Процессы региональной интеграции на международной арене как следствие ослабления внешнеэкономической роли США на международной арене после окончания «холодной войны»

«Тактика и стратегия не всегда могут решить судьбу великой страны и ее сферы влияния, если ветер истории перестает дуть в ее паруса»[11]. Американская политика будет продолжать перемежение периодов лихорадочной активности с периодами отступления, поиска «новых окопов», новой линии обороны. Проявившееся уже в американской элите своеобразное «отступление дисциплины», довольно энергичное отрицание внутренней дисциплины основным американским политическим массивом в период правления Б. Клинтона способствовала подрыву американской гегемонии.

Первый признак – отсутствие последовательного стратегического планирования. Президент Клинтон любил говорить о «строительстве мостов в двадцать первый век», но даже не сформировал команду мостостроителей, не говоря уже об основных направлениях этого строительства.

Вторым признаком «глобального отступления» является ослабление американской поддержки созданных ими же международных организаций, таких как Международный Валютный Фонд, Мировой банк, и, особенно, Организация Объединенных Наций. Америка задолжала ООН огромные суммы и вышла из состава ЮНЕСКО. В период с 1995 по 2001 год правительство США закрыло сорок американских посольств и консульств за пределами страны. На начало 2001 года на США приходилось лишь 13 % помощи, идущей от развитых стран развивающимся, и эта доля постоянно уменьшается[12].

Если эти тенденции получат дальнейшее продолжение, американское влияние во внешнем мире неизбежно будет ослабевать.

Третьим признаком, своего рода лакмусовой бумагой, является позиция американского конгресса, который без особого энтузиазма одобрил в 1993 году создание Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА), еще меньший энтузиазм проявил при ратификации в 1994 году соглашения «раунда Монтевидео» по либерализации мировой торговли в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ). Далее конгресс откзал президенту Клинтону в предоставлении особых полномочий при расширении рамок торговли с латиноамериканскими странами, проявил скептицизм в процессе американского вовлечения в Боснию и Косово. После месяца воздушной кампании против Югославии в 1999 году 249 членов палаты представителей (против 180) отказались оплачивать посылку американских наземных войск в Югославию без специального разрешения конгресса. Даже резолюция, одобряющая бомбардировки, не была поддержана большинством (213 против 219 голосов). Конгресс склонен в будущем заставить союзников больше расходовать на военные нужды.

Четвертым важнейшим признаком является растущее нежелание американцев (простых налогоплательщиков и элиты) нести материальные расходы и жертвовать американскими жизнями. Вера же в обеспеченность спокойного лидерства способна породить разочарование. Ч. Капчен пишет: «Иллюзия относительно того, что можно поддерживать интернационализм посредством минимальных потерь – или же обходясь без них - будет преследовать Соединенные Штаты в грядущие годы, ограничивая их способность использовать силу, когда это окажется необходимым»[13]. При этом все больше растет число американцев, не имеющих международного опыта, такого как участи во второй мировой войне или присутствие при создании НАТО, при битвах холодной войны. Эти молодые американцы обязательно будут изоляционистами, но они определенно меньше заинтересованы в международных делах. Не имея мобилизирующей угрозы, они все больше будут индифферентны к развитию международной ситуации, что недостаточно для «несения глобального бремени». Уже сейчас наиболее интернационалистическая элита согласна (при определенных обстоятельствах) пойти на использование американских войск лишь в Израиле, Косове, Саудовской Аравии, Южной Корее и на Тайване.

В таблице Приложения Д представлены результаты опроса общественного мнения в 2001 году о целях американского общества (по убывающей доли интереса). В результатах этого опроса не видно особой решимости увеличивать значительно военные расходы (30 % за увеличение военных расходов, 28 % - за сокращение, 38 % - за поддержание на современном уровне).

Есть и косвенные доказательства утраты «вкуса к самоутверждению». Из 300 субботних утренних радиообращений президента Клинтона лишь 35 (менее 12 %) были посвящены проблемам внешней политики. Особенно заметен был слабый интерес к внешней сфере в ежегодных Посланиях о положении в стране.

