Зависимость от траектории предшествующего развития

Современное развитие институтов во многом зависит от того, по какому пути шло развитие институциональной структуры в прошлом, как осуществлялся отбор тех механизмов, институтов и организаций, которые мы наблюдаем
в современной жизни. Какую роль играет прошлое в современном развитии институтов? Можно выделить два основных подхода к этому вопросу.

I. Сторонники первого считают, что в обществе действует эволюционный механизм, который отбирает наиболее эффективные институты и организации, приносящие наибольшую пользу обществу.

В 1930-х гг. в Англии и в 1940-х гг. в Америке на базе эмпирических исследований поведения предпринимателей, было показано, что при принятии решений предприниматели не осуществляют расчёт и сопоставление предельных величин издержек и выгод. Зачастую они даже не располагают информацией, необходимой для этих расчётов.

В ответ на эту критику Алчиан заявил, что выживают те фирмы и индивиды, которые максимизируют прибыль, даже если они и не делают это целенаправленно. Он выдвинул аргумент о естественном отборе, который был призван доказать, что обезличенные рыночные силы действуют таким образом, что соблюдаются все теоремы, описывающие поведение фирмы
в неоклассической теории, даже если предпосылки о поведении фирмы, направленном на максимизацию прибыли, неверны. В условиях неопределённости, неполной информации и несовершенного знания максимизация прибыли не может быть руководством к действию. Заранее, ex ante, мы не можем сказать, какое поведение приведёт к наилучшим результатам. Лишь задним числом, ex post можно определить, какие действия принесли наибольшую прибыль.

В теории Алчиана не предполагается, что экономические агенты действуют целенаправленно и сознательно. Индивид может реагировать
на неопределённость, строго придерживаясь привычек и обычного поведения, которые ассоциировались с успехом в прошлом, он может использовать метод проб и ошибок, или имитировать поведение наиболее удачных фирм. Рынок же отберёт те виды поведения, которые были бы правильными в условиях совершенного предвидения.

Подобный тип рациональности Уильямсон называет органической. C этим типом рациональности ассоциируются эволюционные теории (Алчиан, Нельсон и Уинтер), а также австрийская школа (Хайек, Менгер, Кирцнер).

Фридмен в статье 1953 г. пошёл ещё дальше и заявил, что естественный отбор ведёт к оптимизирующему поведению агентов и фирм. Естественный отбор у Фридмена – это основание для того чтобы предполагать, что агенты действуют так, как будто они рационально стремятся максимизировать ожидаемый результат, независимо от того, делают они это или нет.
Таким образом, они как будто знают соответствующие функции спроса и издержек, вычисляют предельные издержки и предельный доход от всех доступных им видов деятельности и увеличивают масштаб каждого из видов деятельности до такого момента, пока соответствующие предельные издержки и предельный доход не сравняются.

У этих авторов, однако, остаётся неясным сам механизм естественного отбора. Алчиан предполагает, что фирмы имитируют тех, кому удаётся максимизировать прибыль. Но остаётся невыясненным вопрос о том, откуда фирмы знают, какие характеристики они должны имитировать. В качестве критики идеи Алчиана Пенроуз высказывает аргумент о том, что в экономике нельзя проводить аналогию с естественным отбором в биологии, поскольку не обнаружен экономический аналог наследственным характеристикам, передаваемым с помощью генов.

Уинтер и Нельсон нашли подобный аналог в рутинах, которым следует фирма. Рутина для них – это общий термин для всех нормальных и предсказуемых образцов поведения фирмы: конкретных технических методов производства товаров и услуг, заказа нового оборудования, политики в области инвестирования и НИОКР, реклама и стратегия деловой активности в отношении диверсификации продукта и заграничных инвестиций. Они наследуются в том смысле, что у организмов завтрашнего дня многие характеристики те же, что и у породивших их современных организмов. Рутины являются основным понятием, характеризующим постоянство поведения в нашей экономической теории: «рутины подобны генам». В первом приближении можно ожидать, что фирмы поведут себя в будущем соответственно рутинам, применявшимся ими
в прошлом. Рутины подвержены отбору: организмы с определёнными рутинами могут функционировать лучше других, и их относительная значимость в отрасли возрастает.

