Иван Грозный и годы надлома

Если говорить о времени Ивана Грозного, а он был венчан на царство, первый венчанный царь… Венчание на царство разработано было митрополитом Макарием для 16-летнего царя. Это, можно сказать, особый случай. С одной стороны, это вершина, то, к чему шла Русь, к чему шло Московское княжество: теперь оно именуется царством. А с другой стороны, это та вершина, с которой начинается резкое падение и разрушение всего.

Сегодня спорят о роли Ивана Грозного. Но посмотрим, например, на иконы этого времени. Они очень резко отличаются от всего того, что мы видели до этого. Во-первых, первое, что бросается в глаза: это иконы на темно-зеленых, темно-оливковых тонах. Из иконы уходит свет. Я думаю, что свет на самом деле ушел из жизни, потому что время Ивана Грозного, особенно вторая половина его правления – это, конечно, очень темное, кровавое время. Тут как бы историки не спорили о значении Ивана Грозного, все-таки он половину страны залил в крови, и многие люди воспринимали это просто как конец света.

И во множестве имеется икона, которая была вкладной иконой Ивана Грозного в многие монастыри, и сейчас в нескольких музеях такие аналогичные иконы есть – это «Иоанн Предтеча» поясной. Известно, что это копия, или список, неправильно к этому времени относить слово «копия», список греческой иконы, может быть, чуть более ранней или примерно того же времени. Но для греков очень характерен этот образ такого аскета. До этого совсем полуголое даже аскетическое тело не изображали. В XVI в. опять же новые элементы входят: очень часто обнаженное тело присутствует. И юродивых, и Иоанна Предтечи. Это любимый святой Ивана, тезоименный святой, в честь него, собственно говоря, Иван Грозный назван, и он вот такие иконы привозил в монастыри. А он был, как мы знаем, очень богомольным.

Но появляется и другой Иоанн Предтеча: «Иоанн Предтеча – ангел пустыни». Конечно, этот образ не появился именно в это время, во второй половине XVI в., он появился раньше, но в это время он приобретает особую остроту, потому что это образ апокалиптический, это тот ангел, который приходит перед концом света, тот ангел, который приходит приготовить путь Господу, и в то же время тот ангел, который возвещает и Страшный суд. Он изображается с крыльями – опять же характерный для этого времени темно-оливковый, такой зеленый фон, такая мрачноватая гамма с тревожными красными всплесками. И к тому же Иоанн Предтеча держит в руках чашу со своей головой и свиток, в котором как раз написано «Покайтесь, ибо приблизилось царство небесное», и что секира уже лежит при корне древа, и это все тут же изображено – дерево, топорик…

И, конечно, для людей того времени это было очень понятным посланием. Посланием, что действительно пришли последние времена. И царь каялся – с утра убивал, вечером каялся, или наоборот, вечером пытал, наутро приходил на литургию каяться, и весь народ каялся, потому что смерть была так близка, так возможна, что, действительно, впору было вспомнить о том, что каждый вот-вот предстанет перед судом Господним. Это вот такие апокалиптические настроения.

Если мы помним, апокалиптические настроения в рублевское время были скорее окрашены в светлые тона, потому что по сравнению со страшным игом Страшный суд Христов – это просто торжество правды и избавление от всего. А здесь, наоборот, нагнетаются, даже в самих иконах, вот такие темные краски, и эсхатология окрашена в темные тона.

Очень удивительна и интересна икона Волоколамской Божьей Матери. Она сейчас находится в экспозиции Рублевского музея и тоже относится к грозненскому времени. Одно из исследований говорит о том, что эта икона была вкладом Малюты Скуратова в Волоколамский монастырь. И не случайно здесь на полях появляются два митрополита – митрополит Петр и митрополит Иона. Хотя одно время даже считали, что это митрополит Киприан, поскольку там плохо сохранились надписи, но, скорее всего, это Иона. Т.е. первый митрополит, перенесший резиденцию в Москву, – Петр, и митрополит Иона – первый, кто стал во главе, еще де-факто, еще не де-юре, но все-таки самостоятельной русской церкви в середине XV в.

И это не случайно. Ведь кто такой Малюта Скуратов? Это тот человек, который привел в исполнение приказ Ивана Грозного удушить митрополита Филиппа (Колычева), единственного человека в церкви, который мог сказать царю-душегубу, что он пьет кровь христиан, и отлучить его от причастия, покуда он не исправится. Ну, конечно, по приказу царя его выволокли из алтаря во время литургии, отправили в ссылку в тверской Отроч монастырь, где, собственно, Малюта Скуратов его и задушил.