Указанные сложности порождают сомнения в релевантности гегемонии, в ее оправданности в большом историческом контексте. Какова альтернатива? Исторически гегемония чаще всего сменялась «концентрацией держав» - балансом нескольких центров силы. В среднесрочной и даже краткосрочной перспективе наиболее многообещающим и реалистичным решением был бы возврат к системе традиционного баланса сил под эгидой глобального концерта великих держав, предусматривающий регулярные консультации на высоком уровне, с коллективными действиями по реализации политических решений. Идея Франклина Делано Рузвельта о «постоянно действующей системе общей безопасности» в свободно торгующем внутри себя мире может оказаться наиболее реалистичным предсказанием XXI века.

Ч. Капчан приходит к выводу, что «увядание однополярности произойдет ввиду двух причин: региональной амальгаме в Европе и ослабления интернационализма в Соединенных Штатах» [14]. Смятение многих наблюдателей можно понять: спустя более десятилетия после окончания холодной войны природа нового мира еще не определилась окончательно. Для успеха блокирования пути других претендентов на политический Олимп необходима мощь и национальная воля. Современный лидер – США – наделен огромной мощью. С окончанием холодной войны США остаются и долго будут оставаться доминирующей державой. Что же касается второго компонента – национальной воли, то представляются убедительными признаки ослабления такой воли.

В то время как администрация Клинтона занималась решением вопросов внутриэкономического характера и пыталась выработать новую внешнюю политику, влияние США на международной арене в значительной степени снизилось.

Ведущие европейские государства не оставляли планы укрепить европейскую идентичность в сфере безопасности и обороны в собственных институционных рамках, результатом чего стала очередная инициатива «европейского ядра» (Франция, Германия, Бельгия, Люксембург) по созданию Европейского оборонного союза для проведения общей оборонной политики за пределами НАТО, к которому впоследствии могли бы присоединиться другие государства[15].

На общем фоне интернационализации выделяются процессы региональной интеграции. В мире насчитывается свыше сотни региональных торговых группировок. Однако реальные интеграционные процессы, выделяющиеся тесным сплетением национальных хозяйств, постепенным их сращиванием в целостные полигосударственные экономические организации региональных масштабов, происходят только в тех районах, где страны-участницы достигают достаточно высокого технико-экономического уровня развития. Поэтому следует различать реальную интеграцию и процесс формирования торгово-политических группировок в различных регионах мира как инструмента борьбы за рынки сбыта.

В начале 90-х г.г. реальные интеграционные процессы имели место и в Западной Европе (ЕС), и Северной Америке (Североамериканское соглашение о свободной торговле, НАФТА). В 1999г. 11 из 15 государств — членов Европейского союза (ЕС) вступили в завершающую фазу формирования экономического и валютного союза — ввели единую валюту евро и создали наднациональный Европейский центральный банк. ЕС охватывает 300 млн. человек, дает 19,4% мирового ВВП, 18,6% международной торговли и оказывает растущее влияние на мировую экономику в целом. Продолжается расширение ЕС.

В свою очередь, США формируют собственный торгово-экономический блок, не уступающий по потенциалу западноевропейскому. В 1989 г. США и Канада создали зону свободной торговли. С 1994 г. функционирует Североамериканская ассоциация свободной торговли в составе США, Канады и Мексики. В конце 1994 г. выдвинут план расширения этого блока, чтобы к 2005 г. создать всеамериканский торговый рынок в составе более трех десятков стран Западного полушария с населением около 800 млн. человек.

Особо следует выделить Организацию Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), в которую входит 21 государство. За лидерство в блоке борются Япония и США. В ноябре 1994 г. АТЭС поставила целью создать в регионе к 2010г. зону свободной торговли и инвестиций. На долю этого блока уже сегодня приходится 1/2 мирового ВВП и 40% мирового товарооборота. Такой разворот событий позволяет прогнозировать формирование трех беспрецедентно крупных торгово-экономических центров, соперничество и взаимодействие между которыми будут определять не только положение на мировом рынке, но и всю геоэкономическую ситуацию.

Первая половина 90-х г.г. отличается ускоренными темпами подъема экономик развивающихся стран, их стремлением к взаимному проникновению. Возрастает их доля в географической структуре проектного финансирования. Это обусловлено совершенствованием законодательства данных стран в области иностранных инвестиций и улучшением инвестиционного климата, расширением страхования политических рисков со стороны агентств экспортного кредитования и страхования и Многостороннего агентства по гарантированию инвестиций, а также приобретением банками опыта в области управления проектными рисками. Лидером в области привлечения ресурсов на условиях проектного финансирования до финансового и валютного кризиса 1997—1998 гг. являлись Юго-Восточная Азия (включая Китай) и Тихоокеанский регион (Приложение В).

