Младший лейтенант Ф. Пожарский.

В тылу врага

Однажды вечером меня вызвал к себе командир полка.

— Товарищ Пожарский, — сказал он. — Вот вам задача: зайти в тыл противника, поднять там панику и дать возможность прорваться 2-му батальону.

— Разрешите, — говорю, — мне для этого дела подобрать добровольцев.

Командир полка разрешил, и я приступил к организации отряда смельчаков. Со мной вызвалась итти группа бойцов моего взвода, а также ездовые, повар, повозочные — всего 54 человека. Вооружились станковым и четырьмя ручными пулеметами, двумя автоматами, большим количеством гранат.

По карте изучил маршрут, отметив, где находится противник.

На участке наступления батальона имелись три небольшие высоты, занятые белофиннами. Чтобы просочиться в тыл, следовало захватить одну из высот. Зайдя в тыл и начав действовать, я должен был дать условленный сигнал — три зеленые ракеты. Ночь выдалась довольно темная. Луна была «замаскирована» облаками.

Рискованно сунуться на высоту всей группой сразу: неизбежны большие потери. Поэтому я разбил отряд на четыре группы, одиннадцать человек оставил в резерве. Группа с командиром взвода Алексеевым во главе продвигалась прямо, с фронта, стараясь отвлечь на себя огонь противника. Две группы в это время заходили с флангов, чтобы атаковать высоту.

Группа Алексеева бесшумно приблизилась к высоте. Прячась за надолбами, бойцы прошли линию противотанковых препятствий, проползли через проходы, сделанные артиллерией в проволочных заграждениях. Белофинны открыли огонь, а затем стали отходить. При отходе они натолкнулись на правофланговую группу, которая подошла к высоте незамеченной. Бойцы этой группы открыли огонь и убили четырех белофиннов.

Сам я шел по следам группы Алексеева. Со мной были три телефониста. Они держали связь со штабом полка.

Вот мой отряд уже собрался на высоте. Тут же сообщили в штаб, что высота занята. Спрашиваю бойцов-наблюдателей:

— Куда побежали белофинны?

— В лес.

Наступать прямо туда не годится: не сумеем выполнить задачу. Решил взять на 600–700 метров левее. Вперед, тихо пересвистываясь, пошла разведка, а за ней весь отряд. Прошли около трех километров лесом, основательно поредевшим после артиллерийского обстрела. По расчету мы должны были выйти на дорогу, по которой противник подвозил боеприпасы. Она шла параллельно линии фронта. Если бы мы дошли до нее, то твердо знали бы, что находимся в тылу у противника, позади его укреплений.

Но дороги все не было. Напрасно я старался определить ее местонахождение по компасу. Вокруг, куда ни глянь, — только деревья, уцелевшие от снарядов. Однако я был уверен, что дорога где-то здесь, близко. Послал вперед красноармейцев Ветеорца и Кравченко. Приказал, как дойдут до дороги, одному с ручным пулеметом остаться, а другому сразу вернуться ко мне. Через две минуты прибежал Кравченко и провел нас к дороге. Она была хорошо укатана, на ней виднелись следы автомобилей. Значит, мы уже в тылу у врага.

Ручной пулемет установили близ дороги. Он должен был вести огонь в том случае, если на дороге покажется противник. Здесь же устроились телефонисты. Остальные двинулись к белофинским укреплениям. Шли не спеша, соблюдая строжайшую тишину. Укрывались за большими камнями. Вижу, пригнувшись, бежит ко мне Кравченко. Шепчет:

— Товарищ лейтенант, вот их часовой...

Часового легко можно было принять за один из камней. Он неподвижно сидел на пне неподалеку от окопа, ведущего к блиндажу, возле дерева, скошенного снарядом. Повидимому, он спал. Кравченко взял винтовку за ствол, подполз к часовому, размахнулся и... тяжелое тело белофинна повалилось в снег.

