Общая характеристика основных направлений западноевропейской философии истории в ХХ в.

Философия истории – это область философского знания, охватывающая он­тологические вопросы исторического процесса – такие, как смысл и направление истории, расчленение и последовательность основных исторических эпох, специфика исторического процесса, соотношение истории и природы, свободы и необходимости в историческом творчестве, а также гносеологические и логико-методологические проблемы исторической науки. У ее истоков – Вольтер, Вико, Гердер и Гегель.

Гегелевское построение не устарело и сейчас, ушла в прошлое лишь форма христианского провиденциализма, в которую Гегель облек свое вполне справедливое обобщение относительно «прогресса в сознании свободы». Если рассматривать его выводы вне телеологического контекста, как эмпирическое обобщение исторических фактов, то становится возможной замена телеологической схемы философии истории социальным эволюционизмом. Этот перелом в философии истории был осуществлен в середине 19в., и результатом его во многом стал социологический редукционизм в области исторического знания. Реакция на него, так же как и критика научного рационализма с позиций «философии жизни», являлась причиной возрождения интереса к собственно философии истории уже в конце 19в. При этом сложилось 2 направления:

1ставило целью выяснение философско-методологических оснований исторического знания в сравнении с естествознанием;

2ставило целью проникнуть в недоступные для понятийного мышления глубины «культурно-исторических типов» организации общественной жизни (Дильтей, Шпенглер).

Философский иррационализм противопоставил концепции единства мировой истории, опиравшейся на христианский провидециализм, биологическую модель исторического процесса, согласно которой единство человечества – это фикция, а фактически мы имеем дело с разнообразием специфических видов культуры, напоминающих богатство форм органического мира. Основные выводы традиционной философии истории, гегелевского типа, усматривавшей смысл истории в постепенном восхождении к свободе, были оспорены Ж.А. Гобино в «Опыте о неравенстве человеческих рас». По Гобино, фактором цивилизации является «чистота расы», которую долго сохранять не удается. Этим объясняется недолговечность расцвета очагов цивилизации: «этнические смеси» разрушают единство стиля жизни и приводят к «вырождению человека», а вместе с ним и к упадку всей социальной структуры. Было 10 цивилизаций в истории человечества, в рождении каждой из них созидательную роль он отводит белой расе. Хотя откровенный биологизм концепции Гобино не получил поддержки в 20в., сама идея плюралистической модели исторического развития привлекала все больше внимания.

Наиболее последовательно представление о самодавлеющей замкнутости дискретных культурных организмов, фаталистически подчиняющихся биологической необходимости рождения, расцвета, старения и умирания, защищал Шпенглер. Его теоретические построения были во многом предвосхищены концепцией культурно-исторических типов Данилевского. Он с большой убедительностью указал на действительный недостаток традиционного философско-исторического схематизма – на неправомерное обобщение, превращающее исторический путь Европы в универсальную схему социокультурной динамики человечества. Крах европоцентризма обострил проблему создания теоретической модели исторического процесса, в которой многообразие отдельных форм и богатств локальной специфики не исключает наличия объективных связей исторического бытия человечества.

Принципиальную односторонность шпенглеровской «морфологии культуры» метко определил Тойнби, назвав ее «культурно-исторической монадологией», то есть уподобив культурные организмы Шпенглера монаде Лейбница. Тойнби выдвигает на передний план интегрирующую функцию великих мировых религий, в которых видит единственную опору сближения народов. Так, христианский провиденциализм классической философии истории сменяется идеей экуменической религии, и философия истории возвращается к своим истокам, правда, обогатившись сознанием принципиальной неприемлемости монопольных притязаний на истину какого-либо одного символа веры. Однако проект религиозного экуменизма явно недостаточно принимает во внимание отчетливо выявившееся на протяжении веков историческое свойство каждой жизнеспособной и процветающей религии отторгать инаковерующих. Интегрирующая функция религии весьма относительна, поскольку предполагает консолидацию своих адептов за счет предельно негативной оценки «чужих».

Вторая разновидность современной философии истории выросла из внутренних процессов развития самой исторической науки и прежде всего из попытки осознания гносеологической природы и логико-методологической специфики самой процедуры исторического исследования. Постановка самого вопроса о логико-гносеологической специфики историографии стала возможной лишь в философской атмосфере, созданной «критической философией» Канта. Следуя примеру «трех кантовских критик», Дильтей выдвинул проект создания «критики исторического разума», предполагающей в качестве основного содержания ответ на вопрос о том, как возможно историческое познание. При решении этого вопроса выявилось три главных направления:

Герменевтический интуитивизм «философии жизни».