Итак, этот подход основывается на идее о том, что капиталистическая конкуренция действует подобно эволюционному процессу в биологии, отбирая наиболее эффективные институциональные формы и способы организации.
Эта идея прослеживается в работах Йенсена, Уильямсона, Меклинга, Норта и других институционалистов.

II. Сторонники второго подхода обращают внимание на те явления, которые противоречат тезису о том, что выживают только наиболее эффективные институциональные структуры и организационные формы. Одно из таких явлений – это зависимость от предшествующего пути развития.

Суть зависимости от траектории предшествующего развития заключается в том, что в каждый данный момент времени в экономике могут произойти не любые (произвольные) институциональные изменения, а лишь те, которые оказываются осуществимыми в сложившихся ранее условиях, которые, в свою очередь, возникли как следствия более ранних аналогичных ситуаций.

Это положение широко применяется в литературе, посвящённой, например, исследованиям различий
в ходе реформ в странах ЦВЕ, с одной стороны, и в государствах, образовавшихся на базе бывшего СССР,
с другой стороны. Утверждается, в частности, что более медленный и трудный путь реформирования экономики последних объясняется именно указанной зависимостью.

Если бы институты существовали в мире, где трансакционные издержки равны нулю, то предшествующее экономическое развитие не имело бы никакого значения. Изменения в относительных ценах или в предпочтениях немедленно влекли бы за собой соответствующую перестройку институтов. Но в реальном мире, где трансакционные издержки не равны нулю, значение приобретает сам процесс, в ходе которого возникли современные институты, ведь этот процесс ограничивает выбор в будущем.

Именно он определяет расходящиеся направления развития общества, политических систем и экономик. Зависимость от траектории предшествующего развития означает, что история имеет значение. Нельзя понять альтернативы,
с которыми мы сталкиваемся сегодня (и определить их содержание в процессе моделирования экономической деятельности), не проследив путь инкрементного развития институтов.

Норт иллюстрирует расходящиеся пути развития на примере двух стран: Англии и Испании. В начале XVI в. между Англией и Испанией существовало много общего, и перед её правителями стояла одна и та же проблема: получение дополнительного источника дохода. Чтобы получить доход правителям приходилось договариваться со своими подданными, и в обмен на рост налогов появились новые формы народного представительства.

В ходе революции 1688 года в Англии удалось добиться конституционного ограничения произвола правителя, после чего стали возникать экономические институты, вызвавшие относительное упрочение прав собственности. Возросшая надёжность и устойчивость прав собственности во времени привела к возникновению финансовых рынков в Англии, что способствовало экономическому росту страны. Одновременно распространялись и укреплялись идеологические установки, которые сыграли свою роль в институциональных изменениях.

В Испании, напротив, в противостоянии между короной и кортесами верх брала корона, что означало постепенный упадок органа народного представительства. Правителям удавалось создавать неэффективные права собственности, которые мешали экономической деятельности, однако, приносили значительный доход короне. Постепенно возник громоздкий и сложный бюрократический аппарат.

Институциональная структура метрополий отразилась позднее на различных путях развития
их колоний. Контраст между историями Северной и Южной Америки даёт, вероятно, наилучший пример того,
к каким последствиям приводит различие путей институциональной эволюции.

Первым, кто привлёк внимание учёных, занимающихся экономической историей, к проблеме зависимости от пути развития, был Поль Дэвид, написавший небольшую статью под названием «Клио и экономическая теория QWERTY».Он попытался объяснить, как возник и был закреплён необычный стандарт расположения клавиш на пишущей машинке, какой набор случайных обстоятельств придал устойчивость этому стандарту, вопреки многим более удобным решениям.

