Религиозно-философский подъем начала ХХ в. Движение к «новому религиозному сознанию».

Пробуждение религиозных потребностей и стремительное развитие религиозно-философской мысли в русском образованном обществе является важнейшей особенностью отечественной духовной культуры конца XIX - начала ХХ века. Большую роль в этом процессе сыграл богоискательский опыт Л.Н.Толстого (1828-1910), который в конце 1870-х годов пережил глубокий духовный кризис, из которого вышел с жаждой религиозной веры. Писатель обратился к вероисповеданию простых русских людей, но не смог принять Православия. Отказавшись поверить в Божественность Христа, бессмертие души и церковные таинства, он начал создавать собственное толкование христианства, переделывая при этом текст Евангелия. Постепенно разрыв с Православной Церковью стал перерастать во враждебное к ней отношение, что повлекло за собой отрицание государства, социальных и культурных традиций и утверждением моралистической идеи непротивления злу силою, превращавшее человека в пассивное, покорное злу существо. Эта душевная драма великого русского писателя произвела сильное впечатление на всех ищущих Бога образованных людей. Своим разрывом с безбожной культурой, своей проповедью строительства жизни на религиозной основе Толстой показывал мятущимся интеллигентам путь обретения подлинного смысла творчества. В итоге сложной духовной работы, среди представителей русского интеллигентного общества в первом десятилетии ХХ века распространилось отношение к религиозным вопросам не как к проблемам мысли, а как к наиважнейшим вопросам человеческой души, без ответа на которые жизнь лишается всякого смысла. Сознание русского интеллигентного человека начинало испытывать потребность по церковным началам духовной жизни, стало возрождаться стремление мыслить и действовать в свете традиционной христианской истины. Но изживание отчужденности интеллигенции от церковных устоев русской культурной жизни давалось нелегко. На каждом шагу оно порождало новые искушения и проблемы, о чем свидетельствует опыт столичных религиозно-философских собраний.

      - Деятельность философско-религиозного общества в Петербурге (1901-1903). Поиск «нового религиозного сознания» в среде русской интеллигенции.

Петербургские религиозно-философские собрания, организованные по инициативе целой группы писателей и философов во главе с Д.С.Мережковским, стали исключительно важным событием в духовной истории русского общества. Основная цель этого начинания состояла в установлении взаимопонимания между представителями Церкви и интеллигенции при обсуждении насущных задач религиозно-нравственной жизни страны. Всего состоялась 22 собрания, прошедших в период с ноября 1901 по март 1903-го года. Историческое значение их, по верной оценке о. Г.Флоровского, определялось тем, что это была новая встреча интеллигенции с Церковью после бурного опыта интеллигентского нигилизма и отречения от православной веры. Но задачу собраний стороны понимали по-разному. Духовные власти разрешили их в целях обращения отпавших от Церкви чад. Мережковский отмечал, что иерархи и священники «шли навстречу миру с открытым сердцем, с глубокой простотой и смирением, со святым желанием понять и помочь». Интеллигенты же хотели предъявить церковнослужителям свои заветные требования реформ, новых действий и ожидали от Церкви приближения к проблемам светской культуры. Собрания сразу же привлекли общественное внимание и стали быстро разрастаться. Они проходили в зале Географического общества, с огромной и нелицеприятной статуей Будды в углу, которую на время собраний закутывали материей. Публика отличалась чрезвычайной пестротой. Тут были и осанистые архиереи, и аскетические монахи, и ищущие Бога писатели, и утонченные эстеты от журнала «Мир искусства», студенты светских и духовных учебных заведений, и дамы всех возрастов, и типичные радикальные интеллигенты, пришедшие сюда ради чистого любопытства. Председательствовал на собраниях епископ Сергий - ректор Петербургской Духовной академии. Благодаря его мудрому руководству, игра страстей и самолюбия была умиротворена и пеструю публику объединила потребность осмыслить наболевшие темы духовной жизни. К сожалению, в силу разности мировоззрений, подходов, стилей мышления двух участвовавших в диалоге сторон, собрания ни к чему практическому не привели и были запрещены властями. Однако поставленные на них вопросы запали в сознание общества, дали стимул общественной мысли и получили дальнейшее развитие в русской религиозной философии. Ключевая проблема многих Петербургских религиозно-философских встреч интеллигенции и церковнослужителей состояла в выяснении должных отношений Церкви и общества, ответить на вопрос как сделать христианство вновь духовно организующей силой общественной жизни, преодолеть отчуждение церковной и светской культуры. Он был остро очерчен в самом первом докладе - “Русская Церковь перед великой задачей”, - который сделал В.