На начальном этапе в сфере проектного финансирования доминировали банки США и Канады, затем позже (в связи с развитием нефтедобычи в Северном море) — Великобритании. В 90-х годах на рынке проектного финансирования появились крупные банки Японии, ФРГ, Франции. В 1996 г. 25 ведущих банков организовали предоставление синдицированных и консорциональных кредитов на условиях проектного финансирования на сумму около 60 млрд долл. (для финансирования свыше 1000 крупных инвестиционных проектов) (Приложение Г)[16].

Еще со второй половины 80-х годов мир активно заговорил об «азиатских тиграх»[17], вскоре взахлеб начали утверждать, что XXI век будет Веком Азии. Эти страны, впервые включившись в мировую систему экономики, преодолев вековую отсталость, увидев результат социального возрождения, уверовали, что для них навсегда наступил период экономического процветания, однако уже в середине 1997 года Юго-Восточную Азию охватил мощный валютно-финансовый кризис. Мировые финансовые рынки залихорадило. Давление спекулянтов вынудило банк Таиланда отпустить национальную валюту - бат. Несмотря на значительные валютные резервы Таиланда, национальный банк смог противостоять спекулятивным атакам только в течение двух недель. 2 июля 1997 года началось падение курса бата. Со скоростью тропического урагана валютный кризис стал распространяться на соседние страны АСЕАН. Особенно остро финансовый кризис сказался на Индонезии. Здесь кризис обрушился не только на финансовых олигархах и финансовых магнатов. Он, прежде всего, обнаружил укоренившиеся социальные проблемы, дисбаланс между народом и властью, разросшуюся коррупцию и монополизм финансово-властных структур, ухудшающееся социальное положение основной части населения, особенно молодежи и студентов. В течении одной недели ранее казавшаяся весьма благоприятная страна превратилась в арену массовых беспорядков, грабежей и опустошения, которые длились несколько месяцев, пока не ушел в отставку глава государства. Достаточно вспомнить, что за одну неделю было закрыто более 70 банков.

Наверное, первым о приближении глобального кризиса заговорил Джордж Сорос. Еще в 1995 году в своем интервью, опубликованном в книге “Сорос о Соросе”, известный финансист утверждал, что мировые финансы крайне нестабильны, что капитализм вот-вот войдет в состояние глубокого кризиса, и что этот кризис разрушит и сложившуюся систему мировых финансовых рынков, и систему глобальных торговых связей, то есть все то, что с таким усердием выстраивал запад в течение последних десятилетий. Хотя в руководстве Soros Fund предвидели приближение кризиса, масштабы неурядиц застали всех врасплох. Обнаружился ряд скрытых и, как казалось тогда, не связанных между собой дисбалансов, а их сочетание вызвало к жизни процесс, весьма далекий от равновесия, последствия которого неизмеримо превзошли то, что можно было бы ожидать от составляющих его элементов[18].

Финансовые рынки сыграли роль, сильно отличающуюся от той, которую им отводит экономическая теория. Предполагается, что финансовые рынки совершают движения, похожие на движения маятника: они могут испытывать беспорядочные колебания под воздействием внешних ударов, но считается, что, в конечном счете, они приходят в точку равновесия, и это точка, вроде бы одна, независимо от временных колебаний. Вместо этого, финансовые рынки скорее повели себя как разрушительный шар — они перекатывались из страны в страну и сметали более слабые рынки.

Трудно избежать вывода, что международная финансовая система сама стала главным фактором кризисного процесса. Она определенно сыграла активную роль в каждой стране, хотя влияния других факторов различались по странам. Такой вывод трудно примирить с широко распространенным мнением, согласно которому финансовые рынки пассивно отражают глубинные экономические процессы. Чтобы проверить мой тезис о финансовых рынках, попробуем оценить другие составляющие кризиса, а затем посмотрим, что же произошло на самом деле.