И понятно, почему икона написана в меру и подобие известной чудотворной иконы Владимирской, которая была во Владимире, потом в Москву была перенесена. Смотрит с такой скорбью, смотрит на нас совершенно другими глазами, хотя все здесь повторено и даже доска взята того же размера, что у той, византийской чудотворной иконы. Но другое время, другой повод написания – действительно ли раскаялся Малюта Скуратов, действительно ли на помин души убиенного митрополита заказал икону, мы, конечно, имеем только версии. Хотя, конечно, документально как-то его вклад подтверждается. Тем не менее это очень показательно для вот этого времени. Видите, от светлых фонов мы перешли к темным в середине и второй половине XVI в., от радостных, утонченных и светлых икон – к таким скорбным, мрачным, с предчувствием скорого конца света.

Время новых жанров

Но XVI в. – это, как я уже сказала, время новых жанров. Появляется, например, такая батальная картина, а не икона – «Благословенное воинство Царя Небесного». Она написана в 50-е годы, как раз в то время, когда Иван Грозный совершал свои походы на Казань, на Астрахань. Как известно, походы на запад ему не удались, ливонские войны он проиграл, поэтому он решил завоевывать восток, и здесь ему удача сопутствовала. И вот, видимо, по его заказу, пишется огромная икона, четыре, может быть, даже больше метров в ширину, которая называется «Благословенное воинство», где церковь как воины, все на конях. В основном это воины-мученики, хотя такого количества воинов-мучеников в православных святцах нет. Но тем не менее это церковь именно как воинствующая, скачут из горящего Вавилона в небесный град Иерусалим, предводительствуемые сонмом ангелов и архистратигом Михаилом.

И в центре этой иконы – царь. Скорее всего, конечно, это царь Константин, потому что царь Константин очень почитается, и в это время очень почитался, и он как первый христианский царь возглавляет это воинство. Но часто в нем видят портрет самого Ивана Грозного, или по крайней мере тот образ, который он хотел, чтобы в нем видели – человека, который не только государством правит, но и церковь ведет к правильной цели. Так хотел себя презентовать народу сам Иван Грозный. Т.е. появление таких икон, которые, конечно, прославляют уже не Церковь, а, может быть, самого царя, тоже очень и очень показательно.

Ну, вот это особое место в Успенском соборе, которое было вырезано для Ивана Грозного, тоже с таким шатровым верхом. Это говорит о том, что Иван Грозный, конечно, себя представлял фигурой просто вселенского масштаба.

Но если говорить опять же об иконописи, то это время расцвета богословия, которое тоже на иконописи сказалось. Мы можем назвать богословом того же Нила Сорского, хотя это конец XV в., Иосифа Волоцкого, который прожил гораздо дольше своего соперника. Это время, конечно, Зиновия Отенского.

В это время приезжает на Русь замечательный Максим Грек, который, к сожалению, здесь обрел очень печальную судьбу, но сделал очень много для русской книжности, для справки книг, для переводов, для ознакомления России, Руси с идеями в том числе и Возрождения, потому что он провел немало времени во Флоренции, был учеником знаменитого монаха Савонаролы, а потом, после его казни, постригся на Афоне и уже как афонский монах прибыл на Русь.

Т.е. это время, конечно, великих богословов, время богословских соборов, когда русская церковь начинает богословствовать не частным образом, а пытается выработать какие-то богословские нормы своего бытия. И это тоже отражается на иконописи. Появляются, я бы сказала, богословские сюжеты. Не просто образ, который раскрывает уже богословие – христологию там, тринитологию, но иконописцы как бы идут дальше, и заказчики этих икон тоже, потому что всегда иконы пишет не один человек, это соборное творчество.

Например, появляются такие символические сюжеты – Недреманное око, где Христос лежит на ложе, а рядом Богородица, которая ему молится, и ангелы с крестом, два ангела, один прилетает, другой стоит рядом с ним. Это сюжет, который возводится к 120-му псалму, который говорит о том, что «не спит и не дремлет хранящий Израиль». И вот как бы на эту тему иконописец делает целый сюжет иконы, что раньше было трудно себе представить, потому что икона – это все-таки моленный образ. А здесь скорее образ, который позволяет нам иллюстрировать некую богословскую мысль, извлекаемую из псалма. Или, например, «Видение Евлогия» — икона из Сольвычегодска, где показано, как ангелы сослужат монахам в литургии. Т.е. такая как бы иллюстрация некоего введения во время литургии или попытка мистически осмыслить литургию.

Или, например, «Видение Евлогия» — икона из Сольвычегодска, где показано, как ангелы сослужат монахам в литургии. Т.е. такая как бы иллюстрация некоего введения во время литургии или попытка мистически осмыслить литургию.