Василь узнал: как и где можно найти Иисуса

Придя домой, и, утаив от своих родителей, что посетил собрание штундистов, он сейчас же, чтобы избежать расспросов, улегся в свою постель. Всю ночь он видел себя во сне окруженным этими добрыми, ласковыми людьми, посреди которых стоял незнакомый Василю человек в каком-то странном широком одеянии, какого раньше Василь никогда нигде не видал. Кто-то из сидящих вдруг сказал ему, что это Иисус. Василь увидел, что Иисус смотрит на него взором, полным любви; ему захотелось подойти к Иисусу поближе, так близко, как все эти сидящие вокруг него люди. Он вдруг заметил еще одно свободное место около Иисуса. Иисус Сам приглашает его придти ближе к Нему, занять это место. Сердце забилось от радости, что и он может близко подойти к Иисусу, познакомиться с Ним, сделаться добрым и хорошим мальчиком. Василь хотел сделать шаг вперед, занять предлагаемое ему место, но вдруг вошел его отец. С разгневанным лицом, схватив его за руку, он силой вытащил его вон из помещения, в котором находился Иисус.

От этого тяжелого конца прекрасного сна Василь проснулся. Отец и мать давно уже встали, и на дворе начинало рассветать.

Весь день во время работы по хозяйству Василь думал о вчерашнем собрании, о виденном им чудном сне и его страшном конце. Он знал, что вечером штундисты вновь соберутся для совместного чтения Евангелия и молитвы, и будут говорить о любви Иисуса. Он слышал, как вчера после собрания они сговаривались собраться на сегодня. Ему вновь захотелось посетить это собрание, и он начал обдумывать, как бы ему уйти из дому, не замеченным отцом или матерью. Притом его очень страшил конец виденного им сна.

С большим усердием, чем обыкновенно, Василь помогал вечером своему отцу управляться со скотом. Он хотел теперь быть послушным ему и добрым. Он чувствовал, что Иисус уже и теперь имеет на него Свое влияние, хотя он видел Его только во сне. «Если я буду добрым и послушным, то Иисус; отнесется ко мне с еще большей любовью при встрече», — подумал мальчик.

С нетерпением стал он ожидать наступления cyмерек, когда можно будет незаметно пробраться к хате евангелистов, находящейся на другой улице. Он боялся также, что если кто-нибудь заметит его, идущего туда, то обязательно скажет отцу, а это будет очень плохо

Наконец, настал вечер. Незаметно, одев кожух и шапку, Василь ушел тайком из дома. Он боялся, как бы родители не спросили его, куда идет. Сказать неправду, как делал он прежде, теперь он не хотел, так как чувствовал, что Иисус за это не похвалит; а сказать правду значило - навсегда закрыть себе двери в собрание штундистов. Отец ни за что не пустил бы его туда, это Василь хорошо знал.

Небольшой кружок верующих уже сидел у стола и был занят свободной беседой из Евангелия, когда Василь зашел в хату. Его встретили очень приветливо и пригласили подойти ближе и сесть на скамью рядом с ними. При этом ему показалось, что это было как раз то место, которое ему предлагали во сне прошлой ночью.

Среди собравшихся было несколько человек, как видно, тоже новых посетителей этих собраний, как и Василь, которые задавали верующим различные вопросы, на что последние отвечали чтением Евангелия. Василь ловил и впивал в себя с жадностью каждое прочитанное слово. Все больше и больше понимал он истину о Христе Иисусе и проникался Его любовью. Вчера из проповеди он не мог понять это так хорошо, как сегодня из свободной беседы. Осмелившись, он также спросил о том, что было непонятно для него о Иисусе. А когда настало время разойтись по домам, он уже знал, что Иисус в духе присутствует там, где собраны два или три человека для чтения Его слова и молитвы. Он узнал, что к Иисусу можно обратиться в молитве на каждом месте и во всякое время.

Он вспомнил, что часто говорил неправду, брал из дома, что ему запрещали родители, а потом отрекался, говоря, что ничего не знает о пропавшей вещи. Обижал меньших и слабых детей, часто насмехался над стариками, и еще много дурного делал Василь в своей жизни. Теперь все это вспомнилось ему, и он осознал себя большим грешником, нуждающимся в покаянии. Но теперь он знал, что Иисус Христос умер за него лично, чтобы освободить его от всех грехов.

Не откладывая дальше, он решил сегодня же обратиться к Иисусу в молитве, как обращались к Нему и некоторые из собравшихся. Он не хотел уйти из этого собрания, не получив прощения грехов от Иисуса. С робостью в голосе он заявил об этом всем собравшимся. Все встали на колени и склонили свои головы в молитве пред Богом. Вот помолился один, другой, умоляя Господа принять в число Своих слуг и Василя. Сердце мальчика усиленно билось. Вот - вот сейчас кончится молитва последнего, и он откроет свои уста, чтобы просить Господа о прощении. Больше он уже не может молчать...

