Герой Советского Союза Иван Сиволап

В армию он пришел трактористом и комсомольцем. Это, конечно, немало для воспитания отличного танкиста, но Иван Сиволап превзошел все ожидания. Едва получив боевую машину, он, казалось, сразу сжился с ней и показывал чудеса вождения. Как-то его даже обвинили в лихачестве. На самом деле лихачество было совсем чуждо этому застенчивому и скромному парню. Уверенность и стремительность, с какой он водил машину, основывались на мастерском владении механизмами. До конца обучения оставалось еще четыре месяца, а Сиволап уже знал и делал все, что можно было потребовать от искусного механика-водителя. Притом он охотно помогал товарищам, делился с ними своим опытом.

Герой Советского Союза механик-водитель И. Сиволап (стр. 271)

Самой серьезной проверкой блестящих способностей молодого танкиста явилось его участие в войне с белофиннами. Иван Сиволап показал на фронте, что он не только водитель-виртуоз, но и бесстрашный, беззаветно преданный Родине патриот.

В начале декабря, когда пришлось столкнуться с минными полями, Сиволап стал преодолевать минированные участки на предельной скорости, рассчитывая, что при этом мина взорвется сзади танка. Это, конечно, очень рискованно, но бывали случаи, когда приходилось брать с хода минированные места.

Однажды мина взорвалась слишком скоро или, может быть, на пути был заложен усиленный фугас. Взрыв произошел под задней частью танка. Мотор вылетел, разрушена была задняя часть корпуса, но экипаж уцелел. Сиволап сидел за рычагом в уцелевшем отсеке танка, оглушенный, но совершенно невредимый.

Впервые Сиволап встретился с дотами в районе Вяйсянена. Шел жаркий бой. Машине, которую вел Сиволап, вместе с другими предстояло преодолеть линии каменных надолб. По донесению разведки всего было пять рядов надолб, расставленных в шахматном порядке.

Сиволап, отыскав место, где препятствия частично были повреждены нашими снарядами, ввел танк между надолбами. Осторожно и ловко маневрируя, он добрался уже до центра, когда ожил один из вражеских дотов.

Снаряд попал в башню машины и повредил ее. Открыли огонь и другие доты, искусно замаскированные под жилые строения. Гибель беззащитной и скованной в своих движениях машины казалась неизбежной.

— Жаль нам стало героического экипажа, — рассказывал после боя командир танковой роты тов. Рыбаков. — Положение его в ту минуту было явно безвыходным...

Но мастерство водителя, его исключительное хладнокровие сотворили чудо. Сиволап сумел повернуть машину почти на месте, двигаясь буквально на сантиметры то вперед, то назад. Однако, развернувшись, танк уперся в гранитные метровые надолбы, установленные так густо, что между ними нельзя было пройти.

Сиволап нащупал левой гусеницей одну из надолб, и машина поползла по ней. Правая гусеница на секунду поднялась в воздухе и по удивительно точному расчету водителя стала самым центром на другую надолбу. Танк рванулся — и так, двигаясь по каменным столбам, прошел всю линию препятствий поверху.

Машина была спасена и могла продолжать бой.

В другой раз, в бою за рощу «Редкая», Сиволап заметил противотанковую пушку противника и доложил об этом командиру танка лейтенанту Егорову. Тот одним снарядом уничтожил пушку.

Сразу заговорила вторая пушка. Снаряд пробил машину и пролетел над самой головой нагнувшегося зачем-то механика-водителя.

— Этак и без прически останешься, — пробормотал Сиволап, ощупывая голову.

Этим снарядом ранило башенного стрелка Смирнова. Легче отделался командир танка Егоров — снаряд пролетел у него между ног и только опалил брюки.

Раненого стрелка отвезли в тыл, заправились боеприпасами и бензином, и снова Сиволап повел машину в бой.

С 15 февраля меня назначили командиром машины, экипаж которой состоял из механика-водителя Ивана Сиволапа и башенного стрелка Шевченко. Я был очевидцем нового подвига героя-танкиста.