Самой непосредственной причиной неурядиц стало несоответствие валютных курсов. Страны Юго-Восточной Азии придерживались неформального соглашения о привязке своих валют к доллару США. Видимая стабильность доллара побуждала местные банки и фирмы брать кредиты в долларах и конвертировать доллары в местные валюты без хеджирования; затем банки ссужали деньги или вкладывали их в местные проекты, преимущественно в недвижимость. Это казалось безопасным способом зарабатывать деньги, пока неформальная долларовая база оставалась стабильной. Но система начала испытывать давление, отчасти из-за занижения курса китайской валюты в1996 г., отчасти из-за повышения курса доллара по отношению к иене. Торговый баланс соответствующих стран ухудшился, хотя дефицит поначалу компенсировался существующим крупным сальдо по счетам движения капиталов. Однако к началу 1997 г. стало ясно, что разрыв между торговым балансом и балансом движения капиталов становится невыносимым. Тогда же Soros Fund осуществил «короткую» продажу таиландского бата и малазийского ринггита со сроками погашения от шести месяцев до одного года. Впоследствии премьер-министр Малайзии Махатир обвинил руководство Soros Fund в инициировании кризиса. Это обвинение было совершенно необоснованным, т.к фонд не продавал валюту во время кризиса или за несколько месяцев до него; напротив, он выступил его покупателем, когда валюты начали падать, началась скупка ринггитов, чтобы получить прибыль от прежней сделки.

Однако кризис разразился лишь в июле 1997 г., когда таиландские власти отказались от привязки бата к доллару и установили плавающий валютный курс. Кризис наступил позднее, чем ожидалось, так как местные органы кредитно-денежного регулирования продолжали поддерживать свои валюты слишком долго, а международные банки по-прежнему предоставляли кредиты, хотя они должны были ясно видеть угрозу. Запаздывание, несомненно, способствовало обострению кризиса. Из Таиланда он быстро распространился на Малайзию, Индонезию, Филиппины, Южную Корею и другие страны.

Международный кризис достиг кульминации в конце декабря 1997 г., когда, несмотря на программу МВФ, иностранные банки отказались возобновить свои ссуды корейским банкам. Пришлось вмешаться центральным банкам, чтобы заставить подконтрольные или коммерческие банки возобновить предоставление ссуд. Был предусмотрен и второй пакет мер спасения. Вскоре кризис стал ослабевать. Председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспэн (Alan Greenspan) дал ясно понять, что азиатские неурядицы исключают любую возможность повышения процентных ставок, и рынки облигаций и акций воспрянули духом. Разрушительный шар остановился, не достигнув Латинской Америки, не считая первого удара по Бразилии. Корее и Таиланду повезло — там были избраны новые правительства, приверженные реформам. Положение продолжало ухудшаться лишь в Индонезии, но, в конце концов, и Сухарто был отстранен от власти. Вернулись охотники за дешевыми покупками; валюты окрепли; и к концу марта азиатские фондовые рынки, включая индонезийский, вернули от трети до половины потерь, выраженных в национальных валютах. Это — неплохой результат после крупного краха на рынке.

Валютно-финансовый кризис, поразивший страны Юго-Восточной Азии в 1997 году, стал испытанием решимости стран АСЕАН продолжить политику экономической интеграции. Серьезные внутренние проблемы, с которыми столкнулись члены Ассоциации в ходе преодоления кризиса, отвлекли их от решения перспективных задач, несколько ослабили "межасеановскую солидарность". Например, Таиланд и Филиппины считали необходимым активизировать усилия с тем, чтобы быстрее вписаться в процесс международной глобализации, решительнее проводить в АСЕАН экономические и политические реформы. Однако государства Индокитая проявили более осторожный подход, выдвигая на первый план незыблемость принципов невмешательства во внутренние дела друг друга и консенсус в принятии важных решений как основу в деятельности Ассоциации. В результате некоторые страны-члены АСЕАН, по сути, взяли курс на самостоятельный поиск путей преодоления кризиса. Тем не менее, на официальном уровне неизменно подчеркивается приверженность коллективному решению региональных проблем. Благодаря принятым мерам в первой половине 1999 года большинству стран Ассоциации удалось преодолеть негативные тенденции и продемонстрировать определенные успехи в деле финансового оздоровления, экономического роста и привлечения иностранных инвестиций.