История распространения наркотиков в России

Рассмотрение любого явления без достаточного изучения накопленного опыта, без знания его истории не будет иметь под собой научного обоснования. Историческая характеристика перемены социально-исторической, общественно-политической жизни любого государства во все времена никогда не начинается с "нуля".

Всякие изменения в жизни происходят на ранее заложенном фундаменте с учетом сформировавшегося образа жизни, обычаев и традиций. Зная прошлое, легче ориентироваться в настоящем, в происходящих событиях, видеть перспективу на будущее.

Нити прошлого объективно тянутся в будущее, какими бы тонкими они ни были, помогают с большей уверенностью оценивать окружающую среду, условия и обстановку, в которых происходят перемены. В этой связи история наркомании и незаконного оборота наркотиков позволяет понять эту проблему в многомерной плоскости и составить о ней объективное представление.

Мы считаем, что совершенствование мер борьбы с незаконным оборотом наркотиков невозможно без знания истории теории вопроса, организационных и правовых основ деятельности органов и учреждений, ее осуществляющих. С давних времен одним из лекарств, широко практикуемых врачами, считался опиум. Его использование в России, по-видимому, следует отнести к концу XVI в., когда в 1581 году в Москве организовалась первая царская аптека с английским аптекарем Джеймсом Френчем, привезшим с собой среди прочих и названное лекарство. Впоследствии русские цари закупали его непременно у англичан, а позднее - на Востоке[1].

Наиболее интенсивно лечили опиумом психически больных и алкоголиков. Причем подобный опыт, как правило, перенимался от иностранных специалистов.

Например, в 1833 году профессор Спасский настоятельно рекомендовал “пьяниц горьких” пользовать от “белой горячки” по методу доктора Паули, англичанина, советовавшего больному поутру выпивать небольшую рюмку водки, а на ночь принять один-два грана (один гран равен 64,8 мг) опия в экстракте и натереться мазью, настоянной на опиуме же...

Естественно, алкоголизм у таких пациентов постепенно подменялся привычкой к опиуму, и человек начинал страдать опиоманией.

Позднее этот вид наркомании активно пытались лечить изобретенным к тому времени морфием (1803-1817гг.). По этому поводу журнал “Современная медицина” писал в 1866 году: “...Морфий всегда действует и не требует увеличения приема, то есть больные к нему не привыкают, как привыкают к опию”. И хотя уже в 1871 году доктор Лер отметил случаи привязанности и к морфию, в 1898 году Шарль Рише по-прежнему доказывал, что “у детей не образуется привычки к морфию и маленькие дозы дают больший эффект; у привычных же потребителей и колоссальные дозы не дают токсического действия”.[2]

Нездоровое любопытство к наркотику подогревали и появившиеся к тому времени врачи-наркоманы. В 1866 году в России пропагандировался опыт некоего профессора Нусбаума из Берлина, имевшего 2000 самостоятельных инъекций морфия “по причине болезни головы”...

Очередным “лекарством”, применяемым в лечении вышеперечисленных наркомании, стал кокаин, открытый в 1855 году.

Алкоголизм, опиоманию, морфинизм и кокаинизм пробовали лечить изобретенным во второй половине XIX в. героином. Такая практика тоже ни к чему хорошему не привела. Более того, М. Брейтман в 1902 году настоятельно рекомендовал героин со страниц одного медицинского издания широкому кругу публики как препарат, “вентилирующий легкие”, что в первую очередь предназначалось для русских спортсменов. Предлагалось его употреблять и в “антибронхиальных” целях. А, по мнению доктора Ладыженского, дозы героина в случае привыкания к нему следовало обязательно увеличивать! И только в 1923 году отечественный психиатр С. И. Каган сделал, наконец, вывод о недопустимости лечения наркомании наркотиками, запоздало, признав многочисленную и долговременную практику своих коллег-предшественников “ошибочной”...

