец, с девушками заигрываешь!»

Привязала гнедого к золотому колышку,

Сказала Гуланор: «О сестрица Гульхумор,

Принеси-ка скорее сбрую для гнедого,

Оседлаем коня нашего отца,

Отец наш отправится на охоту в безводную степь Хайбар».

Бегом понеслась Гульхумор,

Принесла сбрую для гнедого,

Надела ее на коня, что с зубами как перлы.

Встала Гуланор с улыбкою,

Подошла девушка к гнедому,

Набросила позолоченный бархатный потник

На спину отцова коня.

Подошла к коню сестрица

И пару кундузских подседельных ковриков

Закрепила на крылатом коне,

Туркменское седло со стременами

Возложила на ветроногого,

Семь рядов подпруг подтянула,

Спустила гурия* стремена с двух сторон

На груди у животного,

Расшитую попону и покрывала положила на ветроногого коня,

Нагрудные ремни закрепила, их звенья позолоченные,

Удила натянула на морде животного.

Снарядили обе сестрицы все как следует,

Зайналкира поставили на выстойку

И сестрицы пошли, покачиваясь,

Стан [их гибок] как лоза, а талии — муравьиные,

Губы их — фисташки, а зубы — жемчуга.

Пришли к отцу,

Сказали: «О искусный отец,

Оседлали мы полностью гнедого коня».

Аваз сказал: «О сестрицы,

Принесите мои боевые доспехи.

Против нашего Чамбула

Враги все время замышляют дурное,

Пусть не будет нехватки в боевом снаряжении,

Пусть всегда будет готово к бою наше оружие!»

Принесли боевые доспехи обе девушки,

Сложили доспехи перед отцом.

Встал Аваз, многоискусный,

Возложили они на отца золотой венец,

Мускусный халат и сапоги положили у ног отца.

Аваз надел сапоги-вездеходы,

На голову богатырь надел шлем,

На тело — мраморные латы,

Грудь прикрыл семью щитами,

Семь раз обернул стан булгарским поясом,

К поясу привязали кинжал.

Закрепил на себе все снаряжение,

А с двух сторон собраны пряди волос.

Вруки взял он лазуритовое копье,

Восьмиконечные стрелы привязал богатырь.

Бегом пустился к своему гнедому коню,

Поцеловал четыре копыта бессловесного,

Потер свои глаза [пылью из-под их копыт] Авазхан

Сказал: «О гнедой, ветроногий,

Ты, мой крылатый,— сказал,— и удалой

Я пойду на бой с врагами,

Вечно враги против нас замышляют дурное,

Сживем со света врагов!»

Такие слова сказал Аваз-богатырь

На ухо своему бессловесному гнедому.

Разумно животное,

Смеется крылатый гнедой.

Авазхан вдел ноги в стремена бессловесного коня,

Гнедой скакнул на целый полдневный переход.

Выпрямился Аваз в седле,

Выехал краса мира из Балхубана,

Отправился в Кабадиан по берегу большой реки,

А перед ним пустыня,

Бродил [по ней] богатырь десять дней.

Стал как одурманенный Аваз на гнедом коне.

Увидел старуху в пустыне.

Горько стенала немощная старуха,

Оплакивала она в пустыне своего сына.

Услышал Аваз голос беспомощной старухи,

Поторопил богатырь своего гнедого коня

И понесся вскачь к старухе.

Заметила беспомощная старуха всадника,

Аваз поклонился старухе.

Крикнул Авазхан: «О душа-матушка!

Что ты скажешь мне, немощная старушка?»

Старуха сказала: «О милый сынок, я плачу по сыну своему.

Был у мня сын, он был богатырем,

Звали его Бектошкул, был он хорошим дехканином*.

Был у нас великий падишах Райханараб,

Дочь была у него, красавица,

Звали ее Хурлико, ясный месяц.

Райханараб прислал послание

От имени дочери Хурлико

На имя Бектошкула-пахлавана.

Вывел Бектошкул своего крылатого пегого коня,

Боевые латы надел на грудь,

Привязал богатырь восьмиконечные стрелы,

Семь железных крюков взял Бектошкулхан,

Подготовился пахлаван навестить дочь Райхана.

Бектошкул сказал: „О мать, быстрей благослови меня!"

Сказала я: „О Бектошкул, душа моя, не обманывает ли тебя этот хайбарский Райхан?

Не заманивает ли он тебя в темницу, лукавый?

Повесит он тебя на большой виселице,

Нет ведь у тебя брата родного,

Который пошел бы за тебя в страну

Этого Райханараба, глупого и бездельника".

Оттолкнул меня богатырь...

«Будь осторожен,— сказала я,— Бектошкул, душа моя,

Кроме тебя, нет ведь у меня заступника».