Мы подползли к дерево-земляной огневой точке противника. Красноармеец Ветеорец встал у железной двери, готовясь, если белофинны выбегут, действовать штыком и гранатой, а я подполз к амбразуре и заглянул в нее. В блиндаже за столом, на котором обычно стоит во время стрельбы пулемет, сидели два финна. Они тихо переговаривались. На столе горела свеча, стоял дымящийся бачок с пищей. Раздумывать было некогда. Рванул кольцо и, сосчитав в уме: раз, два, три (чтобы граната взорвалась над столом), бросил гранату в амбразуру. Раздался взрыв. Свеча погасла. Находившиеся в дзоте еще двое финнов бросились к двери, но Ветеорец тоже угостил их гранатой.

Взрыв первой гранаты был одновременно сигналом к действию. Бойцы открыли огонь из винтовок и пулеметов. Противник был охвачен паникой. Убегая, группа белофиннов натолкнулась на наших бойцов, те встретили ее градом пуль. Сигнал — три зеленые ракеты — был уже дан. Выбежав на дорогу, я позвонил в штаб полка:

— Товарищ командир полка, давайте батальон. У врага паника!

Вскоре послышалось «ура». 2-й батальон прорвал линию укреплений и прошел затем свыше десяти километров, преследуя отступавшего противника.

Капитан Ф. Феденко.

Инженерная война

Ночь. Конец декабря. Воет ветер, жестким снегом бьет в стекла автомашины. Командир Н-ской дивизии и я, начальник инженерной службы, обогнав двигавшуюся часть, едем в направлении озера Пэрк-ярви.

В темноте автомашина прыгает по ухабам заснеженной дороги, тычась в сугробы.

Если в тылу было оживленно и шумно, то здесь чувствуется напряженная предфронтовая тишина. Только изредка из-под кустов, из ямок, вырытых в снегу, поднимаются часовые, останавливают машину, проверяют документы, и мы снова едем дальше.

Место размещения штаба корпуса было засекречено, и нам пришлось долго искать его в лесу среди землянок, засыпанных снегом вровень с землей.

В первый день штаб разместился в сохранившемся от пожара здании школы, которое высилось среди тлеющих остатков финского селения.

В 2 часа ночи, во время совещания совершенно неожиданно финны открыли артиллерийский огонь по школе. Было выпущено 25 снарядов. Случайно ни один из них не попал в цель. Оказывается, враг нарочно не поджег здания, а, пристреляв его, сохранил как ловушку. После этого «происшествия» штаб переселился в землянку.

* * *

Перед участком фронта нашей дивизии, на гористых склонах с обрывами враг создал цепь железобетонных дотов и дерево-земляных укреплений. Крупные валуны, размерами в одноэтажный дом, противотанковые барьеры высотой иногда до пяти метров и минированные завалы усиливали район финской обороны.

Перед завалами тянулись проволочные заграждения в 6–7 рядов, каждый ряд — в 5 кольев. Перед проволочными заграждениями вдоль фронта протекала речка Перон-йоки шириной около семи метров. Финны запрудили ее, она разлилась на полкилометра и замерзла. Когда толщина льда достигла сантиметров двадцати, плотина была разрушена, вода ушла из-под льда, и он повис, опираясь на островки и кочки, на высоте трех метров над водой. Метровый снег засыпал этот висячий лед. Люди могли двигаться по нему, но танки он не выдерживал.

С нашей стороны реки были обнаружены минные поля, скрытые под снегом, и тянулись незамерзающие болота шириной около трех километров. Железнодорожный мост через реку был подорван, и против него находилась группа железобетонных дотов, защищенных, как мы потом обнаружили, стенками из семи последовательно укрепленных стальных листов толщиной в 48 миллиметров каждый.

Все пространство перед укреплениями простреливалось пулеметным, орудийным и минометным огнем из дотов.

Нам предстояло прорвать укрепленную линию и уничтожить противника.

На нашем берегу против финского дота № 239 была небольшая возвышенность, поросшая леском. Командир саперного взвода Шиков предложил прорубить на возвышенности просеку и из-за прикрытия прощупать прямой наводкой этот дот.

От флангового пулеметного огня других дотов возвышенность была закрыта сохранившейся железнодорожной насыпью.

Командование утвердило план Шикова.

На следующий день я лежал в снежном окопе на возвышенности против дота. К ней тянулась прорубленная в леске и кустарнике просека. Просеку вырубил ночью Шиков со взводом сапер.