А. Тернавцев. Докладчик наметил ряд острых противоречий между религиозной природой русской Верховной власти, православными традициями народа, всеми старыми сословиями и противоцерковной светской общественностью, с ее земством, университетами и новыми классами, исторической России чуждыми. Способны ли эти разные силы жить единой жизнью? Каковы условия их объединения, если оно возможно? - спрашивал Тернавцев. На его взгляд, возрождения России можно было ожидать только в связи с новым религиозным подъемом русского духа, с осознанием необходимости мировой борьбы против антихристианских сил и решительным поворотом Русской Церкви к земному миру. Пока этого не произошло, пока Церковь уповает на мир загробный, интеллигенция будет все свои помыслы посвящать грядущему земному счастью и даже при тоске по Богу отчуждаться от Православия. Докладчик призывал церковных деятелей задуматься над православным религиозно-социальным идеалом, уделить внимание задачам общественного и государственного строительства. Заявившая о себе на Петербургских собраниях идея «нового религиозного сознания» предполагала, что истина христианства не была воплощена ни одной церковной традицией. Она была лишь проповедана Христом и апостолами и почти сразу же искажена деятельностью «исторической Церкви». Обличая реальную Церковь в многочисленных грехах, «неохристиане» утверждали, что только новая, грядущая «Церковь Третьего Завета» явится торжеством подлинной духовности и полностью преобразит жизнь на земле. Крайне характерным представителем этого сознания был писатель Д.С.Мережковский (1865-1941). Он происходил из семьи высокопоставленного чиновника, учился на историко-филологическом факультете Петербургского университета, участвовал в идейном оформлении символизма, стал одним из главных инициаторов «неохристианского» движения и прославился быстрым писанием объемистых исторических романов, посвященных духовной проблематике. Мережковский остро переживал неудовлетворенность как светской культурой, так и рассудочной толстовской религиозностью, с ее воинствующим морализмом. Видную роль в попытке оформить идеологию «нового религиозного сознания» играла жена Мережковского Зинаида Николаевна Гиппиус(1869-1945). Гиппиус отличалась властным мужским характером, вполне проявляя его в проповеди неохристианства. Другим центром «нового религиозного сознания» служил кружок В. И. Иванова. Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) - знаменитый поэт-символист, литературовед и философ культуры - изучал филологию в Московском университете, а затем в Берлине. Несколько лет он читал лекции в Парижской высшей школе общественных наук. В 1905 г. Иванов вернулся в Россию, вооруженный достижениями европейской гуманитарной науки, став прекрасным знатоком античного наследия. Он являл собой человека утонченной и универсальной культуры, хотя происходил из коренного русского духовного сословия. Впитав интеллектуальные достижения Запада, Иванов был склонен строить русские мессианские идеологии в духе славянофильства и вскоре стал вдохновителем религиозно-мистических исканий петербургской интеллигенции. Квартира Иванова, располагавшаяся в огромном здании на Таврической улице д. 35, возле Таврического дворца занимала выступ дома, и потому получила название «башни Иванова». Жилище поэта и философа занимало две соседние квартиры и представляло собой причудливый лабиринт коридоров и комнат, который Мережковские именовали «становищем». Быт “становища” в 1909-1910 годах был весьма своеобразным. В одной комнате заседал совет Петербургского религиозно-философского общества, в другой проходили какие-то репетиции студентов-филологов, в третьей собирался журнал «Аполлон». По коридорам, покрытым заглушающими шаги ковровыми дорожками, частенько слонялись какие-то хлыстовского вида сектанты. В полночь подавали чай... Разгорался общий спор, в ходе которого причудливо скрещивались разнотипные мировоззрения. При всей широте и глубине познаний Иванова, духовная основа его миросозерцания была не менее смутной и противоречивой, чем у Мережковского. Одним из заветных чаяний Вячеслава Иванова было возрождение соборно-органической русской культурной стихии. Грядущая всенародная культура, преодолевающая интеллигентский индивидуализм, мыслилась Ивановым как мифотворческая, проникнутая энергией символа и мифа, и потому он видел в поэте не просто представителя искусства художественной словесности, но пророка и учителя, в творениях которого выражается душа народа и народ обретает свое «Я». Говоря о писателях-философах, озабоченных поиском «нового религиозного сознания», нельзя обойти вниманием такого выдающегося оригинальностью писателя-мыслителя, каким был Василий Васильевич Розанов (1856-1919). Выходец из бедной провинциальной семьи, окончивший филологический факультет Московского университета и учительствовавший в ряде небольших российских городков, Розанов, после