Иллюстративные иконы и споры о «Новозаветной Троице»

Или, например, очень много софийных образов. «Пир Софии», образ Софии крылатой и т.д. Или литургические образы. Вообще то, что задумываются над литургией – это тоже очень интересный момент.

Например, появляется икона, которую раньше невозможно было себе представить, иллюстрирующая догматическое, повторяю, песнопение, которое есть в литургии, «Единородный Сыне». Икона, конечно, и прежде участвовала в литургии, всегда была частью литургии, но это всегда был образ Христа, образ Богородицы, образ святых, которые вместе с нами молятся на литургии, образ праздника, т.е. того дня, в который служится литургия. Но так, чтобы литургию иллюстрировали, еще не было. Хотя, конечно, уже появляются в конце XV в., например, акафистные иконы – мы смотрели «О Тебе радуется». Но это еще самое начало. А в середине XVI в. , во второй его половине, этих икон становится невероятно много.

Более того, появляются иконы, вокруг которых идут ожесточенные споры. Это иконы так называемой «Новозаветной Троицы». Вообще была очень интересная история. В 1547 году Ивана Грозного короновали на царство. Как мы сказали, это такой переломный момент, это вершина, обретение нового статуса государством. И в то же время именно в этот год случился большой московский пожар. Т.е. вот такое огненное крещение, огненное знамение. В этом пожаре выгорели многие церкви, в том числе кремлевские. И митрополит и царь приказывают собирать по многим городам, особенно в Новгороде, присоединенных землях, новые иконы, лучшие иконы, чтобы поставить взамен вот этих выгоревших. И именно в это время в Москве появляются иконы, которых в Москве просто никогда не было. В том числе они, конечно, прибыли из Новгорода.

И при виде этих новых икон поднимается спор. Спор этот поднял один очень интересный человек, Иван Михайлович Висковатый. Он был дьяком посольского приказа, как мы бы сказали – чиновником Министерства иностранных дел, потому что Посольский приказ – это был приказ, где сидели толмачи, переписка велась с другими иностранными государствами, где все очень важные государственные дела совершались. И этот очень образованный человек, наверняка знавший языки, раз его туда приняли, богословски образованный, вдруг начинает у всех спрашивать: «а откуда эти иконы? А что они обозначают? А разве можно, например, изображать Бога-отца?»

Вот, например, «Отечество» XVI в. мы имеем. Сидит на престоле старец, у него на коленях восседает отрок, и этот отрок держит в руке сферу, из которой вылетает голубь. Конечно, такого никогда не было. Или, например, «Единородный Сыне»…, где Христос представлен в латах, как рыцарь, где Христос представлен в виде распятого херувима. Это все западные образы, которые были, конечно, уже в период Возрождения, которого не знало восточно-христианское искусство. И вот, оказывается, через Новгород они приходят к нам. И Иван Висковатый, конечно, требует ответа.

Он добивается даже, чтобы этот вопрос поднимался на Стоглавом соборе. А я сказала, что период Макария – это период соборов, период, когда Русская церковь пытается все регламентировать, пытается все привести к единому чину, и литургию пытается унифицировать, и святцы унифицировать, и богословие чтобы не было в каждом княжестве свое, и т.д. Т.е. попытка очень важная. Стоглавый собор – это сто глав о жизни церкви: о жизни монашества, о том, как вести литургию, как богословствовать, как к этому относиться, к тому, к сему… Т.е. сто вопросов было поднято. И среди них, что очень важно, был поднят вопрос об этих новых иконах, вообще о том, как относиться к иконам.

И надо сказать, что хотя митрополит очень уклончиво на это отвечал и говорил, что «это по видению», а вот пророк Даниил видел ветхого днями, и вообще, так сказать, мистическая часть иконы важна, а не только догматическая, и .т.д. Но все-таки Стоглавый собор вынужден был принять такое решение, что единственным таким богословски более-менее оправданным образом является, конечно, «Троица» Андрея Рублева, где все три ангела прикровенно показывают образ даже не троицы, а троического божества. Т.е. это образ троицы не как ипостасный, а образ той тайной Троицы, которая была явлена еще праотцу Аврааму. А все вот эти образы не соответствуют учению православной церкви.

Ну, тем не менее, как мы знаем, еще Салтыков-Щедрин сказал, что строгость российских законов окупается необязательностью их исполнения. Так, собственно говоря, получилось и с соборами. Еще через сто лет после этого Большой Московский собор в середине XVII в. подтвердил решение Стоглавого собора в этом пункте, тем не менее до сих пор мы видим эти изображения. Я сказала, что в основном они прибыли из Новгорода. И есть такая версия, почему они в Новгороде-то появились. Их не было в византийском искусстве. В поствизантийское они вошли скорее всего под влиянием России, хотя тоже здесь нужно смотреть. И даже греческая церковь принимала такие постановления, что они неканоничны, но они и там задержались. Вот откуда это, откуда?

Дело в том, что действительно в Новгороде… А самая ранняя икона такого извода сейчас находится в Третьяковской галерее, она датируется аж концом XIV в., ну, рубежом XIV–XV вв. В Новгороде в это время, на рубеже XIV – XV вв. была такая ересь – стригольников. И они, по всей видимости, хотя, конечно, все их книги уничтожены, мы знаем о них со слов победителей, а победители, как говорится, излагают свою версию событий. Но, скорее всего, это было протопротестантское какое-то движение. Они часто бывали антитринитариями. И вот для борьбы против антитринитарного учения стригольников новгородцы, видимо, и выдвинули этот образ, как такое наглядное подтверджение того, что христиане верят в Троицу. Вот вам Отец, вот вам Сын, вот вам Дух Святой!

Но тут очень хорошо видно и западное происхождение этого. Потому что образ Духа Святого, конечно, здесь соответствует формуле, символу веры католическому, от которого всегда восточная церковь открещивалась и говорила, что Дух Святой исходит только от Отца. А принятая формула с филиокве, «…и от Сына…», удержалась только на Западе. Здесь мы как раз видим, что Дух Святой исходит от Сына. И от Отца, и от Сына. Это тоже было замечено, конечно, русскими богословами, и последующие, особенно в XVII в., такие образы были исправлены, Дух Святой был перенесен, выше его стали изображать, на груди Отца, над Сыном.

Но это не исправило самого главного. Это не исправило того, о чем говорил дьяк Иван Михайлович Висковатый: того, что мы нарушаем тем самым заповедь, о которой еще VII Вселенский собор говорил, что мы не изображаем Отца, потому что он не был воплощен, а изображаем Сына, потому что он имел воплощение, и видевший Сына видел Отца. Т.е. впервые вообще на Руси задумались о том, а что такое икона? а что она изображает? А можно ли это изображать?

Но уже процесс был запущен, и многие вещи, которые, конечно, входят в этот момент неканоничности… Где граница канона? Иван Висковатый очень хорошо это понимал. Более того, он опросил многих, в том числе и Максима Грека, который подтвердил, что греки не знают этого образа. Зиновий Отенский – тоже такой старец, очень богословский авторитет того времени, тоже подтвердил, что это невозможно.

Тем не менее эти образы утвердились, в том числе, например, образ Софии, тоже пришедший из Новгорода, Софии как крылатого ангела, о котором тоже Стоглавый собор говорил, что это образы, не очень понятные простому человеку. Иконы тем самым лишаются своей научительной функции. Она не столько учит вере, сколько показывает какие-то вещи, которые человеку простому даже, может быть, и невозможно узнать.