Вдруг с шумом раскрылась дверь хаты, и, обомлевши от ужаса, Василь увидел на пороге своего отца с покрасневшим от гнева лицом и палкою в руках. Как молния пронесся перед ним вчерашний сон, сердце замерло... Схватив за волосы стоявшего на коленях Василя, отец повлек его вон из хаты со страшными ругательствами, сопровождая свои крики ударами палки. Из верующих никто не в силах был помочь бедному мальчику, а со стороны прибежавших соседей слышались только лишь поощрения и насмешки.

Наступившая ночь была ужасной для Василя. От сильных побоев рассвирепевшего отца болело все тело, покрытое сплошными кровавыми подтеками и ссадинами, из которых сочилась кровь. Белье присыхало к ранам. Каждое движение вызывало сильную боль. Кошмарные сны преследовали его всю ночь. То он видел, что кто-то сильно тянет его в страшно глубокую балку, дно которой окутано густым туманом, а там наверху он видел стоящего с протянутой к нему рукой Иисуса... То вновь грезилось ему злое лицо отца, стоявшего со своей страшной палкой между ним и Иисусом, к которому он все время стремился подойти.

Утром Василь проснулся от сильного толчка в бок и услышал сердитый голос отца, стоявшего у его постели:

— Вставай, довольно спать, поганая штунда! — прозвучало в его ушах.

Для Василя наступили тяжелые дни, дни испытаний и сильных гонений. Его сердце стремилось ко Христу, стремилось к тем людям, которые собираются и читают Евангелие о Христе. Он еще больше полюбил теперь этих людей. Он видел, как некоторые из них, стараясь защитить его от ударов отца, сами получили от него сильные удары палкой, при этом ни один из них не поднял руки на его отца. Но при одной только мысли пойти туда мороз пробегал по его телу. Долгое время были видны на его теле следы от побоев. Несколько дней он почти не мог двигаться, но отец не давал ему лежать и заставлял работать еще больше, чем прежде. При каждом удобном случае отец предостерегал его от дальнейших посещений штундистов, угрожая поломать ему руки и ноги.

— Лучше мне видеть тебя калекой, чем проклятым штундой, — говорил он Василю. Мать также все время была сурова и немилосердна, часто упрекала, и когда сын стонал от боли, говорила:

— Что заслужил, то и получил, так тебе и надо. С мальства уже начинаешь шататься по разным штундам.

Несмотря на все эти запреты и упреки, сердце Василя, все время стремилось к этим добрым людям, перед которыми он хотел бы выплакать все свое горе. Но это было совершенно невозможно. У него осталось лишь воспоминание о двух чудных вечерах, проведенных среди верующих, и о всем том, что он слыхал там об Иисусе Христе.

Помощь Иисуса

В своей великой нужде в помощи и утешении Василь вспомнил слова одного из читавших там, на собрании Евангелие и говорившего, что Иисус всегда близок к ищущим Его людям и что к Нему можно обратиться во всякое время и на всяком месте со всеми нуждами.

Однажды, находясь на чердаке хаты, куда пошел за кормом для гусей, Василь подумал: «Здесь никого нет, и никто меня не видит и не слышит, но Иисус ведь находится везде, почему бы мне теперь же не обратиться к Нему в молитве?»

Он преклонил колени, но не знал, как начать молиться и что сказать. Он заучил в школе несколько молитв, но не этими заученными молитвами стремилось молиться сердце Василя, он хотел иметь близкое живое общение со Христом, хотел беседовать с Ним, сказать Ему все, все, что тяготило его. После короткого молчания слезы неудержимо полились из его глаз, и вместе с этим полилась тихая молитва из его юного, сокрушенного горем сердца. Он почувствовал близость Господа, как будто тот стоял возле него, возложив Свою руку на его склоненную голову.

Вначале Василь со слезами просил Иисуса, чтобы Он простил ему все его грехи. Затем он излил у ног Иисуса все свое горе и просил помочь ему в дальнейшем быть добрым и любить своих родителей, которые поступают с ним так жестоко. А также просил он, чтобы Господь Сам дал ему силы быть Его верным учеником и выдержать до конца все испытания.

Василь встал после своей первой молитвы с сердцем полным радости и глубокого мира. Теперь он познал Иисуса вполне. В Нем приобрел он самого лучшего Друга, Советника и Утешителя, которому мог открывать свое сердце во всякое время и при всякой нужде.