Экзистенциализм (здесь целый спектр разных позиций от рациовитализма Дильтея и Ортеги-и-Гасета до последовательно иррационалистической трактовки познания в духе «физиогномического такта» Шпенглера, «экзистециальной аналитики» и «герменевтики бытия» Хайдеггера), неогегельянская философия тождества исторического бытия и мышления (Кроче, Джентиле и Коллигвуд) и аксиологический методологизм неокантианства.

Позитивизм. Среди течений «критики исторического разума» неокантианский методологизм ближе всего подходит к установкам позитивизма, так как предпочитает вообще воздерживаться от решения гносеологического вопроса о соотношении исторического знания и исторической реальности, ограничиваясь всецело иммнентным рассмотрением структуры исторического знания.

С середины XIX века почти каждый крупный историк выступал со статьями и монографиями на тему об историческом знании. Это началось с корифеев «критической истории» Б.Нибура, Л. фон Ранке и до нашего времени. Когда мы пытаемся ответить на вопрос, познаваемо ли историческое прошлое в принципе, и если да, то каков философский критерий этой познаваемости, то эта проблематика требует уже «рефлексии второго порядка», выхода в чуждое для обычного историка поле абстрактно-философского исследования. Соединение качеств историка и философа в одном лице – довольно редкий случай. Буквально все наиболее крупные представители гносеологии и антологии исторической науки были специалистами в области истории культуры и не было ни одного представителя общей, не говоря уже о социально-экономической истории. Этим и объясняется тенденция историцизма к отождествлению исторического процесса с «историей мысли».

В условиях доминирования философии лингвистического анализа в Англии и США в последнее десятилетие получила широкое распространение аналитическая философия истории. «Метаисторический анализ» (другое название) имеет целью выяснение структуры исторических текстов, то есть объективации исторического знания в рассказе, повествовании. Сам текст является альфой и омегой анализа. Проблема отнесения к реальности («референции») существует лишь в виде «семантического аспекта» текста, лишь как определенный смысловой строй последнего. Здесь в контекст лингвистического анализа включаются мотивы феноменологии (Р.Ингарден). С этих позиций как определенный литературный жанр, историческое повествование становится осмысленным благодаря «внесению фабулы», которое структурирует изнутри хаотический материал событий. В отличии от подлинного художника-романиста, историк, начиная свой рассказ, уже знает конец, и связь между тем и другим образует стержень, благодаря которому простая хронологическая последовательность событий насыщается смыслом, приобретающим сложную «морфологию».

В рамках аналитической философии истории также возрождается старинный спор натурализма, стремящегося превратить историю в придаток социологии с ее «объясняющими законами», с «историцизмом», отстаивающим полную автономию истории как «царство духа», существующего независимо от природы. Но теперь этот спор уже развертывается исключительно в методологической плоскости как проблема соотношения описания и объяснения в исторической науке.

3.12 Русская философия истории 19-20 веков. Основные идеи и проблемы.

В своих взглядах на историю философы всего мира разделились на две группы:

• тех, кто рассматривает историю как хаотичный, случайный процесс, лишенный логики, закономерностей, направленности (например, иррационалисты);

• тех, кто видит определенную логику в истории, считая историю целенаправленным, закономерным процессом. К данной категории относится большинство философов.

Среди подходов к истории как к внутренне логическому и закономерному процессу особенно популярны:

1) формационный подход (в России - В.И. Ленин),

2) цивилизационный подход,

3) культурологический подход.

Необходимо отметить, что русская философская мысль заявила о своей вполне совершенной самостоятельности лишь к концу 40-х годов XIX в. в лице П. Чаадаева. Дело в том, что с принятием христианства на Руси в мировоззренческом отношении монопольное положение заняла византийская христианская теология. Освоение античного наследия совершалось опосредованно, преломлялось через призму этого вероучения. Религиозная борьба между восточной и западной церквями, между православием и католичеством, продолжавшаяся на протяжении нескольких столетий, также свела к минимуму философские контакты с Западной Европой. Вышеуказанные обстоятельства неизбежно сказались на характере развития русской философии, как в начальный ее период, так и в последующие. Свой вклад в своеобразие направленности и стиля философствования внесли как затяжной характер крепостничества в России, так и самодержавие, которые вызвали к жизни особые формы идеологии, в других странах либо совершенно отсутствовавшие, либо не получившие там значительного развития. Речь идет об идеологии дворянских радикалов-революционеров, о радикальном крестьянском демократизме, включая народничество, славянофильство-почвенничество, западничество и толстовство. Те же обстоятельства привели к значительной роли в истории русской философии православного христианства, к выработке национальной религиозно-философской традиции. Специфика социального развития России породила и особый слой людей, более нигде не встречавшиеся, а именно, интеллигенцию.