Бектошкул-пахлаван, мужественный воин,

Сел верхом на бессловесного пегого коня и отправился в безводную степь,

Направился в страну этого нечестивого араба.

Коварный Райханараб встал со своего золотого трона,

Пошел навстречу сыну моему, Бектошкулу,

Поздоровался с богатырем.

Привел Бектошкула в большой город,

Посадил Бектошкула на золотой трон,

Возложил на голову Бектошкула золотой венец,

И сказал Райханараб: „Бектошкулхан!

Хочу я, чтобы ты стал моим дорогим сыном.

Много царей разбил ты, богатырь.

Отдам я за тебя Хурлико, ясный месяц".

Согласился Бектошкул-богатырь.

Послали есаулов за красавицей Хурлико.

Хурлико поняла эти слова,

Приказала своим прислужницам:

«Принесите узелки с одеждой,

Быстро переоденемся во все лучшее».

Принесли они узелки,

Поставили перед красавицей.

Облачили ее в золототканую одежду

И рубашку из змеиной кожи,

На голову ей — расшитый золотом платок.

Взяла она зеркало,

Подвела свои глаза

Сурьмой, подвела она ресницы

У двух своих черных очей,

Румянами подрумянила щеки,

Заплела свои кудри,

Выпустила их на щеки.

Выступает золотокудрая,

На ноги она надела запястья.

Ее стан, как алиф *, друзья,

Ее зубы — чистое серебро,

На шее золотое ожерелье.

Серебряное ожерелье на груди у нее.

Покачиваясь, пошла красавица,

В зубах у нее сакич *, пощелкивает им красавица,

А звуки сакича поднимаются к поднебесью.

Пошла она, изгибаясь,

Стан ее [гибок] как лоза, а талия — муравьиная,

Уста ее — фисташки, а зубы — жемчуга.

Сама она — отрада для души.

Четыре-пять подвесок выпустила,

Они спускаются ей на лицо,

Брови — хвостики змеиные,

На плечах у нее девяносто амулетов,

Груди ее — гранаты.

Шея ее словно тончайшая бумага,

Губы и рот ее — жемчуг чистый.

Идет кокетливой походкою,

И покрывало спадает у пери:

Прелестный кашгарский цветок.

Тело ее — прекрасный жемчуг.

Коль увидишь красоту луноликой,

Влюблен если ты — умрешь.

С места встала луноликая,

На груди у нее колышется цепочка,

Сама словно цветок, распустившийся весной.

Поспешила игриво,

На ногах у нее булгарские туфельки.

Сделала первый шаг — жеманится,

Сделала второй шаг — заигрывает,

Сделала третий шаг —

Выпрямилась и прихорошилась.

Брови подрисованы басмой.

В носу у нее золотое кольцо,

В ушах — позолоченные сережки,

Расшитый золотом платок и венец на голове.

Чтобы подготовить ей покои,

Разостлали одеяла,

На них положили пуховые подушки.

Приказал Райханараб-зверь

Сверкающей Хурлико:

«Завари-ка быстро чай,

О дочь моя, Хурлико!

Быстрей насыпь в чай снотворного зелья,

Я же приведу Бектошкулхана,

А ты принесешь тогда снотворное зелье».

Приготовили снотворное и чай,

Поставили чайник на поднос.

Бектошкул-богатырь

Выпил пиалу чая, поданного красавицей,

Лишился сознания богатырь:

[Ведь] эта девушка, Хурлико,

Пошла и, как сказал ей отец,

Развела в чае снотворное зелье.

Без сознания упал Бектошкул,

Потому что выпил чай красавицы.

Принес железные кандалы Райхан,

Заковал руки и ноги Бектошкула

И повел и запер его в зиндан».

Вот что рассказала беспомощная старуха.

Заплакал Аваз-богатырь,

Сказал Аваз: «О мать,

Не беспокойся больше о сыне.

Ты искала Аваза-богатыря,

Вот я и есть Аваз, мужественный воин,

Я буду справедлив к тебе,

Я вызволю твоего сына из рук Райхана».

Посадил он старушку на ветроногого гнедого коня,

Семь ночей и семь дней ездили они в степи,

Пока не достиг Аваз страны Райхана.

В доме немощной старушки

Провел ночь, настало утро.

Проснулся Райхан-падишах,

Отдал он приказ со своего золотого трона:

Велел палачам казнить [Бектошкула].

Палачи поставили на базаре виселицу,

Собралось зрителей видимо-невидимо,

Весь измученный народ пришел,

Страдающий от гнета подлого Райхана.

Тогда вывели из зиндана

Бектошкула-пахлавана.

[Приставили ему] копья к затылку,

Пригнали его мигом на базар.