Вручную выкатили орудие и навели на укрепление. Финские пули, как горох, застучали по стальному щитку, засвистели над головой. Снег зашевелился и зашипел от сплошных пулеметных очередей из дота. Орудие произвело первый выстрел. В ста метрах от нас раздался взрыв. Длинный язык пламени взвился к небу, осколки полетели на нас. 25 снарядов выпустило орудие, но каждый раз дот показывал нам длинные красные языки огня. Он был неуязвим — снаряды рикошетировали от наклонной стальной стенки дота.

Финны открыли минометный огонь по орудию. Со свистом пролетали мины, разрываясь в непосредственной близости от нас, осыпая комьями снега. Четыре артиллериста были уже ранены. Орудия откатили. С раскрасневшимся мокрым лицом Шиков подбежал ко мне.

— Ничего. Мы до них еще доберемся! — прокричал он.

Из-за стволов деревьев мы начали рассматривать дот.

В бинокль было заметно легкое повреждение поверхности в месте соединения бетона со сталью.

Начальник артиллерии отдал распоряжение применить бетонобойные снаряды.

* * *

Через несколько дней Шиков со своим саперным взводом, командир саперного батальона Дружина и я вышли на разведку обстрелянного дота.

Непроглядная ночь. Мы тихо двигаемся в маскировочных халатах к проволочным заграждениям, стараясь наступать на следы товарища. 35 рядов колючей проволоки прорезаны в двух местах саперным отделением под командой младшего командира Иевлева. Это задание выполнено без потерь. Бойцы Иевлева подводят нас к месту прохода в заграждениях. С кольев свисают разрезанные куски проволоки. Следы по снегу ведут дальше, к следующему ряду заграждений. Дот уже близко.

И вдруг сзади, с тыла раздается пулеметная очередь. Одна. Другая. Пули со свистом зарываются в снег.

— Автоматчик! — хрипло говорит Бойченко и, хватаясь за оружие, ползет по снегу к леску — в направлении выстрела.

Но финский разведчик, пробравшийся на нашу территорию, уже скрылся.

— Что это — сигнал? Или случайное нападение?..

Мы залегли за ближайшими деревьями и слушаем. Тишина.

И вот, разрезая небо белым хвостом дыма, высоко над головами взвивается ослепительное яблоко световой ракеты. Оно медленно опускается вниз, на несколько минут освещая снег, заграждения, дот.

Затем новая ракета... и учащенный огонь вражеских пулеметов...

Из темноты подползает связной в маскировочном халате, переваливаясь в снегу, как белый медведь. Он сообщает нам, что саперы, во главе с Шиковым, пользуясь темнотой, взобрались на дот и залегли в глубоких воронках, образовавшихся после нашего артиллерийского обстрела в земляном слое, покрывающем бетон.

Финны обнаружили сапер и открыли ураганный пулеметный огонь из других дотов по воронкам, освещая их ракетами.

Через некоторое время из темноты начали выползать саперы. Последним шел Шиков. Глубоко зарываясь в снег, он тащил на себе раненого товарища. Еще один из бойцов тащил второго.

— Легко отделались, — сказал Шиков, оттирая замерзшие руки, хотя по лицу его катился пот. — А дот все-таки будет нашим!..

Мы двинулись назад.

В результате этой разведки выяснилось, что дот покрыт сверху слоем земли и камней толщиной около 6–7 метров Стенки дота — стальные, со щелями для обстрела, расположенными в семь ярусов одна над другой.

Передняя стенка — наклонная. В самом низу, в воронке, образованной артиллерийским снарядом, разведчики разглядели выщербленную линию соединения стальных листов с бетоном. Мелкие куски бетона, смешанные с землей, лежали на снегу.

— Да, дот все-таки будет нашим! — согласился я с Шиковым.

* * *

Как только прибыли бетонобойные снаряды, на возвышенность против дота № 239 выкатили 152-миллиметровое орудие. Широкое дуло было направлено в упор на маленькое черное пятнышко у основания дота. Началась «долбежка». При поддержке дивизионной артиллерии, заглушавшей минометы и отвлекавшей внимание финских орудийных дотов, мы открыли огонь по месту соединения стали с бетоном. Орудие било в одну точку. Взмывались огненные языки к небу. Воздух содрогался от канонады. Я лежал на вершине, недалеко от орудия, в маленьком окопчике. Мне хотелось видеть, как будет умирать дот, но он все еще сопротивлялся.