переезда в столицу, стал прославленным литератором, участником большей части петербургских религиозно-философских начинаний. В основу своего мировоззрения писатель положил мистику пола и плоти. Вся философия человека для него сосредоточилась в тайне пола, который понимался Розановым как духовно-энергетическая основа человеческой природы. По мысли писателя, Христос, своей проповедью первенства духовных ценностей, угрожает христианскому миру превращением в монастырь и физическим вырождением человечества. Христос для Розанова как бы первый нигилист и интеллигент, чуждый семье, прочному быту, хозяйству и деторождению. Эти странные, путаные идеи Розанова выводили его за рамки христианского миросозерцания и склоняли подчас к самому вульгарному язычеству. Общественно-политические взгляды писателя были не менее пестрыми и противоречивым, чем его религиозные представления. Будучи активным публицистом, Розанов часто высказывал плохо совмещающиеся суждения, то крайне консервативного толка, то довольно прогрессивного, призывая к религиозному обновлению и социальному творчеству. Не менее значима в контексте изучения проблемы поиска русской интеллигенцией в начале XX века «нового религиозного сознания» личность Н. А. Бердяева. Николай Александрович Бердяев (1874-1948) происходил из дворянской военной семьи, учился в Киевском университете, был сослан в Вологду за участие в социалистическом кружке (что помешало опальному студенту окончить университет), затем совершил эволюцию от марксизма к идеализму и от идеализма к христианскому мировоззрению. Бердяев - один из самых плодовитых религиозно-философских писателей, чутко и быстро реагировавший на внутрироссийские и мировые исторические события. В силу острого ума, огромной эрудиции, повышенной восприимчивости к внешним влияниям, публицистической актуальности сочинений и яркой афористичности своего писательского стиля, он получил широкую мировую известность. Вместе с тем, требовательные критики обнаруживают в текстах прославленного мыслителя много непоследовательности и повторов, непродуманность философских конструкций и смесь самых разнородных идеологий. Сам Николай Александрович говорил о себе, что проблема человека стоит в центре всех его размышлений. Человек, понятый как глубоко личностное существо, нерасторжимо соединяющее в себе универсальное и уникальное начала своей духовной природы, творческая судьба и трагедия земного существования личности - вот что в первую очередь вызывает исследовательский интерес мыслителя. Человеческое бытие истолковывается Бердяевым, главным образом, как глубоко одинокое, не от мира сего, странническое пребывание на земле, все достоинство которого определяется широтой любви, верностью своему личному предназначению и, в конечном счете, перспективой посмертного существования. Бытие в ином мире для философа имеет ценность только при условии воссоединения со всеми любимыми существами, с которыми человек провел земную жизнь. В этой части религиозно-философское воззрение Бердяева подкупает одухотворенной человечностью. Оно глубоко связано с христианскими установками. Бог, как и человек, у Бердяева - своего рода трагическая личность. Она обречена вечно, безнадежно бороться за торжество блага и гармонии с изначальной, независящей от нее по природе хаотичной стихией.

Подводя итог вышесказанному, можно констатировать, что религиозно-философский подъем, наблюдавшийся в предреволюционный период, имел исключительное значение для русской культуры. Этот подъем свидетельствовал о сравнительно широком освобождении русской интеллигенции из-под власти секулярной культуры Запада, проникнутой материализмом и превознесением земных ценностей. Начался культурный возврат наиболее духовно чуткой части русского общества к своим христианским корням. Вместе с тем, были очевидны и негативные моменты в движении интеллигенции к «новому религиозному сознанию», ибо в обрамлении христианских и даже церковных фраз зачастую просматривалась старая интеллигентская вера в спасительно-очистительную миссию революции, в возможность достижения на земле своего рода Царства Божия, а иногда проповедовался крайний анархизм и отрицание векового опыта Церкви. Существенным недостатком всего «серебряного века» русской культуры являлась изолированность самосознания духовной элиты творческой интеллигенции от миросозерцания широких социальных слоев, а отчасти и от реальных проблем народной жизни. За пределами довольно узкого круга интеллектуальной элиты идеи духовного преображения культуры и светской общественности не распространялись. В то время, когда на «башне» Иванова велись утонченные размышления о духовных судьбах России, в стране вызревала, а затем и буйствовала первая революция, ставшая первым серьёзным предзнаменованием и обнаружением той разрушительной исторической альтернативы, которая имела много шансов реализоваться в стране при определённом стечении обстоятельств.