Как взглянул Бектошкул и увидел все,

Вспомнил свою мать, друзья,

От страха перед смертью закричал он,

Охватили его горе и тоска:

«Где ты, — сказал он,— моя мать?

Хоть землю проруби, о мать, но приходи!

Посмотри-ка на своего сына,

[Ведь] твой сын молод,

О мать моя, дорогая,

Не привела ты богатыря Аваза,

Чтобы он спас меня от виселицы Райхана.

Сам навлек я на себя беду.

Где он мой желанный друг?!

Аваз, ведь ты мой избавитель!»

Услышал его богатырь Аваз,

Надел на себя боевые доспехи,

Вскочил на крылатого Зайналкира,

Пустил Аваз вскачь своего крылатого гнедого коня,

И Зайналкир взлетел на крыльях.

Загремели мраморные латы,

Добрался до базара боевой лев,

На базаре спешился Авазхан.

По виселице Райхана

Как ударил мечом мужественный воин,

Так и разбил виселицу вдребезги.

Разрубил оковы,

Высвободил Бектошкула,

Снес палачам головы с плеч долой.

Райханараб тут же примчался

На своем бессловесном коне,

За плечами у него огромная палица,

Голова его как небесный купол,

Уши его громадны,

Словно дехканские чапары*-волокуши.

Увидел его облик и силу Аваз:

Каждый ус его как осока резучая,

А зубы его словно топоры,

Ни во что не ставил он Аваза.

Увидел Райхан Аваза и расхохотался.

Сказал Райхан: «Эй, Аваз, молокосос,

Ты стоишь только того,

Чтобы тебя обнять!»

В лицо Райхану-падишаху

Захохотал Аваз: «Ха-ха!»

Аваз сказал: «Эй, Райхан,

Зовут меня Аваз-богатырь,

Копье мое пробивает кремень [насквозь].

Есть у меня для тебя совет.

Сто кулачных ударов я готов нанести в бою,

Но и одним ударом кулака побью тебя, Райхан.

Эй, Райхан-падишах, ударь-ка меня!

Я передаю тебе черед на удар!»

Нацелил свою палицу Райхан

На Авазхана.

А мудрый гнедой

Косит глазом на гнусную палицу.

Встрепенулся ветроногий гнедой:

«Отпряну назад от палицы!»

Но натянул Авазшах узду:

«Ни на волос не отступай, гнедой!»

Четыре ноги свои на майдане

Держит, не двигаясь, бессловесный конь.

И когда палица зверя [Райхана]

В тот час и на том поле битвы

Угодила в щит Авазхана,—

Огонь брызнул на землю, а дым поднялся к поднебесью.

Отскочила, перевернулась палица.

Расхохотался [Райхан]-зверь, [увидев, как поднялась пыль столбом].

[Но] рассеялась пыль, и увидел тут Райхан,

[Что] Аваз сидит в седле.

[Тогда] раздался барабанный бой Аваза.

Боевой барабан Аваза гремит,

А все кругом дрожит.

Испугался Райханараб.

Аваз взял золотое копье,

Один конец копья — под мышкой,

А острие копья на голове у ветроногого,

На четверть выступает копье.

Выставил свое копье Аваз,

Просверлил он копьем черный камень,

Бронзовый панцирь Райхана надвое, расколол,

Щит его пробил,

Спалил семь нижних шелковых рубашек,

Насквозь прошло копье сквозь грудь.

И Райханараб-падишах

Вверх тормашками грохнулся на черную землю.

Весь народ, что наблюдал за битвой, рассмеялся,

Сказав: «Будь здоров, Авазхан,

Спаслись мы от ига Райхана!»

И отдал Аваз его царство народу,

А Бектошкула взял себе в друзья Авазшах.

Мать Бектошкула

Назвала своим сыном богатыря Аваза.

Аваз-богатырь

Отдал страну нищему люду.

Благословил Авазхана [народ],

Вернулся он на свою любимую родину,

В свой Чамбули-мастан.

Гульширмо, увидев Авазшаха,

Созвала играющих на дойре*.

Раздались звуки флейт и барабанов,

И слились они со звуками дойры и чанга.

Добился своей цели Авазхан,

И вам своего добиться — все вы молоды!

Хикмат Ризо этот дастан сложил, друзья,

Это сказание о прошлом богатырского народа,

О богатырях давнего времени,

Что вышли родом из таджиков.

 

 

VII. О ПОЕДИНКЕ АВАЗА С ЛАНДАХУРОМ, СЫНОМ ПАДИШАХА КАШКАНДЭВА

 

Встал эмир Гуругли с золотого трона,

Взял он подзорную трубу,

Поглядел в нее

И увидел: колышатся в воздухе знамена,

Увидел в степи боевые войска.