Сменялись раненые артиллеристы, но мы не прекращали огня. Наконец, из амбразур показался дым.

— Огонь! — повторял командир орудия, и еще несколько снарядов ударило в развороченное отверстие. Железобетонная глыба замолчала навсегда.

Я видел, как целовались артиллеристы.

Неожиданно замолк и соседний дот № 167, хотя признаков разрушения на нем не было.

Через некоторое время наши стрелки укрепились в замолкнувших дотах.

Когда я позже был в разрушенных укреплениях врага, то видел страшную силу нашей боевой техники. Бетонный потолок толщиной в 1,5 метра обрушился вместе с семиметровым слоем земли над ним. Погнулись стальные стены, а в соседнем доте № 167 верхний стальной лист прогнулся и закрыл амбразуры. Теперь было понятно, почему замолчал и этот дот.

* * *

После разрушения дота № 239, не дававшего нам покоя, все силы сапер были брошены на прокладку через болото двух параллельных путей длиной около двух километров каждый.

Покрытое слоем снега толщиной в 1,5 метра и согреваемое под ним за счет гниения болото выпускало на поверхность желтую, грязную водичку, хотя мороз был больше 35 градусов. Надо было снять с болота снеговое одеяло, чтобы мороз проник до воды. Снег разгребали лопатами, фанерой.

Работали в две смены днем и ночью, менялись через каждые четыре часа.

Но мороз не сковывал болотистой почвы. Тогда на подмороженную почву укладывали щиты и жерди, они вмерзали и удерживали людей. Однако гусеничный трактор продавливал смерзшуюся корку. Только на 3–4-й день образовалась упругая, скрепленная морозом дорога.

Два дня финны не догадывались о нашей работе. Наши люди совершенно открыто подтаскивали щиты и жерди.

На третий день, когда саперы под командой Мирошниченко (наш специалист по дорогам и минным завалам) вышли разгребать снег, финские орудийные доты открыли по ним огонь.

Бывает на войне удача. Я видел одного артиллериста, который случайно наступил на зарытую в снегу мину. Взрывом его подбросило вверх, слегка опалило и сорвало одежду, но даже не ранило.

Так и здесь. Через каждые два часа финны в течение 20–30 минут ураганным огнем обстреливали дорогу. Снаряды густо ложились по обе стороны, не ближе 1,5–2 метров от проложенного пути они впивались в болото и исчезали, оставляя глубокую и узкую воронку, полную желтой, гнилой воды. Но на дорогу ни один снаряд не упал, и саперы закончили ее через шесть дней без единого раненого. Маленький лесок закрывал их от пулеметного огня противника.

* * *

Штурм укрепленной линии начался 11 февраля одновременно на всех участках фронта. У нас прорыв был намечен на левом фланге — там, где было слабое место противника.

Миновав болото, саперы и стрелковые части под прикрытием огня артиллерии растаскивали руками голубые глыбы разбитого снарядами висячего льда. Прячась от пуль за льдины, бойцы заваливали реку бревнами, чтобы сделать проход танкам. Наконец, танки, подмяв под себя проволочные заграждения, ринулись вперед. В нескольких десятках метров от переднего края обороны они наскочили на минное поле.

Чтобы обеспечить проход танкам, я прибыл к минному полю с двумя взводами сапер. В двух десятках метров от меня танк, двигавшийся между кустов, подбросило взрывом, но он остался невредим. Вторым взрывом подбило танк слева, он неуклюже завертелся и стал.

Под пулеметным огнем мы вытаскивали из-под снега четырехметровые чугунные трубы, начиненные взрывчатым веществом.

По тонким, затесанным палочкам, расставленным финнами, чтобы самим не наткнуться на свои же мины, по проволочкам в снегу саперы определили границы минного поля. Наконец, проходы были расчищены, расставлены светящиеся ночью указатели.

* * *

В два часа ночи мы с командиром дивизии находились в землянке у командира полка, когда позвонил командир батальона Кучинский.

— Я говорю с высоты «Огурец», — возбужденно кричал он. («Огурец» — так называли мы продолговатую лысую вершину на финской стороне, занятие ее решало исход боя.) — Сапер Антонов уже взорвал один дот вместе с гарнизоном. Давайте еще сапер!