С этого дня он сделался совершенно другим, неузнаваемым мальчиком. Боязнь новых побоев у него совершенно миновала. Он стал бодрым и веселым. К родителям относился теперь с большей любовью и послушанием, стараясь во всем им помогать и угождать.

Мать Василя первая заметила в своем сыне перемену к лучшему, и сделалась к нему добрее. Василь осмелился однажды заговорить с нею об Иисусе и о тех людях, к которым ему так строго было запрещено ходить. Он думал, что сможет скорее склонить свою мать на сторону Господа, и надеялся, что она лучше его поймет. Но услыхав от сына о штундистах и увидев, что он еще не забыл про них, мать вновь стала к нему очень суровой. Она сообщила обо всем мужу и рассказала ему, что сын склоняет и ее пойти на собрание. В страшном гневе отец вновь накричал на Василя и под страхом сурового наказания раз и навсегда запретил упоминать в доме о штундах.

С одной стороны, Василь был теперь вполне счастлив. Он знал своего Господа и при каждом удобном случае отправлялся на чердак, который сделался для него алтарем, местом беседы с Господом и молитвенного общения с Ним. Эти минуты приносили ему много радости и утешения. Но с другой стороны он все больше и больше чувствовал недостаток в общении и беседе с верующими; ему так хотелось пойти к ним, ибо он любил их теперь еще больше. Его влекло желание поделиться с ними радостью, получаемой им в общении со своим Господом, поделиться тем, что знает теперь Иисуса, что его сердце принадлежит всецело Ему.

Ему хотелось также больше узнать об Иисусе от них, читать вместе с ними Евангелие, которого, к сожалению, у него не было, а достать его он нигде не мог. Все это вместе взятое наполняло печалью его сердце. Наконец, он решил, не обращая внимания на строгие запреты родителей, пойти к верующим. Вскоре он посетил одного из них днем, когда его отца не было дома. Там он встретил много радости, участия и любви. Он рассказал, как ему теперь живется в доме родителей и о той радости, которую он имеет от Господа. Высказал также свою сильную нужду в Евангелии.

После совместной благодарственной молитвы и просьбы о помощи на дальнейшую жизнь, счастливый Василь, ободренный наставлениями верующего брата, получил от него в подарок маленькое Евангелие и возвратился благополучно домой. Это посещение осталось незамеченным родителями, и на этот раз он избежал наказания.

После посещения верующего и получения от него драгоценной книги чердак сделался для Василя не только местом молитвенного общения с Богом, но и местом чтения Евангелия. По окончании чтения он прятал свою любимую книгу между лежащим на чердаке различным хламом. Сильная боязнь, что родители отберут эту книгу, как только увидят ее, не допускала его иметь ее при себе.

Так прошло несколько времени, Василь радовался и укреплялся в вере во Христа чтением Евангелия и молитвой. Но в последние дни его частое и долгое пребывание на чердаке начало вызывать подозрение со стороны родителей, и отец, ввиду этого, стал еще больше следить за сыном.

Однажды, после обеда, увидев что отец лег отдыхать, а мать была занята домашней работой, Василь, улучив удобный момент, поднялся на дорогой для него теперь чердак. Закутавшись от сильного мороза в захваченный с собою материнский кожух, Василь, ничего не подозревая, будучи уверен что отец спит, так углубился в чтение Евангелия, что совершенно не слышал шагов тихо подошедшего к нему отца. Не успел Василь закрыть и спрятать свою драгоценную книгу, как она оказалась в руке рассвирепевшего отца. Половина оторванной при этом страницы, только что читанной Василем, осталась в его сжатой руке.

— Ты достал уже где-то штундистскую книгу! — закричал отец, смотря на побледневшего от испуга сына.

Страшные побои, от которых потом всю неделю болело все тело, посыпались на бедного беззащитного страдальца за Христа. Никто не мог слышать его стонов, никто не мог видеть его окровавленного, лежащего у ног свирепого отца, и освободить от сыпавшихся ударов. Видел и слышал лишь тот, за которого он страдал. Уставший от истязания отец принес его в хату почти без сознания.

Беседа со священником

Вечером того же дня, управившись со скотом, отец, посоветовавшись с женою, отправился к сельскому священнику, захватив с собою отобранное у Василя Евангелие. Священник давно уже знал, что Василь посещал собрания евангелистов и даже молился вместе с ними. На второй день ему было все сообщено. Об этом знала уже вся деревня.

— Ну что, Григорий, — обратился священник к вошедшему в комнату крестьянину, — наверно, пришел относительно своего сынка?