Впереди увидел отряд осьминогов,

За ними — отряд копьеметателей,

Увидел бесконечное число лучников,

Увидел палиценосцев богатырь,

Увидел сетеметателей и заклинателей,

Безбрежное море войск.

Когда они прошли степь,

Взглянул эмир на Аваза,

Встал могучий Аваз:

«Не печалься, светлейший беглар,

Ведь ты мой отец!»

Разрыдался эмир,

Потекли слезы ручьем из глаз Гуругли-султана.

«Нет мне жизни без тебя,

Ты, богатырь, стал моим сыном,

Ведь не дал мне господь детей,

Без тебя не останется [жить] султан!»

Принесли доспехи Авазу.

Поднялся он с места, удалец,

Возложил на голову золотой венец,

Надел надушенную мускусом одежду победы,

На тело — мраморные латы. -

Прикрылся семью щитами удалец,

К поясу привязал кинжал,

Закрепил на себе все боевое снаряжение,

А с обеих сторон ножны.

Взял он в руки лазуритовое копье,

Взял двойной барабан удалец,

И выехал богатырь из Чамбула.

Мелькают четыре копыта гнедого, словно огненный дождь.

Выступил богатырь на встречу с врагами.

Выехал в поле

Аваз, могучий лев:

«Рука моя на твоей гриве,—

Сказал,— конь беглара,

Не дай пленить [моих] двух дочерей,

Расправь свои крыла, бессловесный,

Чтоб враг не захватил нас обоих».

Войска все были в сборе,

И начал Аваз бой.

Ударил богатырь в боевой барабан —

Гремит барабан по степи.

«Эй, противник,— крикнул Аваз-воин,—

Кто против меня, выходи вперед!»

Но и бровью не повел Ландахур,

Развалился он в золотом шатре.

Трижды призывает богатырь

Выйти противника на поле боя,

Но войска и не шелохнулись.

Половина войска повернула назад,

Отряд осьминогов, врагов Аваза-воина.

Вдруг поднялся вокруг Аваза шум —

Окружил его отряд осьминогов.

Бьется [Аваз] словно леопард,

Воин Аваз украшает поле боя.

Сыпятся с воздуха восьмиконечные стрелы,

Копьями бьются богатыри [Аваза],

Стрелы падают на поле боя.

Уже многие вражеские воины покаялись,[что вступили в бой],

А Аваз, словно голодный волк,

Что нападает на отары баранов.

В слезах везиры-ясновидцы Ландахура,

Говорят везиры: «Если не проснешься

Ландахур-богатырь,

Эй сын великого Кашкандэва,

Не останется и семени от войска твоего,

Стоит стон в войсках твоих!»

Поднялся Ландахур-богатырь,

Привязал стрелы в три ряда,

С двух сторон повесил исфаханские мечи.

И ножны у него и огромные ножи,

Голова его словно небесный купол,

Уши как дехканские чапары-волокуши,

Усы его свисают книзу.

Вышел он на поле боя,

Ни во что не ставит он богатыря,

Встал перед могучим львом:

«Одинок ты,— сказал,— многоискусный Аваз.

Локоны у тебя и мускусная [одежда] победы,

Брови у тебя словно у девушки.

О Аваз-воин,

Все военачальники отдают мне добычу свою.

Мне перепало много добычи от них.

Из-за тебя, богатырь Аваз,

Я разрушу страну твою Чамбул».

Засмеялся богатырь Аваз:

«Не говори так, неверный,

Похваляются собою только женщины!

Труп твоего осла съедят ястребы,

Даром не достанется тебе Чамбул.

Вот тебе поле боя!

Зовут меня Аваз-богатырь,

Копье мое пробивает кремень насквозь

Твой черед, наноси удар!»

Ландахур взял лук,

Вложил богатырь в него восьмиконечную стрелу,

Тетиву до ушей своих

Натянул тот безродный.

Угодила стрела в мраморные латы,

И, расплющившись, стрела богатыря,

[Тут же] упала на землю.

[Тогда] метнул он палицу кверху

Над Авазом-богатырем,

А другой рукой ударил его огромным копьем,

Копье Ландахура разбилось вдребезги.

Захохотал Аваз-богатырь,

[Но тут] с поднебесья летит палица Ландахура.

Косит глазом гнедой на палицу, друзья,

Ветроногий хочет в сторону отпрянуть,

[Но] натянул узду Аваз-воин.

[Вот] палица упала с поднебесья.

Угодила в щит богатыря —

Пламя взметнулось на поле боя,

Палица, перевернувшись, ударилась так,

Что земля взметнулась с двух сторон,

Поднялась пыль столбом,

И эмир перестал видеть Аваза.

Поднялись в Чамбуле стоны...

[Но вот] повеял сверху ветерок,

Пыль рассеялась на поле боя.

