Младший лейтенант В. Иванов.

Захват двух дотов

Наш полк 21 февраля пошел в наступление на укрепленный район у реки Салмен-кайта. Пулеметной роте, которой я командовал, была поставлена задача: обеспечить наступление 3-го батальона огнем с фланга.

К 10 часам пулеметная рота заняла исходное положение на опушке леса перед рекой. 3-й батальон пошел вперед. Мы открыли огонь по березовой роще, лежавшей перед нами.

Вот 3-й батальон подходит к роще. Ответного огня противника не слышно.

Прекращаю стрельбу и броском с исходного положения достигаю рощи вслед за уже втянувшимися в нее 3-м и 1-м батальонами.

Командир 1-го батальона тов. Степанов, рядом с которым я оказался, говорит мне, что, по его мнению, 3-й батальон не совсем на месте, он должен занять позицию несколько левее. Я проверяю по карте, вижу, что тов. Степанов прав.

Надо исправить неточность, — левый фланг в связи с этим защищен у нас недостаточно. Приказываю своей пулеметной роте выдвинуться на левый фланг.

Выдвинулись, заняли траншею, брошенную белофиннами. Заметили, что метрах в полутораста от нее виднеется амбразура. Пригляделись внимательней. Да это же дот!

Но он молчал. То ли в нем ждали, чтобы мы подошли еще поближе, то ли просто нас покуда не рассмотрели.

Решаю воспользоваться моментом и захватить дот. Поставил задачу командиру взвода младшему лейтенанту Гуторову — сосредоточить беспрерывный огонь четырех пулеметов в одну точку: по амбразуре. Сам же с другим командиром взвода тов. Васильевым перешел в наступление.

Когда до дота оставалось уже метров двадцать, я взмахнул рукой — это был заранее условленный с Гуторовым сигнал о прекращении огня.

Буквально в несколько секунд мы домчались до дота и вскочили на него. Теперь огонь этого дота нам уже не был страшен. Но по товарищам в роще дот мог вести огонь попрежнему.

Наверху дота было навалено множество камней — они предохраняли бетон от артиллерийского огня. Но в данном случае они не только не помогли финнам, а, наоборот, способствовали быстрейшему закреплению нашей победы: мы сбросили этот увесистый «подручный материал» вниз, и перед амбразурами дота образовалась каменная насыпь. Дот оказался «ослепленным», а значит, и обезвреженным.

Но следовало вывести из строя и его команду.

Сквозь жестяную трубу отопления, выведенную наверх, одну за другой я спустил десять гранат. То-то жарко разгорелась печка!

После этого из дота больше не слышалось ни слова.

Верх обезвреженного дота представлял собою некоторую возвышенность, и хоть она была незначительна, но оказалась достаточной для того, чтобы рассмотреть: метрах в ста находился второй дот.

Терять нельзя было ни мгновения. Не дожидаясь подхода остальных взводов, я бросился ко второму доту. Удалось взобраться наверх. Булыжника тут было навалено меньше, чем на первом. Я пнул камни ногой, и они посыпались вниз. Еще несколько усилий, и вниз съехал весь гранит с купола.

Крикнул:

— Фудашкин!

(Фудашкин был разведчиком. Едва его кликнешь — он уже перед тобою. На редкость расторопный боец! Впоследствии за героизм, проявленный в целом ряде боев, он был награжден орденом Красного Знамени.)

Когда Фудашкин пробежал примерно половину расстояния от первого дота, я крикнул ему, чтобы он позвал сюда младшего лейтенанта Васильева со взводом.

Через несколько минут Васильев был уже рядом со мной. Гранитом и снегом «ослепили» все амбразуры и этого дота, выставили круговое охранение. Оставив за себя младшего лейтенанта Гуторова, я вернулся на исходное положение — выяснить обстановку на участке всего полка. Но едва я успел дойти до блиндажа, где находились командир 1-го батальона Степанов и начальник штаба 3-го батальона Ильин, как в блиндаже запищал телефонный аппарат. Звонили из моей роты: белофинны перешли в атаку на осажденный нами дот.

Комбат Степанов немедленно выделил взвод на поддержку моей роты, и я с этим взводом отправился назад. Однако, когда мы дошли до дота, то выяснилось, что звонок был результатом паники телефониста.

Во втором доте слышались разговоры осажденных белофиннов.

Я вызвал сапер, и они взрывчаткой довершили ликвидацию вражеского гарнизона в доте.

X . Набиев.

Друг «Максим»

Мое любимое оружие — станковый пулемет. За время боев с белофиннами я прошел путь от пулеметчика до политрука пулеметной роты, но каждый раз в критический момент ложился за «Максима», и верный товарищ выручал...

XXII годовщину Красной Армии мы встречали на фронте, выполняя боевую задачу.