— Да, батюшка, пришел относительно этого, — проговорил вошедший, садясь на предложенный ему стул. — Я пришел просить у вас, отец Алексей, совета; сам я совершенно ничего не могу сделать.

— Знаю, знаю, Григорий, мне уже давно говорили, что твоего сынка совратили эти неверные нехристи. Все-таки это хорошо, что ты пришел прямо ко мне. Сынок-то твой ведь еще малолетний, с ним, пока он в твоих руках, можно сделать что угодно. Расскажи-ка ты мне по порядку, как он мог попасть туда, к этим еретикам, как они завлекли его к себе? Ах, отцы, отцы, — добавил с глубоким вздохом священник. — Вы должны были бы лучше следить за своими детьми, должны бы стараться, чтобы они сохранили свою святую православную веру и не сделались погаными раскольниками и еретиками, подобными этим штундистам, молящимся Богу перед шаплыками. И откуда они появились в нашем селении? Вот уже третий десяток лет пасу я мое христолюбивое православное стадо здесь в Михайловке, а вот, поди ты, под старость приходится бороться с лютыми волками, явившимися среди моих овец. Ведь и они когда-то были добрыми христианами, особенно Петр Науменко, его я даже в старосты церковные метил, а он взял да и свихнулся в штунду. Теперь он является их вожаком и много приносит мне горя. Не думал я этого, Григорьюшка, не думал... — При этом он погладил свою жиденькую белую бородку. — Ну, что делать! Как зовут твоего сынка-то?

— Василем, батюшка.

— А сколько ему лет?

— Вот скоро минет тринадцать, батюшка, — ответил Григорий.

— Всего только тринадцать годочков, а он уже бросил свою святую православную веру и пошел в еретическую штунду! Когда это было такое на святой Руси! Ну, да видно такой век настал. А как же это все случилось?

— И сам не знаю, батюшка, — начал смущенный крестьянин, чувствуя перед пастырем свою вину в том, что не усмотрел за своим сыном. — Я несколько раз слышал ваши наставления в церкви, как вы говорили об этих штундистах, что они очень вредные люди и что у них чужая, бусурманская, привезенная из неметчины вера. Все это я старался внушить моей жене и сыну. Он тоже их очень не любил. Я сам видел, как он бросал из-за угла в одного из них камнями. Я радовался, что мой Василь сызмальства ненавидит проклятую штунду, но вот вышло наоборот.

— Их всех нужно было бы перебить или сослать в Сибирь, за чем только смотрит наше правительство? Раза два я уже писал на них к приставу, но он все дает им повадку и оставляет в покое; разрушат они мою церковь, разгонят мое стадо, — заметил отец Алексей.

— Нам с женою никогда и в голову не приходило, чтобы наш Василь когда-либо мог сделаться штундой, — продолжал свой рассказ крестьянин. — Но вот как-то осенью вечером ко мне прибежал сынок Ивана Савченко - они живут как раз по соседству с этим штундистским вожаком Науменко - и говорит мне, что он уже не один раз видел, как мой Василь шел на их собрание. Мне прямо не хотелось, батюшка, верить ему, но он утверждал, что Василь находится там и теперь. Бросив все, я прибежал к этой штундистской хате, заглянул в окно: вижу, все стоят на коленях, знать молятся по-своему. Всмотревшись получше, я увидел, что и мой Василь тоже стоит среди них на коленях. Все во мне так и закипело, почти не помня себя, я вбежал в хату и, схвативши сына, вытащил его оттуда. Штундисты гурьбой бросились было отнимать его у меня, но я бил их палкой направо и налево, выбежали соседи и помогли мне уйти. Еще там же по дороге и потом дома я дал ему хорошую взбучку и думал, что он навеки откажется от этих штундов. Он, правда, больше уже не ходил к ним. Мы с женою уже поговаривали, что Василь, наверно, совершенно забыл про них. Но оказалось совсем не так. Наверно, он как-либо украдкой от нас имел с ними встречу. Мы начали замечать, что он, уткнувшись где-либо мордою в угол, молится по-штундистски, без икон и не крестится. Мне хотелось прямо разорвать его, когда я это заметил, но я все терпел, думал, что со временем он оставит всю эту дурость.

Один раз, когда меня не было дома, он начал уговаривать мать пойти с ним на штундистское собрание. Наверно, его научили штундисты. Он говорил, что они очень хорошие люди и что это неправда, будто они молятся, танцуя вокруг шаплыка. Но что они читают Евангелие, говорят о Христе и поют хорошие песни. Я был сильно разозлен, когда мне рассказала жена о его попытке, и строго пригрозил ему, и он, было, снова утих.