Посмеивается Ландахур-богатырь...

Выпрямился Аваз-богатырь

На гнедом коне султана...

Мечи исфаханские разбились вдребезги,

Не осталось в руках у них оружия,

Схватили друг друга за золотые пояса,

Укрепились они в седлах,

[А] два коня взлетели на крыльях,

По тридцать две родинки у обоих животных.

Происходят оба от коня Райханараба,

[Значит], братья они.

Отбились оба коня от войск,

Три ночи и три дня кружили в степи,

[И тут] наступила ночь.

На четвертую ночь скакун авлиё [Гуругли]

С места не может сдвинуться гнедой конь богатыря,

Жалобно ржет верный конь.

Стал умолять его Аваз-богатырь,

Слезы текут ручьем у него из глаз.

Сетует он на коня султана:

«В руки врага ты отдаешь своего хозяина».

[Но] Зайналкир эмира [так] замучился,

[Что], сколько ни просил его воин,

Не шевельнулся конь авлиё [Гуругли],

Завязло в зарослях верное животное,

Струями пот стекает с тела гнедого.

Конь заснул на четырех ногах.

Издал крик Аваз, удалец,

Но и с места не сдвинулся конь беглара.

Вышиблен [Аваз] из седла,

И Ландахур уж надевает на него кандалы.

Сковал он руки Авазхана

И в плен берет богатыря.

Коня эмира ведут сзади в поводу.

Привели Аваза к везирам —

Все везиры смеются.

Связали Аваза на майдане.

«Земля чамбульская,— сказал,— погибла!»

Вышел Ландахур на майдан,

Крикнул: «О Гуругли-султан!

Мы два полководца.

Нет пользы в войне, авлиё,

Сойди-ка со своего коня,

Я отведу тебя к Авазхану,

Я свяжу твои руки, сокол нашего времени!»

Краска сбежала с лица эмира,

Побледнели губы его,

Закусил он их, раскровенив на них всю кожу.

Выхватил золотое копье,

Положил золотое копье на голову коня Охбутана,

Ударил копьем по щиту Ландахура-богатыря.

Сломалось копье [Гуругли] султана.

Вытянул руку Ландахур-богатырь.

«О эмир, ты не стоишь цены моего коня.

Не этим славишься ты, авлиё,—

Ведь ты уже полуживой».

Схватил сокола нашего времени Гуругли-султана.

Привели его к Авазу-богатырю,

Поставил эмира на майдане,

Смеялись дурмены:

«От двух врагов избавились мы.

Главарем Чамбула назначим Ахмадшаха».

Взглянул Ландахур:

«Заклинатели, сетеметатели, выходите вперед!»

Посылает Ландахур сетеметателей

На Чамбул султана.

Окружил он утром дурменское племя,

Согнал дурменов в кучу.

И всех угнал в плен Ландахур-пахлаван.

Разрушил страну Чамбул,

Пленил Гульширмо и восемьдесят девушек

И направил войска в сторону Балхубана.

В Балхубане — ставка Авазхана.

Каракуз, ясный месяц, увидела,

Каракуз очаровательная заплакала,

Шелковую одежду на себе разорвала,

Родинки свои содрала:

«О, муж,— сказала, рыдая,—

О, горе,— сказала,— мой муж!

Две девушки мои — беспомощные,

Посыплю голову пеплом,

Буду скорбеть по мужу до самого судного дня!»

Каракуз повесила талисман на грудь

И обернулась голубкой,

Взлетела на крыльях в поднебесье,

Каракуз по воздуху смогла скрыться,

[Но] враги схватили двух девушек,

Пленили дочерей Авазхана,

Угнали из Чамбула они весь род [Гуругли] султана.

Гнал Шахсалман табуны коней святого,

Табуны эмира угнал Ландахур-богатырь.

[А] Каракуз летела по небу,

Лицо пери все в слезах,

Ищет она город Каримхана.

В горах и безводной пустыне затерялась дорога,

Пыль и прах поднялись к поднебесью.

Спустилась она в стране Шахбаза-зверя,

Встретили Каракуз, ясный месяц,

Повели к золотому трону,

Взглянул на нее Шахбаз-падишах,

[Увидел, что] текут по щекам красавицы кровавые слезы.

Ни кровинки в лице и в теле.

И сказал Шахбаз: «О сестрица,

Из какой ты страны, сверкающий месяц?»

Разрыдалась пери Каракуз:

«Что сказать мне, дорогой падишах,

Не слыхал ли ты имени Аваза-богатыря?

Моим мужем был этот богатырь,

[Но] сын чудовища Кашкандэва

По имени Ландахур-богатырь

С семьюдесятью двумя поднятыми ввысь знаменами

Пошел войной на эмира-султана.