У меня было наготове девять саперных команд. Антонов входил в «саперные щупальцы», которые двигались перед стрелковыми частями.

Через пять минут четыре саперные команды были уже на месте. Вместе со своим помощником Долгим я тоже прибыл на высоту «Огурец».

И вот в темноте поднялся столб пламени, глухо прозвучал взрыв. Через некоторое время — второй. Это наши саперные команды рапортовали об уничтожении двух дотов.

* * *

После взятия высоты «Огурец» наши части начали окружать высоту «Апельсин». На ней находились сильные долговременные укрепления. Здесь у нас были немалые потери, но высота была взята.

На вторые сутки пехотные и танковые части подходили к третьей укрепленной вершине «Фигурная».

Мы делали дороги в густом лесу. Стальной грудью упираясь в стволы деревьев, танки ломали их, помогая расчищать путь. Саперы жердями заваливали дороги в болоте. По жердям шли танки. Орудия перетаскивали на руках.

Боясь окружения, финны отступали, бросая в пути все тяжелое.

* * *

На второй полосе вражеской обороны было меньше укреплений. Но зато здесь отступающий враг минировал все: дороги, землянки, кусты, завалы, даже болота.

Финны выдалбливали дыру в утоптанной дороге, закладывали в отверстие мину и маскировали сверху снегом.

Иногда дорога была перекрыта бревенчатым настилом. Стоило потревожить хотя бы одно из бревен, как все взлетало на воздух.

Потеряв голову при отступлении, финны сами натыкались на свои же мины. Заминировав на случай прорыва фронта широкую дорогу до станции Лейлясуо, финны предполагали отступать другой, северной дорогой. Но в это время соседняя с нами дивизия прорвала фронт противника и перерезала ему резервную дорогу для отступления. Отступающий враг был вынужден бежать по своей же минированной дороге. Это была дорога смерти. Трупы финнов лежали на протяжении более четырех километров.

Две саперные роты в течение нескольких часов вынули по дорогам у Каттила-оя около 800 мин английского и шведского изготовления.

Командир Мирошниченко — в прошлом молодой инженер-строитель, улыбаясь говорил:

— Мины надо искать внимательно, как грибы. От этого зависит и твоя жизнь, и жизнь товарищей.

Однажды с группой очень молодых сапер Мирошничечко разобрал бревенчатый настил длиной в 400 метров и вынул из него 280 мин.

— Вот это называется «искать грибы!»

* * *

Если первая линия обороны характеризовалась укрепленными огневыми точками, вторая — минами и завалами, то третья отличалась обилием каменных противотанковых надолб.

Надолбы представляли собой каменные глыбы (высота — 1–1,5 метра), врытые в землю и установленные на расстоянии полутора метров одна от другой, в шахматном порядке. После станции Хейниоки мы ликвидировали на Выборгском шоссе пять рядов каменных надолб, защищаемых огнем автоматчиков. Затем через 500 метров — еще семь рядов, еще через 500 метров — снова пять рядов. Через 9 километров та же картина. Как-то мы выворотили надолбу и хотели оттащить ее танком, но так и не смогли. Ряды надолб уходили от края и до края горизонта, иногда они перемежались с минными полями. Надолбы мы подрывали. 4–5 килограммов взрывчатого вещества раздробляли каменную глыбу в щебень.

Туманный рассвет 13 марта мы встретили недалеко от речки Вуокси, севернее Выборга. В воздухе чувствовалась весна.

Не успев построить укрепления, финны залегли за надолбы, обстреливая наши пехотные и танковые части из автоматов, орудий и минометов. Движение войск приостановилось.

Я выбрался из-за камней и медленно пошел вперед.

Навстречу мне вышел младший командир Иевлев.

— Что не взрываете? — спросил я его.

Иевлев не успел ответить, как раздался взрыв. Его отделение подложило финские мины почти под весь ряд надолб. Теперь они взлетели на воздух. Путь был свободен.

Небо просветлело. Выплыло весеннее солнце, и мне показалось, что и солнце сияет от радости.

Вдруг канонада затихла. Я взглянул на часы — они показывали двенадцать. Наступил конец военных действий.