Последнее время мы стали замечать еще одно: он каждый день по несколько раз без дела лазил на чердак и просиживал там иногда очень долго. Я начал следить за ним. Сегодня, когда он снова по своему обыкновению забрался туда, я тихонько поднялся за ним. Смотрю, а он, щенок, завернувшись в шубу матери, сидит, уткнувшись носом в какую-то книгу, наверно, штундистскую.

Отобрал я у него эту книгу и дал ему снова хорошую взбучку, которую он, надеюсь, будет всю жизнь чувствовать. Теперь вот я и пришел к вам, отец Алексей, за советом. Принес вам также просмотреть и эту книгу. Сам-то я читать не умею, не учился я сызмальства. Посоветуйте, что мне сделать, как бы отвратить мальчика от этой вредной штунды? — С этими словами, вынув из кармана отобранное у Василя Евангелие, он передал его священнику.

Около получаса перелистывал отец Алексей переданное ему Евангелие, которое, кстати, ему не приходилось читать самому лично с целью Его исследования, но лишь иногда по обязанности. В Евангелии было множество мест, подчеркнутых пером его первым владельцем. Останавливая на них свое внимание, от времени до времени священник пожимал плечами, делая различные гримасы. Григорий все время молча наблюдал за своим духовным наставником. По поведению пастыря он заключил, что эта книга содержит в себе нечто страшное, чего не следует знать православному христианину. Наконец, закрыв книгу и сняв с запыленного нюхательным табаком носа очки, священник проговорил:

— Хорошо, очень хорошо, Григорий, что ты пришел прямо ко мне, а не искал других грамотеев, чтобы прочитать эту книгу. Это действительно опасная штундистская книга. Посмотри, посмотри, какая здесь масса условных знаков и черточек. Тут и черные, и красные, и синие штрихи, все они что-то значат. Опасно это, очень опасно. — При этом он показал несколько подчеркнутых в Евангелии мест. — А тебе, Григорьюшка, вот какой в этом случае будет совет: ты еще раз хорошенько накажи своего сынка и еще строже запрети ему иметь какое-либо общение со штундами. Да и сам получше наблюдай за ним, дабы он не заглядывал туда тайно от тебя. Дай пятачок на конфеты сынку Петра Савченко, так он с радостью будет наблюдать за хатой штундистов и донесет тебе снова, если увидит там твоего Василя. Славного сынка имеет Савченко, вот уже с юности защищает он мать-церковь православную. А эту книгу на глазах Василя брось в печку, пусть она сгорит, это будет самое лучшее. Я же напишу жалобу нашему приставу, пусть накажет штундов, что они начинают совращать даже несовершеннолетних детей. А дальше увидим, как это все будет действовать. Ах, если бы поскорее истребили этих совратителей из нашей православной среды! Да, плохие времена настали, Григорий, плохие. Что-то будет дальше?!

Совет отца Алексея был выполнен с большой точностью. Бедный Василь! Он вновь получил сильную порку отцовским кнутом. Не зажившие еще от недавних побоев раны были снова разорваны и причиняли еще сильнейшие страдания бедному мученику. Евангелие же через несколько дней было брошено при нем в огонь топившейся печи.

— Смотри, проклятая штунда, если ты будешь снова посещать твоих друзей и молиться по-ихнему, и тебя изжарю в печи, как твою книгу! — угрожающе заметил при этом отец.

Потеря Евангелия была для Василя гораздо тяжелее, чем все отцовские побои и истязания. Без этой Книги Жизни он вновь почувствовал свое полное одиночество. Его молитвенное общение с Господом на чердаке также теперь совершенно прекратилось, так как родители начали следить за каждым его шагом и если замечали, что он где-либо молится, старались сейчас же его наказывать.

Изгнание из дома

Так тянулась жизнь Василя в родительском доме до самой весны. Когда земля освободилась от своего снегового покрова, все снова зацвело, зазеленело. Вся природа, освободившись от леденящего холода, вновь ожила. Начались полевые работы, и Василь, оправившись от своих ран, стараясь быть полезным своим родителям и послушным Иисусу, помогал отцу, как никогда прежде.

Весна, принесшая земле освобождение от зимних оков, принесла с собою много радости и свободы Василю. Теперь его отец, всецело занятый с утра до вечера полевой работой, не мог, да и как будто не старался следить за каждым его шагом, и он имел теперь возможность видеться с верующими, беседовать и молиться вместе с ними. Иногда он встречался с ними в степи или же, проезжая по деревне, забегал в дом одного или другого верующего, где всегда встречал много любви и участия. С благодарностью получил он от них в подарок еще одно маленькое Евангелие, с которым больше уже никогда теперь не расставался и пользовался каждым удобным случаем, чтобы остаться наедине и углубиться в чтение. Читая Евангелие, он почувствовал, как будто Сам Иисус, стоя около него, говорит чудные слова своими устами ему, Василю. Так сладко звучали для него слова: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». «Да, Иисус, Ты сделал и мое сердце чистым и кротким, и я узрю Тебя», — говорил он вслух, подняв к небу наполненные радостными слезами глаза.