Скакун эмира стал уже стар годами,

И не смог конь Аваза сдвинуться с места,

Пленил Аваза этот богатырь,

Лишился эмир своих сил,

Весь род эмира [Ландахур] увел в темницу».

Сказал Шахбаз: «О сестрица,

Зовут меня Шахбаз.

Я заменю тебе отца,

Ты испепелила мое сердце.

О сестрица, слезы рекой текут из глаз твоих!

Я слышал имя Авазхана,

Но самого его не видел.

Ты стала гостьей в нашей стране.

Хоть безгранично силен Ландахур-богатырь,

[Но] мы отомстим ему [за тебя].

Не горюй, сестрица,

И не разыскивай страну, где сейчас Аваз, могучий лев.

Во имя Аваза, твоего мужа,

В память о нем я назову тебя сестрою.

Дам тебе золотой шатер

И буду твоим наставником».

Отдал распоряжение падишах есаулам.

Они взяли красавицу Каракуз

В город Шахбазшаха,

Дали ей шатер в городе: «Трудись, ясный месяц,

Получай питание!»

Сказала Каракуз: «Ладно, есаулы».

И вернулись есаулы обратно.

Трудится красавица Каракуз.

Была она беременной от Аваза-воина.

Восемь месяцев работала сверкающая Каракуз.

Обносилась она,

Обессилела в той стране.

На девятый месяц стала она бродить по площадям,

И хлеба просила красавица.

Гнали ее дети,

Бросали ей вслед камни,

Бежали за ними собаки.

«Укуси!» — натравливали их на луноликую.

[Так] прошло девять месяцев и девять дней, друзья,

Занемогла она однажды ночью, а наутро

Бог дал ей сына.

У младенца золотые кудри на голове,

[А] Каракуз голодная [бродит] по белу свету,

[И] нет в груди молока у луноликой.

Плачет ее  сынок.

Когда видела она, что наступает утро,

Оставляла в золотом шатре ребенка —

[Даже] тряпки не было у матери, чтобы спеленать его.

Ходит Каракуз от ворот к воротам

И просит милостыню у чужих дверей,

А дети швыряют в нее камнями.

[Однажды] у ворот проходил старец:

На голове у него зеленый колпак,

В руке посох, как у отца.

Оставила мать ребенка в шатре,

А сама выбежала за ворота.

Выбежала, упала от голода.

«О милосердный отец,— сказала она,— о желанный,

Девять месяцев, как я нищенка, одна-одинешенька.

В этом шатре по милости бога

Я удостоена сыном.

В этой стране нет мусульман,

[Кто бы мог] дать ему имя, о желанный!»

Старец ответил: «О милое дитя!

Возвращайся скорее,

Войди в шатер, сестрица,

Положи ребенка у входа,

Я взгляну на твоего сына».

Вернулась Каракуз,

Вошла в шатер,

Взяла мать своего ребенка,

Вынесла и положила у входа.

Старец подошел к младенцу:

«Я назвал его Нуралишо,

У покровителя мира острый меч,

Не горюй, златокудрая!

Через десять лет он будет топтать врагов,

И ты добьешься своего».

Ребенка отдал матери.

А был он святой Хизр.

Плачет и стенает мальчонка на руках у матери...

Пошла [Каракуз] к Шахбазхану,

На руках у матери ребенок,

Вошла Каракуз в двери,

Сложила руки на груди.

Шахбаз посмотрел,

Увидел ребенка на руках матери.

А Каракуз горько плачет,

Положила ребенка на золотой трон.

И сказала: «О Шахбаз-падишах,

У Аваза-воина есть теперь сын.

Возьмите малого младенца —

[Ведь] нет у меня никого на белом свете.

Умрет от голода сын Авазхана,

Вы будете в ответе».

Застонал Шахбаз на золотом троне,

Взял Нурали и назвал его сыном.

Проводил он плачущую Каракуз,

В свой дом взял их великий Шахбаз,

Подошел Шахбаз к своему трону.

Вызвал воспитателей, и малых и великих,

И отдал им на воспитание Нурали,

А потом оповестил на базарах:

«Пусть никто не проговорится, что это сын Аваза-воина,

[Иначе] сниму [проговорившемуся] голову с плеч,

А говорили бы, что это сын Шахбазшаха».

Меж тем, [когда] исполнилось Нурали семь лет,

На улице, где жила одна дряхлая старушка,

[Едва] поднялось на небе солнце,

Собрались все дети играть в бабки.

Нурали подрался с сыном старшего везира.

А в руках у них были свинцовые бабки,

В гневе закусил Нурали губы

[Так, что] прокусил их до крови,

Бросил в сына старшего везира бабку,

[Так, что] того надвое разрубило.