Бой происходил на берегу озера Муола-ярви. Танки дошли до глубокого, залитого водой рва, длина которого, по данным разведки, достигала трех километров. Дальше видны были многочисленные эскарпы, а на опушке леса — гранитные надолбы и несколько рядов проволочных заграждений. Глубокий — больше метра — снежный покров также затруднял движение машин.

Белофинны заметили наше появление у препятствий и открыли артиллерийский огонь. Не ожидая приказаний, Сиволап умело маневрировал, чтобы дать мне возможность наблюдать и в то же время не позволить врагу поразить нашу машину.

К тому же он и сам вел отличное наблюдение за полем боя.

— Пушка справа! — доложил он.

Через несколько секунд вражеская пушка замолчала навсегда.

Но вскоре досталось и нам: вражеский снаряд угодил в шаровую установку пулемета и в маску пушки. Пулемет влетел в машину и ударил меня в грудь. Осколками брони я был ранен в голову. Удар снаряда оглушил весь экипаж. Очнувшись, Сиволап прежде всего развернул танк на 180 градусов в глубоком снегу и сделал прыжок на предельной скорости. Когда мы отошли на несколько метров, на только что оставленном нами месте разорвались еще два снаряда.

Так машину и экипаж спасли сообразительность и инициатива Сиволапа.

Стрелок Шевченко доложил по радио командиру роты Юрасову: пулемет и пушка повреждены настолько, что вести огонь нельзя.

— Вывести танк в безопасное место, — приказал командир роты.

Вскоре Сиволап сдавал меня на медицинский пункт. Я слышал, как кто-то сказал ему:

— Ваш танк безоружен. Оставайтесь в тылу...

Кажется, он ничего не ответил, но по глазам его я понял: не усидит!

И верно, Сиволап нашел для себя дело. Вернувшись в бой, он увидел, что обстановка изменилась — пехота шла в наступление по озеру. Из-за сильного лобового огня пехотинцы не могли продвинуться по открытой местности. Тогда Сиволап посадил в машину и на броню тринадцать пехотинцев и быстро повез их вперед. Башня надежно укрывала бойцов от пуль. Доставив своих «пассажиров» на занятый нами рубеж, Сиволап заметил пять раненых, ожидавших эвакуации. Он подобрал их, разместил на этот раз перед башней, чтобы она снова служила укрытием, и благополучно отвез в тыл.

Таких рейсов он сделал несколько. К концу боя пехотинцы, завидев его машину, уже встречали Сиволапа возгласами:

— А вот наш любезный санитар!

Белофинны отступили на 6 километров. Когда наши части догнали врага, Сиволап по приказу командира батальона стал доставлять боевым машинам горючее и боеприпасы, сокращая тем самым их поездки в тыл.

Так он работал, пока его машина не получила вооружения и нового командира.

* * *

Вплоть до заключения мира пробыл Иван Сиволап на фронте, в непрерывных боях. Он ни разу не был ранен, хотя из экипажа за это время выбыло четыре человека. За всю войну его машина не знала ни одной вынужденной остановки, — если не считать случаев с минами и снарядами. Всего сменил он одну машину, которая подорвалась на мине, на второй же, разбитой снарядами, поставили новый мотор, отремонтировали продырявленный корпус. На ней Сиволап ездил до конца войны. Это и была известная в бригаде «шестерка», на которой неизменно развевалось переходящее красное знамя с надписью: «Лучшему экипажу».

9 апреля на марше мы повстречали знакомого шофера. Он спросил:

— А где же Герой Советского Союза Сиволап?

— Как Герой?

— Ну, да! Указ Президиума Верховного Совета есть. В батальоне был митинг. Вся бригада получила орден Красного Знамени, а Сиволап — звание Героя Советского Союза.

Сиволап искренне удивился:

— Я? Мне? Да за что? Не может быть!