Ободрившийся и как бы совершенно оживший, он все чаще и чаще начал говорить об Иисусе своей матери и даже отцу. Вся деревня уже знала его, как совершенного штунду, читающего свое штундистское Евангелие и молящегося по-штундистски, без креста и икон. Его сверстники удалились от него окончательно или же насмехались над ним.

Несмотря на наказания отца, который от времени до времени добросовестно выполнял данный ему священником «добрый» совет, и на насмешки других людей, Василь начал иногда, в праздничные дни, открыто, перед родителями и другими односельчанами посещать собрания верующих, участвуя с ними в молитвах. Начал еще больше свидетельствовать об Иисусе окружающим.

Когда над ним насмехались, он молча вынимал из кармана свое неразлучное Евангелие, читал из него отрывок о страдании Христа и говорил:

— Хорошо, я теперь буду молиться за всех вас. Иисус, находясь на кресте, молился за тех, которые Его мучили, чтобы и вы узнали, что Христос вас любит!

В таких случаях он встречал чаще всего еще больше ругательства и насмешки, но не унывал. Он знал, что и его Господа тоже гнали и преследовали. Не даром Иисус сказал: «Если Меня гнали, будут гнать и вас». И когда это случалось, Василь всегда радовался и благодарил Иисуса, что его гонят и ругают не за худые дела, как это было раньше, но за Него, благодарил за то, что слова Иисуса сбывались так явно и на нем.

Все более убеждаясь, что ничего не помогает и что он не в силах остановить сына, отец окончательно потерял терпение. Однажды, после совещания с женой, он снова отправился к священнику за советом. Отец Алексей на этот раз был суров и неразговорчив. Он встретил крестьянина упреками.

— Ну, что же, Григорий, видно, мой совет относительно сынка был тобою забыт, пренебрежен. Сынок-то твой, как я слышу, совершенно перешел в штунду. Что же, такие, видно, настали времена; не хочешь ли и ты перейти в штунду, оставив свою святую православную веру? Ах, Григорий, Григорий, сколько заботился я о спасении твоей души, и у тебя в доме завелась штундистская ересь! Не думал я этого, не думал, Григорий.

Молча стоя с опущенной головой, ломая бессознательно в руках свою фуражку, стоял крестьянин у порога пастырского дома, чувствуя себя виновным перед духовным отцом.

— Грешен я, грешен, батюшка, не мог удержать сына, не было у меня сил, сам я в штунду не пойду, боюсь я погибели моей души. Как верили мои отцы, так буду верить и я. Ненавижу я штунду всей душой. Не знаю, что сделал бы я им, если бы не боялся ответственности. Иногда у меня являлась мысль: запалить бы эту проклятую штундистскую хату вместе с ними, когда они там собраны. Пусть пожарятся здесь, прежде чем пойдут в ад! Ах, отец Алексей, не знаете вы, как кипит у меня все вот здесь! — при этом крестьянин ударил рукою себя в грудь.

— Что же, Григорьюшка, хорошие мысли приходят тебе в сердце, хорошие. От Бога они. Для защиты матери-церкви можно решиться на все. Вот на западе еретиков сжигали открыто на кострах, это наши власти смотрят что-то сквозь пальцы. Вот и теперь моя жалоба приставу оказалась недействительной; нет им запрету. Думаю подать жалобу выше, быть может, в министерство. Ну хорошо, что же ты хочешь теперь, Григорий? Я погорячился, перебивая тебя. Потолкуем теперь в мире.

— За советом, помощью и за вашими святыми молитвами пришел я нынче к вам, батюшка. Не оставьте меня, не гневайтесь, — лепетал растерявшийся от упреков духовного отца крестьянин.

После разговора о жизни и поведении Василя, отцом и священником было вынесено крайне жестокое решение, а именно: хорошенько наказав Василя, выгнать его совершенно из дома.