[И] бабка, [запущенная] Нурали, отскочив на майдан,

Попала в стену [дома] немощной бедняжки.

Пробила она стену,

[А] проклятая вдовушка пряла [как раз] свою пряжу.

Бабка угодила ей по рукам

[И] раздробила ей руку,

Нурали шел следом,

Нигде не нашел он бабки,

[Но] увидел плачущую старушку,

Душа еле-еле у вдовы в теле держится.

Встала чертова вдовушка

И сказала: «О юноша, чтоб ты сдох молодым!

Пропади пропадом твоя силушка,

Если ты так силен, сынок!

Ах ты, сирота-подкидыш!

Ты покалечил мне руку, проклятый!

Не подыхает [никак] твой отец в зиндане!»

Отвернулся Нурали и заплакал:

«О мать,— сказал,— как зовут моего отца?»

Смотрела Каракуз [на сына]

И подбежала к Нуралишо:

«Что ты плачешь, сын мой?»

«Скажи мне правду, мать, о тайне

Узнал я нечто [о ней].

Как зовут отца?»

«О дорогой мой сын,

Отца твоего зовут Шахбаз».

Горько заплакал Нурали.

«Ты говоришь, мама, неправду,

Я никогда не видел своего отца.

[Ведь] мы гости в этой стране.

Никого из близких нет у меня,

А ты [ведь] моя мать,

Так раскрой [же мне] тайну [моего] отца,

[Иначе] я снесу твою голову мечом».

Испугалась Каракуз юноши:

«Что сказать мне, мой дорогой сынок?

Зовут твоего отца Аваз-богатырь,

Его копье пробивало насквозь кремень,

[Вот уже] семь лет, как он в зиндане...»

Вот исполнилось уже сыну Аваза десять лет,

Богатырь питается лишь в степи,

Охотится он на серн в пустыне.

[Однажды] Нурали заметил табун,

[А затем] увидел [и] низкий шалаш.

В думы погрузился воин

Еще неопытный Нурали:

«Как бы не оказалось в этом шатре страшного врага!

Прикинусь-ка я каландаром

И проверю-ка я этот золотой шатер».

Колпак дервиша надел он на голову,

Благодарующую тыкву взял, золотой пояс,

Отрепья золототканой одежды на груди.

Подъехал ко входу в шалаш,

Воскликнул: «Бог мой!» — и

Затянул дервишскую песню Нуралишах:

«Встал я утром и сел у изголовья подруги

Увидел розы ее ланит и родинки ее,

Увидел ее зубки как перлы, подобные месяцу в темной ночи,

Безупречными нашел я зубы и губы подруги моей,

Как будто нарисовал ее каламом* сам создатель-господь.

Я блуждаю по свету и нигде не чую аромата твоего.

Огонь загорелся из-за стройного стана твоего...

Я сказал: ,,О, месяц вселенной, за что покрыла пыль лицо твое?"».

[Как только] спел юноша эти байты,

Из большого шалаша вышли две девушки:

Обе в слезах и горько плачут.

Нет на них одежды,

Ступни их в волдырях...

Поздоровались с немощным [«стариком»]:

«О сладкоголосый дедушка,

Когда ты, немощный, пел,

Мы думали, что пришел наш отец.

О многоискусный дед!

Нет милостыни у нас, чтобы подать тебе,

Безродный Ландахур сделал нас табунщицами

Из-за нашего отца Аваза,

Он не дает нам ни пищи, ни одежды,

И питаемся мы молоком кобылицы».

[Нурали] дернул за повод и повернул коня обратно,

Не открывшись своим старшим сестрам.

«Я немного,— сказал он,— побродяжничаю еще по белу свету».

Прикинувшись совсем немощным, юноша

Ушел вечером в час последнего намаза.

Вдали показалась зеленая башня,

Сошел с коня у башни богатырь

[И снова] стал «нищий» стенать по подруге:

«Я воспеваю твою красоту, о моя луна неласковая,

Когда молодой месяц на небе восхищается твоей красотой,

Сердце кровью обливается у влюбленных и страждущих по тебе.

Всевышний дал нам завет: одари стремящихся к тебе!

Ты — словно молодой саженец райского сада, о прелестная.

День и ночь юноши и старцы молятся за счастье твое.

Куст рубиновый губ твоих подобен агату Йемена.

Я видел ворона, сидящего вместе с соколами,

В сердце у меня были сотни желаний воздать хвалу тебе,

Но отнялся у меня язык в то время при одном воспоминании о тебе.

Дай мне «нун», «айн», «мим», «те», т. е. сделай милость для соединения с прекрасным кумиром.

Я сгораю от любви к тебе, но ты со мной не ласкова».

[Тут] спустилась сверху Гульширмо.

«Убитый горем этот нищий»,— сказала она.