Русские философы использовали мыслительный материал, возникший на более развитой социокультурной основе, включили его, при этом соответствующим образом переработав, в структуры национального происхождения. Главными моментом в этом процессе стали:

Ø Теории естественного права и договорного происхождения государства, принятые в России задолго до постановки задач антифеодальных преобразований и истолкованные в широком диапазоне программ нескольких политических направлений (консервативных, просветительных, радикальных);

Ø Теории утопического социализма, возникшие в начале XIX в. как альтернатива развивающемуся капитализму и взятые на вооружение либеральным и радикальным дворянскими движениями, народниками, революционными демократами конца XIX – начала XX в., непримиримо относившимися к идее последовательного развития России;

Ø Антропологический материализм, который в России превратился в главную теоретическую систему почти всех направлений революционного движения;

Ø Идеалистическая диалектика, подвергнутая материалистической обработке и понятая как метод революционного отрицания, что было осуществлено параллельно с разработкой К. Марксом аналогичных проблем;

Ø Мистические религиозно-философские системы, прежде всего Ж. Де-Местра и Я. Беме, перенесенные на почву русского православия.

Проникновение в Россию передовых философских идей Европы, их творческая переработка на национальной почве, своеобразие которой основывалось на неповторимости русской истории и оригинальном восприятии и интерпретации христианского вероучения, вызванном противостоянием русского православия всем остальным христианским церквям, породило тот феномен, который мы сегодня называем русской философией.

Стремление к преодолению отсталости, борьба за уничтожение крепостничества, а затем и самодержавия, растянувшаяся на многие годы, обусловили тесную связь философско-социальных теорий с практикой революционного движения. Поэтому в русской философии почти полностью отсутствует так называемое системотворчество и отвлеченное философствование. Все философы были включены в сферу практически-политических вопросов, волновавших современников. Конечно, наклонности к умозрительным спекуляциям имели место, но далеко не в том виде и не в той мере, как это было, например, в Германии. Поэтому отношение к философии со стороны правительства было весьма настороженным. Так, министр просвещения князь П. Ширинский-Шихматов однажды заявил:” Польза от философии не доказана, а вред возможен”. Философия в России подвергнулась систематическим гонениям, а с середины XIX в. было запрещено ее преподавание во всех высших учебных заведениях страны. Поэтому философия искала выход в публицистике, литературной критике, в искусстве, тесно переплетаясь с другими формами общественного сознания, особенно с литературой. Как заметил в свое время А. Герцен, у народа, “лишенного общественной свободы, литература - единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести”.

Русская философская литература, насыщенная полемикой, острой критикой существующих порядков, сопровождающейся выдвижением разнообразных позитивных социальных программ. Но в то же время она самокритична, поскольку вынуждена была оперативно реагировать на все изменения в социальной и политической жизни страны, значит, исключался застой мышления. Но при этом сохранялся догматизм по отношению к своему “символу веры”, то есть к избранному направлению общественной мысли.

Философия, отрешенная от жизни и замкнутая в умозрительных конструкциях, в России не могла рассчитывать на успех. Поэтому именно в России, раньше чем, где бы то ни было, философия оказалась сознательно подчинена решению насущных задач, стоящих перед обществом.

Для понимания философского процесса в России в содержательном плане большое значение имеет прослеживание концепции и проблем, последовательно проходящих через несколько исторических периодов. Их можно назвать “сквозными”. Они порождали многообразные комбинации мировоззрения, использовались одновременно всеми борющимися партиями, течениями, направлениями, разумеется, в несовпадающих интерпретация и выводах. Такого рода теоретические конструкты демонстрируют нам как высокий динамизм, так и внутреннюю связанность русской философии – единого и в то же время противоречиво двустороннего процесса национального мышления. Сейчас, по-видимому, невозможно проследить все сквозные концепции и проблемы, но некоторые из них, достаточно актуальные и сегодня, имеет смысл кратно осветить. Это проблема соотношения России и Запада, а также социальная проблематика и др.