Статистика не располагает сведениями о количестве жертв подобных способов лечения. Однако и по сей день в ряде стран принцип “клин клином вышибают” в ходу. На Западе (а сегодня пытаются и в России) при лечении героиноманов активно используют метадон. Вместе с тем этот препарат чаще употребляется наркоманами как самостоятельно, так и в смеси с другими наркотическими средствами - для повышения “качества” эйфории. И, нет среди наркологов согласия - полезен этот метод или нет...

Последний “лекарственный” толчок в распространении бытовой наркомании отечественная медицина дала в конце 20-х годов, когда на селе стали открыто рекламировать и продавать пасту опия. Ее стали интенсивно использовать крестьянки, дававшие наркотик грудным детям вместо более безобидного отвара мака, не всегда имевшегося под рукой. Делалось это в целях успокаивания детей на период хозяйственных работ матери. Началась эпидемия детской наркомании. “Детей-опиофагов в нашем уезде много”, — писал сельский врач К. К. Верещагин из Тамбовской губернии...

Интересна роль в распространении немедицинских знаний о наркотиках в России и со стороны “пишущей братии” - литераторов и Журналистов. Волна подобной информации о наркотиках пришла из-за рубежа.

Вскоре по примеру “Клуба гашишеедов” начали образовываться “тайные” общества наркоманов в России. Их расцвет достиг кульминации вероятно в начале нашего столетия, а внутренняя жизнь наиболее удачно нашла свое описание, по-видимому, в киносценарии для немого кино неизвестного сегодня кинодраматурга Ливерия Авида(1916).

Не менее занимательна история привнесения наркотических средств в нашу страну извне за счет старания отечественных ученых. Например, известный русский востоковед (тюрколог, иранист, монголовед) И. Н. Березин (1818-1896) во время пребывания в Каире в 60-х годах XIX в. познакомился с воздействием гашиша на психику человека. Несмотря на отмеченную ученым опасность от употребления дурмана, он всячески одобрял бытовое использование гашиша и был убежден в том, что этот наркотик “при умении удержаться от излишеств просто безвреден”, а также что наша северная конопля, как и южная, хоть и в меньшей степени, но имеет одурманивающего свойства...[3]

Мы думаем, что все-таки решающую роль в создании благоприятной среды для широкого употребления наркотиков сыграли незадачливые медики, литераторы и путешественники. Недальновидная активность этих “специалистов” в распространении наркомании и наркотиков не коснулась крестьян, рабочих, мастеровых людей, а нашла отклик в обеспеченных, грамотных слоях общества. Простой народ все это время заливал свои чаяния алкоголем - ядом, не менее опасным для здоровья нации, чем наркотическая отрава.

Интенсивное, масштабное распространение наркотиков начало ощущаться с развитием восточной колониальной политики царской России, когда огромный поток крестьянства и казачества двинулся для освоения новых земель в Среднюю Азию, на Дальний Восток. В те времена на 20 млн. мусульманского населения (1880) приходилось до 800 тыс. потребителей только гашиша. И это число считалось заниженным, так как, по свидетельству доктора Л.В. Анцыферова (1923), в Средней Азии “редко можно было встретить коренного жителя, не познакомившегося хотя бы раз в жизни со вкусом и действием “наши” (гашиша - прим. авт.).

Контакт между двумя расами людей привел среди прочих последствий и к тому, что, по выводам современников, “коренное население прививало пришлому гашишизм, последнее прививало коренному - алкоголь”.

Уже в 1878 году генерал-губернатора Туркестанского края предупреждали о возможных последствиях для жителей европейской части России, если местными властями не будут предприняты решительные меры для борьбы с наркоманией среди азиатских мусульман.

Говоря о проблеме бытовой наркомании и процветавшем многие столетия наркобизнесе в Азии, поневоле приходится затрагивать чрезвычайно важные вопросы национальных взаимоотношений. В этой связи требует своего рассмотрения и роль китайских мигрантов XIX-XX в.в. в деле распространения наркотиков на территории Российской империи.