Первые шесть букв на клавиатуре компьютера образуют последовательность QWERTY. Первоначально подобная клавиатура использовалась на печатных машинках. Но эта клавиатура не самая удобная. В 1932 г. Дворак запатентовал клавиатуру, которая приводит к рекордной скорости печатания – так называемая «упрощённая клавиатура Дворака». В 1940-х гг. эксперименты, проведённые морским флотом США, показали, что возросшая эффективность использования этой клавиатуры окупит издержки переобучения группы машинисток в течение десяти дней их работы в течение полного рабочего дня. Дворак умер в 1975 г., а его клавиатура так и осталась непризнанной. Мир упорно отказывался от его изобретения.

Расположение QWERTY на печатной машинке возникло потому, что оно позволяло уменьшить частоту столкновения литерных рычагов. В 1880-х гг. были изобретены более удачные машинки без литерных рычагов,
с цилиндрическими рукавами, и на них стали использовать другое расположение букв. Но в период 1895-1905 гг.
на рынке предлагались в основном машинки QWERTY, которые назывались универсальными. Почему этим машинкам удалось вытеснить другие, более удобные?

Печатные машинки были элементом большой довольно сложной системы производства, все составные части которой были взаимосвязаны. Кроме производителей и покупателей печатных машинок в неё входили машинистки и ряд организаций, частных и общественных, которые осуществляли подготовку машинисток.
Эта система сложилась эволюционно, её никто не планировал и не разрабатывал в отличие от самих технических средств, усовершенствованием которых занимались целенаправленно.

В конце 1880-х гг. наступила эпоха печатания вслепую. Машинистки должны были учиться этому
на определённой клавиатуре. Фирмы приобретали машинки QWERTY, потому что большинство машинисток обладало навыками печатания на них. Фирмам было безразлично, какую машинку приобретать, машинисткам было безразлично, на каких машинках учиться печатать. Но каждое случайное решение в пользу QWERTY повышало вероятность того, что следующий экономический агент также выберет машинку QWERTY.

Когда люди находятся в ситуации неопределённости, их ожидания относительно будущего играют очень важную роль. Если игроками ожидается победа одной из технологий, этого может оказаться достаточно для её реальной победы. Сами же ожидания людей могут меняться под влиянием случайных исторических событий: упорное существование узкой железнодорожной колеи, вытеснение системами с переменным током других систем, работающих на токе постоянном, победа бензинового автомобильного двигателя над паровым и электрическим – все это иллюстрация того факта, что выбранное однажды направление изменений в технологической сфере может привести к преобладанию одного технического решения, даже, если оно оказывается менее эффективным по сравнению с альтернативным решением, которому не удалось закрепиться.

Это явление зависимости от пути развития в сфере технологии объясняется тем, что развитие явления может сопровождаться нарастанием связанной исключительно с ним и благоприятствующей ему внешней среды. Именно эта внешняя среда и направляет развитие явления по определённой траектории. В нашем примере эта среда включала производителей и потребителей печатных машинок, а также машинисток с их навыками печатания вслепую и организации, которые занимались их подготовкой.

Что такое зависимость от траектории развития применительно
к экономическим институтам общества? Применительно к обществу это понятие означает, что общество и экономика воспроизводят социальные и культурные институты прошлого, постепенно внося в них изменения. В наиболее простом виде эту зависимость от траектории развития можно представить следующим образом.

Мы имеем первоначальный набор институтов, который создаёт, например, отрицательные стимулы к производственной деятельности. В этой институциональной среде создаются организации и группы, которые получают выгоду в рамках действующих правил. Возникает идеология, которая не только оправдывает существующую структуру общества, но и объясняет слабое функционирование экономики. Результатом будет политика, усиливающая существующие институты и организации, а также действующие в этой системе стимулы.