Большим массивом тянулся одетый снегом лес, прорезанный ровной дорогой. Дорога взбиралась на высоту 44,0. Дальше лежала высота 18,4, упиравшаяся в левый берег реки Вуокси.

Надо было овладеть этими высотами и закрепиться на берегу. Пулеметный взвод под моей командой поддерживал огнем стрелковую роту старшего лейтенанта Лаврентьева. Мы наступали вдоль дороги, перебегая от дерева к дереву. С высоты 44,0, усеянной крупными камнями, строчили белофинские автоматы и станковый пулемет.

В одном из моих пулеметных расчетов был убит наводчик Паршинцев. Его заменил старшина роты Чернышев.

Чернышев стрелял исключительно метко. Он заставил умолкнуть все огневые точки противника. Белофинны не смели высунуть носа из-за камней. Чернышев поливал их так щедро, что рота старшего лейтенанта Лаврентьева подошла вплотную к высоте. Мы передвинулись с пулеметами на следующий огневой рубеж. Враг находился от нас в каких-нибудь ста метрах. Еще нажим, и высота будет нашей.

Однако пулемет Чернышева внезапно перестал действовать. Установить причину задержки не удалось. Оглянувшись, Чернышев увидел красноармейца с гранатометом.

— Почему, Свилев, не стреляете? — крикнул ему Чернышев, — у меня пулемет заело, помогайте пехоте!

— Я ранен, — ответил Свилев.

Чернышев подскочил к раненому, оказал ему первую помощь и взял гранатомет. Он выстрелил несколько раз, и за камнем, где засели финны, стало тихо.

— Вперед! — загремело по склону высоты, — ура!

— За Сталина!

— За Родину!

Мы врываемся на высоту и видим разорванные в куски трупы белофиннов, брошенный станковый пулемет, автоматы.

Укрепляемся за камнями. Враг два раза пытается вернуть высоту. Он окружает нас, переходит в контратаку, но мы бьем его в упор из наших «Максимов», забрасываем гранатами.

Так прошел весь день 23 февраля.

Ночью к нам подошли подкрепления, и белофинны были отогнаны с большими для них потерями.

Овладев правым берегом реки Вуокси, мы готовились к стремительному броску через лед. Но там, по данным разведки, были превосходящие силы противника. Хорошо замаскированные, совершенно невидимые дзоты часами вели по льду шквальный огонь.

7 марта мы начали большое наступление. Артиллерия, установленная на высоте 18,4, открыла огонь. Левый берег задымился, полетели щепы от развороченных деревьев.

Я снова поддерживал огнем своих пулеметов роту старшего лейтенанта Лаврентьева. Против наших позиций, на середине реки, возвышался маленький островок. Я приказал передвинуть один пулемет вперед, на реку.

Чернышев с пулеметом, несмотря на жестокий огонь, бегом достиг острова. Забаррикадировавшись камнями. Чернышев повел с острова губительный огонь по вражеским позициям. Он лежал впереди нас почти на 300 метров и значительно облегчал пехоте наступление.

Белофинны озлобились. Дерзость одинокого пулеметчика мешала им трезво думать об опасности. Они поперли на него в атаку. С криком, с дикими воплями финские лыжники выскочили из леса на лед.

Чернышев подпустил их на 50 метров и расстрелял в упор. Остатки лыжников отхлынули назад, в лес. Через некоторое время появилась вторая группа финнов. Они бежали на лыжах без палок, стреляя из автоматов. Чернышев и этих встретил должным образом. Всюду на ледяном поле вокруг острова чернели трупы врагов.

Когда мы подбегали к острову, пулемет Чернышева внезапно затих. Мы нашли отважного пулеметчика убитым. Пуля, пройдя через отверстие в щите, попала ему прямо в лоб. Перед «Максимом» валялось около двадцати буквально изрешеченных белофиннов.

Бойцов охватила ярость.

— Будем драться, как наш товарищ Чернышев! — кричали они, идя в атаку.

— Отомстим за старшину!

— Вперед!

Вот и левый берег. Но здесь еще проволока в три ряда. Я подполз с ножницами и, завалившись в снег, стал проделывать проход для пехоты.

Белофинны стреляют с близкого расстояния, пули цокают рядом. Я режу, режу. Вдруг сильный взрыв потрясает землю. Мина! Товарища моего, командира пулеметного отделения Карпуса, разнесло в куски. Я тоже ранен в ногу. Однако некогда думать о ране.

Выхватил из противогаза индивидуальный пакет, сорвал бумагу, сунул его в дырку, пробитую осколком мины в валенке, и снова принялся резать проволоку.

Наконец, проход готов. Даю ракетами сигнал пехоте.

— По одному вперед!

Атака была сокрушительной. Мы взяли восемь дзотов, два орудия, миномет и множество разного вооружения и боеприпасов.

Перевязав раненую ногу, я не захотел покинуть боевых товарищей и остался в строю.