Надвигались вечерние сумерки, пришедший с пастбища скот был загнан в хлев, и Василь вместе с родителями сидел за столом, кончая ужин. В дом зашли два соседних парня. При их входе мать посмотрела вопросительно на мужа и, встав из-за стола, вышла из дома. Она уже знала причину прихода соседей и, как ни была враждебно настроена к сыну, все же не хотела быть свидетельницей его истязаний. По взглядам отца и соседей Василь понял, что здесь что-то должно сейчас произойти, ему стало жутко оставаться среди них. В руках одного из пришедших он увидел две розги, скрученные из свежих ивовых прутьев. Сердце его усиленно забилось. Выйдя из-за стола, он хотел как можно скорее выйти на улицу вслед за матерью, но был задержан. Подошедший отец взял его за руку и, смотря на сына жестокими глазами, спросил хрипящим, задыхающимся от гнева голосом:

— Оставишь ли ты штунду? Говори сейчас. Или штунда, или смерть! Сейчас мы спустим с тебя шкуру, довольно нам терпеть!

Бледный, весь дрожа, испуганно смотря то на отца, то на пришедших парней, со слезами на глазах Василь произнес едва слышным голосом:

— Делайте со мною, что хотите, но я не оставлю Иисуса!

— Ах, вот как? — прохрипел отец. — Так получай! Сильная загрубелая рука крестьянина опустилась на голову сына. Все закружилось, в глазах показались красные и зеленые искры. Василь как подкошенный упал на пол. Два здоровых парня, обнажив его тело, сели на него, один на ноги, другой на голову. Прорезав воздух, свистнула розга и опустилась на растянутое на полу обнаженное тело, оставив за собой темную, вздувшуюся полосу. Удары посыпались один за другим. Слабые стоны наполняли полумрачную комнату несколько минут, потом и они замолкли. Удары продолжались...

— Оставь, сосед, довольно; мы, наверно, уже у били его, он не движется больше; не пришлось бы потом отвечать! — Рука с розгой повисла... Несколько минут молча смотрели друга на друга соседи.

Василь долго лежал без движения, без признаков жизни.

— Принесите ведро холодной воды, — раздался в полумраке хриплый голос крестьянина... Вылитая на тело холодная вода привела Василя в сознание, послышались слабые стоны...

— Жива еще штундистская душа, — заметил с искривленной усмешкой отец. Соседи молча сидели у стола.

Через полчаса после истязаний совершенно измученный юный страдалец за Христа без одежды и обуви был выброшен из родительского дома на улицу.

Новый приют

Что было делать бедному изгнаннику? Он находился в полусознательном состоянии. Едва держась на ногах, прислонясь к стене, чтобы не упасть, простоял он минут пять около дома.

— Не оставь меня, дорогой Иисус, помоги. Ты видишь, что я не могу стоять на ногах, все так кружится вокруг, все так болит у меня, укрепи меня. Дай мне силы дойти до дома, где живут твои дети, — прошептал Василь тихую молитву и как в бреду, шатаясь из стороны в сторону, направился по улице селения.

Было уже совершенно темно, жители селения, уставшие от дневных забот в поле, все спали. Никто не видел движущейся мимо домов тени, издающей иногда тихие стоны. Встревоженные собаки начинали лаять одна задругой, тогда тень прислонялась к ближайшей стене и обыкновенно злые животные приближаясь к тени, начинали ласкаться, как бы сочувствуя страдальцу. Господь, ради которого он страдал, поддерживал его своей рукой, давал силы идти и охранял от злых сторожевых псов.

Дойдя до одного дома, Василь постучал несколько раз в окно. Через несколько минут из открывшегося окна показалась голова крестьянина. — Кто там? — раздался его заспанный голос.

— Это я, Василь, — отозвался стучавший, — впустите меня в хату, мне так больно, и я не могу стоять.

В доме засуетились, показался свет от зажженной лампы и через несколько минут крестьянин ввел измученного Василя в хату. Разбуженное семейство, увидев избитого мальчика, пришло в ужас. Около часа хлопотали добрые друзья Василя, обмывая и перевязывая, как могли, его раны. Наконец, переодетый в чистое белье, с большой заботливостью и нежностью он был уложен в постель, в которой пролежал несколько дней.

Когда Василь встал с постели, несколько верующих братьев собрались для совещания как поступить дальше. Они не имели возможности оставить Василя у себя из-за преследования священника и властей, которые могли наказать их очень строго за совращение в ересь несовершеннолетнего. Поэтому, решив снабдить его одеждою и бельем, посоветовали ему пойти в соседнее торговое местечко П., где также находилась небольшая группа верующих, и при их помощи подыскать там какую-либо работу. Василь от всего сердца был благодарен верующим за их заботу и рад предложенному ими плану.

Стояли жаркие летние дни. Крестьяне начали уже убирать с полей созревшие хлеба. Живущий в местечке П. Феодор Бондаренко возвращался с поля с арбой, полной зрелой пшеницы. Его преклонный возраст требовал уже замены более молодым работником. Ему уже трудно было подниматься на нагруженную арбу.