Поздоровалась со «старцем» [и спросила]:

«Откуда ты, гость?»

«Есть у меня просьба к тебе, о луна вселенной:

Скажи, где находится зиндан твоих врагов?»

Гульширмо сказала: «О нищий,

Посмотри в нижней части города:

Там есть широкая река,

На дне реки и находится зиндан».

Течет река, река безбрежная,

Охватило Нурали смятение при виде реки,

Он сказал: «О мать,

Где же плотина у этой реки?»

«О прохожий каландар,

Иди скорее в верхнюю часть города,

Там найдешь ты плотину на реке,

И увидишь ворота и врагов».

«Каландар» поехал обратно,

Под ним его несравненный конь.

Показалось верховье реки,

[И] увидел юноша восемьдесят богатырей.

Мигом погнал он бессловесного коня,

Бросился на множество врагов.

Враги растерялись.

Копье в руках юноши,

С ним выехал он на поле боя

И отрубил восемьдесят голов.

[А затем] направил копье в ворота удалец

И разбил вдребезги падишахские ворота.

Отвел он реку от зиндана.

Богатырь ищет зиндан.

Посмотрел, куда пойдет [сам] могучий конь,

Опустился вниз богатырь,

Уперся копьем в коня,

Разворотил жженые кирпичи, побросал их кверху

И открыл двери зиндана.

Воткнул тогда копье в землю богатырь,

Поставил на выстойку бессловесного коня.

Сбросил сверху канат,

Упал [канат] на голову святого [Гуругли].

Сил уже больше нет у Гурутли-султана,

[Но] заметил он канат,

Схватил его эмир-султан,

Обвязался канатом вокруг пояса.

Потянул его Нурали и вытащил.

Эмир — полуживой,

Душа в теле эмира как «гость».

Снова схватил канат и сбросил его вниз «нищий».

Одного за другим вытащил всех дурменов,

[Всех оставшихся в] живых из своей родни вызволил юноша,

А трупы оставил в зиндане.

Воскликнул «нищий старец»:

«Слушайте, узники,

Кто из вас Аваз-воин?»

Разрыдался при этих словах эмир:

«Ты говоришь об Авазе, немощный старец?

Ниже на сто ступенек [есть еще] зиндан,

В этой темнице и находится Аваз-богатырь».

Взял канат богатырь,

Спустился в [тот] зиндан.

Вошел юноша в зиндан,

Увидел много трупов [из людей] рода беглара,

Опустился еще вниз на сотню ступенек,

Добрался до дверей [еще одного] зиндана,

[А там] спали шесть богатырей.

Схватился за рукоятку исфаханского меча

И отрубил юноша шестерым головы

У дверей зиндана, где был его отец.

[Одним махом] разбил он двери зиндана вдребезги

[И] вошел к отцу.

Руки «нищего» сложены на груди.

Аваз сказал: «О немощный старец,

Вот уже десять лет, как я в этом зиндане.

Я, богатырь, питался лишь землей,

И тело мое отяжелело.

Если не будет коня султана,

То не вынести тебе меня из зиндана,

Нет, о немощный [старец], другой силы, которая могла бы поднять меня».

Каландар сказал: «О боже! Помогите мне, святые!»

Схватил желанного отца за пояс,

Оглянулся [вокруг себя] юноша,

Взвалил на себя тело отца,

Поднял его воин на сто ступенек,

Вывел Аваза в тот зиндан, где находился авлиё,

Огляделся Аваз,

Увидел трупы родных,

Увидел много трупов,

Потекли [ручьем] слезы из глаз Аваза,

Кровь полилась по его лицу.

Сказал Аваз: «О нищий,

Это трупы наших родичей,

Я не выйду из зиндана,

Что мне делать на свете без родни?»

Не раскрыл Нурали своей тайны отцу,

Обвязал удалец канат вокруг пояса,

И вышел Нурали с канатом,

Сел верхом на ветроногого коня,

Куранг взмыл ввысь —

Канат в руках у Нуралишо,

Авазхан [тоже] взялся за канат,

И Нурали вытащил его из зиндана.

Осмотрелся Аваз,

Увидел группу дурмен и авлиё.

Мужественный воин Аваз.

Увидел эмира-султана и [словно] опьянел [от радости].

«Старец» пропустил их вперед,

Провел их в большой дворцовый сад,

[А сам] Нурали вернулся назад,

Крепко закрыл «нищий» за собою ворота сада

И не раскрыл своей тайны отцу,

Могучий лев приготовился к битве.

Сказал Ландахур: «Глядите:

В нашей стране появился враг,

[Он] разрушил уже полстраны».

Старший ясновидец ответил: «Падишах,

Стало известным нам имя Нуралишах,

Я смотрю в