И даже увидев газету со своей фамилией, не сразу поверил:

— «Иван Данилович Сиволап», — читал он. — Да, это я... «Присвоить звание Героя»... Нет, это не мне!

И так раз пять перечитал. Потом поверил.

Капитан Калинин.

Случай на озере

Ночью, после жестокого боя на льду озера Суванто-ярви, бойцы под сильным пулеметным огнем выносили раненых товарищей. Кромешная тьма и разыгравшаяся пурга не дали, однако, возможности найти всех.

Утром артиллерия продолжала разрушать вражеские укрепления. В три часа дня я пришел на огневые позиции батареи, которая вела огонь прямой наводкой. Правым взводом командовал младший лейтенант тов. Грудина. Мы внимательно рассматривали район противника, выявляя огневые точки, посылая туда снаряд за снарядом.

— Товарищ командир, — обратился ко мне наводчик первого орудия тов. Бадцаков, — посмотрите, вон там, — он, показал рукой вперед, — на озере — черное пятно. Я наблюдаю за ним часа два, и мне кажется, что оно шевелится. Может быть раненый?

Я посмотрел в бинокль: и впрямь — лежит человек. Вот он делает рукой несколько слабых движений, очевидно, призывая на помощь...

Опустив бинокль, я напряженно думал: как спасти товарища? При любой попытке спуститься на лед белофинны открывали сильный огонь из автоматов.

Молча посмотрел на бойцов. Мы встретились взглядами. Мы поняли друг друга. Раздалось несколько голосов:

— Разрешите вынести раненого?!

На ком же остановиться? Красноармеец Карман четко и настойчиво сказал:

— Я пойду и вынесу раненого!

Это был боец среднего роста, с обветренным лицом, покрытым пороховой копотью, в помятой шинели. Взгляд уверенный, глаза серьезные, чувствовалось, что решение твердое. Я разрешил.

Красноармеец Карман взял маленькие салазки, которые использовались нами для перевозки снарядов.

Выпрыгнув из окопа, он по глубокому снегу стал спускаться к озеру. Все следили за смельчаком, затаив дыхание. Около 200 метров прошел он по льду и внезапно упал. Неужели погиб? Пули свистели все настойчивее — это финны открыли огонь. Но Карман поднялся, сделал несколько прыжков и снова упал на лед. Так он добрался до цели.

Все мы напрягаем зрение и отчетливо видим, как пули поднимают снежную пыль вокруг черного пятна на льду. Движения нет, и опять кажется, что все кончено. Но нет — Карман, не поднимаясь, одной рукой пытается положить раненого на салазки. Клубятся снежные облачка — обстрел усиливается. Эх, ударить бы! Хочется ударить из пушки по проклятому автоматчику, но его, к сожалению, не видно!

Раненый лежит уже на салазках. Но там не заметно никакого движения. Горестное чувство охватывает нас.

Вдруг наводчик Бадцаков, наблюдающий в панораму, радостно кричит:

— Смотрите, движется!

И действительно, медленно, еле заметно шевелятся два черных пятна — впереди одно, за ним второе. Остановка, прыжок, опять падение. И так несколько раз. Теперь уже ясно видна фигура.

Карман встает и тащит салазки. Он уже совсем близко, и ему навстречу выскочили товарищи.

Через несколько минут Карман и спасенный им товарищ среди нас, в окопе. Раненому сразу же была оказана помощь, его эвакуировали в санитарную часть полка.

На измятой и закопченной шинели тов. Кармана просвечивали четыре пробоины от пуль, на стальной каске — вмятины. А сам он, спокойный и веселый, как всегда, шутит:

— Товарищ командир, не умел этот финн стрелять. 500 выстрелов дал из автомата — не меньше, а не попал! Вот сейчас покажем ему класс. Я его хорошо приметил, окаянного!

Он пошел к панораме орудия, посмотрел, покрутил механизмом и сказал наводчику:

— Готово. Отпусти-ка ему гостинец!

Раздался выстрел, и в воздух вместе с комьями земли взлетел белофинский автоматчик...