Наивысшего своего развития, становления своих течений и школ, выхода на мировую арену ее наиболее значительных представителей, полнокровной реализации ее национальных особенностей русская философия добилась в три последних века своего существования - XVIII-XX вв. Предысторией этого величия является развитие русской мысли в XI-XVII вв., когда формировались основные ее понятия, утверждались ее национальные традиции

XIX в. - значительный этап развития русской философии. Это век ее выхода к классическому совершенству законченных форм и идей, открытий и предвидений, сближения и взаимообогащения, а во многих случаях и противостояния с европейской философией.

Высшей точкой развития русской общественной мысли в 1-й четверти XIX в. были политические программы, философия и социология декабристов.

Развитие философии в последекабристский период прошло под несомненным воздействием диалога между славянофилами и западниками. К нему в той или иной степени имели отношение все русские философы XIX в. начиная с 40- х годов. Именно с этого момента самобытная русская философия теоретически начала осваивать проблему «Россия и Европа», осмысливать «рус­скую идею». Основные варианты ее решения предложили как славянофилы (И. Киреевский, А. Хомяков, Ю. Самарин и др.), так и западники (П. Чаадаев. Т. Грановский, В. Белинский, А. Герцен и др.).

Среди западников был мыслитель, чьи взгляды отличались уникальностью. Этим мыслителем-западником был «декабрист без декабря» П.Я. Чаадаев (1794-1856). Одно только напечатанное еще при его жизни первое «Философическое письмо» взбудо­ражило Россию и обессмертило его имя. При помощи истории он пытался решить основные мучившие его вопросы о причинах отсталости России, существования крепостничества и абсолютизма. Причины эти он связывал с православием, которое шло на поводу у царизма, в то время как католичество было независимо, по его мнению, от власти и государства. Главная задача России, по Чаадаеву, в воссоединении ее с другими народами и национальными культурами и с человеческим родом в целом.

Оппонентами П. Чаадаева выступали славянофилы. Славянофильство не было однородным: в него входили как правые - идеологи «официальной народности» А. Шишков, М. Погодин и Др., так и те, кто составил его славу, - А. Хомяков, И. Киреевский, Ю. Самарин. Несмотря на значительные расхождения по целому ряду вопросов, славянофилы сходились в главном:

1) в утверждении православной религии важнейшим условием исто­рического развития России;

2) в мысли, что Запад заканчивает свое историческое развитие и, следовательно, теряет роль лидера в общечеловеческом шествии прогресса;

3) в признании мессианской роли России, которая должна прийти на смену Западу и встать во главе человечества.

Самым выдающимся русским философом, вобравшим мно­гие идеи славянофилов и западников, христианской философии и религии, был B . C . Соловьев (1853-1900), создатель «философии всеединства» - одной из немногих созданных русской мыслью философских систем.

Раннее обращение к философии, изучение ее исторического пути убедило Соловьева, что «философия в смысле отвлеченного, исключительно творческого познания окончила свое развитие и перешла безвозвратно в мир прошедшего». Для В. Соловьева это означало необходимость поиска «новых начал» для философии. Перед ним все четче вырисовывается идея синтеза, «цельного знания», в основе которого лежат мысль разума, факт опыта и догмат веры.

Ядро философского учения В. Соловьева - идея всеединства. Он был убежден, что все имеющиеся философские учения страдали односторонностью. Одни из них считали исходным началом материю, другие - дух, третьи - ту или иную религиозную доктрину. Абсолютным же первоначалом В. Соловьев считал Всеединый дух, охватывающий все основы и начала, все формы бытия и сознания. Разум (рациональное начало) должен быть соединен с эмпирическим опытом, и оба они свое содержание призваны искать в религиозных идеях. Каждый из видов знания выполнял определенную функцию, но не был сам по себе достаточным. Только их синтез вел к действительному «цельному знанию».

XX в.

Экзистенциализм -философское течение, считающее своим предметом человеческую жизнь, человеческое существование.

Его цели, средства и методы принципиально не согласуют­ся с традициями академической философии. Экзистенциальная интерпретация важнейших философских проблем базируется на предельно специфической предпосылке. Эта предпосылка состоит в допущении особого - экзистенциального - способа мышления. Его содержание - это внерациональная логика антиспекулятивных понятий из области аксиологии, морали, эстетики и т.п. Его метод является субъективным, поскольку экзистенциальное мышление следует релятивным установкам индивидуального, как правило, сознания. Экзистенциализм имеет своих предшественников в лице Б. Паскаля (1623-1662) и С. Кьеркегора (1813-1855). К ним иногда относят М. Унамуно (1864-1936), Ф. Достоевского (1821-1881), ф. Ницше.