Развязанный Англией в XIX в. наркогеноцид по отношению к китайскому народу (“Опиумные” войны 1840-1842, 1856-1860 гг.) обернулся трагедией для населения не только Поднебесной империи, но и сопредельных государств, в частности, приграничных с Китаем территорий России. Приобретя статус доходного товара, опиум распространился от южных провинций Китая до его северных владений по линии Кашгар — Кульджа и Дальнего Востока.[4]

С 1871 по 1881 годы русские войска, находясь по приглашению манчжур на территории Китая в Илийском крае (так называемая “Новая территория” Цинской империи — Синьцзян), еще сдерживали волну наркотиков. Отвод войсковых частей обратно, в Туркестанский край, повлек за собой отток из Поднебесной некитайских народов, сочувствующих России, — уйгуров (таранчи), дунган и казахов. К 1881 году на российскую территорию их перешло не менее 200 тыс. человек.

К сожалению, многие представители этих этнических групп успели заразиться в Китае наркоманией, а уйгуры и еще более дунгане (мусульмане по вероисповеданию) — овладеть приемами наркобизнеса. И если в Туркестанском крае из-за кочевого образа жизни тамошнего населения (киргизов и казахов) культура опийного мака не приживалась, то, начиная с 80-х годов XIX в., его активно начали высевать мигранты.

В такой же закономерной последовательности складывалась наркоситуация и на Дальнем Востоке. Если верить наблюдениям известного русского ученого-этнографа В.К. Арсеньева, эмигранты из Китая и Кореи повсеместно арендовали у приморских и приамурских крестьян и казаков земли, предназначенные под хлеб, перепахивая их (с зелеными всходами) для посевов мака. Простые люди, получая от аренды пашни денег больше, нежели они могли выручить от культивирования пшеницы, отучались от труда, предавались праздности, безделью, пьянству и наркомании, которая постепенно распространялась среди аборигенов, колонистов, затем жителей Камчатки, Сибири, Поволжья.

Характерен, на наш взгляд, следующий факт. В 1915 году, после издания Николаем II закона о запрещении посевов опийного мака, на имя директора департамента полиции Российской империи сенатора графа В.А. Брюн-де-Сент-Ипполита и еще шестерых адресатов из Правительства от жены есаула Шестакова (Полавский уезд Приамурского края) поступила телеграмма с угрозой: в случае уничтожения 8000 десятин (11 600 га - прим. авт.) с посевами опийного мака 4000 арендаторов устроят “полный разгром” ввиду “сильного среди них брожения”[5].

Канал распространения наркотиков “Азия — Европа” существовал в немалой степени благодаря продажности работников правоохранительных органов, собирающих огромные взятки с торговцев наркотиками. “... Самое большое зло в водворении контрабанды кроется в продажности чинов этой стражи”, — так характеризовали своих коллег по оружию контрразведчики из жандармерии. “...Соблазн вошел в кровь и плоть пограничной стражи”, — добавляли они. Так же характеризовал чинов полиции и таможни Средней Азии авторитетный исследователь И.С. Левитов, неоднократно наблюдавший, как покрываются “грешки” и “грехи” притоносодержателей и сбытчиков наркотиков. Да и высокие сановники, чего скрывать, изрядно “грели” руки на незаконном обороте наркотиков.

Вот далеко не полный перечень обстоятельств, способствовавших созданию в предреволюционной России благоприятной почвы для наркомании, для ее взрыва в первые десятилетия советской власти и постоянном присутствии в условиях наших дней.

Одна из причин заключалась в неведении медиков относительно вредных последствий толком не проверенных методик лечения наркомании наркотиками и слепого копирования своих западных коллег. Эта “наивность” продолжает эстафету и сегодня.[6]

Что касается торговцев наркотиками, то этот вид смертоносного бизнеса не имеет национальных признаков и обладает механизмом социальной преемственности так же, как и навыки наркотизма. В нашем случае - это целая историческая схема: англичане - китайцы - дунгане - поселенцы Туркестана (Дальнего Востока) - жители Сибири... Нынче к этой цепочке присоединились колумбийцы, голландцы, нигерийцы и многие, многие другие.