По дороге с поля он размышлял, как хорошо было бы иметь еще одного подростка-мальчика, который мог бы заменить его при перевозке пшеницы. Своих детей у Бондаренко не было и, имея довольно большое хозяйство, он все время пользовался наемными рабочими.

Подъезжая к воротам своей усадьбы, Бондаренко увидел стоявшего, как видно, только что подошедшего к дому мальчика, который обратился к нему с вопросом:

— Здесь ли живет штундист Бондаренко?

Слегка улыбнувшись, Бондаренко ответил, что он сам и есть этот штундист... Лицо мальчика озарилось радостной улыбкой. Он сообщил, что сам он тоже штундист и нашел здесь своих братьев во Христе.

Заехав во двор и оставив лошадей, Бондаренко пригласил мальчика зайти в хату. Через несколько минут он уже знал всю историю изгнанного из дома Василя. Прочитав принесенное им от верующих его деревни письмо, в котором была просьба помочь Василю найти приют, он с радостью согласился оставить его у себя. Он видел, что Господь сам ответил сразу на две нужды верующих в Него людей.

Василю нужен был приют, поддержка верующих людей в его жизни по вере; ему же самому нужен был помощник, которого Бог послал прямо в дом.

Теперь жизнь Василя изменилась совершенно. Верующие брат и сестра Бондаренко, не имея своих детей, полюбили мальчика всем сердцем, как сына. В свою очередь он тоже полюбил их и старался быть им полезным во всем так, как научил его Иисус. По праздничным дням он мог теперь без всяких препятствий и опасений посещать собрания верующих, исследовать вместе с ними Священное Писание и петь духовные гимны, которые он особенно любил.

Так прошло два года; Василю шел уже шестнадцатый год. Он очень вырос и окреп за это время спокойной жизни у людей, заменивших ему родителей. Также сильно укрепился он и в вере в Господа, часто читал Евангелие другим и свидетельствовал о своем Искупителе. Он был совершенно счастлив в Господе. Но иногда его сердце наполнялось тяжелой тоской по своим родителям, и Василь горевал, что они не знали Иисуса и что он, находясь вдали от них, не мог ничего сказать им о Христе. Он знал, что они неграмотны, так что сами читать Евангелие не могут, а на собрание верующих не пойдут. Все это очень тяготило его сердце. Он все еще не оставлял своего первого, возникшего в тот осенний вечер намерения, познав Иисуса, привести к Нему и своих родителей. Но теперь он чувствовал, что лишен всякой возможности это сделать. Однако не переставал постоянно молить за них Господа и был всегда уверен, что Иисус слышит его молитвы и в свое время ответит на все его просьбы о родителях, как уже неоднократно отвечал на другие просьбы.

За истекшие годы своего изгнания Василь еще ни разу не видел отца с матерью. Он слышал, что они оба были здоровы. Слышал также, что отец при каждом воспоминании о нем продолжал ругать его и еще больше ненавидел живущих в их селении верующих. Знал также, что отец иногда по воскресным дням приезжал вместе с другими в П. на базар; но в это время Василь бывал всегда на собрании. Сам же отец его, видно, мало интересовался судьбой сына и не стремился узнать, где он и что с ним. Он знал, что Василь живет где-то в П. у одного из штундистов, и этим он оставался довольным.

Молитва услышана

Однажды в воскресенье Иван Михайленко, руководящий общиной верующих в П., заболел. Некоторые члены общины читали очень плохо, остальные были совершенно неграмотны, поэтому просили Василя, чтобы он читал Евангелие на утреннем собрании. Сердце Василя, всецело преданное Иисусу, было наполнено любовью к Нему. Он уже много свидетельствовал о Христе отдельным лицам, но в собрании и притом перед многими старыми верующими ему было страшно читать Евангелие и говорить о Христе. Все его отказы не помогли, в конце концов, он должен был покориться просьбам верующих, а отеческие слова брата Бондаренко успокоили его совершенно.

Наступил день в его жизни, когда он в первый раз должен был в открытом собрании читать и проповедовать о Христе. Идя в собрание, Василь еще раз прочитал слова Христа: «Кто постыдится Меня в мире сем, прелюбодейном и грешном, того Я постыжусь пред Отцом Моим Небесным».

Помещение, где в это время проходили евангельские собрания, раньше несколько лет подряд было занято пивной лавкой и наполнялось по воскресным дням приезжавшими на базар крестьянами, большими любителями выпить, которые часто оставляли здесь половину своей выручки за проданные продукты. Но теперь вот уже второй месяц пивная лавка была закрыта, а помещение нанято верующими для своих молитвенных собраний. Многие, приезжавшие на базар из окрестных селений, не зная о перемене назн