Развитие экзистенциализма в России связано с именами Л. Шестова  и Н. Бердяева, (в Германии М. Хайдеггера и К. Ясперса, во Франции Ж.П. Сартра и А. Камю). Для философского стиля мышления экзистенциализма, часто использующего для своего выражения язык искусства, характерно стремление «понять» бытие как нечто непосредственное и преодолеть рационалистическую ограниченность интеллектуализма.

 Русская философия XX в. разделила судьбу русского народа и его культуры. Испытав несомненный взлет в начале века, она после революции 1917 г. постепенно утратила национальное своеобразие своих сущностных характеристик, превратившись в интернациональную марксистско-ленинскую философию, чем она очень гордилась. Идеалистическими направлениями русской философии XXв. культивировались не политические, а нравственные или религиозные пути спасения России. Эта направленность русской философской мысли могла быть осмыслена в категориях свободы, совпадения идеала и действительности.

Как материалистические, так и идеалистические течения русской философии были далеки от схоластицизма и абстрактных схем, были философией жизни. Для них характерно преимущественное внимание к проблемам философии истории, социологии, проблеме человека, этики, т.е. тем, которые напрямую выводили на решение животрепещущих проблем современности. Русская философия утверждает нерасчлененность субъекта и объекта. Субъект познания в ней не отражает бытие, как, например, в английском эмпиризме, не тождественен бытию, как в немецком панлогизме, а выступает как факт внутри бытия. Онтологизм означает не просто примат реальности над «чистым сознанием», но означает включенность познавательного процесса в жизнь субъекта в мире. В результате бытие превращается в событие, или в «житие». Другими словами, русская философия осмысливает объективную реальность не как безличную, противостоящую реальности, а переживает ее как свою судьбу, сопрягая, таким образом, гносеологию с оценкой и моралью. Это, правда, не означало, что в русской философии этого периода не разрабатывались так называемые метафизические проблемы онтологии, методологии, гносеологии.

В XX вв. в русской философии больше, чем раньше, обна­руживается тяга к синтезу знания, к обретению подлинно «цельного знания», объединяющего в себе философию, науку и религию.

В конце XIX в. промышленное производство развивалось настолько бурно, что порой доходило до самоотрицания, а автоматизация производства приводила к механизации духа. В этой ситуации наиболее прозорливые и совестливые русские мыслители предупреждали: «Человека забыли!» (А.П. Чехов).

Годы первой мировой войны, революции 1917 г., гражданской войны, послереволюционных преследований инакомыслящих со стороны победивших большевиков постепенно снизили потенциал этого развития, сведя его на нет, хотя о полном прекращении существования русской философии говорить нельзя поскольку даже после 1917 г. выходили философские журналы и книги отдельных философов-идеалистов. Однако судьба русской философии была предопределена. Начался «исход» русских философов за пределы родины. Часть из них эмигрировала самостоятельно: П.Б. Струве (1917), П.И. Новгородцев (1917), Л.И. Петражицкий (1918), П.Н. Милюков (1920), Л.Шестов (1920), В. Иванов (1924), Г.П. Федотов (1925) и др. А в 1922 г.

По инициативе В.И. Ленина была предпринята беспримерная акция по депортации русских мыслителей за пределы России. Высылка шла различными путями, железной дорогой - через Прибалтику и морем - из Севастополя, Одессы, Петрограда. Не по своей воле покинули родину И.И. Лапшин, Н.О. Лосский, С.Л. Франк, Л.П. Карсавин, И.А. Ильин, Б.В. Лковенко, { ф.А. Степун, Н.А. Бердяев, П.А. Сорокин и др. Оставшиеся в России русские философы немарксистской ориентации (П. Флоренский, А. Лосев, Г. Шлет и др.) вскоре были арестованы и большей частью погибли в тюрьмах и лагерях.

Антропологическая ориентация русской философии является общепризнанной ее национальной особенностью. На протяжении всей своей истории она демонстрировала неизменное внимание к проблемам сущности и существования человека, предлагая большой спектр их решения. Начиная с середины XIX в. вопросы существования человека, его ценности, свободы выходят в русской философии на первое место; она вся проникнута тревогой в связи с осознанием несовершенства бытия, наличия в нем иррациональных начал. Неудивительно, что именно русская философия еще в начале XX в. сформулировала и предложила решение основных вопросов философии существования - экзистенциализма, став как бы предтечей ее европейских течений.